отливом.
     -  Он  сказал,  что  его  кличка  Примерное  Поведение,  что   звучит
многообещающе,  но  мне  любопытно,  почему  жеребца  такой  редкой  масти
охолостили.
     Это она знала и рассказала  ему.  Животное  было  с  норовом.  Просто
ездить на нем это не мешало ("Разве  что  торопишься  куда-то!").  Но  для
охоты Примерное Поведение не  годился,  а  на  войне  мог  даже  оказаться
опасным.
     Эйх Шовин засмеялся.
     - Мой родич совсем не хотел проявить неучтивость. Ты сам видишь,  как
их тут мало. - Она указала на пустые стойла.
     - Ну, я так легко не обижаюсь. Не как мой брат.
     Они оседлали циней и выехали со двора. Автор этой повести неизвестна,
но без сомнения происходила из какого-то рода, обитающего у реки, или даже
из Ахары. Она очень подробно описывает местность,  и  возникает  ощущение,
что это что-то свое, не вычитанное из книг.
     Они поехали на восток по узкой, тропе мимо полей хуола и антима. Небо
было ясным, только кое-где высоко проплывали облака. В воздухе пахло пылью
и высохшими растениями.  В  бурьяне  у  тропы  сновали  жучки.  Приводятся
названия жучков: солнечная мушка, прыгунчик, пириг, хелн и алый воин.
     Эйх Шовин снова спросил про охоту.
     Хрустальные Глаза рассказала ему,  сколько  четвероногой  и  пернатой
дичи водится в приречных болотах и в заросших лесом низинах.
     Было ясно, что в орте он разбирается - вопросы он задавал  умные.  Но
ему доводилось бывать у воды не так  уж  часто.  Она  рассказала  ему  про
гигантских рыб, водящихся в Цале, - длиннее высокого мужчины, а  зубы  как
ножи. И злобные. Здешние жители охотятся на них с сетями и острогами.
     - Очень увлекательно! - сказал Эйх Шовин и глубоко вздохнул.
     Они выехали на  край  обрыва.  Внизу  простиралась  речная  долина  -
широкая, пронизанная множеством речных проток, змеившихся  среди  болот  и
лесов, так что долина казалась поясом, сплетенным из разноцветных ремней -
зеленых, голубовато-зеленых, коричневых и бледно красных.
     Они спешились и  пустили  своих  циней  пастись,  а  сами  продолжали
беседовать об охоте. Он протянул руку и погладил ее по  плечу,  как  может
погладить возлюбленная. Хрустальные Глаза нахмурились.  Мгновение  спустя,
он отвел руку, и лег навзничь на каменистую землю,  подложив  ладони  себе
под голову.
     Ей стало неловко из-за его молчания.
     - Какой он, твой брат? - спросила она.
     Он поглядел на нее. От яркого  света  его  зрачки  сузились  в  такие
тонкие полоски, что стали невидимыми. Теперь его глаза было как  окна,  за
которыми видно только синее пустое небо.
     - Этот вопрос мне задавали много раз. "Расскажи нам про Эйх  Манхату,
Эйх Шовин".
     - Ты сердишься, что тебя спрашивают об этом?
     - Нет. С самого начала было ясно, что он - особый, даже когда мы были
детьми. Все знали, что он, если доживет до зрелости,  будет  либо  героем,
либо чудовищем. Он горяч, яростен и  не  ведает  страха,  властен,  силен,
умеет вести войну. Никто не умеет руководить битвой, как он. Пока он  жив,
наш род всегда будет побеждать. Он любит нашу мать и наших родственниц,  и
всегда обо всем с ними советуется, кроме военных дел,  конечно.  Он  верен
Эйху. Он почитает Богиню.
     Эйх Шовин замолчал. И наступила тишина, нарушаемая  только  песенками
жучков среди растений.
     - Все это я знаю, - сказала Хрустальные Глаза.
     - Тогда ты знаешь Эйх Манхату. -  Он  приподнялся  и  сел.  -  Поедем
дальше.
     Этот день они провели на равнине над рекой, а под вечер  вернулись  в
Ахара-Цаль. Ночью они вновь совокупились в круглой комнате  в  башне.  Это
было так же неприятно, как и в первый раз, но потом она скоро заснула.
     Погода оставалась жаркой и сухой: прекрасная погода на  исходе  лета.
Они уезжали верхом почти каждый день. Хрустальные Глаза показывала мужчине
Эйха свой  край:  возделанные  поля,  болота  и  леса.  Они  охотились  на
животных, которых  можно  добыть  в  это  время  года  до  начала  осенней
миграции. Он был приятным спутником: терпеливым, наблюдательным, уважающим
ее сноровку и знания, невозмутимым при виде крови и смерти.
     Он ей нравился, хотя она никак не ожидала, что ей  может  понравиться
мужчина, не состоящий с ней в близком родстве,  -  и  хотя  некоторые  его
поступки ее смущали.
     Как-то днем она подстрелила раля [Четвероногое травоядное,  обитающее
в  болотах.  Туловище,  как  у  небольшой  антилопы  или  оленя,  но  ноги
трехпалые. Голова непомерно  велика  и  сходна  с  головой  бородавочника,
несколько облагороженной. У самцов есть клыки, у обоих полов  -  маленькие
свиные глазки и большие подвижные уши с бледно-желтыми  и  светло-зелеными
полосками внутри. Спины тускло-красные, почти как болотная растительность.
Крупы желтые, но  вокруг  анального  отверстия  нет  шерсти,  и  кожа  там
ярко-розовая.] в болоте у самой реки. Животное упало, но  было  еще  живо.
Оно пыталось встать и жалобно блеяло. Эйх Шовин спешился и  перерезал  ему
горло. В тот момент, когда он вонзил нож, роль дернулся  и  повернул  шею.
Кровь оросила одежду Шовина, и он издал шипящий звук, указывающий на  гнев
или отвращение. Родя он прирезал, а потом снял тунику и утопил ее в яме  с
водой. И совсем нагой выпотрошил родя.
     Она никогда еще не видела взрослого мужчину без одежды и ей стало  не
по себе. Тогда она занялась цинями. Ее Прямой Поступок  был  равнодушен  к
запаху крови, но Шовин ехал на молодом жеребце, которого она еще толком не
объездила, и теперь он занервничал и мог убежать.
     Когда Шовин кончил  свежевать  тушу,  он  вошел  в  воду,  вымылся  и
выстирал тунику.
     - Надень ее, - сказала Хрустальные Глаза, когда он вышел на берег.
     - Мокрую? Нет.
     - Мне это не нравится.
     Он ответил не сразу, сосредоточенно выжимая тунику. Потом  на  момент
поднял глаза.
     - Мы здесь вдвоем, и проводим каждую ночь в одной постели без  всякой
одежды. Ты правда считаешь, что между нами нужны церемонии?
     - Да.
     - Ну, тогда поезжай вперед, - сказал Эйх Шовин.  -  И  тебе  придется
захватить родя. Мой цинь постарается от него избавиться.
     Она  последовала  его  совету  и  поехала  домой   одна,   растерянно
вспоминая, как он выглядел: мех слипся и обрисовал его тело. Он был  худым
с крупными костями и длинными крепкими мышцами, узкий повсюду кроме  плеч.
Создан для быстроты, а не выносливости, подумала она. По-своему  красивый,
хотя  и  не  женской  ухоженной  красотой  [описанное  здесь  телосложение
нетипично для хварских мужчин,  обычно  плотных  с  почти  цилиндрическими
торсами; автор рисует нам  героя  повести,  чья  внешность  странновата  и
несколько схожа с внешностью землян].
     А вот целомудрия ему не хватает.  Словно  не  замечал  своей  наготы.
Может, он слишком  много  времени  тратил  на  выполнение  совокупительных
контрактов. Привык быть с женщинами не-родственницами и заниматься с  ними
тем, что большинство мужчин проделывает раза два в жизни.
     Вечером в круглой комнате она заговорила о его поведении.
     - Если бы я не выстирал тунику сразу, кровь  не  смылась  бы,  а  эта
туника мне нравится. Она почти новая,  и  не  знаю,  заметила  ли  ты,  но
вышивка на плечах очень изысканна. Мне не следовало надевать ее на  охоту.
Но я никак не думал, что так перепачкаюсь.
     - Ты и в битвах такой? - спросила она. - Брезгливый?
     - Нет. Разумеется, нет. Просто я  не  люблю,  когда  портится  что-то
красивое - одежда, оружие. Но думаю об этом я только после. В  сражении  у
меня только две мысли - остаться в живых и  выполнять  распоряжения  моего
брата.
     Что-то в его голосе, когда он упомянул брата, ее задело.
     - Он тебе нравится?
     Эйх Шовин поднял глаза на нее. В комнате было темно - только на столе
между ними мерцал фонарь, и его зрачки расширились в  две  широкие  темные
поперечные полосы.
     - Манхата? Что за вопрос! - И, облизнув пальцы, он погасил фитиль.
     Один из ее родичей вернулся с войны  ломай,  чтобы  излечить  раненую
ногу. Теперь он уже начал ходить, хотя еще  прихрамывал,  и  попросил  Эйх
Шовина заняться с ним воинскими упражнениями.
     Женщинам смотреть  на  это  возбранялось,  однако  Хрустальные  Глаза
тихонько забралась на крышу, откуда была видна тренировочная площадка. Они
дрались на мечах - тяжелых, длинных, имеющих только одно  назначение.  Эйх
Шовин  работал  мечом  с   умелой   непринужденностью.   Он,   несомненно,
превосходил ее двоюродного брата - и не только из-за его  увечья.  Он  был
очень быстр, как она и ожидала, и к  тому  же  силен.  Радостно  смотреть,
думала женщина, прижимаясь к черепице. Если у нее родится сын, быстрота  и
сила ему пригодятся, а если дочь,  так,  может  быть,  девочка  унаследует
выдержку Эйх Шовина. Если улыбнется удача, своих странностей он  детям  не
передаст.
     Настало время ее  крови.  И  кровь  пошла.  Она  не  забеременела,  и
несколько ночей провела нес ним, как требовал обычай.
     - Значит, мне предстоит провести тут еще сорок  дней,  -  сказал  Эйх
Шовин. - Я не огорчен, хотя должен сказать, что твои  родичи  утомительны.
Но  ты  мне  нравишься,  а  мой  род  пока  не  законтрактировал  меня   в
производители где-то  еще.  Как  только  ты  забеременеешь,  мне  придется
вернуться в армию.
     - Война тебе не нравится.
     - Слишком долго она длится. Вскоре начинает казаться, что все это уже
случалось прежде. Существует ведь  ровно  столько-то  способов  убить  или
умереть. Даже моему брату не удалось найти много нового в этой области.
     - Ты очень странный! - сказала Хрустальные Глаза. - Только бы это  не
перешло твоим детям.
     - Никто еще моим родственницам не жаловался! - засмеялся он.
     Разговор этот они вели над речным обрывом. Они часто  завершали  свои
прогулки там, потому что Эйх Шовин разделял ее  любовь  к  широкой  речной
долине. Листва обрела свои осенние краски, а река  была  темно-коричневой,
точно старая бронза - везде, где не отражала небо и  лес.  Все  словно  бы
менялось и перемещалось. Она посмотрела  вокруг  и  подумала  о  том,  что
хорошо бы отправиться в путь, неведомо  куда,  точно  увлекаемый  течением
ствол или птица, отдающаяся ветру.
     Может, когда  все  это  останется  позади,  и  она  забеременеет,  то
отправится погостить где-то. Несколько соседних родов были тесно связаны с
Ахара. У нее были родственницы - женщины, зачатые мужчинами ее рода. У нее
прежде даже была  возлюбленная,  женщина  Шулновы.  Они  познакомились  на
празднике и ездили навещать друг друга, а  потом  война  на  время  обрела
опасный поворот, и они только обменивались вестями и подарками. Потом  все
оборвалось.  Но  можно  съездить   в   Шулнову,   навестить   какую-нибудь
четвероюродную  сестру.  И,  может,  она  случайно  встретит  свою   былую
возлюбленную. Разве удалось бы избежать этого в таком маленьком городке?
     Эйх Шовин провел ладонью по ее меху на плече.
     - Я бы совокупился прямо сейчас.
     - Здесь? На солнечном свету?
     - Совокупляясь в темноте, мы ничего не достигли.
     Кровь  у  нее  остановилась  накануне,  так  что  совокупление   было
возможно, но все равно ей чудилось в этом что-то  дурное.  Она  попыталась
припомнить какую-нибудь заповедь, запрещающую совокупляться  под  открытым
небом или пока солнце не зашло. И ничего  не  вспомнила,  а  у  них  с  ее
возлюбленной  бывало  и  такое.  Но  то  на  празднике  и  с  женщиной!  А
совокупление ради продолжения рода,  конечно  же,  не  должно  быть  таким
причудливым.
     Он нагнулся, поцеловал кончик ее уха, потом пощекотал  языком  внутри
него.
     И они совокупились у речного обрыва на засохшем лугу.  Вверху  парили
хищные птицы. В какой-то момент в самом начале  она  взглянула  в  небо  и
увидела, как  они  поднимаются  широкими  кругами.  А  потом  все  куда-то
исчезло. Солнечный мир вокруг словно потемнел и замкнулся в  себе,  а  она
осознавала только свое тело и тело Эйх Шовина.
     А потом они лежали рядом и слушали песенки жучков. Птицы уже улетели.
Наконец Эйх Шовин зевнул, при поднялся и сел.
     - Вот этого я еще никогда не делала. - Он весело ей улыбнулся.  -  Во
всяком случае, совокупление, по-моему предлагает больше разнообразия,  чем
война.
     Они встали, почистили мех друг другу, потом оделись  и  пошли  искать
своих циней.
     После этого у них вошло в привычку совокупляться вне городских  стен.
Время  года  оказалось  самым  подходящим  -  земля  сухая,  а  жалящие  и
присасывающиеся жучки почти исчезли.  Иной  раз  случались  неожиданности:
например, пасущийся цинь набрел на  них.  А  один  раз  к  ним  подобрался
толстенький тлай поглядеть, чем они занимаются. Он встал на задние  лапки,
а передние скрестил на белом меху грудки, точно рассчитав, что они до него
не смогут дотянуться.
     - Любуйся, любуйся, маленький обманщик, - сказал Эйх Шовин.
     Зверек словно понял. Он наклонил голову и следил за ними, пока они не
кончили, а когда они оторвались друг от друга, тотчас убежал.
     Они все еще спали в круглой комнате наверху  башни.  Теперь  она  уже
привыкла делить с ним ложе. Его запах был ей хорошо знаком,  и  она  уютно
прижималась к его широкой спине. Что ни день, мать спрашивала у нее, как и
что.
     - Очень хорошо, - отвечала она, но под конец сказала: -  Наверное,  у
меня как у моей сестры.
     - В таком случае, - ее мать нахмурилась, - этот  мужчина  проведет  у
нас всю зиму. Ну, права жаловаться у меня на него нет: твоим родичам  есть
с кем заниматься воинскими упражнениями.
     Как-то утром она проснулась  рано  и  услышала  крики  птичьих  стай,
летящих над Ахара-Цалем. Начинался осенний перелет. В болотах у реки можно
будет отлично поохотиться.  Она  растолкала  Эйх  Шовина.  Еще  толком  не
проснувшись, он согласился поехать с ней в долину, и  после  завтрака  они
оседлали своих циней.
     Утренний воздух был прохладен, над рекой колыхались полосы тумана. Не
пройдет и икуна, как туман рассеется, а к полудню станет совсем жарко.  Но
пока она ощущала холодное дыхание осени. В руке она держала натянутый лук,
с седла свисал колчан, полный стрел. Шовин захватил пару дротиков. Он  был
не в настроении убивать, сказал он.
     - Но проехаться верхом - чудесно. Буду наблюдать,  как  ты  пронзаешь
птиц на лету. А если нам попадется крупная дичь, то я буду готов.
     Дичи в долине было вдоволь, но она нигде не видела птиц, чьи крики ее
разбудили. И они с Эйх Шовином все ехали и ехали  по  заброшенной  дороге.
Ближе к полудню впереди появились двое мужчин на  цинях.  Они  выехали  из
зарослей и остановились, загораживая дорогу. У одного на  руку  был  надет
щит. Эйх Шовин ехал чуть сзади, но теперь он поравнялся  с  ней,  держа  в
руке дротик.
     - Этим займусь я, - сказал он.
     Она придержала Прямого Поступка, и он проехал мимо. Под  ним  был  ее
молодой жеребец Упование Будущего.
     Мужчины повернули своих циней навстречу Шовину, и один из них вытащил
меч - длинный военный меч.
     За спиной у нее послышался какой-то  шум.  Она  оглянулась  -  к  ней
подъезжали еще двое. Они выглядели как воины, провалившиеся в  преисподнюю
- оборванные, грязные. На  одном  был  металлический  шлем,  на  другом  -
кожаная шапка. Оба держали боевые мечи.
     Она посмотрела на Шовина.
     Тот уже метнул дротик, и тот, что был впереди, с криком  соскальзывал
со своего циня на землю. Из его груди торчал дротик.
     Шовин схватил второй дротик.
     Два воина в лохмотьях проехали справа и слева  от  нее.  Один  сказал
через плечо:
     - Мы сожалеем, что это происходит в твоем  присутствии,  но,  как  ты
сама видишь, мы доведены до крайности. И все кончится быстро.
     Они проехали дальше. Прямой Поступок мотнул головой, и  она  натянула
поводья. Что она могла сделать?
     У хвархатов война - исключительно мужское дело. Как ни  странно,  это
может показаться землянам, хварские мужчины убивают только друг  друга,  а
женщинам и детям никакого  физического  вреда  не  причиняют.  Однако  это
налагает обратные обязательства. Хвархаты внушают своим женщинам,  что  им
не положено принимать участие во враждебных действиях.  Хрустальные  Глаза
знала, что ей почти наверное ничего не угрожает. Если только  эти  мужчины
не помешанные, они к ней ни прикоснутся. Но Эйх Шовин умрет, и все правила
достойного поведения требовали,  что  она  должна  просто  смотреть  и  не
вмешиваться. Так было всегда.
     Мужчина Эйха оглянулся. И, конечно, увидел двух новых врагов. Секунду
спустя он атаковал второго воина перед собой, сжимая  дротик  в  руке.  Их
цини столкнулись. Ее молодой жеребец завизжал, закричал мужчина - но  кто,
она не знала. Они сцепились, а  их  цини  кружили  на  месте.  Два  других
разбойника остановились, словно решая, как выгоднее напасть.
     Победить Эйх Шовин не мог никак. Его  цинь  был  не  обучен.  Боевого
оружия у него не было - только охотничий дротик  и  короткий  меч,  больше
похожий на кинжал. При всей своей неосведомленности, она понимала, что  он
попал в отчаянное положение. Один против троих! Ее  родичи  мало  говорили
при ней о войне, но ей доводилось слышать от них:  "Как  правило,  большее
побеждает меньшее, а многие - немногих".
     Хрустальные Глаза вытащила стрелу из колчана, наложила ее на тетиву и
оттянула. Ха! Так легко! Они были много крупнее птиц и почти не двигались!
Она пустила стрелу. Стрела вонзилась в горло мужчины в кожаной  шапке.  Он
пронзительно завопил - очень похоже на визг ее молодого жеребца.
     Мужчина в шлеме обернулся, лицо его застыло от ужаса.
     - Нет! - закричал он.
     Ее вторая стрела впилась ему в грудь, а третья - в горло, и он  упал,
не издав больше ни звука. Одна нога запуталась  в  стремени,  так  что  он
почти повис на нем. Его цинь был худым, неухоженным,  но,  видимо,  хорошо
обучен. Едва его всадник упал, как  он  замер  в  неподвижности  и  только
наматывал головой. Правда, без толку:  всадник  был  мертв.  Цинь  мог  бы
проволочь его хоть по всей долине - хуже ему не стало бы.
     Разбойник, которого она подстрелила первым,  тот,  в  кожаной  шапке,
усидел в седле, но он низко нагибался, цепляясь за шею циня. По его  спине
текла кровь.
     А Шовин все еще боролся с последним разбойником. Теперь они оказались
на земле, хотя она не видела, как это произошло. Их  цини  пританцовывали,
кружа около них. Мужчины сплелись в  клубок,  и  пустить  стрелу  было  бы
слишком рискованно.
     Она выжидала, не опуская лука. Борьба кончилась, и Эйх Шовин поднялся
с земли, держа в руке свой короткий меч. Лезвие было в крови.
     - Вот так, - сказал Эйх Шовин.
     Хрустальные Глаза наклонила голову в сторону, и ее стошнило.
     Потом Эйх Шовин помог ей спешиться. Он остался почти  невредим,  если
не считать нескольких мелких порезов.
     - Но меня отдубасили, как железо на наковальне, и завтра пошевелиться
без боли не смогу. Если твоя родня думает, что в ближайшие дни я буду хоть
на что-то способен...
     - Я их убила, - сказала она.
     - Двоих из четырех.
     Она продолжала  бессвязную  речь.  Как  рассказать  родным?  Что  они
сделают? Ни одна женщина Ахары никогда не участвовала в битве...
     - Тебе просто ни про одну такую не рассказывали, - сказал Эйх  Шовин,
отвернулся  и  посмотрел  на  еще  живого  мужчину.  Его  цинь,   наконец,
занервничал и начал переступать с ноги на ногу, точно плясал на  празднике
урожая.  Потом  тряхнул  всем  телом,  всадник   свалился   и   неподвижно
распростерся на земле.
     - Я вытащу стрелу у него из шеи и воткну в рану мой второй дротик. Он
правда сломался, но откуда им  будет  знать,  что  это  случилось  раньше.
Значит, ты убила одного.
     - И этого больше, чем достаточно, - пробормотала Хрустальные Глаза.
     Он откинул голову в знак согласия, потом подошел к мужчине,  которого
сразил коротким мечом.
     - Я прикончил этого негодяя и схватил его меч. - Он нагнулся и поднял
б