Андрей Василенко, Олег Малахов
Рассказы

Судьба
Жажда
О ком плачет осень?
Демон добра.
"Счастье".


Андрей Василенко, Олег Малахов
Судьба



"Судьба".

"Теперь живешь и не гадаешь:
 Ну, сколько жить еще мне лет?
 Ведь все равно так верно знаешь,
 Что настоящей жизни нет".
Ф. Сологуб.


     Запись первая:
     "Интересно, на улице сейчас солнышко или пасмурно?.. В общем-то, конечно, это не
так важно... Надо бы представиться для начала... Меня зовут Верекундова Ира. Я так
думаю, во всяком случае... Точнее, мне сказали, что меня зовут Верекундова Ира. Странно,
но эти имя и фамилия не вызывают у меня никаких ощущений. Даже не знаю мои ли они...
Но сама я в мыслях называю себя Ира. И тетя Элеонора  так меня называет. Короче, имя
мне нравится. Как себя ни обзови, ничего от этого не изменится... Сколько же времени
прошло с тех пор, как я здесь очутилась? По-моему, не больше четырех дней. Хотя,
дневного света давно не видела - могу и ошибиться. С другой стороны, есть я начинаю
хотеть три раза в день... Вернее, три раза за какое-то время... Спать начинаю хотеть почти
сразу после того, как поем в третий раз. Так было, по моим подсчетам, ровно четыре раза.
А, значит, и прошло всего четыре дня. Элементарно, мой дорогой Ватсон... Трудно считать
время, когда ничего кроме электрической лампочки не видишь. Ну да речь-то не об этом.
Речь о том, что будет дальше. Непросто было уговорить тетю Элеонору, чтобы она
позволила мне пользоваться этим вот диктофоном. "Ирочка, ты и так ослаблена... Не
нужно себя дополнительно загружать, дорогая моя". Ее слова... В чем-то она, конечно,
права. Моя левая рука вообще не работает, а правая иногда сильно болит. Но заниматься-
то чем-то нужно! Такое впечатление, что в предыдущей своей жизни я без дела и двух
минут просидеть не могла... Оригинально... Я сказала: "В предыдущей своей жизни". А
ведь не знаю, что было раньше. До того, как очнулась в этой чистой кровати с белыми
простынями, забинтованная по самое не хочу... Бинты с правой руки тетя сняла недавно.
Поэтому держать диктофон в руке я могу. И говорить тоже могу. Что еще нужно для
полного счастья? Только если определенности... С самого начала я называла свою тетю
"Элеонора Аркадьевна". Так эта женщина представилась, когда я очень сильно попросила
все-таки сказать имя-отчество. Согласитесь, не очень просто сразу обращаться к
незнакомому человеку "тетя Элеонора". Потом стало как-то все равно. Пусть она думает,
что я ей верю. Пусть даже она прослушает мою запись и поймет, что это не так, мне
наплевать. Я ведь не знаю, тетя она мне на самом деле или нет. По ее уверениям,
настоящая тетя... Кстати, вот она и идет. Пожалуй, отложу запись..."

    Дополнение к первой записи:
     "Приход тети Элеоноры выглядит так: где-то в глубине помещений, которые находятся
за пределами моей комнаты, слышны шаги, шум нарастает, затем щелчок замка и дверь
открывается. Видимо, в комнату ведет глухой коридор, потому что, когда дверь
открывается, дневного света не видно - только электрический. Тетя, когда входит, всегда
улыбается и спрашивает: "Ну и как у нас дела?". В этот раз еще поинтересовалась,
научилась ли я пользоваться диктофоном. И попросила его отложить на тумбочку рядом с
кроватью. Потом покормила... Есть сама я не могу, поэтому тетя меня кормит. Одним и
тем же, практически. Либо рисовой кашей с молоком, либо макаронами с мясом. Терпеть
не могу и то, и другое. Но выбирать не приходится. Хоть чем-то кормит. По-моему, ей нет
дела до того, нравится мне еда или не очень. Я набиваю живот и все... Тетя не забрала
диктофон. Значит, прослушивать мои записи пока не собирается. Или дожидается, пока я
усну... Надо собраться с мыслями и подробнее обо всем рассказать. Чтобы самой хоть
чуть-чуть разобраться. Произвести анализ, так сказать... Отложу-ка я это до завтра.
Уточняю - до того, как проснусь. Будет тогда завтра или все еще продолжится сегодня, не
знаю... Спать хочется... Вот и зевнула. Только запись порчу. Засоряю ненужностями. С
другой стороны, для кого я делаю запись, если не для себя... Хочу зеваю, хочу говорю...
Бред какой-то. Не от сердца явно. Отдохну и продолжу... Всем спокойной ночи".

    Запись вторая:
     "Здравствуйте, дорогие мои... По-моему, именно так телеведущий Артур Крупенин
начинал каждое свое шоу. Как я вспомнила об этом?.. Очень просто. Крупенин мне
приснился вместе со своей передачей. Все-таки что-то из прошлой жизни я вспоминаю.
Причем, своеобразно вспоминаю. Достаточно одной маленькой зацепочки, которая тут же
выстраивает цепочку воспоминаний. Есть у меня подозрение, что, в конце концов,
вспомню все. Тетя Элеонора жаждет этого больше всего на свете. Так она мне сказала. И
обещала принести фотографии, на которых снята я вместе со своими мамой и папой.
Только вот почему она не принесла их сразу?.. Ведь с самого же начала знала, что у меня
потеря памяти. Странная эта тетя Элеонора... Опять же речь не об этом. Постараюсь не
отвлекаться и рассказать обо всем подробнее, как и обещала... Так... Пять дней назад...
Возможно, что пять дней назад... Так вот, пять дней назад я очнулась в этой кровати. Все
тело сильно онемело. Трудно было пошевелить даже руками... Я уж не говорю обо всем
остальном. Выяснилось, что я забинтована... Бинты везде, даже на лице. Остались только
прорези  для глаз и рта. Хотя, в зеркало не видела, поэтому точно ничего сказать не могу.
Только догадываюсь... Около кровати сидела пожилая женщина. Она улыбнулась, когда
увидела, что я открыла глаза и произнесла: "С возвращением, Ира..." У меня тут же возник
вопрос: "Где я?". Женщина отвечать не стала и сказала, что у меня временная потеря
памяти. Что меня зовут Верекундова Ира. Что я попала в страшную автокатастрофу. Что
она - моя тетя Элеонора Аркадьевна... Потом я, кажется, снова отрубилась. Однако когда
очнулась, Элеонора Аркадьевна все еще сидела у моей постели. Она интересовалась моим
здоровьем, выясняла, что я помню, и пару раз даже начинала плакать, глядя на меня. Я
сначала поверила ей... Слезы убедили. Но потом, повнимательнее ко всему
присмотревшись, поняла - что-то здесь не так... Не понимала тогда и не понимаю сейчас,
почему я не в больнице и почему тетя Элеонора закрыла окна черными бархатными
шторами, которые вообще не пропускают свет, и позволяет мне видеть лишь
электрическое освещение. Не знаю, Верекундова ли я Ира вообще... Через какое-то время
после моего, так называемого, "возвращения ", мне пришло в голову попросить тетю
Элеонору показать мои документы. Та явно удивилась и сказала, что документы сгорели а
автокатастрофе. Не верю я ей... Может быть, это просто лишняя подозрительность,
вызванная веселенькой ситуацией, в которой я оказалась?.. Ладно... В итоге, началась
однообразная жизнь. Тетя периодически приходит, разговаривает со мной или кормит
меня, спрашивает, хочу ли я в туалет, и, разобравшись со всем, уходит, закрыв дверь на
ключ... И все. Только диктофон спасает... Не так-то просто лежать целыми днями, не имея
возможности нормально пошевелиться. Самая мерзкая процедура, надо сказать, это туалет.
Поэтому стараюсь терпеть столько, на сколько хватает сил. А тетя интересуется моим
физическим состоянием гораздо меньше, чем психическим. У меня болит правая рука, а
она и не думает лечить... Или снять боль... Кстати, я не знаю, есть ли еще кто-нибудь,
кроме нее, в доме. Про себя тетя Элеонора ничего не рассказывает. Но обещает рассказать.
"Когда ты окрепнешь, все тебе расскажу", - говорит она. Врет, небось... Я опять
отвлеклась... Мысли скачут с одного на другое. Надо бы прекратить пока записывать...
Скоро время приема еды..."



Андрей Василенко, Олег Малахов
Жажда



Жажда
(история одного несчастного случая)



     "Тьма", - подумал Рудин и открыл глаза. Увидеть что-либо не представлялось
возможным, поэтому в первую секунду мужчина решил, что ослеп. Однако уже через
некоторое время до него начало доходить, что всему виной белая ткань, препятствующая
нормальной работе зрительного аппарата. Рудин раздраженно откинул ее с лица. Глаза
моментально ослепил очень яркий свет, исходивший от лампы, прикрепленной к потолку.
Мужчина прошептал: "Господи, где я?" И принялся лихорадочно соображать: "Что же со
мной было вчера?.. Я совершенно точно принимал на грудь. По-моему, в обществе той
смазливой девочки... Или без нее?.. Неужели меня потом в вытрезвитель забрали?" Рудин
пришел к выводу, что абсолютно ничего не помнит. "Это же надо было так нажраться, -
подумал он, - До потери памяти. А я ведь и не пил почти". Мужчина пошевелил руками и
ногами. "Вроде бы все на месте", - прикинул он и сделал попытку сесть. Онемевшее тело
далеко не сразу позволило ему это сделать, но в конце концов усилия увенчались успехом.
Рудин огляделся и увидел, что находится в каком-то странном помещении, наводившем на
мысли совсем не о вытрезвителе. Это помещение было больше похоже на... "Морг", -
ошеломленно произнес мужчина, увидев рядом с собой тело, прикрытое точно таким же
белым покрывалом, что было и на нем самом.  Рудин приподнял край белой материи и
посмотрел на свое голое тело. "Интересно, в вытрезвителе только до трусов раздевают или
их тоже положено снимать?" - подумал мужчина. Ответить на этот вопрос никто не мог. Да
и задать-то его было некому - лежавший рядом не шевелился. Тут Рудин по-настоящему
растерялся, потому что ему ни разу не приходилось проводить ночь в вытрезвителе.
Выпивать он, конечно, иногда выпивал, но не до такой степени, чтобы им могли
заинтересоваться органы охраны общественного порядка. К тому же, в своем родном
городке Андрей Евгеньевич Рудин был человеком известным - все-таки один из наиболее
крупных предпринимателей. Милиция не стала бы с ним связываться. Однако, в таком
мегаполисе, как Москва, его знать не могли. И Рудин решил действовать...
     "Послушай, мужик, где я?" - спросил Андрей Евгеньевич у человека, который лежал по
правую руку от него. Ответа не последовало. Тогда Рудин поднялся и встал босыми ногами
на холодный пол. "Холодно здесь, черт возьми", - сказал он, поеживаясь, как вдруг
почувствовал, что теряет сознание.  Ноги неожиданно стали ватными и подогнулись.
Чтобы не упасть, мужчина ухватился за своего собрата по несчастью, но тщетно. Через
несколько секунд он уже лежал на полу. Последнее, что отпечаталось в сознании, была
небольшая бирка на большом пальце правой ноги. Белое покрывало плавно опустилось на
его бледное тело.

*******

     "Тьма", - подумал Рудин и во второй раз открыл глаза. "Сон", - появилась вторая мысль.
Но с потолка на него единственным глазом смотрела уже знакомая слепящая лампа.
Мужчина резко поднялся на ноги. В его положении ничего не изменилось. Это было все то
же странное помещение, навевающее нехорошие мысли. Добавилось только одно -
чудовищное по своей силе желание пить. Рудин облизал пересохшие губы и внезапно
осознал, что ему наплевать на то, где он находится. Лишь бы быстрее найти способ
утолить жажду. Андрей Евгеньевич посмотрел по сторонам в поисках выхода, отыскать
который на деле оказалось не так сложно. Дверь была слева от него. Мужчина решительно
двинулся прямо по направлению к ней и... остановился. Затем обернулся назад. Разум
наотрез отказывался соединять воедино две вещи: бирку на ноге и неподвижное тело
молодой женщины, с которой Рудин, падая, сорвал покрывало. "Минуточку", - прошептал
Андрей Евгеньевич, словно пытаясь убедить себя повременить с выводами. Но вывод так и
рвался на волю. И почему-то не вызывал страха. "Морг!" - сказал Рудин громко и
отчетливо. А, спустя мгновение, послышался немного хриплый женский голос: "И что с
того, что морг?.. Ты, Петя, совсем от вида покойников умом тронулся?" От неожиданности
Рудин вскрикнул. "Точно тронулся", - произнесла женщина и вошла в помещение. Она
посмотрела по сторонам, пытаясь обнаружить источник шума, и ее взгляд остановился на
Андрее Евгеньевиче. Выражение лица резко изменилось. Женщина буквально окаменела.
Рудин же, не долго думая, спросил: "Извините, вы не знаете, где я могу найти свои вещи и
документы?" Трудно сказать на какой результат он надеялся. Женщина тихо застонала и
рухнула на пол. Рудин улыбнулся - происходящее начало его веселить. "По-моему, не
знаете, - сказал он вслух и прибавил, - Надо будет еще у кого-нибудь спросить". Внезапно
его охватил приступ еще более дикого веселья. Он чуть наклонился вперед и засмеялся
странным лающим смехом - смехом человека, одержимого навязчивой идеей. Тем
временем жажда все больше давала о себе знать. Прошло около пяти минут, пока Рудин
наконец успокоился и затих. Он осознавал, что необходимо как можно спокойнее
оценивать ситуацию. Но для начала неплохо было бы попить. Тут взгляд Андрея
Евгеньевича переместился на женское тело, с которого упало покрывало. Рудин
внимательно пригляделся. На груди этой молодой женщины была рана - небольшое,
покрытое корочкой запекшейся крови, отверстие. А лицо ее показалось Рудину смутно
знакомым. "Это она, - вдруг понял мужчина, - Моя таинственная незнакомка... Но что с
ней случилось?" Следом появилась страшная мысль: "Не я ли, часом, ее убил по пьяной
лавочке?" Эту идею Рудин, однако, моментально отверг. Не такой он был человек, чтобы
замочить кого-нибудь, пусть даже и по пьяному делу. "Господи, она же совсем
молоденькая, - подумал Андрей Евгеньевич, почувствовав прилив необъяснимой жалости
и нежности вперемешку, - И какая красивая". Дальше Рудин сделал то, до чего никогда бы
не додумался при обычных обстоятельствах. Он подошел к женщине вплотную,
наклонился и поцеловал дрожащими губами ее холодную шею. Потом провел по ней
языком. "Я рехнулся", - прошептал мужчина, но избавиться от ощущения острого
наслаждения, которое принес ему поцелуй, не мог. Хотелось чего-то еще. Не секса,
конечно, с трупом - подобная мысль казалась мерзкой. Чего-то другого... Андрей
Евгеньевич стремительно покинул помещение.

*******

     Рудин очень хотел выйти на улицу. Но перспектива разгуливать в голом виде особенно
не прельщала. Поэтому он поставил перед собой две цели: найти людей, которые могли бы
ему помочь с одеждой (мысль вернуть его собственную одежду, а заодно и документы,
была уже похоронена) и достать обычной воды, чтобы утолить жажду. Людей в здании не
было. Единственным живым существом оказался охранник, сидевший рядом с  выходом.
Бедняга, он остолбенел при виде Андрея Евгеньевича и сумел только выдавить: "Вы кто?"
Рудин спокойно ответил: "Труп". После чего принялся наблюдать за тем, как охранник,
истошно завопив, попытался выскочить на свежий воздух. Правда, спокойствие Андрея
Евгеньевича оказалось обманчивым, ведь он прекрасно знал, что ему нужно на этот раз.
Рудин стремительно бросился вперед и схватил бедолагу-охранника за рукав рубашки.
Последний завизжал еще сильнее, прикладывая недюжинные усилия, чтобы вырваться, но
Андрей Евгеньевич наотмашь ударил его по лицу. Представитель охраны затих. Рудин
сильно встряхнул его, не давая хлопнуться в обморок, и отчетливо спросил: "Вы будете не
против, если я позаимствую вашу одежду?" Охранник отчаянно замотал головой. "Тогда



Андрей Василенко, Олег Малахов
О ком плачет осень?



"О ком плачет осень?"


    Пасмурное, неприветливое небо большого города, проливало горькие слезы на серые
тротуары. Было сыро, противно, одиноко. В такую погоду всегда забываешь о том, что
осень не вечна, как и все на свете. Она давит своим серым, угрюмым сводом на грудь и
затрудняет дыхание. Она навевает такую смертную тоску, что ты никуда не можешь уйти
от самых нежеланных мыслей, ты никуда не можешь убежать от воспоминаний, которые
рвут душу на части. И даже сильным людям, способным преодолеть бесчисленное
множество трудностей, людям с оптимизмом относящимся к жизни, кажется, что этот
дождь вечен, и хочется: плакать. Наверное, также хотелось плакать маленькой дворняжке
- грязной, голодной и продрогшей. Она с надеждой бежала за каждым человеком, который
выходил из "молочного" магазина. За каждым человеком, спешившим куда-то, спрятав
голову под зонт и подняв воротник, по своим делам. Но никто не обращал на бедное
существо внимания. Никого не беспокоила судьба кем-то и когда-то приобретенной на
птичьем рынке, а потом брошенной из-за своей беспородности, собаки. Жалобно
поскуливая, она заглядывала в глаза прохожим, пытаясь отыскать в них хотя бы каплю
сострадания, но тщетно... Нет, не то, чтобы люди зачерствели, не то, чтобы в них не
осталось жалости к другим живым существам. Нет... Просто каждый считал в такую злую
погоду самым несчастным именно себя, и, углубившись в самоутешение, не замечал
вокруг никого и ничего другого. Каждому казалось, что на свете есть только он -
брошенный и забытый. А собака все надеялась на то, что среди этих людей, добрых от
природы, но испорченных жизнью, найдется тот единственный, кто не даст ей умереть от
голода и холода. Она не раз уже пыталась спрятаться от холодного дождя в магазин. Но
охраннику, видимо, было и тепло, и хорошо, поэтому он с трудом понимал бездомную
дворнягу, которая хотела того же, что и все... Хотела жить. И на долю слабого животного
пришлись только ряд грубых слов и несколько пинков. В то время как дождь все
усиливался. И вот, когда собака уже готовилась принять свою безрадостную собачью
смерть, из магазина  показалась бабушка - женщина давно уже пенсионного возраста. По
ее зашитому в нескольких местах пальто, по старым изношенным ботинкам, была очень
хорошо видна забота государства о людях, отдавших лучшие свои годы процветанию
страны. В ее потрепанной годами сумке виднелся пакет молока, половина батона хлеба и
небольшой кусок сыра, по-видимому, к празднику. Все, что позволяла скромная пенсия.
Прихрамывая, бабуля пошла к троллейбусной остановке. Собачка, поняв, что это ее
последний шанс, слегка взвизгнула и, завиляв своим мокрым, как и вся остальная шерсть,
хвостом, бросилась за старушкой. Забежав чуть вперед, она села перед ней, глядя прямо в
глаза.
    "Что, маленькая, замерзла?" - сочувственно поинтересовалась бабуля, - Наверное,
голодная?" При этих словах собака тихо заскулила... "Так что же я могу тебе дать? Разве
что:"  - сказав это, бабушка полезла в пакет,  отломила кусок еще горячего белого хлеба и
подала его собаке. Та с жадностью проглотила этот кусок и снова своим молящим
взглядом посмотрела на старушку. "Господи, какая же ты голодная! - запричитала та, - Ну
на тебе еще кусочек". И, отломив еще больший кусок, отдала его дворняжке. После чего
продолжила свой путь. Пройдя еще немного, бабушка почувствовала на себе чей-то взгляд,
а, обернувшись, она увидела все те же молящие глаза следовавшей за ней собачки. "Куда
же ты идешь глупая? - уже со слезами в голосе проговорила старушка, которая близко к
сердцу приняла несчастье дворняжки, - Ведь мне тебя даже кормить нечем. Иди, найди
еще кого-нибудь, кто сможет  дать тебе приют". Но собака, как бы отдавая себе отчет в
том, что выбирать ей не из кого, а единственный выбор для нее - это выбор между жизнью
и смертью, продолжала, в надежде на чудо, плестись за старушкой. На остановке, где
бабушка остановилась, дожидаясь троллейбуса, собачка подошла к ней, села, прижавшись
к ее ноге, и снова тихо заскулила. Бабуля почувствовала, как вздрагивало от холода тельце
забитого, никому не нужного животного, и сердце у нее сжалось в комок. Подошел
троллейбус. Бабушка вошла в него, сглатывая душившие ее слезы жалости. Как бы все ни
случилось, пусть даже ей придется сократить до мизерной нормы свой и без того скудный
рацион, чтобы делиться с собакой, но нельзя было бросать это жалкое существо на верную
смерть. Так думала старушка, когда троллейбус отошел от остановки. Она уже порешила
для себя сойти на следующей, и вернуться за собакой, но вдруг заметила, что та уже
залезла в троллейбус. Старушка вздохнула, но в душе ее появилось нечто похожее на
давно позабытую ею радость. Теперь она будет совсем не одинока. Теперь рядом будет
существо, которому она сможет отдать всю свою любовь, и собака