покер,  кто  тебя  выручил?  А?  Вот-вот.  Все,
приятель, ты ничего не должен старине Руди. Отто,  Отто,  молодчага...  ты
что, не слушаешь меня? Что? Извини, я не слышу...
     Очень редко терял Рудольф Бруннер осторожность. Но сейчас у него  уже
не было сил следить за собою, а то бы он увидел, что Отто Нагелю вовсе  не
до нежностей, а увидев, постарался бы ответить на вопросы поподробнее.
     - Где профессор? Где барон фон Роецки?
     Штандартенфюрер Рудольф Бруннер медленно попятился. Отто, похоже,  не
узнавал старого приятеля. Лицо шефа спецкоманды было серым и твердым,  как
бетон. И голос тоже оказался чужим, сдавленным и ненавидящим.
     - Что с аппаратурой?
     Рудольф Бруннер в ужасе мотнул головой и попытался упасть на колени.
     - Стоять!
     - Отто...
     В горле защемило, захотелось высунуть язык, чтобы не мешал вздохнуть.
Вот почему профессор поступил так...  Он  вовсе  не  дразнился.  Нет  сил.
Мамочка... мама... Боже, какой большой у меня язык! О-о-о,  мне  худо.  Не
надо, Отто, не надо, дай дохнуть...
     И Отто Нагель дал Рудольфу вздохнуть, прежде чем приказал  надеть  на
него наручники...



                                    11

     Да, это была славная буря стрел, сладкая  битва;  подобных  не  видел
земной круг от начала фиордов. Открылась сияющая дверь  и  закрылась  она;
тогда те, кто сомневался, духи ли  зла  вокруг,  утратили  сомнения:  ведь
только оборотень не пощадит женщин своей крови.  Я,  Хохи  Гибель  Сванов,
говорю: скоро идти нам в последний поход и не  найти  спасения.  Отцовский
драккар качает волна, зовет в путь; но куда плыть, если лишь четыре руки у
нас двоих, весел же двадцать пар? Мы бились  и  разбиты;  против  железной
птицы разве устоит смертный? Вот небесные сваны стоят  на  берегу,  готовя
ладью. Я же безоружен, и побратимы мертвы. Идите спокойно в Валгаллу, мужи
весла: в ясном костре сгорели ваши тела и не осквернить сванам благородных
голов, как сделано ими с моим братом. Нас же некому проводить. Так что  ж:
пусть кремень и кресало породят искру; ярка  и  голодна,  пойдет  пировать
дочь огня и пищей ей станут  смоленые  ребра  коня  волны.  Спешат  сваны,
снаряжают свою ладью; смеюсь над ними, жалкими: ведь не успеть  им.  Бежит
по бортам огонь, по румам бежит, ползет  огонь  по  веслу,  тщась  поджечь
море, и гаснет, шипя, в паутине пены. Гудит пламя, стеной скрывая берег, и
не кричать нашим  лицам  в  чашах  из  твердой  воды.  Запевай  же  песню,
Бьярни-скальд, сын Хокона, сплетай кенинги - сколько успеешь; пусть раньше
наших душ взлетит в небо песня твоя, тревожа богов.  Пой,  Бьярни,  громче
пой, а я помогу тебе,  как  сумею;  мы  вплывем  в  Валгаллу  на  пылающем
драккаре и это будет новая сага, сага воды и огня; в ней не будет ни слова
лжи, и поэтому ее никогда не споют...