Джеймс ТИПТРИ

                        ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ШЕЛ ДОМОЙ




     Переброска! Ледяной ужас! Он выкинут куда-то и  потерян...  набран  в
немыслимое, брошен, и никогда не будет известно - как: не  тот  человек  в
самом не том из всех возможных не тех  мест  из-за  невообразимого  взрыва
устройства,  которое  уже   вновь   не   вообразят.   Покинут,   погублен,
спасательный  канат  рассечен,  а  он  в  ту  наносекунду   осознал,   что
единственная его связь с  домом  рвется,  ускользает,  неизмеримо  длинный
спасательный канат распадается, уносится прочь, навсегда недостижимый  для
его рук, поглощен стягивающейся воронкой-вихрем, по ту сторону  которой  -
его дом, его жизнь,  единственно  возможное  для  него  существование;  он
увидел: канат засасывается  в  бездонную  пасть,  тает,  и  он  выкинут  и
оставлен на непознаваемом берегу, где все беспредельно, не то, быть может,
красотой, превосходящей радость? Или ужасом? Или пустотой? Или всего  лишь
своей беспредельностью? Но каково бы ни было место,  куда  он  переброшен,
оно не способно поддерживать его  жизнь  -  разрушительную  и  разрушающую
аберрацию. И он, комок яростного безумного мужества, весь единый  протест,
тело-кулак, отверганий собственное присутствие тут, в этом месте,  где  он
покинут, - что сделал он? Отвергнутый, брошенный изгой,  томимый  звериной
тоской по дому, какой не ведал ни один зверь, по недостижимому  дому,  его
дому, его ДОМУ, и ни дороги, ни  единого  средства  передвижения,  никаких
механизмов, никакой энергии, ничего, кроме его  всесокрушающей  решимости,
нацеленной на дом по исчезающему вектору, последней и единственной связи с
домом, он сделал... что?
     Он пошел.
     Домой.


     Что за поломка произошла в главном промышленном филиале Бонневиллской
ускорительной установки в Айдахо, так навсегда и осталось неизвестным, ибо
все те, кто мог бы определить ее причину, были почти немедленно сметены  в
небытие разразившейся следом за ней еще более серьезной катастрофой.
     Но природа  и  этого  катаклизма  не  была  определена  сразу.  Точно
известно только то, что в одиннадцать часов  пятьдесят  три  минуты  шесть
секунд 2 мая 1989 года по старому стилю Бонневиллские лаборатории со  всем
своим  персоналом  преобразились  в  чрезвычайно  дробную  форму  материи,
сходную   с   высокотемпературной   плазмой,   и   она    тотчас    начала
распространяться по воздуху, что сопровождалось ширящимися сейсмическими и
атмосферными явлениями.
     К несчастью, в зоне этого происшествия находилась  сторожевая  ракета
типа "Мир" в боевой готовности.
     За  несколько  часов  хаоса  численность  населения   Земли   заметно
сократилась, биосфера претерпела  значительные  изменения,  а  сама  Земля
обзавелась некоторым количеством новых кратеров в  дополнение  к  прежним.
Первые  годы  уцелевшие  люди  были  заняты  проблемами  непосредственного
выживания, и своеобразная пылевая чаша в  Бонневилле  пребывала  в  полном
забвении от одного меняющегося климатического цикла к другому.
     Кратер был невелик - чуть больше километра  в  поперечнике  -  и  без
обычного крутого края. Поверхность его покрывало мелкозернистое  вещество,
которое, высыхая, превращалось в пыль. До начала  ливней  поверхность  эта
выглядела почти абсолютно плоской, и  только  при  определенном  освещении
внимательный наблюдатель, если бы он откуда-то там взялся,  мог  различить
практически в самом центре что-то вроде пятна или неровности.
     Через два десятка лет после катастрофы с юга появилась небольшая орда
бронзово-смуглых людей, гнавших стадо довольно-таки атипичных овец. Кратер
теперь выглядел неглубокой круглой вдавленностью, где трава  росла  плохо,
что,  без  сомнения,  объяснялось  отсутствием  в  почве  необходимых   ей
микроорганизмов. Однако выяснилось, что ни эти  чахлые  побеги,  ни  более
сочная трава вокруг овцам вреда  не  причиняют.  У  южного  края  возникло
несколько примитивных землянок, и поперек кратера протянулась еле заметная
тропка, пересекавшая его почти рядом с обнаженным центром.
     Как-то весенним утром на стоянку с воплями примчались двое мальчишек.
Они погнали было овец через кратер, но из земли перед ними вдруг выскочило
чудовище - огромный плоский зверь, который взревел и тут же исчез,  только
молния сверкнула да земля содрогнулась. Остался лишь поганый запах. А овцы
разбежались.
     Поскольку  в  последнем  можно  было  убедиться  воочию,   старейшины
отправились на место происшествия. Никаких следов чудовища  им  обнаружить
не удалось, спрятаться же ему было негде, и  они  по  зрелому  размышлению
задали мальчишкам хорошую взбучку, а  те  по  зрелому  размышлению  начали
обходить  заклятое  место  далеко  стороной,  и  некоторое  время   ничего
необычного не случалось.
     Однако на следующую  весну  все  повторилось.  Теперь  свидетельницей
оказалась девочка постарше, но она смогла уточнить  только,  что  чудовище
словно мчалось, распластавшись над землей, но  с  места  не  двигалось.  И
земля там словно выскоблена. Вновь ничего обнаружить не удалось, но  возле
залысины установили сук с развилкой, в которую вложили зелье  против  злых
духов.
     Когда то же самое повторилось в третий раз год спустя, тропа свернула
далеко в сторону, а к прежнему суку добавили еще несколько.  Но  поскольку
дурных последствий словно бы не было, а бронзовые люди видывали  многое  и
похуже, они продолжали пасти своих овец. Чудовище возникало  внезапно  еще
несколько раз - и всегда весной.
     На исходе  третьего  десятилетия  новой  эры  с  южной  гряды  холмов
приковылял высокий старик, катя свои пожитки на  велосипедном  колесе.  Он
устроил бивак у дальнего края кратера и вскоре, обнаружив заклятое  место,
попытался расспросить людей, но его никто  не  мог  понять,  и  он  просто
выменял кусок мяса за нож. Хотя сразу было видно, что сил у него маловато,
что-то в нем было такое, из-за чего они не решились его убить. И  вышло  к
лучшему, потому что потом он помогал женщинам лечить заболевших детей.
     Старик много времени проводил возле места,  где,  по  слухам,  видели
чудовище, и оказался поблизости при следующем его появлении. Он  пришел  в
большое волнение и совершил несколько необъяснимых, но вроде бы безобидных
поступков - например, перебрался жить в кратер, поближе к тропе. Целый год
он следил за заклятым  местом  и  при  очередном  появлении  чудовища  был
настороже. Затем он за несколько дней выделал колдовской  камень,  положил
его на заклятое место и ушел на север, все так же ковыляя.
     Миновало несколько десятилетий. Ветер и дожди все больше  выравнивали
чашу  кратера,  и  у  края  ее   уже   пересекал   овражек,   периодически
преображавшийся в ложе ручья. На бронзовых людей и их овец напали  люди  с
седыми волосами, после чего уцелевшие ушли на юг. Зимы в области,  которая
некогда была штатом Айдахо, стали теперь теплыми, и влажная земля  поросла
осинами и эвкалиптами. Но не в кратере, который обрел  теперь  вид  совсем
мелкой ложбины, поросшей травой. С лысиной в центре. Небо более или  менее
очистилось.
     Еще три десятилетия спустя более многочисленная орда черных  людей  с
впряженными в повозки волами обосновалась было возле кратера, но  покинула
его  окрестности  после  явления  громового  чудовища.  Забредали  туда  и
одинокие скитальцы.
     Через пять десятилетий на  ближней  гряде  холмов  выросло  небольшое
селение, и тамошние мужчины верхом  на  лошадках  с  темными  полосами  по
хребту пригоняли к кратеру  пастись  свой  горбатый  скот.  У  ручья  была
построена пастушья хижина, которая со временем стала постоянным обиталищем
смуглой  рыжеволосой  семьи.  В  положенный  срок  кто-то  из  них  увидел
чудовище-молнию, но эти люди не ушли.  Они  обратили  особое  внимание  на
камень, поставленный высоким стариком, и оставили его стоять, как стоял.
     Вместо одной  хижины  у  ручья  их  скоро  стало  три,  затем  к  ним
прибавились новые, и тропа через кратер превратилась в проселок,  а  через
ручей был перекинут бревенчатый мост. На середине все еще чуть  различимой
впадины проселок описывал  крутую  дугу,  в  центре  которой  среди  травы
виднелся примерно квадратный метр голой,  странно  утрамбованной  земли  и
обломок песчаника с глубокими насечками.
     Теперь уже все в хижинах знали, что каждую весну неким утром на  этом
месте появляется чудовище, и мальчишки вызывали друг друга на спор: а тебе
слабо стать там! Его обозначили выражением "Старый Дракон". Являлся Старый
Дракон всегда одинаково:  в  громовой  вспышке  возникало  драконоподобное
существо,  которое  словно  мчалось  по  земле,  хотя  на  самом  деле  не
двигалось. Какое-то время после этого в воздухе стоял  скверный  запах,  а
почва дымилась. Люди, находившиеся поблизости, говорили потом, что по  ним
словно пробегала дрожь.


     В самом начале второго  столетия  в  городок  с  севера  въехали  два
молодых всадника. Лошадки их были заметно косматее местных,  а  снаряжение
включало два ящика, которые они и установили на месте появления  чудовища.
Прожили они там год с лишним и  присутствовали  при  двух  материализациях
Старого Дракона. За это время они рассказали много интересного о  торговых
городах в более прохладных областях на севере и раздали карты, на  которых
были указаны удобные дороги. Эти люди построили ветряную мельницу, которую
община приняла с  благодарностью,  и  предложили  соорудить  осветительную
машину, от которой община решительно отказалась. Потом они уехали,  забрав
свои ящики после нескольких бесплодных попыток найти среди  местных  юнцов
желающего научиться обращению с ними.
     В последующие  десятилетия  и  другие  путешественники  задерживались
здесь, чтобы посмотреть на чудовище, а на юге за горной  грядой  время  от
времени происходили военные  столкновения.  Вооруженная  банда  попыталась
угнать скот, принадлежавший деревушке в кратере,  но  его  отбили.  Однако
нападавшие принесли с собой пятнистую болезнь, которая погубила многих.  И
все  это  время  чудовище  продолжало  появляться,  независимо  от   того,
наблюдали за ним или нет. Городок на склоне рос, менялся,  а  деревушка  в
кратере успела стать городком. Дороги ширились, сплетались в сеть.  Склоны
кратера теперь покрылись  серовато-зелеными  хвойными  деревьями,  которые
начинали расти и на равнине. На их ветках обитали чирикающие ящерки.
     В конце столетия с запада внезапно  нахлынула  орда  одетых  в  шкуры
кочевников с карликовым молочным скотом  и  попыталась  обосноваться  близ
кратера. Однако  большая  часть  кочевников  была  перебита,  а  остальные
предпочли  уйти.  Тем  временем  местные  стада   заразились   губительной
паразитарной  болезнью,  и  из  торгового  города  на  севере   пригласили
ветеринаров.  Но  сделать  ничего  было   нельзя.   Семьи,   жившие   там,
переселились, и на несколько десятилетий местность  обезлюдела.  Затем  на
равнине появился скот новой породы, и городок снова заселился. А на  голой
площадке в центре кратера ежегодно снова и снова появлялось  чудовище,  но
теперь это считалось само собой разумеющимся. Несколько раз наблюдать  его
приезжали даже из отдаленного Северо-Западного Единения.
     Городок процветал, теперь он занял и луга, где пасся  скот,  а  часть
былого кратера превратилась в городской  парк.  Появление  чудовища  стало
теперь  источником  сезонного  дохода:  местные  жители  сдавали   комнаты
туристам, а в трактирах продавались более или менее неподдельные сувениры,
так или иначе с ним связанные.
     Успело  оно  породить  и  несколько  религиозных  культов.   Особенно
распространилось поверье, что это не  то  демон,  не  то  проклятая  душа,
которая осуждена являться в  муках  на  землю  во  искупление  катастрофы,
произошедшей триста лет назад. Другие  утверждали,  что  оно  (или  он)  -
вестник чего-то, и его рев возвещает то ли гибель, то ли надежду (это  уже
зависело от точки зрения верующего). Одна местная секта проповедовала, что
дракон -  это  призрак,  оценивающий  нравственное  поведение  горожан  на
протяжении прошедшего года, и  при  его  появлении  выискивала  изменения,
которые можно было  бы  истолковать  как  добрые  или  недобрые  знамения.
Соприкосновение с поднятой им пылью считалось хорошей приметой или дурной.
В каждом новом поколении непременно находился мальчишка,  который  пытался
ударить чудовище палкой; он обретал сломанную руку и тему для рассказов за
трактирной стойкой до скончания своих дней. Швырять  в  чудовище  камни  и
всякие другие предметы стало весьма популярной забавой, а одно  время  его
осыпали цветами и записочками  с  молитвами.  Однажды  какие-то  смельчаки
попытались поймать его в сеть - в руках  у  них  остались  жалкие  обрывки
веревок, а все остальное  испарилось.  Сам  участок  в  центре  парка  был
давным-давно огорожен.
     А чудовище все продолжало свои  ежегодные  молниеносные  таинственные
появления  -  распростертое  над  землей  в  стремительной  неподвижности,
ревущее и непостижимое.
     Только в начале  четвертого  столетия  новой  эры  обнаружилось,  что
чудовище  чуть-чуть  меняется.  Теперь  оно  уже   не   выглядело   просто
распростертым - одна нога и  одна  рука  приподнялись,  словно  в  попытке
ударить или отбить что-то. Год за годом оно изменялось  все  быстрее  и  к
концу веку приподнялось в скрюченной позе  с  протянутыми  вперед  руками,
будто замерло в бешеном кружении. Рев его  приобрел  иную  тональность,  а
земля после его появления дымилась все больше.
     Возникло и окрепло убеждение,  что  человек-чудовище  вот-вот  что-то
сотворит, как-то явит свою сущность.  Ряд  природных  катастроф,  а  также
некоторые чудеса весьма способствовали распространению  культа,  энергично
провозглашавшего эту доктрину.  Многие  религиозные  деятели  приезжали  в
городок, чтобы убедиться во всем своими глазами.
     Однако десятилетие сменялось десятилетием,  а  человек-чудовище  лишь
медленно поворачивался, и теперь выглядел так, словно не то  скользил,  не
то брел, подталкиваемый ураганным ветром. Разумеется,  никакого  ветра  не
ощущалось. Затем наступил спад  сейсмической  деятельности,  так  что  все
кончилось ничем.
     В начале пятого века по новому календарю оказавшиеся в  этой  области
три топографических отряда из  Северо-Центрального  Единения  задержались,
чтобы провести наблюдения над этим феноменом. Горожане получили заверения,
что Опасная Наука тут ни при  чем,  и  разрешили  установить  в  загородке
постоянное фиксирующее устройство. Юнец, которого было обучили обращению с
ним, тут же сложил с себя новые обязанности, так как поссорился из-за  них
с подружкой, однако сразу же нашелся доброволец, вызвавшийся заменить его.
Теперь уже почти никто не сомневался, что чудовище  -  это  либо  какой-то
человек, либо его дух. Оператор фиксирующего устройства и еще некоторые  -
в том числе учитель механики в городской школе - прозвали его "Наш  Джон".
В последующие десятилетия  дороги  стали  много  лучше,  движение  по  ним
заметно усилилось, и  начались  разговоры  о  постройке  канала  до  реки,
некогда называвшейся Снейк-Ривер.
     Как-то  майским  утром  на  исходе  пятою  века  молодая  парочка   в
щегольской зеленой бричке, запряженной мулами, катила по  тракту,  который
сворачивал на юго-запад от гряды Сент-Рифт. Златокожая новобрачная  весело
болтала с мужем на языке, которого Наш Джон не слышал ни в  начале,  ни  в
конце своей жизни. Впрочем, говорила она то, что говорилось во все века  и
на всех языках.
     - Ах, Сирил, я так рада, что мы  отправились  путешествовать  сейчас!
Ведь на будущую весну я бы уже не смогла уехать от маленького.
     Сирил ответил то, что в таких случаях обычно отвечают молодые  мужья,
и, продолжая беседовать, они подъехали к городской гостинице. Оставив  там
бричку и саквояжи, супруги отправились искать  дядю  новобрачной,  который
пригласил их сюда. На следующий день должен был появиться Наш Джон, и дядя
Лейбен приехал в городок как представитель  Исторического  музея  Маккензи
для наблюдений и чтобы кое о чем договориться с городскими властями.
     Нашли они его в  обществе  преподавателя  механики  городской  школы,
который по совместительству был штатным хранителем  записей.  Вскоре  дядя
Лейбен повел их всех в  ратушу,  где  в  канцелярии  мэра  ему  предстояла
встреча с различными религиозными  деятелями.  Принимая  во  внимание  всю
важность туризма, мэр помог дяде Лейбену вырвать у сектантов  согласие  на
распространение светского истолкования  феномена,  предложенное  дирекцией
Исторического музея. Некоторую  роль  сыграло  то  обстоятельство,  что  у
каждой секты было свое, единственно верное объяснение этого явления. Затем
мэр, очарованный хорошенькой племянницей Лейбена, пригласил их отобедать у
него.
     Когда  они  вечером  вернулись  в  гостиницу,  там  вовсю  веселились
туристы.
     - О-о! - сказал дядя Лейбен. - Дочь моей сестры, у меня от всех  этих
разговоров  глотка  пересохла.  Одна  бабища  Мокша  чего  стоит!  Вот  уж
неисчерпаемый кладезь святой чепухи! Сирил, мальчик мой, я понимаю, у тебя
накопилось множество вопросов. Вот, возьми, почитай. Это брошюрка, которую
мы им всучили для продажи. А на остальные я отвечу завтра!
     И он исчез в переполненном буфете.
     Молодожены поднялись к себе в  номер,  намереваясь  прочесть  брошюру
перед сном, но руки до нее у них дошли только за  завтраком  на  следующее
утро.
     - "Все, что известно о Джоне Делгано, - читал Сирил вслух между двумя
глотками, - восходит к двум  документам,  оставленным  его  братом  Карлом
Делгано в архивах Группы  Маккензи  в  первые  годы  после  Катастрофы"...
Майри,  детка,  намажь  мне   лепешку   медом.   Дальше   следует   полное
воспроизведение  записей  Карла  Делгано.  Слушай!  "Я  не  инженер  и  не
космонавт, как  Джон.  У  меня  была  мастерская  по  ремонту  электронных
приборов  в  Солт-Лейк-Сити.  Но  и  Джон  только  прошел  тренировки,  но
настоящим космонавтом не стал, потому что экономический спад положил всему
этому конец. Вот он и пошел работать в Бонневиллский промышленный  филиал.
Им там требовался человек для каких-то опытов с  полным  вакуумом.  Больше
мне об этом ничего не известно. Джон с женой перебрался в Бонневилл, но мы
по  нескольку  раз  в  году  гостили  друг  у  друга  -  наши  жены  очень
подружились. У Джона было двое детишек - Клэр и Пол.
     Опыты были засекречены,  но  Джон  намекнул  мне,  что  они  пытаются
создать  антигравитационную  камеру.  Не  знаю,  получилось   ли   у   них
что-нибудь. Было это за год до взрыва. Зимой Джон и Кейт с детьми приехали
к нам на Рождественские каникулы, и  он  сказал,  что  они  открыли  нечто
сногсшибательное. Он  прямо-таки  сиял.  Смещение  во  времени  -  так  он
выразился. Что-то, связанное с  временным  эффектом.  Он  сказал,  что  их
Главный  -  ну,  просто  сумасшедший  гений.  Идей  хоть  отбавляй.   Чуть
чья-нибудь программа зайдет в  тупик,  он  обязательно  отыщет  что-нибудь
новенькое, если только сумеет арендовать их оборудование. Нет, я не  знаю,
филиалом  чего  они  были.  Может,  страхового  конгломерата  -  ведь  все
капиталы-то были у них, верно? А  уж  кто,  как  не  они,  согласились  бы
отвалить куш, лишь бы заглянуть в будущее, ясное дело.  Во  всяком  случае
Джон так и рвался. Кэтрин, конечно, перепугалась. Ей так и  чудилось,  что
он  будет,  как...  ну,  вы  знаете...  как   Герберт   Уэллс,   скитаться
неприкаянным в неизвестном будущем мире. Джон ее успокаивал: дескать,  это
совсем другое - только проблеск, и займет  он  секунду-другую.  Все  очень
сложно"... Да-да, жадный ты поросеночек! Налей  и  мне,  не  то  я  совсем
осипну! "Помнится, я спросил его, что  Земля-то  движется,  так  вдруг  он
вернется не в то место? А он ответил, что это все предусмотрено,  какая-то
та