лет мы пристально
следили за вами, мы знаем о вас то, что вы и сами давно забыли или не
знали. Хотите, повеселю на последок? Помните, как вы ездили с
посольской миссией от Раймонда VI к римскому папе и провели там
больше месяца, чуть ли не каждый день добиваясь аудиенции к
первосвященнику?
     - Да, я отлично все помню, - подтвердил Девятый брат.
     - Так вот - папа Иннокентий III на самом деле был женщиной.
     Восьмой брат хитро подмигнул ему и покинул книгохранилище,
оставив новичка одного с не представимой громадой услышанного. И
Девятый брат понимал, что это - только начало.

     Глава седьмая.

     После трех недель, проведенных в подземном храме, он вдруг в
коридоре встретился с... Жанной.
     Девушка, увидев идущих ей навстречу двух мудрецов, низко
поклонилась, не сказав ни слова.
     - А что она здесь делает? - спросил Девятый брат у Восьмого, с
которым направлялся в дальнее книгохранилище.
     - Она? - Восьмой брат оглянулся на уходящую девушку. -
Наверное, пришла к Четвертому брату получить новое задание.
     Девятый брат ничего не сказал.
     - Если вы хотите ее, - предложил его наставник (а Восьмой брат
исполнял роль наставника нового члена девятки), - или другую
женщину, вы только скажите. Приведут для вас любую, можно даже двух.
- Он помолчал и добавил: - Хоть дюжину.
     На глубине души свернувшаяся змейка желания на мгновение подняла
голову - Девятому брату очень захотелось повторить ту ночь, в
пещере, именно с ней, с Жанной. Но он тут же раздавил эту похотливую
змею страсти суровым каблуком воли.
     - Я отныне принадлежу только Богу, - хрипло выдавил он.
     - Похвально, - кивнул Восьмой брат, и они продолжили свой
путь.

     Глава восьмая.

     Все больше времени Девятый брат проводил не в книгохранилищах,
напрягая единственный глаз над неровными буквами древних рукописей,
не в своей уютной келье, в одиночестве размышляя о смысле жизни, а у
колодца, сидя на твердом ложе и устремив взгляд туда, где в черноте
скрывался великий и могучий. Он не знал - солнце сверкает снаружи,
или царит глубокая ночь. Его не интересовали, присутствуют рядом
другие братья или разошлись по своим делам. Он был один - он учился
говорить с богом.
     Он зачастую не знал - спит он или бодрствует, он впитывал в
себя несказанную мудрость, истекающую из чудесного колодца и
наполняющую храм. Он видел во сне - или наяву - удивительные
картины бытия.
     Чудесный колодец приковывал к себе взгляд, не отпускал от себя
надолго - лишь по естественной нужде, да восполнить жизненные силы,
и в эти минуты сердце Девятого брата изнывала от разлуки с тем, что
стало для него всем.
     Однажды он все же осмелился и сел на край колодца, пытаясь
взглядом проникнуть на самое дно, увидеть мудрые глаза Бога. Ему,
казалось, что изнутри зовут его, зовут так, что трудно не
подчиняться.
     Тогда завороженный мудрец перебирался на жесткое ложе и лежал на
спине с открытыми глазами, но перед ними стояла все та же пустота, в
которой жило все сущее.
     Через год его жизни в пещере, Старший брат стал беседовать с ним
- вдали от колодца, в своей келье. Девятый брат старался проникнуть
в мысли Первого брата, но сам рвался обратно - к колодцу.
     Мудрецы были удивлены, но и обрадованы столь тесно
установившимися связями новичка с устами Бога. Но еще через год такой
жизни они обеспокоились - а не сошел ли он с ума от общения с тем,
кто мудрее по определению, кого надо не понимать, а принимать,
принимать безоговорочно. Они стали чаще заговаривать с Младшим
братом, вспоминали многочисленные случаи из практики служения Богу,
пытались заинтересовать его.
     Все было бесполезно.
     Все свободное время Девятый брат проводил у колодца, улегшись на
поребрик животом и опустив вниз голову, словно стараясь оказаться
ближе к своему повелителю.
     И вот однажды ночью (а может и ясным днем - в пещере вечная
ночь) Четвертый брат подошел и сел на свое ложе у колодца. Девятый
брат сидел на койке, поджав к подбородку ноги и обхватив их руками -
взгляд его был устремлен к колодцу.
     Четвертый брат хотел было заговорить с ним, как тот, совершенно
неожиданно, встал и, словно сомнамбула, вытянув вперед руки, пошел к
колодцу. Казалось, его единственный глаз ослеп. Он подошел к
чудесному колодцу, оперся на него руками и - к ужасу Четвертого
брата - нырнул головой вниз.
     - Нет! - через силу прошептал мудрец; на его лбу от волнения
выступила капля пота.
     Он, тоже не в силах отвести взгляд от колодца, нашарил под
кроватью колокольчик и что есть мочи зазвонил. Звонил, не переставая,
до тех пор, пока не собрались все мудрецы,
     - Что случилось, брат? - требовательно спросил старший. -
Повелитель приказал тебе что-нибудь очень важное? Он требовал всех
нас?
     - Младший брат... - произнес свидетель самоубийства. -
Повелитель забрал его к себе.
     Каждый повернулся к колодцу и поклонился, шепча молитвы. Восьмой
брат вздохнул, подумав, что теперь ему вновь придется искать
достойнейшего претендента на вакантное место.



 * ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ПОВЕЛИТЕЛЬ. *

                     "Молил, чтоб смерть меня застала при тебе,
                      Хоть нища, но с тобой!.."
                                             Альбий Тибулл.

     Глава девятая.

     Никто из тысячелетних мудрецов никогда даже не подумал, что
чудесный колодец не устремляется вниз, а вздымается вверх,
выворачивая мир наизнанку.
     Анри несло и несло к небесам, он предчувствовал, что преодолел
некий грандиозный барьер, что он избран Богом. Он готов был потерять
сознание от счастья, сердце радостно сжималась и вот-вот, казалось,
разлетится вдребезги на мириады осколков...
     Полет был бесконечен. Или длился считанные секунды - кто
скажет?
     И Анри - русский мальчик с иссиня-черными волосами, бывший
пленник у половцев, бывший рыцарь, бывший монах, бывший, бывший,
бывший... он увидел Бога воочию - кому это удавалось в жизни?
Моисею?.. - это легенды, Анри уже знал, что нет бога, кроме Бога.
     И он увидел его. Он предстал перед ним - чудесная сила
вышвырнула его к подножию величественного трона. Во всяком случае,
Анри трон показался величественным. Все помещение заливал яркий свет,
исходивший непонятно откуда, но Анри устремил свой взор лишь на того,
кто сидел на троне, вернее на его босые ступни.
     - Вот ты какой... - раздался сверху скрипучий старческий
голос.
     Анри даже не сообразил поначалу, что слова были чужого,
неизвестно ему языка, но он понял смысл сказанного - просто в голове
появилось понимание и все. Трудно объяснить подобное чудо, но оно
меркнет перед самим фактом того, что он у подножия трона Господня.
     - Долго же пришлось тебя ждать, наследник! - слова
произносились медленно, с заметным усилием.
     Анри осмелился поднять глаза.
     - Боже всемилостивый... - только и смог выговорить он.
     На троне сидел тысячелетний старец, вид его был ужасен и при
других обстоятельствах вызвал бы отвращение.
     - Какой я тебе бог?! - он закашлял, но потом Анри понял, что
старец так смеется. - Я - человек. Человек, у которого есть Мечта и
есть Цель. Я делал все, что мог, теперь мое дело продолжишь ты. Ты -
избран моей богиней, обладающей поистине божественной силой, поэтому
ты и займешь мое место... -
     Человек на троне замолчал, обессилев. Коленопреклоненный Анри не
смел нарушить величественную тишину.
     - Я... Я умираю, оставшиеся мгновения моей жизни сочтены. Я
умер бы давно, лет пятьсот назад, но не мог оставить Ее кому попало.
Как долго мне пришлось ждать человека, который понравился бы Ей. Ее
выбор пал на тебя!
     Анри ничего не понимал, он лишь ниже склонил голову в почтении.
Это ему хотелось умереть от счастья.
     - Помоги мне встать, наследник, - потребовал старец. -
Времени осталось мало, мне надо тебе все рассказать.
     Анри послушно встал с колен и поднялся по ступеням к трону. От
сидящего старца нестерпимо пахло разлагающейся плотью, но Анри на это
не обращал внимания. Если отвлечься от грандиозности момента, то
зрелище было не из приятных и величественных - неопрятный старец в
замызганных, хоть когда-то и очень дорогих одеждах. Внешность его
лучше не описывать, дабы не вызывать у достопочтенного читателя
рвотные рефлексы, и чтобы потом нас не упрекали в излишнем
натурализме.
     Старец, поддерживаемый Анри, с трудом поднялся и сошел по
ступеням. Придерживая его под локоть, Анри, наконец, получил
возможность оглядеться и осмотреть чертоги бога.
     Зал, в котором он оказался, был огромен и ярко освещен. Свет
исходил от странного предмета, казавшегося на вид стеклянным шаром,
висящим прямо в воздухе. Стены были украшены великолепными, неземного
мастерства картинами, большая часть которых тонула в тени, но одна,
прямо рядом с троном, поражала воображение: над густым суровым
массивом леса, напомнившим Анри давно забытые родные места, на
огромном каменном холме стоял монумент человека, распростершего руку
над миром. Никем другим, кроме Иисуса Христа, этот человек быть не
мог, но его изображение несколько отличалось от привычных по иконам
ликов.
     Краем глаза Анри заметил и неряшливую развороченную постель у
темной стены и заваленный какой-то дрянью стол и огромную бочку, с
плавающим в ней черпаком, напоминающим инструмент отца Пирса. Но все
это было на краю сознания - его внимание целиком привлек волшебный
сияющий шар, висящий прямо в воздухе.
     - Это - Хонсепсия, - пояснил старик.
     Он говорил очень медленно, на грубом лающем языке, постоянно
останавливаясь, теряя нить рассуждений и перескакивая с одного на
другое; его речь изобиловала довольно неуклюжими оборотами, которые
не становились изысканнее оттого, что понимание само собой вливалось
в разум Анри. Мы, же, чтобы не утомлять читателя, своими словами
передадим смысл этого долгого и трудного повествования умирающего
старца, предназначенного для введения Анри в курс дела.
     Было старцу от роду более пяти тысяч лет - чуть-чуть не
современник сотворения мира. Его предшественник вообще восседал на
троне в шкурах и едва умел говорить. Именно его предшественник, нашел
в горах эту волшебную реликвию - Хонсепсию, являющуюся средоточием
мудрости мира. Но Ею нужно управлять - что отныне и придется делать
избранному Ею Анри. Она может многое, она обеспечивает своего хозяина
(или слугу?) одеждой и всем необходимым, в этой пещере всегда светло
и чисто, а в бочке чудесным образом возобновляется пиво - напиток
жизни, из хлеба созданный, который поддерживает силы и дает столь
долгую, но, к сожалению, все ж не бесконечную, жизнь.
     Внутри волшебный оказался полым, и в него можно было просунуть
голову, встав во весь рост.
     И перед взглядом удивленно-восхищенного Анри, последовавшего
приказу умирающего, предстало три пояса из маленьких-маленьких ровных
геометрических фигур - в каждой фигурке была своя картинка. В нижнем
ряду - можно было увидеть прошлое, то, что захочешь; в среднем -
настоящее, в любой точке мира (краем глаза Анри увидел, торжественные
похороны своего бывшего великого магистра, а рядом - сидящих на
ложах у чудесного колодца в полном недоумении восьмерых мудрецов).
     А вот верхний ряд картинок...
     Ярко сияла только одна, проецируясь на стену, - на ней был
изображен тот самый памятник Христу на фоне прекрасных лесов с
виднеющимися вдали были изумительно красивыми, поражающими
воображение, строениями. Как пояснил старик - это картинка будущего,
на ней виден мир таким, как он будет в семь тысяч пятисотый год от
сотворения мира. Другие картинки были затемнены - это тоже возможные
реальности будущего - мерзкие и страшные, ярко светится лишь та,
которая будет. Но она - неустойчива, любое событие в настоящем может
сделать ее темной, а яркой - другую и необходимо все время следить
за этим. Для практических целей и служат мудрецы, возомнившие, что
исполняют волю бога.
     Старец долго хохотал над ними и умер, хохоча. Но заклинал Анри
перед смертью:
     - Сделай все, чтобы эта картинка воплотилась в жизнь!
     Анри хотел поклясться в этом, но не успел произнести священных
слов, он даже не успел вынуть голову из волшебного шара.
     - Ты еще молодой, наследник, ты доживешь до нее... - сказал
старик и умер - Анри это сразу понял.

     Глава десятая.

     Анри смотрел и смотрел на чудесный монумент, стоящий над миром,
не в силах выйти из волшебного стеклянного шара. Сейчас его не
интересовали ни прошлое, ни настоящее, ни то, что неподалеку смердит
умерший бог. Его даже не интересовали другие вероятностные картинки
будущего. Он смотрел и понимал, что выполнит просьбу старца - эта
картина воплотиться в жизнь. Волшебные, обладающие могучей силой,
переливающиеся всеми мыслимыми цветами строки из полузнакомых букв,
появились поверх картины; не в силах прочитать едва узнаваемые слова,
он, как давеча со словами старца, почувствовал их смысл сердцем:
     "Гигантская глыба серого гранита выросла над соснами. Кондратьев
вскочил. На вершине глыбы, вытянув руку над городом и весь подавшись
вперед, стоял огромный человек. Это был Ленин - такой же, какой
когда-то стоял, да и сейчас, наверное, стоит на площади перед
Финляндским вокзалом в Ленинграде. "Ленин!" - подумал Кондратьев. Он
чуть не сказал это вслух. Ленин протянул руку над этим городом, над
этим миром. Потому что это его мир - таким - сияющим и прекрасным -
видел он его два столетия назад... Кондратьев стоял и смотрел, как
уходит громадный монумент в голубую дымку над стеклянными крышами".
     Анри не знал, ни откуда эти строки, ни что они означают. Он
понятия не имел, ни кто такой Ленин, Кондратьев или Финляндский. Но
он понял - эти строки из того прекрасного мира, который он должен
воплотить в жизнь. Эти строки давали надежду, вселяли в сердце любовь
к жизни, возбуждали энтузиазм и восхищение.
     От величественности внезапно выросшей перед ним Цели, Анри
потерял сознание и рухнул на холодный камень пол, покрытый вековым
слоем пыли.

     Глава одиннадцатая.

     Но потом пришло отрезвление.
     Когда он очнулся от легкого сквозняка, помещение имело другой -
более приличествуемый ему вид. Пыли не было, кровать была аккуратно
заправлена, на столе стояла изысканная посуда, полная аппетитно
пахнущих блюд, на кресле рядом были развешены дорогие и удобные
одежды, предназначенные исключительно для него.
     Как много он хотел бы задать вопросов старцу, само тело которого
исчезло без следа...
     Пиво приносило радость и забытье и, боясь подойти к волшебной
Хонсепсии, он в первый же день напился до умопомрачения. Никогда бы
не подумал, что с пива можно так напиться.
     На следующий день с непривычки долго болел живот и мутило...
     Когда он просыпался, стол был полон новых изысканных яств, а
когда однажды он пожелал просто жареного мяса, то утром на медном
блюде увидел плавающий в жиру сочный кусок зажаренного на костре
оленя.
     Он жил, стараясь ни о чем не думать, страшась подойти к
волшебной реликвии.
     Дни проходили за днями, но так не могло продолжаться вечно. Анри
понимал, что настанет миг, когда он подойдет к висящему в пустоте
шару и снова просунет голову внутрь, но оттягивал этот час, сам себе
не в силах объяснить - почему?
     Когда же он все ж отважился и влез в нее, то картинка с
монументом, уже поднадоевшая ему - он ежеминутно видел ее на стене
- не показалась ему чудесной и привлекательной. Он стал вглядываться
в другие, затененные. Их было множество - миллиарды.
     И вдруг... Ноги подкосились. В одной, почти неразличимой
по-первости картинке, что-то зацепило его взгляд. Он всмотрелся
пристальнее.
     Над огромной статуей на фоне высоченных кубических строений
пролетела гигантская, явно рукотворная, птица. Статуя изображала
женщину в античных одеждах, державшую в руке высоко над головой
пылающий факел. Но не это привлекло его внимание. Эта женщина,
высеченная из камня, была... Жанна. Сомнений быть не могло.
     Он не помнил, как покинул чрево волшебной реликвии и добрел до
постели, чтобы рухнуть на нее без сил.
     Проснувшись, он обратил внимание, что уже знакомая до деталей
картинка с монументом стала тусклее, а рядом (как он до сих пор этого
не замечал?) красовалось изображение той самой статую женщины с
факелом, только железной птицы над нею уже не было - улетела...
     Он выпил чарку пива, не отрывая взгляда от лица Жанны. Он не
замечал, что ее изображение становится все четче и ярче, что оно
смещается в центр, двигая предыдущую картинку, которой так восхищался
прежний повелитель этой Хонсепсии.

     Глава двенадцатая.

     Он хотел убить себя.
     Он понял, что он - ничтожный раб и не достоин вершить судьбы
мира.
     Картинка со статуей Жанны сияла ярко, словно не было стены, а
открывался вид на настоящую статую, расположенную неподалеку от его
обители.
     Анри не мог себя убить, потому, что прекрасно осознавал - на
его место придет другой раб, еще более ничтожный, чем он сам.
     Он думал, как быть, он не подходил к волшебному шару. И он
придумал. Ложась спать, он решил, что проснется не раньше, чем через
сто лет. Какое-то чувство подсказывало ему, что желание сбудется и
таким образом он убьет двух зайцев: сон - это ни жизнь, ни смерть.
     И он не знал, что волшебные слова, увиденные им, когда он стоял
в Хонсепсии, все более теряют свою поразительную яркость и силу,
дарящую надежду и зовущую в жизнь, превращаясь в обыкновенные буквы,
напечатанные простой типографской краской и распечатанные миллионными
тиражами.

ЭПИЛОГ

     - Ваша богоданность, разрешите войти?
     Человек, к которому обращались, заставил экран потемнеть
звездным небом и повернулся к вошедшему, знаком давая понять, чтобы
тот говорил.
     Мужчина в черных свободных одеждах, полностью скрывающих
очертания фигуры, поклонился, сцепив за спиной руки и задрав их, как
только мог высоко, словно их поднимали веревкой (поза наивысшего
почтения). Не разгибая спины, он произнес:
     - Ваша богоданность, задание успешно выполнено. Новый слуга
Хонсепсии изменил ее свойства, как вы того желали.
     Человек у экрана удовлетворенно кивнул и сделал жест, что
посетитель может идти по своим делам.

                                     Весна семь тысяч пятьсот
                                        шестого года
                                           от обнаружения Хонсепсии.