слов  и  выражений,  которые  только  слегка  видоизменяют  обычное  русское
значение,  о  смысле которых  легко  догадаться  и которые нельзя  объяснить
простым "засекречиванием"... Обычная  речь  вора так  же  естественна  и  не
условна, как  и речь представителя любой  другой  социальной группы.  Законы
развития  всякого  языка  -  ее законы... ("Черты  первобытного примитивизма
воровской речи")
     Итог  сказанному   можно  подвести   словами  того   же  Плуцера-Сарно,
написавшего о творении Балдаева:
     "Эта книга собрала в себе ошибки всех предыдущих словарей с добавлением
нескольких  тысяч новых  ляпсусов  и  оплошностей. Между тем,  словарь вышел
суммарным  тиражом  60 тысяч  экземпляров и стал  основным изданием в данной
области,  которым пользуются  русисты  всего мира.  Хотя книгу  никак нельзя
использовать  по  прямому  назначению  в  качестве   словаря.  Это  какой-то
буквенный ребус без  отгадок. В  России за  последние сто лет выпущено около
сотни  воровских словарей и  других работ, содержащих лексические  материалы
такого рода. Причем качество словарей,  как  это  ни  странно,  ухудшалось с
каждым годом,  поскольку  авторы  не  стеснялись  заимствовать материалы  из
предшествующих  словарей, никак их  не редактируя и добавляя к чужим  старым
ляпсусам  свои новые. Словарь  Д. С.  Балдаева знаменует собой окончательный
тупик,  в   который  зашла   русская  арготическая  лексикография.   Крайний
непрофессионализм  сочетается  здесь  с  опасной  уже  устоявшейся традицией
некритического заимствования материалов в ранее вышедших словарях".

     Обезьяньи эксперименты
     ДО СИХ ПОР МЫ НЕ  КАСАЛИСЬ  словарей, авторами которых  являются люди с
филологическим образованием, претендующие на  профессионализм  в  подходе  к
непростой задаче  составления  лексиконов.  Но  это  вовсе  не  потому,  что
подобные издания  выгодно  отличаются  от  перечисленных  выше. Они не менее
беспомощны,  просто  эта  беспомощность  -  несколько  иного  рода. Наиболее
характерны в этом отношении "Язык из мрака. Блатная музыка и  феня"  Михаила
Грачева  (Н. Новгород, 1992)  и "Русская феня"  Владимира  Быкова (Смоленск,
1994).
     Автор "Языка  из мрака"  выбрал  беспроигрышный, на его взгляд, принцип
составления   словаря  -   на  основе  мемуарно-художественной   литературы,
отражающей реалии уголовной и лагерной жизни. Подход правильный, но только в
том  случае,  когда  его использует  человек,  хорошо  знакомый  с  нравами,
субкультурой,  традициями  и   живым  языком   уголовно-арестантского  мира.
Сторонний же  исследователь обречен  вместо полноценного  словаря  собрать и
систематизировать список отдельных слов с довольно убогими толкованиями. Что
и случилось с Грачевым.
     Некомпетентность автора видна уже в названии. Что такое "блатная музыка
и  феня"? Почему "и"? Ведь эти  понятия  абсолютно ничем не  отличаются!  Не
говоря  уже  о  том,  что в  современном преступном  мире  оба эти  названия
уголовного арго практически не используются, устарели. На вопрос "Ты по фене
ботаешь?" чаще  всего  последует ответ -  "А ты на хуй  летаешь?". Выражения
"ботать  по фене",  "ходить по музыке"  выдают профана,  "приблатненного"  -
человека, далекого от уголовного мира, но пытающегося показаться "знатоком".
Но не  это  главное. Похвально, что Грачев черпал  знания  из 74 источников.
Однако он не слишком хорошо  понимал,  насколько эти источники достоверны, и
уж совсем не обращал внимание на то, что имеет дело с изданиями, отражающими
совершенно  разные периоды развития уголовного арго,  а  также жаргон разных
криминальных   слоев,  нередко  ограниченный  границами  отдельных  регионов
(например, одесский).  Соответственно, автор абсолютно не разделил в словаре
активную лексику уголовно-арестантского мира и устаревшую, архаизмы. Надо же
понимать, что  "несчастные" С.  Максимова в XIX  веке говорили одним языком,
беспризорники 20-х годов  и персонажи  каверинского "Конца  хазы" -  другим,
лагерники Солженицына,  Шаламова  и Разгона - третьим, уголовники Марченко и
Габышева  -  четвертым...  Кстати,  уже  и  арго  времен  Габышева   здорово
изменилось,  а это -  самый "свежий" источник  Грачева, относящийся  к  70-м
годам.  И,  конечно,  с  особой  осторожностью  следовало  бы  относиться  к
цитированию произведений  не  автобиографических,  а художественных.  Потому
что, например, детективщик  Николай Леонов - мягко  говоря, не лучший знаток
жаргона.
     В  результате  указанный  лексикон  "блатной  музыки"   нельзя  считать
словарем в полном смысле слова. Его автор не  имеет никакого представления о
языке, который он исследует; непонятно,  о жаргоне какого периода идет речь,
словарь   практически    лишен   каких-либо   помет.    Значительная   часть
основополагающих  терминов  и  понятий  совершенно  не  нашла  отражения   в
словнике, в  то время как здесь  на  каждом  шагу встречаются  просторечные,
общеупотребительные и давно забытые слова. Автор  совершает  дикие и нелепые
промахи, самонадеянно  считая,  что  легко  может  из  контекста  определить
значение слова.
     Поэтому "баклан" у Грачева значит  "дурак",  хотя на  самом  деле это -
скандалист, человек,  постоянно  лезущий на рожон,  уголовник, осужденный за
хулиганство ("бакланка" - ст. 206 старого  УК и 213 нового - "Хулиганство").
"Джеф",  по  Грачеву, это "наркотик морфий",  тогда  как  это  -  сильнейший
амфетамин эфедрон, не имеющий к морфию никакого отношения и совершенно иначе
воздействующий на  нервную систему.  "Балерина",  по мнению автора, отмычка.
Однако  это  абсолютно  другой воровской инструмент,  напоминающий  ледобур:
вращающийся круг с резцами, который прижимают к металлической поверхности и,
приводя инструмент  в действие ручкой, вырезают в металле круглое отверстие.
Или   толкование  слова   "западло"  как  "грешно"   -   каково?  Совершенно
неудовлетворительно  толкование слова "зачушить"  как "унизить".  "Зачушить"
значит  не просто  унизить, а перевести в позорную масть, на  всю оставшуюся
зоновскую жизнь  сделать  изгоем,  презираемым существом. Если бы Грачев  не
выдернул  это слово  из контекста,  а  удосужился прочесть "Одлян"  Габышева
полностью, он бы обязательно дал верное и полное толкование. "Кнокать" - это
вовсе не "бить", а, наоборот, делиться с кем-то, помогать. "Кум" - не всякий
"представитель   исправительно-трудовых  учреждений",  а   только   работник
оперативно-режимной  части,  причем  чаще всего  - ее начальник.  Беда  -  в
лености ума исследователя, у которого не хватает желания и терпения заняться
настоящей научной работой, а не ее профанацией.  Перечень грубейших  "ляпов"
можно продолжать  до бесконечности.  Я не  говорю уже о  включении  в состав
"блатной" лексики общеупотребительных слов и фразеологических сочетаний типа
"бузить", "вертеть вола", "задать лататы" и проч.
     Вывод  неутешителен, но предсказуем: попытка создать словарь уголовного
жаргона путем  "выщипывания" арготической лексики  из  различных  источников
окончилась плачевно. "Язык  из мрака"  - такая же провальная  попытка, как и
другие.
     Что касается  "Русской  фени" Быкова,  она  оставляет совершенно жалкое
впечатление - особенно в свете претензий автора  на  некий "научный подход".
Это хорошо выразил Плуцер-Сарно:
     "Словарь  Быкова  -  первая работа, в которой совершена  хоть  какая-то
попытка превратить бессмысленные списки слов  в словарные материалы, то есть
попытка  систематизации материала. К  сожалению, эта попытка была заявлена в
предисловии, но не была реализована в  самом словаре. На наш  взгляд, именно
неоправданная претензия на научность делает эту работу самой безграмотной из
всех существующих".
     Действительно,  большую часть  "жаргонной лексики" в словаре составляют
просторечные и грубо-просторечные слова и выражения, не  имеющие отношения к
арго. Эта типичная ошибка авторов словарей доходит у Махова до крайности. Но
хуже всего, когда человек, абсолютно не знающий языка "дна", не понимающий и
не чувствующий  его,  берет на себя  смелость сочинять  примеры употребления
жаргонной   лексики.  Читать   это,  честно  говоря,   стыдно:   вроде   как
интеллигентный человек в зоопарке на  глазах у всех передразнивает мартышку,
пытаясь копировать  ее  движения. Только у  мартышки-то  они осмысленны, а у
пересмешника  являются проявлением идиотизма. А  он совершенно  уверен,  что
способен легко перенять и повторить обезьяньи жесты и звуки:  все-таки  гомо
сапиенс! Только  для того и даны гомо  сапиенсу мозги,  чтобы  не кривляться
подобно  обезьяне,  а  пытливо  изучать  смысл обезьяньего  языка. Приводить
примеры я даже не буду - неудобно...
     К СОЖАЛЕНИЮ, мне придется сказать несколько  критических слов и о книге
человека, которого я очень уважаю и на книгах которого многие года учился  -
профессора  Валерия   Михайловича  Мокиенко.  Его  "Историко-этимологический
словарь воровского жаргона", по сути, почти не имеет отношения  к уголовному
арго. И прежде всего  потому, что автор не ориентируется в том, что является
блатной  лексикой,  а  что -  нет.  Он  совершенно  серьезно  черпает  запас
"блатных" слов и выражений из словаря Балдаева и подобных изданий. Поэтому в
его исследовании  в  качестве  "воровских"  рассматриваются  такие  слова  и
фразеологизмы, как "бочку  катить", "буза",  "гнать тюльку",  "до лампочки",
"вешать лапшу", "пижон", "под колпаком", "финт ушами" и т.д. Я не говорю уже
о том, что автор  не знает, какие слова являются устаревшими, какие входят в
состав   активной  жаргонной   лексики.   Поэтому  его   толкования   многих
фразеологизмов вызывают  недоумение  и сожаление.  Например: "Слово  Аноха в
современном   арго   характеризует   умственно   отсталого   или   наивного,
простодушного,  недалекого  человека". Автору невдомек, что  слова "Аноха" в
современном жаргоне вообще не существует. Это - архаизм конца прошлого века.
Или о выражении "шварц-вайс": "В воровском арго это словосочетание уже давно
обозначает   "паспорт  на  чужое  имя".  Между  тем  это  словосочетание  на
современном жаргоне ничего не обозначает, оно давно уже устарело и  отошло в
область преданий. Перечислять подобные промахи не имеет смысла:  практически
весь  словарь  является  сплошной  ошибкой  -  в  результате  некритического
отношения  автора   к  многочисленным  "липовым"  "исследованиям"   арго   и
безоговорочной вере в компетентность их авторов.
     ВЫШЕ Я ЧАСТО ЦИТИРОВАЛ статью  Алексея Плуцера-Сарно "Русский воровской
словарь как культурный феномен". Статья действительно грамотная и  во многом
справедливая.  Однако автор, сам того не осознавая, нередко повторяет ошибки
и просчеты тех, кого сам же критикует за некомпетентность. И  причина в том,
что  Плуцер,  так же, как и  его  коллеги,  совершенно  не знаком с лексикой
блатного арго. Потому нередко попадает в глупое положение, пытаясь разделить
слова  на  "воровские"   и  "неворовские".  Критикуя  словарь  Дубягина,  он
безапелляционно утверждает: "Слова бабки, балда, бедолага, бич, бугор, бычок
и тому подобные явно не имеют ни малейшего отношения к воровскому жаргону, а
являются общеупотребительными...".  Однако все перечисленные  слова являются
именно лексикой уголовно-арестантского жаргона! Да, "бабки" сейчас  вошли  в
состав  общеупотребительной лексики, однако слово это - изначально уголовное
(для   справки  можно  обратиться  хотя  бы   к   "Петербургским   трущобам"
Крестовского или к словарю Даля). "Балда" тоже имеет несколько  арготических
значений, одно из которых - солнце:
     Вместо воли - "небо в клетку",
     Солнца нет, а есть "балда"...
     (Из тюремного фольклора)
     "Бедолага"    -    осужденный,     который    постоянно    бомбардирует
административные органы жалобами,  доказывая  свою  невиновность ( на старом
жаргоне -  пистолет;  сегодня это  значение  сохранилось в языке  малолетних
преступников в форме "беда"). Слово "бич" тоже  с давних пор существовало  в
уголовном  арго, заимствованное  из  матросского сленга,  и  даже  имело  во
времена   ГУЛАГа  чисто   арестантскую  "народную   этимологию"  -   "Бывший
Интеллигентный Человек" (интеллигенты  в лагерях  быстрее всего опускались и
становились  оборванцами,  доходягами,  ковырялись на помойках). "Бугор" тем
более слово уголовное: бригадир заключенных, а на Севере даже - авторитетный
уголовник, стоящий  во  главе  группы  арестантов  или  преступной  "кодлы".
"Бычок"  -  вообще  словечко  знаменитое,  рожденное  зэками  -  строителями
Беломорканала (по этому поводу существуют даже целые исследования). Человек,
который  берется  судить других,  должен  знать такие  элементарные вещи.  В
другом  месте,  критикуя уже Балдаева за то, что тот  включил в свой словарь
подавляющее  большинство общеупотребительных слов,  Плуцер пишет: "Из  более
чем пятидесяти словарных статей,  расположенных на страницах 140-141,  могут
быть  признаны как строго воровские только 6  слов:  заехорить, зажмуренный,
зажухать, заимка,  зайти,  закабурить".  Между  тем отношение  к  воровскому
жаргону  из перечисленных  имеют  только  слова "зажмуренный",  "зажухать" и
"закабурить".

     Кто без греха...
     КРИТИКУЯ  ДРУГИХ,  не могу обойти молчанием  свой собственный  "Словарь
блатного и лагерного языка. Южная феня" (Ростов-на-Дону, 1992). С сожалением
приходится признать,  что и он не лишен серьезных недостатков. Во многом они
обусловлены  тем,  что  издание  было  случайным:  в  издательстве  "Гермес"
готовилась  моя четырехтомная  "Блатная  энциклопедия", и  то,  что вошло  в
словарь,  было всего лишь наметками, набросками  к  ней. Директор "Гермеса",
покойный  Вадим  Костинский,  предложил  издать  их  в  качестве  небольшого
словарика, не дожидаясь выхода энциклопедии. Я согласился.  Возможно, делать
этого  не следовало, но  -  что  сделано,  то  сделано.  Несмотря  на  явное
несовершенство, словарь получил  очень лестные отзывы от  многих  филологов,
однако сам я прекрасно  вижу свои просчеты. Один  из главных - неоправданное
включение  общеупотребительной, просторечной лексики в качестве арестантской
и уголовной:  "хай", "хайло",  "по уму", "уебище",  "трубы горят",  "телка",
"толкнуть" и т.д. Это, к сожалению, типичная  ошибка филолога, обусловленная
стремлением включить в сферу своего исследования как можно больше материала.
В   словаре   также   фактически   отсутствуют   иллюстративные  примеры   и
грамматические пометы. Не отражены некоторые краеугольные понятия и  термины
уголовного  жаргона, упущены важные  значения отдельных  слов. Нет словарных
статей  "бродяга",  "каторжанин",  "положенец",  "воровская  идея"  и  т.д.;
отсутствуют такие  определения, как "правильный", "достойный", "прокоцанный"
и  т.д.;  в  словарной  статье  "босяк"  отсутствует   основное  значение  -
"профессиональный  уголовник,  соблюдающий  воровские  законы,  отрицательно
настроенный по отношению к администрации мест лишения свободы; одобрительная
характеристика преступника и арестанта", в статье "пассажир" не дано главное
значение  - "любой осужденный; "случайный пассажир" - осужденный, не имеющий
отношения   к  профессиональным  преступникам,  "не   отсюда   пассажир"   -
подозрительный осужденный, не заслуживающий доверия" и т.д.
     И все  это - несмотря  на то, что  уже  ко  времени выхода  словарика я
одиннадцать   лет   прослужил   в  уголовно-исполнительной   (тогда  еще   -
исправительно-трудовой) системе, неплохо был знаком  с жаргоном уголовников,
обладаю  определенными   знаниями  в  области   лексикологии,   фразеологии,
этимологии... Что  же говорить о людях, берущихся, мягко  говоря, не за свое
дело, пытающихся с кондачка решать серьезнейшие лексические задачи?
     НО КАКОЙ ЖЕ СЛОВАРЬ современного жаргона  можно рекомендовать читателю?
Из  всех существующих  я бы  в  первую очередь посоветовал "Краткий  словарь
блатного  жаргона"  (см. первую главу) и как вспомогательный к нему  -  свой
собственный. К  сожалению,  пока  ничего  лучшего  нет. Вернее, есть.  Но не
словарь  в  прямом смысле.  Я имею в виду  переводы классической  поэзии  на
блатной   жаргон   Фимы  Жиганца  "Мой  дядя,   честный  вор  в   законе..."
(Ростов-на-Дону,  1999) -  особенно подробные комментарии,  где разъясняются
слова и понятия уголовно-арестантского жаргона.  Можно также обратиться и  к
другим  книгам  Жиганца,  прежде  всего  -  "Тюремным  байкам",  "Жемчужинам
босяцкой речи",  "Пословицам и поговоркам  русских уголовников" и т.д. Это -
достоверные материалы к изучению русского уголовного арго.





   Фима Жиганец.
   Тюремные байки


     Ростов-на-Дону, 1999, "Феникс"
     zhiganets@mail.ru
     8.863-2 - 33-43-75


ГОНКИ ТЫСЯЧА И ОДНОЙ НОЧИ
     ЕНОТУ   БЫЛО  СКУЧНО.   В   отрядной   каптерке,  приспособленной   под
персональные  апартаменты,  Енот задумчиво лежал на  аккуратно  заправленной
постели,  жевал тульский  пряник  с  повидлом и слушал  трансляцию "Русского
радио".
     Мой знакомый маньяк
     Принимает "Маяк"
     И мешает принять мне мышьяк, -
     тоскливым  гнусным  голоском сообщил  по  радио неведомый  певец.  Енот
присел на постели, скрестил ноги в позе турецкого паши и произнес:
     - М-даа...
     Гнусавый певец тут же заткнулся: Жора Лещ  вырубил транзистор. Жора уже
почти два года крутился с Енотом и улавливал его желания с полуслова.
     - Вот  откинусь на волю, разыщу этого додика,  и  никакой маньяк мне не
помешает, -  мечтательно протянул  паша. - Хуль парнишка мучается? Да у него
этот мышьяк полезет из ушей и из жопы...
     Енот - человек серьезный. Старый бродяга, пятый год держит "зону", и за
это время к нему как к "положенцу" не было  никаких вопросов ни от воров, ни
от мусоров. Но вот взгрустнулось старому жигану. Башню налево повело.  А тут
еще эти джуки-пуки1.
     - Чего  мучаешься, Михал Палыч? -  вопрошает Лещ, впервые  не  угадывая
желаний хозяина. - Может, надо чего?
     - Елду на меду! Гонка накатила, Жоржик. Грусть-тоска, печаль-кручина...
     - По дому, что ли?
     - По какому, на хрен, дому? У меня за всю жизнь два дома было - детский
и казенный. Бродяга без никому. Даже фамилия соответственная - Бездомный.
     - Да,  Палыч,  от фамилии, между прочим,  иногда  вся жизнь зависит,  -
подхватывает Лещ. - Вот у нас на зоне в Ленинск-Кузнецком азербайджанец один
чалился, Шахер-заде. Вот и  скажи:  как его с  такой фамилией можно было  не
отпедерастить?
     - Шахер-заде, Шахер-заде... - задумчиво повторяет "положенец". - Где-то
я ее уже слышал...
     - Ну, мало ли где; может, и ты его когда ткнул на пересылке...
     - Я свой хрен не на помойке подобрал, - недовольно отрезает Енот.
     И вдруг хлопает себя по лбу:
     - Молоток,  Лещ! Песенку помнишь - "Ты  моя  Шахерезада,  сказка тысячи
ночей"?
     -  О,  блядь,  про этого педика  уже и  песню сочинили!  А я  че-то  не
слыхал...
     - Когда ее пели, ты на горшке под стулом дулся. Короче, Жора, устроим и
мы у себя сказку тысячи ночей. Как говорит урла2, отвяжемся по-взрослому.
     - Это как?
     - Это так! Устроим олимпийские игры дурогонов!
     В  КАПТЁРКУ ЕНОТА СПОЛЗЛИСЬ все  "смотрящие"  отрядов. Выдержав  долгую
театральную  паузу и доведя нервное напряжение публики  до  предела,  Михаил
Павлович потеребил свой мясистый картофельный нос и толкнул такую речугу/:
     - Ну  шо, господа  босяки!  Собрались  мы здесь не  балду гонять,  а по
серьезному вопросу. Кацап,  ты можешь минуту  спокойно  посидеть? То задницу
чешет, то в зубах ковыряет, то  в ухе  дрочит... Ты б еще  бейцами3 об  стол
позвенел!  Короче, слушайте сюда.  Сдается мне, что наша зона малость начала
скисать.  Чтоб  слегонца  встряхнуться,  мы  тут  решили  захороводить  одно
полезное занятие. Чуток  подсядем на хи-хи. Значит, в чем  прикол? Это такое
соревнование,  на  звание главного дупеля4  зоны. Победит тот, кто схлопотал
срок за самое идиотское преступление. Сперва