ия  лезли  в  голову,   не
отпуская ни на минуту.
   Максимум десять секунд - и он окажется в ванной, откинет занавеску  в
сторону. Еще десять, и ее влажное, пахнущее мылом тело будет  прижато  к
кафельным плиткам. А он будет, слившись с  ней,  выпытывать  правду.  Он
глухо выругался, вцепившись в стойку побелевшими пальцами.
   И что он докажет?
   Ничего, кроме того, что уже и так ясно. Одним небрежным пожатием плеч
она способна превратить его в ненормального. Не может он больше  слушать
ее вымученные заявления о том, что она его хочет.
   Как сильно? И надолго ли?
   Ему надо знать, и он узнает.., но не в ближайшие несколько  секунд  и
не  голый.  Пренебрежительно  фыркнув,  он  признался  себе,  что  может
требовать правды хоть  всю  ночь  напролет,  а  после  вспомнить  только
невероятное ощущение от близости, дикое упоение от  ее  стонов,  радость
узнавания своего имени на ее губах.
   Черт! Он сжал пальцами горбинку носа,  крепко  зажмурил  глаза  и  со
свистом выдохнул. Проклятье!  Надо  что-то  делать  помимо  того,  чтобы
вспоминать. Кофе!
   Внезапно его осенило, что он ищет. Растворимый она терпеть не  может,
где-то должна быть кофемолка. Он более осознанно начал шарить по  шкафам
и нашел искомое среди множества других электроприборов.
   Повод для удовлетворения налицо - чудо техники все еще упаковано, и в
коробке лежит подробная инструкция.
   Запустив  процесс   изготовления   бодрящего   напитка,   он   открыл
холодильник и исследовал его содержимое.
   Яйца, ветчины нет - первоначальное решение отпадает.
   Можно   приготовить   оладьи.   Отыскав   где-то   половину    нужных
ингредиентов, Джек ощутил покалывание в спине  и  понял,  что  она  тут,
наблюдает  за  ним.  С  нарочитой  предосторожностью  выпрямившись,   он
напомнил  себе,  что  следует  набраться  терпения.  Не   позволять   ей
растоптать все его благие намерения.
   Он обернулся. Она стоит в дверном проеме: волосы упали на лицо,  кожа
мягкая и розовая после душа.
   Бледно-розовый халат, видимо, надет на голое тело.
   Его инстинкты встрепенулись, взбодрилась и поднялась  его  плоть.  Но
Парис отвернулась, защищающимся жестом скрестив руки на груди.
   Джек мысленно надавал себе пощечин и вернулся к прерванному  занятию.
Несколько секунд было потрачено на безуспешные  усилия,  после  чего  он
понял, что пришел в себя еще  не  до  конца.  Похоже,  он  ищет  муку  в
холодильнике.
   - Где у тебя мука?
   Парис беспомощно пожала плечами. Зачем ему мука?
   - Она есть?
   - Хм, в буфете полно всего, что  я  никогда  не  использую.  Каролина
припасла еще до моего переезда сюда. Она, наверное, думает, что  я  умею
готовить.
   - Большая часть людей умеет. - Вполне естественно,  что  он  ответил,
так обычно поступают нормальные люди.  Но  удивление  от  того,  что  он
никуда не сбежал да еще укоризненно поучает ее, снова  вывело  Парис  из
себя.
   - Может, просто некому было меня учить.
   Он выглянул  из-за  дверцы  шкафа  с  миской  и  немедленным  кратким
советом:
   - Может, тебе пойти на курсы? Большинство  людей  учатся  чему-нибудь
новому.
   Она прикусила  губу,  подавила  предательское  пощипывание  в  горле,
обозвала себя парой обидных прозвищ, потому  что  он  оказался  прав,  и
повернулась, собираясь выйти.
   - Нет, - рявкнул Джек, возможно, с большим напором, чем  предполагал,
но приказ сработал.
   Парис остановилась, распрямила плечи. От легкого движения  облегающая
тело материя заискрилась  переливающимися  огоньками,  напоминая  Джеку,
насколько разумнее позволить ей надеть на себя побольше одежды.  Но  тут
она  развернулась  и  вздернула  свой  проклятый  подбородок,  а  взгляд
убегающих глаз оказался влажным и серым, как небо, затянутое облаками.
   - Ты ничему не научишься, если будешь всегда сбегать. -  Голос  Джека
был таким же натянутым и жестким, как узел у него в груди.
   Еда - первое,  откровенный  разговор  -  второе,  кровать  -  третье,
напомнил он себе, отходя в укромный  уголок  за  буфетом,  где  до  того
заметил сковороду.
   Джинсы -  не  самая  лучшая  одежда  для  того,  кто  позволяет  себе
воображать, насколько плотно лягут руки на переливающийся шелк.
   Он хлопнул сковородку на плиту, зажег огонь, открыл  полку  с  разной
утварью для готовки и начал рыться на ней. После нескольких  минут  шока
Парис начала привыкать к виду Джека, перемещающегося  по  ее  кухне.  Он
ориентировался лучше ее.
   - Что ты делаешь? - спросила она.
   -  Оладьи.  -  Он  оторвал  глаза  от  плошки  перед  ним,   блокируя
приближение  Парис  сверлящим  взглядом.  У  нее  перехватило   дыхание.
Привыкнет ли она когда-нибудь к воздействию этого взгляда? - А  ты  чего
бы хотела?
   Она моргнула в замешательстве.
   - Похоже, в буфете есть кленовый сироп. Он нужен тебе?
   Джек возобновил прерванную бурную деятельность.
   Парис наблюдала, завороженная быстрыми, легкими движениями его руки с
взбивалкой. Большие руки, а какие ловкие и умелые. Колени  ее  задрожали
при воспоминании, как искусны эти руки были с нею...  Желание  повторить
стало таким сильным, что ей пришлось прислониться к стенке стойки, чтобы
не упасть.
   Нет, подумала она, справившись с  первой  волной  жара.  Это  уже  не
удовлетворит ее.., не полностью.
   - Ты предпочитаешь что-то другое?
   Его вопрос вклинился в мысли. Откуда он знает?
   Она сглотнула.
   - Что другое?
   - Кроме сиропа. - Он покосился на нее и снова  резко  отвернулся,  на
сей раз занявшись сковородкой. - Ну?
   Его вопросы ошарашивали. До нее запоздало начало доходить их истинное
значение.
   - Я буду с сиропом, - промямлила она.., если бы  только  знать,  куда
девать глаза.
   Он решительно встряхнул сковородку, поставил ее обратно на плиту.
   - Как ты обходишься без экономки?
   Справедливый вопрос, сказала себе  Парис,  и  заслуживающий  внятного
ответа. Нечего воображать его  слова  пощечиной  проклюнувшемуся  у  нее
чувству собственного достоинства.
   - Я покупаю готовые продукты или заказываю обед.
   Оладья  шмякнулась  на  тарелку.  Он  налил  еще  немного  теста   на
сковородку. Опять ее  невероятно  поразило,  насколько  по-домашнему  он
выглядит, и она позволила себе на  мгновение  отдаться  мечтам.  Вот  бы
каждый день просыпаться, а Джек, полуобнаженный и прекрасный, у  нее  на
кухне...
   Полуобнаженный, потому что его  рубашка  комом  валяется  на  полу  в
ванной! Готовящий, потому что она ни на что не способна!
   Ненавидя свою бесполезность, но твердо решив не предаваться напрасным
самобичеваниям,  Парис  двинулась  к  буфету.  Придется   брать   уроки:
компьютер и кулинария. Она улыбнулась  своей  нетерпеливости.  Возможно,
лучше пока ограничиться чем-нибудь одним? Начать надо бы  с  компьютера,
нужного для работы.
   Водрузив  сироп  рядом  с  тарелкой,  на  которой  возвышалась  горка
испеченных Джеком оладий, она стала искать приборы и салфетки и заметила
кофе. Он сварил настоящий кофе, потому что она ненавидит растворимый. Он
приготовил! Он остался!
   - Не ожидала ничего подобного, - медленно сказала Парис. - Я  думала,
мы пойдем куда-нибудь. Нет!
   На самом деле я думала, что ты уйдешь.
   Его руки замерли, но он не оторвал глаз от стряпни.
   - Ты бы предпочла это?
   - Нет. Конечно, нет. - Она помедлила, смутившись. -  Надеюсь,  ты  не
возражаешь, что вся работа на тебе.
   - Не возражаю. - Не раскрылся ни  на  секунду,  предостерегая  ее  от
поспешных выводов. - Мне нравится готовить.
   -  Да,  вижу.  -  Она  искоса  взглянула  на  Джека,  восхищаясь  его
мастерством и  густым  сладким  ароматом,  соблазнительно  вползавшим  в
ноздри, дразнящим ее любопытство. - Где ты научился? -  (Он  повернулся,
скептически  приподняв  бровь.)  -  Не  пойми  меня  превратно,  но  мне
показалось, что в вашей  семье  мужские  и  женские  обязанности  строго
распределены. Или, может, ты на курсах учился?
   Легкая усмешка. Хоть что-то...
   - Никаких специальных курсов. И ты  права  относительно  моей  семьи.
После того, как я стал жить отдельно, пришлось научиться.
   - Выступаешь против домашней прислуги? - поддразнила она.
   Он  громко  расхохотался.  Парис  почувствовала  себя  до   нелепости
польщенной.
   - Никакой прислуги. Только четверо холостяков, работающих  каждый  за
двоих. Вообрази горы грязного белья и валяющиеся  повсюду  распакованные
картонные коробки. Сложная обстановка для выживания.
   - Значит, кулинарии ты учился не у своих приятелей?
   - У одной из их сестер, вообще-то.
   Воспоминание промелькнуло у него на лице, и  растущая  радость  Парис
мгновенно угасла. Нет. Она не будет  думать  о  том,  что  означает  эта
легкая улыбка и чему еще он мог выучиться у той сестры приятеля.
   Не позволит ревности отравить изумительно прекрасный, легкий,  полный
скрытой радости разговор.
   - А когда ты переехал в Орчард-Хиллс?
   - Почти три года назад.
   - Почему туда? На работу далеко добираться.
   - Ну и что?  Мне  надоело  жить  в  квартире.  Хочется  пространства,
воздуха. Для семьи местечко самое подходящее.
   - Да. - Она улыбнулась, вспоминая разбушевавшихся собак и  детей,  но
старательно не думая о собственных собаках и детях. - Почти идеал.
   - Только почти. - Его взгляд  встретился  с  ее  взглядом,  и  улыбка
померкла, стоило ему подумать, что требуется  для  того,  чтобы  сделать
место абсолютно идеальным. Она! - Есть  несколько  вещей,  о  которых  я
должен позаботиться, - медленно, серьезно сказал Джек.
   Парис вздрогнула, беспокойно оглянулась. Ей вовсе не хотелось слышать
об этих вещах. И Джек принудил себя отступить. Ему  не  хотелось  терять
недавно обретенную  легкость  общения.  Не  хотелось,  чтобы  она  снова
отвернулась от него. Не от него, с неожиданной ясностью осознал  он.  От
собственных чувств.
   Когда Парис не может их скрыть, она от них убегает.
   Понимание доставило ему удовлетворение и помогло найти правильный тон
для продолжения беседы. Он повернулся к поджаренным оладьям.
   - Ты готова поесть?
   - Я  думала,  ты  никогда  не  спросишь.  -  Она  улыбнулась,  видимо
успокоившись и следя, как он поливает сиропом стопку оладий. -  Надеюсь,
это все мне?
   - Да тебе и половины не съесть.
   - Спорим? Я умираю с голоду.
   Джек поднял тарелку, подцепил вилкой одну оладью и поднес к ее губам.
Только после этого он заметил, что ее внимание приковано к его груди.
   - У тебя мука.., там.
   - Ничего - не больно, - и ткнул ей в губы оладьей. Открывай рот.
   Она  подчинилась.  Закрыла  глаза  и   изобразила   крайнюю   степень
удовольствия.
   - Вкусно, а? -  Он  придвинулся  ближе,  чтобы  почувствовать  нежное
касание ее рукава к своей руке, вдохнуть легкий ванильный запах ее кожи,
насладиться ее божественным видом. Но и только.
   Надкусив еще раз, она отодвинула его руку в сторону.
   - Ты не должен меня кормить.
   - Не должен. Но мне хочется.
   - Никто не делал для меня ничего подобного.
   Коротко вздохнув, она зачастила:
   - Понимаешь, всегда кого-нибудь нанимали или за  кем-то  посылали.  У
меня были люди, которые для меня готовили и получали плату. Эй, ты  ведь
не ожидаешь, что твои услуги будут оплачены?
   - Я ничего не ожидаю.
   - Ты уже говорил об этом.
   В тяжелом молчании Джек услышал шелест шелка: Парис шевельнулась.  Он
почувствовал, как что-то откликнулось в нем, глубоко  внутри.  Несколько
фраз вдруг совершенно ясно расставили вещи по  своим  местам.  Родители,
выражающие свою любовь с помощью денег, жених, использующий  ее  деньги.
Никого, кто чего-то ждал от нее самой. И она перестала  ждать  от  людей
чего-нибудь.
   - Так, хорошо, тогда в связи со сказанным я должен признаться.  -  Он
осторожно поставил тарелку на стойку, отступил назад и обхватил ладонями
ее лицо. - Я лгал.
   Некоторое  время  он  позволил   себе   полюбоваться   ее   удивленно
расширившимися глазами.
   - Я многого  ожидал  от  тебя,  возможно,  излишне  многого.  Потому,
видимо, и стал убеждать себя, что  ничего  не  жду.  Самообман.  А  ведь
времени постоянно не хватает. - Его губы приблизились к ее губам.  Время
и теперь поджимает, так что, может, начнем не торопясь, по порядку?
   Ответом ему был неуловимый кивок.
   - Сначала относительно того, что беспокоит меня больше всего. Терпеть
не могу, когда ты отворачиваешься,  словно  у  тебя  в  глазах  мелькает
какая-то мысль, сомнение, а ты ее скрываешь или отодвигаешь  в  сторону.
Мне хочется, чтобы мы были честны друг  с  другом.  Прямо  говорили  обо
всем. Как думаешь, сможешь справиться?
   Она облизала губы, глаза сосредоточенно глядели на  его  рот,  словно
ожидая, что из него выпрыгнут еще какие-нибудь неожиданные слова.
   - Я попытаюсь. Для тебя. - Парис запнулась, поникла.
   Джека кольнуло непонятное беспокойство.
   - В чем дело? Хочешь сбросить с души какое-то бремя?
   Она  опустила  глаза.  Он  почувствовал,  как  у  него  под  ладонями
зарождается ее улыбка.
   - Есть кое-что, что мне хотелось бы сбросить с твоей груди.
   Ее рука уже дотрагивалась до  него,  медленно  стирая  забытую  муку.
Потом она подняла глаза.
   - Мне кое-что надо сказать, но трудно найти слова.  -  Голос  был  не
громче шепота.
   Джек встрепенулся, внезапно понимая, что нужды в словах нет.
   - Я понимаю, - пробормотал он,  сразу  охрипнув  от  обуревающих  его
чувств - рвущихся наружу и  затаенных,  яростных  и  нежных,  простых  и
сложных.
   - Откуда ты так хорошо меня знаешь? - выдохнула она.
   - Загадка природы.
   Он склонился попробовать ее улыбку и, исполняя задуманное, понял, что
снова лжет. Никакой загадки.
   Просто любовь.
 
Глава 12 
 
   Джек неторопливо продолжал целовать  ее,  а  перед  мысленным  взором
Парис одна за другой появлялись яркие картинки. Идеальный дом Джека.  Их
дети и собачки. Ее новообретенные сестры, весело препирающиеся с  ней  у
кухонной раковины.
   Он нес ее в постель, и она млела от силы его рук, властности, с какой
он прижимал ее к сердцу.
   Вместе они опустились на  простыни,  и  долго,  необычайно  долго  он
только и делал, что целовал ее с неспешной нежностью, пока ей не  начало
казаться, что он касается ее души, и она  вынуждена  была  отодвинуться,
чтобы не задохнуться от безмерности собственной любви. И только тогда он
дотронулся до нее большими умными руками,  скользящими  по  шелку  и  по
коже. Но Парис уже перестала понимать, где кончается одно  и  начинается
другое.
   - Я дал обещание не спешить, - прошептал Джек ей  в  шею,  распахивая
халат. Губы тронули ее горло, учащенное дыхание коснулось  сосков,  язык
изучил пупок.
   Каждое  прикосновение   поражало   новизной   открытия,   словно   он
обнаруживал новый диапазон чувств, мог проникать сквозь  кожу  глубже  и
глубже. В те места, о существовании которых она и не подозревала.
   Она поспешно начала раздевать Джека, горя от желания  коснуться  его,
прижаться грудью к груди, сердцем к сердцу.
   - Медленно, - напевал он у ее  губ.  -  Медленно.  И  снова  целовал.
Целовал и целовал, пока Парис не затрясло как в лихорадке.  И  тогда  он
лег рядом, позволяя ее ладоням скользить по его длинной, жесткой  спине,
кончикам ее пальцев - находить скрытые места,  прикосновение  к  которым
исторгало хриплые выдохи из его легких, сводя его с ума.
   - Прекрати!
   И она прекратила, потому что не хотела, чтобы он сходил с  ума,  даже
по ней. Необходимо сохранить ему здравый рассудок, чтобы он  не  упустил
ничего из того, что скажет она кончиками пальцев  и  губами  или  жарким
искрящимся взглядом, ни  единой  вещи  из  того,  что  выразить  словами
невозможно.
   Он спустился вниз по ее телу, тепло его рта оказывалось  одновременно
везде, мучая ее продуманностью, даря так много и все равно недостаточно.
Его жадные губы то сдерживали свою жажду, то внушали безумное  по  своей
силе неистовство, то успокаивали, то поощряли и призывали еще  чуть-чуть
потерпеть.
   Потом она ощутила неожиданное прикосновение его волос  у  себя  между
ног и задрожала от желания и любви. Но поцелуй - в  запретное!  -  сразу
прервал дрожь, сотрясающую тело А  он  уже  ласкал  ее  все  сильнее,  и
восторг трепетал и  переливался  в  ее  теле  как  жидкое  серебро.  Она
стиснула руками простыню, стараясь сдержаться, не желая  блаженства  без
его вторжения.
   О, как болезненно билось в ней желание сказать ему об этом, но он уже
пропал, отодвинулся, нащупывая джинсы,  и  сожаление  стерло  с  ее  губ
какие-либо слова. Вдруг  они  оказались  рядом,  обнаженные,  с  горячей
кожей. Он медленно поднял ее руки, их пальцы переплелись.
   - Сейчас, -  прошептал  он,  когда  их  взгляды  встретились.  И  она
открылась ему навстречу, и он опустился на ее тело.
   Почему  никогда  раньше  она   не   испытывала   такого   изысканного
наслаждения? Потому что оно существовало только  здесь,  в  этом  месте,
именно с этим человеком.
   Их тела слились, она изогнулась и  обхватила  его  ногами,  затягивая
глубже в себя, в тот восхитительный жар, исходящий из глубины ее тела.
   - О, да, - шептала она, изгибаясь под ним, словно ища блаженства, уже
окружающего их мерцающим ореолом. Он ответил гортанным выкриком, который
мог быть и мольбой, и молитвой одновременно. Она приподнялась, следуя за
ним в медленном танце, царапая его ногтями, пытаясь найти твердую  опору
для кружащихся в бешеном водовороте ощущений.
   Он застонал, звук родился глубоко в груди,  разрастаясь,  и  внезапно
тело его забилось в судорогах, обрушилось на нее  всей  своей  тяжестью,
заражая и ее своими стремительными движениями.
   Она прижалась к нему, удовлетворенная, потому что  наконец-то  смогла
выразить свои ощущения не словами, а своим телом и своим сердцем.
   Поздним утром Парис разбудил звонок телефона.
   Спрятав лицо в подушку,  она  нащупала  трубку,  лежащую  у  кровати,
потащила было ее к уху, но услышала  низкое  бурчание  мужского  голоса,
правда, не из молчащего аппарата у нее в руке. Она перекатилась на спину
и сфокусировала внимание сначала  на  широких  плечах,  вздымающихся  на
другой стороне кровати, а уж после на сотовом телефоне у его головы.
   - Без проблем. В пятницу предварительная оценка...
   Парис рухнула на подушку. Воскресное утро, а он вскакивает с  постели
для деловых переговоров, забыв, что  существуют  выходные  и  праздники.
Совсем как отец.
   Боль осознания не была чем-то неожиданным, скорее оно все время  жило
в ее мозгу, ожидая удобного случая, чтобы получить  подтверждение  своей
правоты. Она всегда знала, с первой встречи с Джеком, что он за человек.
Неделями следила за ним, всякий раз отмечая, что  живет  он  только  для
работы. Знала, что он не тот, в кого  ей  следовало  влюбиться,  но  что
поделаешь, если именно так она и  сделала  -  из  глупого  упрямства,  в
нелепой, тщетной надежде. Люди, подобные ее отцу, никогда не меняются.
   Матрас скрипнул, ее плеча коснулась  шероховатая  рука,  потом  губы.
Тело ее откликнулось немедленно.
   Оно требовало продолжения.  Хотело,  чтобы  его  руки  забрались  под
одеяло. Несмотря на то что  они  много  раз  были  вместе  за  последние
двадцать четыре часа, ее тело никак не насытится. А о своем  сердце  она
даже думать не желает.
   - Проснулась? - пробормотал Джек где-то рядом с ее ухом. Он  так  был
поглощен своими переговорами, что не заметил ее возни с телефоном.
   - Почему бы мне не проснуться? Если ты, конечно, не считаешь,  что  я
глухая.
   Рука соскользнула с ее плеча. Парис непроизвольно задрожала. Ей вдруг
стало очень холодно.
   - Это Кей Джи, - сказал Джек. - Прилетел вчера.
   Она  обернулась.  Он  сидел  на  кровати  спиной  к  ней.  По   спине
разбегались царапины, знаки  ее  страсти  и  обладания,  знаки,  которые
исчезнут очень скоро.
   Непонятный  страх  охватил  ее.  Она  провела  рукой  по   царапинам,
потянулась к Джеку, но он в этот момент наклонился  за  джинсами,  и  ее
рука упала, не достав до него.
   - Приглашает н