УАЙМЕН ГВИН
                               Планерята

   Их было трое. То есть в биоускорителе  спали  еще  десятки  маленьких
беспомощных мутантов, от одного вида которых любой  высокоученый  зоолог
впал бы в истерику. Но  э т и х  было трое. Сердце у меня так и подпрыг-
нуло.
   Я услышал быстрый топоток - по зверинцу бежала дочка, в  руке  у  нее
бренчали ролики. Я закрыл ускоритель и пошел к двери. Дочь изо всех  си-
ленок дергала и вертела ручку, пытаясь нащупать секрет замка.
   Я отпер, чуть приотворил дверь и выскользнул наружу. Как моя девчонка
ни изворачивалась и ни косилась, ей не удалось заглянуть в  лабораторию.
Надо запастись терпением, подумал я.
   - Что, не можешь приладить ролики?
   - Пап, я старалась, старалась, никак не привинчу.
   - Ладно, девица. Садись на стул.
   Я нагнулся и надел ей ролик. Он сидел на ботинке как влитой, Я  затя-
нул ремешки и сделал вид, будто прикручиваю винт.
   Наконец-то планерята. Трое, Я всегда был уверен, что все-таки их  по-
лучу, уже лет десять я зову их этим именем. Нет, даже двенадцать. Я пог-
лядел в угол зверинца, где старик Нижинский просунул сквозь прутья клет-
ки седеющую голову. Я назвал их планерятами с того дня,  как  удлиненные
руки Нижинского и кожистые складки на лапах его родича подали мне  мысль
вывести летающего мутанта.
   Заметив, что я на него смотрю, Нижинский принялся отплясывать  что-то
вроде тарантеллы. Он кружил по клетке, мизинцы у него на руках - вчетве-
ро длиннее остальных пальцев - разогнулись, и я невольно улыбнулся  вос-
поминанию, даже сердце защемило.
   Потом я стал прилаживать дочке ролик на другую ногу,
   - Пап!
   - Да?
   - Мама говорит, ты чудак. Ты правда чудак?
   - Вот я ее спрошу.
   - А разве ты сам не знаешь?
   - А ты понимаешь, что такое чудак?
   - Не...
   Я поднял ее и поставил на ноги.
   - Скажи маме, что мы с ней квиты. Скажи - она красавица. Дочка  неук-
люже покатилась между рядами клеток, и все мутанты, покрытые  коричневой
и голубой шерстью, то чересчур густой,  то  чересчур  редкой,  непомерно
длиннорукие и смехотворно короткопалые, повернули  свои  обезьянья,  со-
бачьи, кроличьи мордочки и уставились на нее. На пороге она  оглянулась,
чуть не шлепнулась и помахала мне на прощанье.
   Я вернулся в лабораторию, достал из биоускорителя моих первых  плане-
рят и вытащил уже не нужные иголки для внутривенного  вливания.  Перенес
их, маленьких, беспомощных, на матрас - двух самочек и самца. В  ускори-
теле они меньше чем за месяц стели почти  взрослыми.  Пройдет  еще  нес-
колько часов, пока они зашевелятся, начнут учиться есть, играть и, может
быть, летать.
   Но уже и сейчас ясно, что опыт наконец-то удался и мутанты  жизнеспо-
собны. Получилось нечто необычное, но полное смысла и гармонии.  Не  ка-
кие-нибудь чудовища, уродливый плод сильного облучения.  Нет,  это  были
очаровательные существа без малейшего изъяна.
   К двери подошла моя жеча.
   - Завтракать, милый.
   Она тоже попыталась открыть, но осторожнее - словно бы нечаянно  взя-
лась за ручку,
   - Иду.
   Она тоже попыталась заглянуть внутрь,  как  пыталась  уже  пятнадцать
лет, но я выскользнул в щелку, загородив собою лабораторию,
   - Идем, старый отшельник. Завтрак на террасе.
   - Наша дочь говорят, что  я  чудак.  Как  это  она  догадалась,  черт
возьми?
   - Слышала от меня, разумеется.
   - Но ты меня все равно любишь?
   - Обожаю!
   Стол накрытый на террасе, выглядел восхитительно. Горничная  как  раз
принесла горячие сосиски. Я легонько ущипнул ее.
   - Привет, малютка!
   Жена растерянно улыбнулась и посмотрела на меня круглыми глазами.
   - Что на тебя нашло?
   Горничная убежала в дом.
   Я ухватил сосиску, шлепнул на тарелку ломтик лука, полил сосиску соу-
сом и прикрыл луком. Откупорил бутылку пива и стал жадно пить  прямо  из
горлышка, потом перевел дух, поглядел на дубовую рощу и мягко круглящие-
ся холмы нашего ранчо и вдаль, где мерцал под солнцем Тихий  океан.  Все
это, подумал я, и трое планерят в придачу.
   По одну сторону террасы загремели ролики, по другую - конский галоп.
   Сын круто осадил пони - мой подарок ко дню рождения (ему  только  что
исполнилось четырнадцать). Жена придвинула мне салат, я жевал и смотрел,
как сын расседлал лошадку, хлопнул ее по крупу и она побежала на луг.
   "Вот бы он вскинулся, если бы узнал, что у меня там, в лаборатории, -
подумал я, - Все они с ума бы сошли..."
   - Слушай, что с тобой творится? - спросила жена. - С той минуты,  как
ты вышел из лаборатории, ты не перестаешь ухмыляться, будто разыгравший-
ся орангутанг.
   - Я нашел новую забаву.
   Она потянулась и схватила меня за ухо. Прищурилась, с напускной суро-
востью поджала губы.
   - Это шутка, - сказал я. - Хочу сыграть отличную шутку с  целым  све-
том. Когда-то со мной уже было что-то похожее, но...
   - А именно?
   - Ну, мы тогда жили в Оклахоме, отец нашел там  нефть  и  разбогател.
Городишко был маленький, я бродил по полю и наткнулся  на  кучу  плоских
камней, а под каждым камнем свернулся ужонок. Я набрал их полное  ведро,
принес в город и высыпал на тротуар перед кинотеатром, там как раз  кон-
чался утренний сеанс. Главное, никто меня не видал. И никто не  мог  по-
нять, откуда взялось столько змей. Вот тут я и испробовал, до  чего  это
здорово: всех поразил, а сам стоишь и любуешься, как ни в чем не бывало.
   Жена отпустила мое ухо.
   - Значит вот как ты намерен забавляться?
   - Ага... Прости, родная, я доем и побегу. У меня в лаборатории  спеш-
ное дело.
   По совести говоря, в лаборатории меня ждало такое,  на  что  я  и  не
рассчитывал. Я собирался только вывести летучее  млекопитающее,  которое
скользило и планировало бы в воздухе немного лучше, чем сумчатая австра-
лийская летяга. Даже среди ранних моих мутантов в последние годы  появи-
лись такие, которые очень далеко ушли от обыкновенных крыс (с крыс я на-
чал) и определенно напоминали обезьян. А эти  первые  планерята  порази-
тельно походили на людей.
   Притом они гораздо быстрее, чем их предшественники, выходили из спяч-
ки, во время которой в биоускорителе совершилось их стремительное созре-
вание, и уже пробуждались к активной жизнедеятельности. Когда я вошел  в
лабораторию, они ворочались на матрасе, а самец даже пытался встать.
   Он был немного крупней самочек - рост  двадцать  восемь  дюймов.  Все
трое покрыты мягким золотистым пушком. Но лицо, грудь и живот -  чистые,
вместо шерстки гладкая розовая кожа. На головах у всех троих, а у  самца
и на плечах шерсть гуще и длиннее - гривкой, мягкая, точно шиншилла. Ли-
ца совсем человеческие, очень трогательные, только глаза огромные, круг-
лые - ночные глаза. Соотношение головы и туловища то же, что и у челове-
ка.
   Самец развел руки во всю ширь-размах оказался сорок восемь дюймов.  Я
придержал руки, легонько потормошил, мне  хотелось,  чтобы  он  выпустил
шпоры. Это не новинка. В основной колонии детеныши уже много лет  рожда-
лись со шпорами, после ряда мутаций удлиненные мизинцы (впервые они поя-
вились у Нижинского) стали гораздо длиннее. Теперь шпора не была сустав-
чатой, как палец, - она круто отгибалась назад, плотно  прилегая  к  за-
пястью, и доходила почти до локтя. Сильные  мускулы  кисти  могли  резко
выбросить ее вперед и кнаружи. Я тормошил планеренка и наконец дождался,
   Шпоры прибавили к размаху рук по девять дюймов справа и слева.  Когда
он внезапно выпустил их, кожа с боков, прежде свисавшая складками, натя-
нулась, распахнулись золотые крылья; от кончика шпоры до пояса  и  ниже,
шириною в четыре дюйма вдоль бедра; нижний край крыла сращен с  мизинцем
ноги.
   Такого великолепного крыла я еще не получал. Крыло настоящего  плане-
ра, пригодное, пожалуй, не только для спуска, но и для подъема.  У  меня
даже холодок пробежал по спине.
   К четырем часам дня я дал им плотно поесть, и теперь они пили воду из
маленьких чешек: держали их в руках совсем по-человечьи,  сложив  шпоры.
Они были подвижные, любопытные, игривые и явно влюбчивые.
   И все отчетливей проступало сходство с человеком.  Налицо  поясничный
изгиб позвоночника и ягодицы. Плечи и грудная клетка,  разумеется,  мас-
сивные, развиты не по росту, но у самочек только одна пара сосцов. Стро-
ение подбородка и челюстей уже не обезьянье, а человеческое, и зубы  под
стать. Я вдруг понял, что это сулит, и внутренне ахнул.
   Став коленями на матрас, я шлепал и тормошил самца, будто  возился  с
щенком, а одна самочка тем временем играючи вскарабкалась мне на  спину.
Я дотянулся до нее через плечо, стащил вниз и усадил на матрас. Погладил
пушистую головку и сказал:
   - Здравствуй, красотка, здравствуй! Самец поглядел на меня  и  весело
оскалил зубы.
   - Здастуй, здастуй, - повторил он.

   Когда я вышел в кухню, у меня голова шла  кругом;  шутка  удалась  на
славу!
   Жена встретила меня словами:
   - К обеду прилетят Гай и Эми. Эта его  ракета,  которую  запустили  в
пустыне, превзошла все ожидания. Гай на седьмом небе и хочет  отпраздно-
вать успех.
   Я наскоро сплясал жигу, прямо как Нижинский.
   - Чудно! Превосходно! Ай да Гай! У всех у нас успехи. Чудно!  Превос-
ходно! Успех за успехом!
   Жена изумленно смотрела на меня.
   - Ты что, пил в лаборатории спирт?
   - Я пил нектар, напиток богов. Гера моя, ты - законная супруга Зевса.
И у меня есть свои маленькие греки, потомки Икара!
   ...Потом я сидел в шезлонге на террасе, потягивал коктейль и смотрел,
как под косыми вечерними лучами золотятся наши живописные холмы. И  меч-
тал. Надо изобрести несколько сот слов поблагозвучнее и обучить планерят
- у них будет свой язык, И свои ремесла. И жить они станут в домиках  на
деревьях.
   Я сочиню для них предания: будто они прилетели со звезд и видели, как
появились среди здешних холмов первые краснокожие люди, а потом и белые.
   Когда они станут самостоятельными, я выпущу их на волю. Никто еще  не
успеет ничего заподозрить, а уже на всем  побережье  обоснуются  колонии
планерят. И в один прекрасный день кто-нибудь увидит планеренка.  Газеты
поднимут очевидца на смех.
   А потом колонию обнаружит какой-нибудь ученый муж и станет наблюдать.
И придет к заключению: "Я убежден, что у них есть свой язык и они разум-
ны".
   Правительство опубликует опровержения. Репортеры примутся "устанавли-
вать истину" и спрашивать; "Откуда явились эти пришельцы?" Правительство
волей-неволей признает факты. Лингвисты вплотную возьмутся  за  изучение
несложного языка планерят. Выплывут на свет божий предания.
   Планерятская мудрость будет возведена в культ, а ведь из  всех  видов
комедии всякие культы и суеверия, по-моему, самые потешные.
   - Ты меня слушаешь, милый? - с терпеливым нетерпением спросила жена.
   - А? Да-да, конечно!
   - Чудак, ты ни слова не слыхал. Сидишь и ухмыляешься неизвестно чему.
   ...Из-за гряды холмов появился вертолет и полетел невысоко над  дубо-
вой рощей прямо к нам. Гай мягко  посадил  его  на  площадке.  Мы  пошли
навстречу гостям. Я помог Эми выйти и обнял  ее.  Гай  соскочил  неземь,
спросил быстро:
   - У вас телевизор включен?
   - Нет, - сказал я, - А что, надо включить?
   - Передача сейчас начнется. Я боялся - опоздаем.
   - Какая передача?
   - Очнись, милый! - взмолилась жена. - Я же  тебе  говорила  о  ракете
Гая. Газеты только о ней и пишут. - И когда  мы  поднялись  на  террасу,
прибавила, обращаясь к ним обоим: - Он сегодня какой-то не от мира сего.
Вообразил себя Зевсом.
   Я стал готовить друзьям коктейли, а сына попросил выкатить  телевизор
на террасу. Потом мы все уселись и, потягивая мартини (детям дали  фрук-
товый сок), смотрели эту самую передачу.
   Какой-то малый из Калифорнийского технологического давал объяснения к
чертежам многоступенчатой ракеты. Послушав немного, я поднялся:
   - Мне надо заглянуть в лабораторию, кое-что проверить.
   - Подожди минуту, - запротестовал Гай. - Сейчас покажут пуск.
   Жена поглядела на меня... сами знаете, как в этих случаях смотрят же-
ны. Я сел.
   На экране появилась стартовая площадка в пустыне. И наш друг Гай  са-
молично объяснял, что, когда он нажмет вот эту кнопку, люк третьей  сту-
пени огромной ракеты, виднеющейся позади него, закроется, а  через  пять
минут корабль взлетит.
   Гай на экране нажал кнопку. Гай рядом со мной  вроде  как  ахнул  ти-
хонько. Люк на экране медленно закрылся.
   - А лихо ты выглядишь, - сказал я. - Настоящий космический  волк.  Во
что это ты выпалил?
   - Милый... по-жа-луйста... помолчи!
   - Да уж, пап! Вечно ты остришь некстати.
   Гай на экране крупным планом, страшно серьезный, что-то еще объяснял,
и только тут до меня дошло: это та самая ракета с  научной  аппаратурой,
ее давно собирались запустить на Луну. Она будет оттуда  передавать  ин-
формацию по радио. Вот это да? Мне стало совестно за мое  легкомысленное
поведение, я дотянулся до Гая и похлопал  его  по  плечу.  У  меня  даже
мелькнуло: не сказать ли ему про планерят? Но я тут же раздумал.
   У основания ракеты возник огненный шар. Тяжеловесная башня словно чу-
дом поднялась в воздух, миг будто стояла на огненной колонне -  и  скры-
лась из глаз.
   На экране опять была студия, диктор объяснил, что фильм,  который  мы
только что видели, снят позавчера. А сегодня уже  известно,  что  третья
ступень ракеты успешно прилунилась на южном берегу Моря  Ясности.  И  он
показал на большой лунной карте место посадки.
   - Отсюда передатчик, получивший прозвище Чарли-Ракета, несколько  ме-
сяцев будет сообщать научные данные. А сейчас, леди  и  джентльмены,  мы
предоставим слово самому Чарли-Ракете, Слушайте Чарли-Ракету!
   На экране появился циферблат часов, несколько секунд было тихо.
   - Вот здорово, дядя Гай! - прошептал мой сын.
   - Знаешь, Эми, у меня даже голова кружится, - сказала жена.
   И вдруг на экране появился лунный пейзаж, совсем  такой,  как  всегда
рисуют. И зазвучал голос автомата:
   - Говорит Чарли-Ракета с места посадки у Моря Ясности. Привет, Земля?
Сначала я на пятнадцать секунд дам панораму Гор Менелая. Потом  на  пять
секунд направлю объектив на Землю.
   Телекамера медленно поворачивалась, перед глазами торжественно  проп-
лывали застывшие, устрашающе, дикие горы. В конце этого кругового движе-
ния передний план пересекла тень от вертикально стоящей третьей  ступени
ракеты.
   Внезапно камера метнулась прочь, мгновение настраивалась на фокус - и
мы увидели Землю. В этот час над Калифорнией  Луна  еще  не  взошла.  Мы
смотрели на Африку и Европу.
   - Говорит Чарли-Ракета. До свидания, Земля.
   Ну, тут экран погас и на террасе поднялась  кутерьма.  Гай,  огромный
взрослый дядя, утирал слезы радости. Женщины обнимали и целовали его.  И
все разом что-то кричали.

   При помощи биоускорителя я сократил срок зародышевого развития плане-
рят до одной недели. Потом, опять же с его помощью, ускорил их  дальней-
шее развитие и рост: младенец за месяц становился взрослым. Волею случая
почти все первые младенцы оказались самочками, так что дело пошло  очень
быстро.
   К весне у меня было уже больше сотни планерят, и я  выключил  ускори-
тель. Теперь пускай сами заводят детенышей.
   Я составил для них язык и, пока самки  в  биоускорителе  ожидали  по-
томства, учил самцов. Они говорили мягко, тоненькими голосами,  багаж  в
восемьсот слов, видимо, ничуть их не обременял.
   Жена с ребятами на неделю поехала на побережье, я воспользовался слу-
чаем и украдкой вывел самого старшего самца и двух его подружек из лабо-
ратории.
   Я усадил их рядом с собою в джип и повез в укромную лощинку на  нашем
ранчо, примерно за милю от дома.
   Все трое изумленно озирались по сторонам и трещали без умолку.  Пока-
зывали на все кругом и одолевали меня вопросами, как на их языке называ-
ются дерево, камень, небо. "Небо" далось им не сразу.
   Только теперь, вне стен лаборатории, я вполне оценил, до чего  хороши
мои планерята. Они на диво подходили к рощам, холмам и долинам  Калифор-
нии. Порой они взмахивали руками, распрямляли шпоры и распахивались  ве-
ликолепные крылья.
   Прошло почти два часа, прежде чем самец, поднялся в  воздух.  Позабыв
на минуту о новом незнакомом мире, который так забавно и любопытно  было
осматривать, он погнался за подружкой. Она по обыкновению только того  и
хотела, чтобы он ее поймал, и неожиданно остановилась у подножия невысо-
кого бугра.
   Он, наверно, хотел прыгнуть за нею. Но когда он  развел  руки,  шпоры
расправились и золотые крылья рассекли воздух.  Охотник  внезапно  взмыл
над беглянкой. Ветерок подхватил его, понес выше, выше и на  долгие  се-
кунды он повис в тридцати футах над землей.
   Он повернул ко мне жалостную рожицу, испуганно нырнул вниз головой, и
его понесло прямиком на куст терновника. Невольно он  отпрянул,  золотой
молнией метнулся к нам и свалился в траву.
   Обе самочки подбежали к нему раньше меня, гладили его, суетились, так
что я не мог до него добраться. Вдруг он взвизгнул, громко засмеялся.  И
пошла потеха.
   Они учились с блеском и очень быстро. Они созданы были не для полета,
а для того, чтобы планировать, скользить на крыле. И вскоре они уже  ов-
ладели этим искусством: проворно вскарабкаются на дерево, прыгнут и плы-
вут по воздуху сотни футов, описывая изящные виражи, петли, спирали,  и,
наконец, мягко приземляются.
   Я громко рассмеялся, предвкушая счастливые  минуты.  Подождите,  пока
первую парочку представят шерифу! Подождите, пока в наши  края  прикатят
репортеры из "Кроникл" и увидят все это своими глазами!
   Понятно, планерятам не хотелось  возвращаться  в  лабораторию.  Среди
холмов струился ручеек, в одном месте  он  разливался  вполне  приличным
озерком. Малыши забрались туда и стали шлепать длинными руками по воде и
усердно мыть друг друга. Потом вылезли и растянулись на спине,  раскинув
крылья во всю ширь, чтобы просохли.
   Я смотрел на них с нежностью и думал: разумно ли оставить их тут? Что
ж, рано или поздно этого не миновать. И сколько бы я ни объяснял им, как
надо себя вести, чтобы выжить, толика практического опыта будет куда по-
лезней. Я подозвал самца.
   Он подошел, сел на корточки, локтями оперся оземь, руки  скрестил  на
груди - видно, готовился к обстоятельной беседе. И заговорил первый:
   - Пока не пришли краснокожие люди, мы жили в этом месте?
   - Вы жили в таких же местах, повсюду среди гор. Теперь  вас  осталось
очень мало. За то время, пока вы были у меня в  доме,  вы,  естественно,
забыли, как надо жить под открытым небом.
   - Мы опять научимся. Мы хотим  остаться  здесь.  У  него  была  такая
серьезная, озабоченная рожица, что я протянул руку и ободряюще  потрепал
его по гривке.
   Над нами послышался шелест крыльев. Два лесных голубя  пролетели  над
ручьем и скрылись в ветвях дуба на другом берегу.
   - Вот ваша пища, если только вы сумеете их убивать, - сказал я.
   - А как?
   - На дереве ты их вряд ли поймаешь. Надо подняться повыше  и  поймать
одного в воздухе, когда они полетят прочь.  Как,  потвоему,  сможешь  ты
подняться так высоко?
   Он медленно осмотрелся, словно измеряя взглядом ветерок, что играл  в
ветвях и пробегал по траве на склоне холма. Казалось, он летал уже тыся-
чи лет и теперь обращается к извечному опыту.
   - Я могу подняться вон туда. И могу немного продержаться. А они долго
просидят на дереве?
   - Может быть, и нет. Посматривай на это дерево, вдруг  они  снимутся,
пока ты будешь взбираться по стволу.
   Он отбежал к соседнему дубу и начал карабкаться наверх. Вскоре он уже
спрыгнул с макушки, метнулся вдоль по лощине, и почти тотчас его подхва-
тило теплым током воздуха, восходящим по склону холма. В  мгновение  ока
он очутился уже на высоте примерно двухсот футов. Повернул над  вершиной
холма и направился обратно к нам.
   Обе подружки неотрывно следили за ним. В недоумении двинулись ко мне,
то и дело оглядываясь. Подошли, молча остановились  рядом  со  мной.  И