агическими голосами, - сказала моя жена. -  Может  быть,
случилось... Нет, я не могу произнести!
   - Случилось несчастье с ребеночком?
   - Замолчи! Немедленно замолчи!
   Кое-как накинув халаты, мы  побежали  на  лестничную  площадку,  затем,
улучив паузу в криках и грохоте, позвонили в дверь.
   Нам долго не открывали.
   Наконец я стал звонить настойчиво, не отнимая пальца от звонка, и через
минуту дверь дрогнула и приоткрылась на узкую щель.
   В щели я угадал профиль Коли Стадницкого.
   - Коля, - сказал я, - доброе утро. Скажи, что произошло?
   - Ничего не произошло! - резко ответил молодой человек.
   И захлопнул дверь.
   Мы остались на лестнице.
   - Если мы сейчас не зайдем в какую-нибудь квартиру, - сказала  Нианила,
- то мы обязательно простудимся.
   - Тогда лучше идти  к  нам,  -  предложил  я.  -  Хоть  мне  и  грустно
сознавать, что появление ребенка ведет к конфликтам в семье Стадницких,  я
не чувствую себя вправе делать им замечания.
   Мы двинулись  было  к  нашей  двери,  но  тут  дверь  к  соседям  снова
приоткрылась и Стадницкий сказал нам вслед:
   - И вообще вас это не касается! Не смейте совать  носы  в  нашу  личную
жизнь!
   - Мы и не суем, - с достоинством ответила Нианила, и мы ушли к себе.
   Но недолго мы оставались одни.
   Мы не успели запереть дверь, как услышали легкие шаги Клавы.
   Она ворвалась следом за нами в нашу квартиру и шепотом закричала:
   - Спасите меня! Он весь пошел в свою мамашу!
   - Неужели он хочет отравить вас? - спросила Нианила.
   - Хуже!
   - Он поднял руку на ребенка?
   - Ах, я сама не знаю, что говорю, - откликнулась Клава.
   Тут же в дверь втиснулся Коля.
   - Возвращайся домой, продажная развратная тварь, - сказал он, - не смей
общаться с порядочными людьми.
   - Коля, прекрати немедленно! - сказала Нианила. - Я  тебя  выставлю  за
дверь. Ты что хулиганишь?
   - Я? Хулиганю! Да на моем месте другой  давно  бы  ее  задушил!  Отелло
своих жен за меньшие штучки на тот свет отправлял.
   Мы  замолчали,  переваривая  страшную  информацию.  И  как  назло   моя
любознательность опять нас подвела.
   - Простите, - заинтересовался я, - а сколько жен задушил Отелло?
   Тут Клава зарыдала, а Коля ответил:
   - Всех, которые были... как моя!
   - Ну ладно уж, - сказал я. -  Что  плохого  могла  сделать  тебе  жена,
которая принесла тебе два дня назад из роддома чудесного сынишку?
   - Вот именно, - сказал Коля.
   - Но ведь я не виновата! - закричала Клава.
   - Ах, ты не виновата? Не виновата - так не бойся, покажи  соседям  свое
артистическое мастерство.
   - И покажу, - ответила Клава. - Мне нечего скрывать.
   - Нечего?
   - Нечего! - И Клава обратилась к нам. - Пошли  посмотрите,  и  вы  меня
реабилитируете.
   Все вчетвером мы вновь пересекли лестничную площадку и вошли в квартиру
Стадницких, из которой доносился детский плач, сопровождаемый эхом.
   Надо  сказать,  что  я  вступал  в  квартиру   Стадницких   с   тяжелым
предчувствием того, что вступаю в опасную и, может быть,  трагическую  эру
моей жизни. Казалось бы, что такого: ну плачет младенец, ну негры ездят по
нашему Веревкину в  иностранных  автомобилях.  Меня,  скромного  школьного
учителя русского языка и литературы, не должно касаться...
   - Нас это коснется, - прошептала моя золотоволосая супруга.  -  Ой  как
коснется!
   Как и положено верной спутнице жизни, Нила порой читала мои мысли.
   Молодые люди впустили нас в комнату,  которая  служила  спальней  им  и
младенцу, и подвели  к  кроватке  с  деревянными  барьерчиками  по  бокам,
купленную на вырост.
   В этой кроватке лежали два младенца и пускали слюни.
   Я  прошу  вас,  уважаемый  читатель,   остановиться   на   этом   месте
повествования и попытаться встать на мое место.
   Повторяю: мы вошли в  комнату,  где  пахло  детской  мочой,  присыпкой,
счастливым и скромным бытом. Мы  посмотрели  на  кроватку.  В  ней  лежали
рядышком два младенца и пускали слюни.
   Вы поняли?
   Мы ничего не поняли.
   Мы переглянулись, потом посмотрели на родителей.
   После тяжелой паузы раздался голос Коли Стадницкого.
   - Видите?
   Нила кивнула.
   - А я так надеялся, - вздохнул Коля Стадницкий, - я так  еще  надеялся,
что  у  меня  ночной  кошмар  и  галлюцинации.   А   бывают   коллективные
галлюцинации.
   - Коллективные галлюцинации! -  воскликнула  оскорбленным  голосом  его
молодая супруга. - А кто в меня кастрюлей кидал, убить хотел?  Кто  осыпал
меня оскорблениями и рукоприкладством?
   - А что мне оставалось делать? -  ответил  плачущим  голосом  Коля.  Он
уступал жене в размерах, но был жилистым  и  крепким  человеком,  так  что
всегда мог одолеть пышную, белую, мягкогрудую Клавдию.
   - Простите, Коля, - спросил я, с трудом оторвав  взгляд  от  кошмарного
зрелища. - Но за что вы рассердились на свою жену?
   - Как за что? За измену, вот за что! - откликнулся Коля.
   - Да не рожала я его! - взмолилась Клава. - Христом Богом  клянусь,  не
рожала. Я одного рожала и одного домой принесла. Неужели бы я не заметила,
когда второго рожала?
   - Вряд ли это возможно, - поддержал я Клаву.
   - А я говорю - это заговор! - настаивал  Коля.  -  Ты  одного  от  меня
родила, а второго потом, специально, потому что не мой он ребенок, а  плод
измены.
   - Так это с кем я тебе, дурак, изменяла?
   Молодые супруги вновь начали сражение, но убежать с поля боя мы с Нилой
не могли, потому что присутствовали при  странной  загадке  мироздания,  а
загадки требуют разрешения.
   - Всем известно с кем! - кричал Коля. - С Гасаном из вашей конторы.
   - Это чтобы я - с Гасаном!
   - Такие, как ты, только с Гасаном и могут!
   - Да ты посмотри, глаза твои слепые! - возмутилась окончательно  Клава.
- Гасан - черный?
   - Еще какой черный!
   - И глаза у него черные?
   - Ну и что?
   - И кожа смуглая?
   - Ни у что?
   - И нос как дыня?
   - Ну и что? Что? Что?!
   - А то, что младенцы одинаковые и оба в тебя, подонок!  Ты  посмотри  -
глаза серые, носы курносые, губы наружу и уши вертикально!
   - Клава права! -  быстро  произнесла  моя  жена,  чтоб  Коля  не  успел
придумать какую-нибудь другую глупую версию. Нила, как и я, понимала,  что
дело куда сложнее, чем простая супружеская измена. При простой супружеской
измене близнецы не рождаются с промежутком в пять дней.  Не  знает  такого
мировая наука.
   - Ясно, - сказал Коля. -  Я  понял.  Это  не  Гасан,  а  Пупенченко  из
Гортопа! И курносый, и глаза серые.
   - А уши? - спросила Клава. - Уши у него прижатые,  а  вертикальные  уши
только у тебя и отросли, урод лопоухий!
   Коля пощупал свои уши. Они и в  самом  деле  выдавались  вертикально  к
поверхности головы.
   - Это ничего не значит, - сказал он. - В  детстве  у  меня  другие  уши
были.
   - Что же это, я тебя с детства не знаю, что ли?
   - "И я твой характер с детства освоил! - произнес Коля.
   Младенец справа заплакал. Он сучил ножками.
   Мы все смотрели на  него.  Второй  младенец  повернул  головку  и  тоже
посмотрел на него. Господи, они были абсолютно похожи!
   Но Коля сделал иной вывод.
   - Вот, - сказал он, - правый  -  это  мой.  Я  чувствую.  Он  плачет  и
страдает от твоей, Клавка, подлой измены!
   И тут, как бы подслушав обвинения Коли, второй малыш зарыдал  так,  что
правый перестал плакать и воззрился на брата.
   И правда - я уже не мог называть их  иначе  как  братьями,  близнецами,
хотя этого и быть не могло.
   - Послушай, Коля, - сказала моя супруга, -  ты  можешь  шуметь  и  бить
посуду, как тебе хочется, но твоя жена  здесь  не  виновата.  Она  в  себе
носила только одного младенца, это может Дина Иосифовна подтвердить.  И  я
сама Клаву у роддома встречала, и ты сам младенца на руках нес. И  он  был
один.
   - Сначала был один, - ответил Коля, - а сегодня ночью она  еще  одного,
родила. Тайком от меня, потому что это не мой ребенок!
   - Ясно. - Я вмешался в этот пустой разговор. - И какой же из них  твой,
а какой чужой?
   - Совершенно очевидно, - ответил Коля. - Справа мой, а слева чужой.
   - И почему?
   - Разве неясно? - спросил Коля. - Справа мой, а слева ихний.
   - И как же ты их различаешь? - спросила моя жена Нианила.
   - У него мой голос проклеивается.
   Клава наклонилась к  кроватке,  взяло  того  младенца,  который  плакал
пронзительнее, обнажила  полную  грудь  и  дала  ее  мальчику.  Тот  сразу
замолчал и зачмокал.
   Второй заплакал еще громче.
   - Прекрати кормить узурпатора! - закричал Коля. - Корми моего ребенка.
   Он даже протянул руку к жене, чтобы оторвать младенца от ее  груди,  но
Нианила встала между ним и кормящей материю и сказала:
   - А ну-ка погляди на кроватку. Разве ты  не  видишь,  что  она  правого
взяла, того самого, которого ты за своего держишь.
   - Разве? - Коля находился в шоке. Руки его тряслись и взор  блуждал.  -
Вы так думаете, тетя Нила?
   - Я уверена, - сказала моя жена. - И думаю, что хватит устраивать здесь
базар. У тебя родились два близнеца, ты их  различить  не  можешь,  оба  -
точная твоя копия, а ты смеешь кричать на жену!
   - Это точно... - Коля потерял боевой пыл, но окончательно не сдался.  -
А когда же... где он вчера был?
   - Вчера он из нее еще не вышел, - сказал я. - В медицине  такие  случаи
известны.
   Я лгал, но лгал во спасение. Я понимал, что  младенцы  не  виноваты.  И
Клава не виновата, и Коля не виноват. Тут действует какая-то внешняя сила.
   Коля стоял посреди комнаты и думал.
   Клава, которая уже смирилась со  своим  положением,  откормила  первого
близнеца и взяла из кроватки второго.
   - Нет, - вдруг согласился Коля. - Мне их не отличить.
   - У них даже родинок нету,  -  сообщила  Клава  умиротворенным  голосом
кормящей матери. Коля подумал и вновь огорчился.
   - Но ведь тогда, значит, одного нам подкинули?
   - А кто-нибудь заходил? - спросил я.
   - Ну если бы кто-то к ним заходил, - вмещалась моя супруга, - то мы  бы
услышали. Наша лестница скрипит сильно.
   - Скрипит, - согласился Коля. Он посмотрел на меня испытующе. Его глаза
были красными от недосыпа  и  огорчения.  -  Значит,  бывают  случаи,  что
второго недосмотрели и он с опозданием родился?
   - Мы принимаем это как рабочую гипотезу, -  сказала  моя  жена  голосом
секретаря обкома.
   И как-то все сразу согласились.
   Мы сидели на стульях в комнате, смотрели на младенцев, которые заснули,
и говорили вполголоса, чтобы их не потревожить.
   Никто из нас не верил, что второй младенец родился с опозданием на пять
дней, а Клава этого не заметила. Она сама признавала: "Если бы во сне, все
равно бы схватки были, без боли не бывает".
   Ну ладно, размышлял  я,  допустим,  кто-то  подбросил  младенца,  ловко
подбросил, незаметно. Но почему точно такого же? Где он его раздобыл?
   - А что, если... - сказал я. Потом осекся. Но все уже смотрели на меня.
Пришлось продолжать. - А что, если ты его, Клава, сразу родила.  С  самого
начала их двое было. Но потом его  отнесли  в  палату,  где  новорожденных
держат, а отдать забыли. Вот теперь спохватились  -  видят:  лежит  лишний
ребеночек. Они стали проверять - получается, что твой, Клава.  Вот  они  с
перепугу и подкинули его незаметно.  Чтобы  скандала  не  было.  Ведь  это
страшный скандал - в младенцах обсчитаться, тут выговором не  отделаешься.
У нас каждый советский человек на счету.
   - Не очень мне кажется твоя теория, - сказала  Нианила.  -  Но  другого
пока нет.
   - Есть, - вернулся  к  старой  версии  Коля.  -  Есть,  если  это  плод
супружеской измены.
   - Ну, Коля! Ну не сходи с ума! Ну что ты несешь! - Мы все накинулись на
Колю, и он окончательно сдался. Казалось бы, дело утряслось.  Нет,  ничего
подобного. Ведь мы живем не в вакууме, мы живем в человеческом коллективе.
И коллектив уже приходил поздравлять Клаву с родами, коллектив убедился  в
том, что младенец родился в одиночестве. Ну как теперь убедишь свекровь  и
других родственников?
   - Они потребуют документы, - сказала Клава. - Они  же  не  лучше  моего
супруга, даже в некоторых отношениях хуже его. Они меня будут  упрекать  в
супружеской измене, вот увидите.
   - А мы им документ! - сказал я.
   - Какой еще документ? - удивилась Нианила Федоровна. - Где  ты  найдешь
документ о том, что младенцев было двое? Ведь младенец был один!
   - Надо проникнуть, - сказал я, - проникнуть  и  подменить  документ.  С
происхождением младенца мы сами разберемся: куда нам спешить?  А  вот  что
касается документации, то без нее не обойтись.
   - И что же вы предлагаете, дядя Семен? - спросила Клава.
   - Немедленно идти в больницу, в регистратуру  родильного  отделения,  и
изменить там число младенцев, - сказал я. - Хорошо еще, что вы в ЗАГСе ему
имя дать не успели.
   - Тогда пошли, - сказал Коля. - А то стыда не оберешься. Как на  службу
вернусь, не представляю!
   - Может, лучше дождемся ночи? - спросил я.
   - Нет, - сказала Нианила, - сейчас вы открыто  придете,  а  ночью  надо
красться, как воры, и еще в милицию попадете.
   Мы оделись и пошли  в  больницу.  По  дороге  Колей  овладела  странная
надежда, что мы сейчас поднимем документы и в них окажется, что у  него  с
самого начала было  два  близнеца.  И  тогда  не  надо  ревновать  жену  и
оставаться на всю жизнь в неведении, ты ли отец одного из своих сыновей.
   К счастью для Коли, он - существо ограниченное, и приземленное. Так что
за пределы земных и реалистических объяснений он не пускался. Я же,  шагая
рядом с ним, не мог отделаться от тягостных подозрений, что тайна  лишнего
близнеца не так проста,  как  может  показаться,  и  вряд  ли  объясняется
ошибкой в документах или неверностью жены. К  тому  же  Коля  надоел  мне,
стараясь выяснить, а  нет  ли  в  природе  примеров,  чтобы  самка  рожала
близнецов порциями. Ну может, не у людей, а у кошек или морских свинок? На
что я не мог ответить. Черт их знает, морских свинок!
   В больницу мы пришли около девяти, народу было мало. Я  взял  разговоры
на себя, и Коля был мне благодарен.
   Пожилая регистраторша была мне знакома, она  приходилась  приятельницей
моей покойной мамы, и поэтому я говорил с ней почти доверительно.
   - Дорогая Даша! - обратился я к ней, сунув голову в полукруглое окошко.
- Мы к тебе с несколько необычной просьбой.
   Дарья Тихоновна высунула голову в окошко, узнала Колю и обрадовалась.
   - Поздравляю тебя с первенцем! - сказала она. - Пускай растет богатырем
на радость нашей Родине. Пускай им будет гордиться наш  город,  как  новым
Павликом Морозовым.
   Дарья Тихоновна всю жизнь провела  в  пионерах.  Сначала  председателем
совета дружины, потом пионервожатой, затем инструктором райкома  комсомола
по пионерским вопросам, а постепенно,  через  гороно  и  совет  ветеранов,
превратилась  в  почетную  пионерку  нашего  города.   Поэтому   ей   были
свойственны восторженность и громкий голос.
   При упоминании об отце Павлика Морозова Коля сразу  слинял,  сгорбился,
исчез, а я затолкал  лбом  обратно  голову  Дарьи  и  перешел  на  другой,
понятный ей тон:
   - Слушай, Даша, у нас проблема.
   - Давай, дружок, слушаем, - ответила Дарья.
   - Ты, наверное, слышала  по  телевизору,  что  начался  отбор  в  школу
передового пионерского опыта?
   - А что? Где?
   - В самой Москве, - ответил я. - Записывают с рождения, с первого дня.
   - Ну уж они в Москве перегибают палку! - заявила Даша.
   - Актив, - прошептал я. - В наши тяжелые времена актив надо готовить  с
пеленок. Ты же знаешь, какие проблемы с активом.
   - Не актив, а сплошная пассивность, - согласилась  со  мной  Даша.  Она
встряхнула головой, и коротко остриженные скобкой седые волосы рассыпались
по лбу.
   -  Решено  создать  при  центральном  совете   пионерской   организации
спецшколу.  Отобранных  детей  фиксируют  с  момента  рождения,  а   затем
подвергают специальному облучению. Нет, не  пугайся,  все  под  контролем.
Облученные развиваются лучше других детей...
   - Какое еще облучение! - рявкнул за моей спиной Коля. - Не позволю моим
детям делать облучение.
   - Но вот, ты же понимаешь. -  Я  сурово  нахмурился,  и  Даша  послушно
прикрыла глаза.
   - Сейчас ты дашь нам историю болезни Клавы Стадницкой.  Мы  спишем  все
данные на ребенка. Ведь на него отдельную карточку еще не завели?
   - Сейчас посмотрим, - сказала Даша.  Конечно,  у  нас  в  больнице  все
попроще, чем в каком-нибудь московском родильном доме,  но  все  документы
подшиты как положено.
   Коля жужжал мне в ухо:
   - Какое еще облучение?
   Даша сказала:
   - Видно, история болезни еще в родильном отделении или в консультации у
Дины Иосифовны. Ты там, Сеня, посмотри.
   - А Дина Иосифовна пришла?
   - По расписанию с девяти.
   - Ну тогда - будь готов! - Я  сделал  ей  ручкой  пионерский  салют,  и
старая пионерка серьезно сделала мне ручкой в ответ.
   - Всегда готов!
   Я велел Коле сидеть внизу и ждать, а сам пошел в  родильное  отделение.
Там была только сестра, незнакомая, она сказала, что документов на рожениц
они не держат. Мне ничего не оставалось, как отправиться к Дине Иосифовне.
   Я постучал.
   Дверь открылась, и из кабинета вышла высокая рыжая худая  женщина.  Она
уколола меня зеленым взглядом и пошла, хромая, прочь по коридору.
   - Простите, - спросил я. - Вы Дину Иосифовну не видели?
   - Я теперь Дина Иосифовна, - сказала женщина.
   - А у вас нет истории болезни Клавдии Стадницкой? - спросил я.
   Не оборачиваясь, та женщина помахала тетрадкой, которую держала в руке,
и сказала:
   - Получите в регистратуре.
   Я все-таки заглянул в кабинет. В кабинете было пусто.
   Конечно, та женщина не была Диной Иосифовной, но, с другой стороны, она
уже не первый раз претендовала на место Дины  Иосифовны.  И  конечно,  она
была связана с тайной близнецов.
   Размышляя, я спустился на первый этаж. Коля все еще сидел  на  стуле  у
гардероба.
   - Ты никого не видел? - спросил я.
   - А кого я должен был видеть? - спросил Коля. Я не успел ответить,  как
меня окликнула Дарья:
   - Сеня! Дина Иосифовна вернула мне Клавкину историю болезни.  Она  тебе
нужна?
   Дарья протянула мне в окошко историю болезни.
   Мы с Колей отошли к окну.
   Я перелистал страницы - оказывается, Клава переболела  свинкой,  у  нее
была грыжа и некоторые неприятности с менструальным циклом, - но я не стал
задерживаться на мелких деталях - я листал и  листал,  пока  не  дошел  до
последней записи: "25 апреля 1988  года  родила  двух  близнецов  мужского
пола, вес идентичен - четыре кило двенадцать граммов, длина тела...
   - Ну вот, - сказал Коля, который читал через мое плечо. - Я же говорил,
что она родила их вместе.
   Он вытер со лба выступивший пот.
   - Спасен, - пробормотал он.
   - Да, ты спасен, - сказал я без убеждения. Ведь я-то был уверен в  том,
что еще позавчера у нас  был  лишь  один  близнец.  А  второй  появился  с
опозданием.
   Я сел  на  стул  и  перелистал  все  данные  о  близнецах.  При  том  я
внимательно посмотрел, не был ли вырван лист и заменен другим.  Но  следов
подмены я не обнаружил. Да и  не  ждал  особенно.  Ведь  если  они  самого
младенца смогли нам подкинуть - неужели они  страницу  не  смогут  сделать
чисто, как шпионский паспорт.
   Я вернул историю болезни Даше, и  она  по  моей  просьбе  выписала  нам
справку для ЗАГСа. Ведь нам надо получить на детей метрики.
   Как мы вышли на улицу, Коля сразу отобрал у меня справки на  близнецов.
Он на глазах распухал от гордости.
   Смешная вещь - судьба. Она на моих глазах играла человеком.
   Навстречу нам шли два  мужика,  в  подпитии,  они  видно  работали  или
учились вместе с Колей. Один из них сказал:
   - Говорят, ты богатыря родил?
   - Не богатыря, - ответил Коля искренне, - а двух богатырей.
   - Неужели близнецы? -  спросил  приятель.  Коля  вытащил  из  бумажника
справку, и они втроем начали ее читать.
   - Это надо обмыть, - сказал другой приятель.
   - Давай справку назад, - сказал Коля и неуверенно погляд