довательно, это правда?. (Раймон Радиге )
     Никакого ответа. Это письмо было не последним.

XXVIII

Дошел до ручки

     Привет, это снова я, живой мертвец из фешенебельного квартала.
     Лучше бы мне просто пребывать в меланхолии, в этом есть изыск; так нет же, я никак не выберу между депрессией и ипохондрией. Я зомби, воющий смертным воем оттого, что еще жив. Помочь от головной боли может только Аспежик-1000, но я не могу его принять, так крутит желудок. Добро бы я дошел до ручки, но какое там - меня несет все дальше и дальше, и нет никакой ручки, чтобы ухватиться.
     Я пересекаю город из конца в конец. Прихожу посмотреть на дом, где ты живешь с Антуаном. Я-то думал, что подцепил тебя играючи, - и вот околачиваюсь под твоей дверью, позабыв дышать. Любовь - источник проблем с дыхалкой. В окнах вашей квартиры горит свет. Ты, возможно, ужинаешь, или смотришь телевизор, или слушаешь музыку, думая обо мне, или не думая обо мне, или, может, ты... вы... Нет, ради бога? ты ведь этого не делаешь, скажи? Я торчу на твоей улице, перед твоим домом, и у меня сердце кровью обливается, только наружу ничего не вытекает, это внутреннее кровотечение, так и подохну, свободный и ничей. Прохожие оглядываются на меня: что за тип такой каждый день приходит и пялится на фасад этого дома? Нет ли здесь какой-нибудь диковинной архитектурной детали, которую мы не заметили? Или этот небритый лохматый парень - клошар из новых? ?Смотри, дорогой, в нашем квартале попадаются бродяги в куртках от ?Агнес б?, надо же!? - ?Молчи, дура, ты что, не видишь, это же молодежный наркодилер!?
     Май, такой поганый месяц май. С его бесконечными выходными: Праздник Труда, годовщина 8 мая 1945-го, Вознесение, Троица. Тянутся один за другим долгие уик-энды без Алисы. Меня ущемляют на пару государство и Католическая церковь, будто нарочно, в наказание мне за то, что я ослушался обоих. Интенсивный курс страдания.
     Ничто больше не интересует меня, кроме Алисы. Она вытеснила все. Ходить в кино, есть, писать, читать, спать, танцевать джерк, работать - все эти занятия, составлявшие прежде жизнь охламона с окладом сорок тысяч в месяц, потеряли теперь всякий вкус. Алиса обесцветила мир. Я вдруг снова стал шестнадцатилетним. Я даже купил ее духи, чтобы вдыхать их аромат, думая о ней, но то не был упоительный запах ее кожи в любви, смуглой, сонной, длинноногой, восхитительной стройности, томно рассыпанных русалочьих волос. Все это во флакон не закупорить.
     В XX веке любовь - это телефон, который не звонит. До вечера вслушиваешься в каждый шорох на лестнице, каждый раз глупо радуясь понапрасну, потому что ты отменила назначенное на полдень свидание, в последнюю минуту оставив сообщение в нашем тайном почтовом ящике Минителя. Еще одна история про адюльтер с плохим концом? Ну да, оригинальностью не блещет, уж извините; что же делать, если это все равно самое серьезное, что случилось со мной в жизни. Перед вами книга об избалованном недоросле, посвященная всем вертопрахам, слишком чистым душой, чтобы жить счастливо. Книга о тех, кому досталась отрицательная роль и никто их не жалеет. Книга о тех, кому не следовало бы страдать от разрыва, совершившегося по их инициативе, но они все же страдают - тем безнадежнее, что сами во всем виноваты и знают это. Потому что любовь - это не только альтернатива: страдаешь или заставляешь страдать. Вполне может быть то и другое вместе.

XXIX

Депрессивная диета

     Одиночество стало какой-то стыдной болезнью. Почему все так его чураются? Да потому, что оно заставляет думать. В наши дни Декарт не написал бы: ?Я мыслю - значит, я существую?. Он бы сказал: ?Я один - значит, я мыслю?. Никто не хочет оставаться в одиночестве: оно высвобождает слишком много времени для размышлений. А чем больше думаешь, тем становишься умнее - а значит, и грустнее.
     Я думаю, что ничего нет. Я ни во что больше не верю. Я сам себе не нужен. Жизнь у меня никчемная. Что там сегодня по ящику?
     Единственная хорошая новость: от горя худеют. Никто не рекламирует эту диету, а ведь она самая эффективная из всех. Депрессия Для Похудения. Хотите сбросить вес?
     Разведитесь, влюбитесь в кого-нибудь, кто вас не любит, живите один и грустите с утра до вечера. Лишние килограммы растают, как снег на солнце. Ваше тело снова станет стройным и сможет отлично вам послужить - конечно, если выживете.
     Как жаль, что я влюблен, даже не могу попользоваться холостым положением. Студентом я обожал быть один. На мой взгляд, все женщины были красавицами. ?Не бывает некрасивых женщин, бывает мало водки?, - любил я повторять. Это не были шуточки начинающего алкоголика, я действительно так думал. ?В каждой женщине что-то есть, порой хватает полуулыбки, рассеянного вздоха, подрагивающей ножки, выбившейся прядки волос. Даже в самой невзрачной дурнушке таится клад. И Мими Мати, может статься, такое вытворяет!? И я заливался звонким смехом, которым всегда сопровождал собственные шутки, - я умел так смеяться раньше, пока не узнал, что такое настоящее одиночество.
     Теперь же, выпив разбавленных крепких напитков, я ворчу себе под нос, точно какой-нибудь клошар. Я иду дрочить в кабинку с видео, улица Сен-Дени , 88. Переключаю каналы: 124 порнофильма. Парень сосет тридцатисантиметровый у негра. Переключаю. Привязанная девушка получает по полной программе: воск на язык и электрические разряды в выбритую киску. Переключаю. Крашеная силиконовая блондинка жадно заглатывает сперму. Переключаю. Парень в черном капюшоне прокалывает груди голландки, а та орет: ?Yes, Master!? Переключаю. Юной неопытной любительнице засовывают вибратор в задний проход и во влагалище. Переключаю. Тройное лобовое семяизвсржение на двух лесбиянок с бельевыми прищепками на сосках и клиторах. Переключаю. Беременная туша. Переключаю. Двойной Fist-fucking. Переключаю. Пипи в рот связанной таиландки. Переключаю. Черт, нет больше десятифранковых монет, а я не кончил, я слишком пьян, никак не получается. Говорю сам с собой, размахивая руками. Покупаю бутылку шипучки. Хочу закорешиться с алкашами, которые ходят, шатаясь, по улице Сен-Дени и кричат, что самые красивые на свете женщины были когда-то у их ног. Но они не принимают меня в свою компанию и вроде как порываются набить мне морду: вот ужо узнаю, каково страдать, когда на то есть настоящие причины. Я возвращаюсь домой ползком, весь в разлившейся шипучке, вонючий с маковки до пяток, это ж сколько лет я так не надирался, жутко хочется блевать и срать одновременно, сделать то и другое сразу не выйдет, надо выбирать. Я решаю сначала дать выход диарее, сажусь на унитаз, коричневая жижа обрызгивает фаянс, ну и вонища, все, не могу, сейчас вырвет, поворачиваюсь, чтобы выблевать раздирающую глотку кислую желчь, стою на четвереньках, обняв унитаз, с голым задом, разит дезинфицирующим средством, и тут опять меня прохватывает понос, и я выпускаю литр смердящего жидкого дерьма прямо на дверь, пуская сопли и призывая мамочку.

XXX

Переписка (II)

     Третье письмо попало в цель. Спасибо Почте: ни телефон, ни факс, ни Интернет не могут сравниться со старой доброй опасностью эпистолярной связи.
     "Дорогая Алиса!
     Я буду ждать тебя каждый вечер в семь часов на скамейке на площади Дофина. Приходи не приходи, я все равно буду там каждый вечер, начиная с сегодняшнего.
     Марк".
     В понедельник я ждал под дождем напрасно. Во вторник я ждал под дождем напрасно. В среду дождь прошел, и ты пришла - как прекрасно. (Ну прямо песня Ива Дютея.)
     - Ты пришла?
     - Похоже на то.
     - Почему ты не пришла в понедельник и во вторник?
     - Был дождь...
     - Я тебе сейчас, кажется... подарю зонтик.
     Ты улыбнулась. Химерочка, притаившаяся за завесой из волос, сулящей неизведанные радости. Светлоликая японочка с розовыми губками, которые улыбались мне, не взвешивая ?за? и ?против?. Я взял твою руку, как драгоценную вещь. Последовало подобающее случаю неловкое молчание, которое я решил нарушить:
     - Алиса, боюсь, что это серьезно... Но ты перебила меня:
     - Тс-с...
     Потом ты наклонилась и поцеловала меня в губы. Не может быть, это не сон? Нечто настолько трогательное еще может произойти со мной?
     Я снова попытался заговорить: -Алиса, ты еще можешь передумать-только быстро, потому что потом будет поздно, я полюблю тебя очень крепко, ты меня не знаешь, я в таких случаях становлюсь несносным...
     Но и на этот раз твой язычок не дал мне договорить, и все на свете скрипки и самые лучшие фильмы о любви позорно пускают петуха в сравнении с симфонией, зазвучавшей у меня в голове.
     И считайте меня смешным - на здоровье, клал я на вас.

XXXI

Разведенный любовник

     Теперь я на площадь Дофина ни ногой, если не пьян настолько, чтобы ее вынести, как, например, сегодня вечером, когда сижу на нашей скамейке, из чистого мазохизма. Новый Мост освещен огнями речных трамвайчиков. Мы были почти любовниками с Нового Моста , плюс-минус каких-то несколько метров. Мне холодно, и я жду тебя. Полгода пролетело с нашего первого поцелуя здесь, а я все прихожу на свидание с тобой. Никогда не думал, что дойду до такого. Наверно, это наказание, что-то я натворил, иначе за что бы мне такие испытания? Я рыдаю, просыпаясь, хлюпаю, ложась спать, а в промежутках жалею себя. Воображал себя Лакло - а оказался махровым Мюссе. Любовь - непонятная штука. Когда видишь ее у других, ничего не понимаешь, и еще меньше - когда это случается с тобой. В двадцать лет я еще был хозяином своих эмоций, но сегодня от меня больше ничего не зависит. Тяжелее всего мне видеть, насколько любовь к Алисе вытеснила ту, что я испытывал к Анне. Эти две истории - как сообщающиеся сосуды. Ужас, я ведь даже не мучился сомнениями. Не было никакого водевиля, никакой дилеммы между ?законной половиной? и любовницей, просто одна заняла место другой, незаметно, без шума, словно в мой мозг вошли на цыпочках. Неужели нельзя любить одного не в ущерб другому? Наверно, эту вину я сейчас и искупаю... Да, странное дело, я сижу на площади Дофина, но почему-то думаю о тебе, Анна, моя экс-жена...
     Может быть, Анна, может быть, со временем, позже, много позже, мы встретимся где-нибудь, где будет светло; будут люди вокруг, деревья, солнечный луч, да мало ли что еще, птичьи трели, как в день нашей свадьбы, и среди шумной толпы мы узнаем друг друга и с грустью вспомним давно ушедшее время, когда нам было по двадцать лет, время наших первых надежд и больших разочарований, время, когда мы мечтали, когда могли обнять Небо, которое потом рухнуло нам на голову, потому что это время, Анна, это время только наше с тобой и никому никогда его у нас не отнять.

XXXII

Не знаю

     Было много тайных свиданий на площади Дофина. Много засекреченных обедов ?У Поля? или в ?Дельфино?. Бесчисленное множество украденных часов во второй половине дня в отеле ?Генрих IV?. Со временем портье стал нас узнавать и избавлял от понимающей улыбочки с многозначительным вопросом: ?Без багажа, дамы-господа?? - потому что наш номер был забронирован на месяц. Номер 32. В нем пахло любовью, когда мы уходили.
     Между оргазмами я не мог удержаться и допытывался:
     - Господи, Алиса, я люблю тебя всю, от пяток до кончиков волос. Чем же это кончится?
     - Не знаю.
     - Может, все-таки уйдешь от Антуана?
     - Не знаю.
     - Ты хочешь, чтобы мы жили вместе?
     - Не знаю.
     - По-твоему, нам лучше остаться любовниками?
     - Не знаю.
     - Но что же с нами будет, черт побери?
     - Не знаю.
     - Почему ты все время повторяешь ?не знаю??
     - Не знаю.
     Я был слишком рационален. ?Не знаю? - два этих слова мне предстояло впредь слышать часто, и я чувствовал, что лучше мне к ним привыкнуть.
     Иногда я совершенно переставал владеть собой:
     - Уходи от него! УХОДИ ОТ НЕГО!
     - Прекрати! ПРЕКРАТИ МЕНЯ ОБ ЭТОМ ПРОСИТЬ!
     - Разведись, как я, мать твою!
     - Ни за что. Мне с тобой страшно, я тебе всегда говорила. Наша любовь прекрасна, потому что невозможна, и ты это отлично знаешь. Как только я буду свободна, ты перестанешь меня любить.
     - ЧУШЬ! ЧУШЬ! АРХИЧУШЬ!
     Но в глубине души я и сам боялся, что она права. Глухим с тугоухими легче было бы договориться, чем нам с ней.

XXXIII

Декристаллизация невозможна

     Надо бы все-таки рассказать вам, как я умер. Помните фильм ?Бунтовщик без идеала? с Джеймсом Дином? Там компания молодых идиотов нашла себе развлечение: мчаться в машинах на полной скорости прямиком к краю пропасти. Они называют это ?chicken run? (?гонка слабаков?). Игра состоит в том, чтобы нажать на тормоза как можно позже. Кто затормозит последним - тот и есть самый крутой в компании. Надо сказать, толщина загривка прямо пропорциональна отрезку времени, который он выдержит без тормозов. Ну, естественно, чего еще ожидать, один из кретинов финиширует под обрывом, в спрессованном ?шевроле?. Так вот мы с Алисой: чем дальше заходили в нашем приключении, тем больше походили на этих самых бунтовщиков без идеала и сами это понимали. Мы мчались к пропасти и даже не думали тормозить. Я еще не знал, что тот идиот, который нажмет на педаль слишком поздно, - я.
     Когда живешь двойной жизнью, есть золотое правило: не влюбляйся. Можно встречаться тайком - для удовольствия, для разнообразия, для остроты ощущений. Чувствуешь себя героем, не особо напрягаясь. Но ни в коем случае никаких чувств! Нельзя валить все в одну кучу. А то кончите тем, что перепутаете удовольствие с любовью. И рискуете крепко увязнуть.
     Мы с Алисой попались в эту западню по одной простой причине: заниматься любовью куда приятней, если вы влюблены. Женщинам тогда кажется, что пора ухаживания длится дольше, а мужчинам - что она проходит быстрее. Это нас и погубило. У нас были высокие запросы. Мы ломали романтическую комедию только для того, чтобы испытать оргазм посильнее. И в конце концов сами в это поверили. В любви нет ничего эффективнее методики Куэ - как жаль, что срабатывает она только в одну сторону. Уж если выкристаллизовалась - обратного хода нет. Думаешь, это игра, так оно и есть, вот только играешь-то с огнем. Ты уже падаешь в пропасть, как герои мультиков, знаете, те самые, что смотрят на зрителя, потом на пустоту под ногами, потом опять на зрителя - и... шмяк! "That's all, folks!  "
     Помню, когда мы с Анной расстались, на какую бы вечеринку я ни пришел, везде встречал людей, которые с лицемерным видом интересовались у меня, где Анна, что с Анной, почему нет Анны и как Анна поживает. Я отвечал кому как:
     - Анна? Она сегодня вкалывает допоздна.
     - Как? Ее нет? А я ее искал, у меня здесь назначено свидание с женой.
     - Между нами говоря, она правильно сделала, что не пошла на этот дерьмовый вечер: зря я ее не послушался, она каким-то шестым чувством сечет, где плохо продумано, ах, прости, это ты хозяин...
     - Анна? А мы подали на развод! Ха-ха! Шучу!
     - Да, она вкалывает в последнее время как проклятая.
     - Все в порядке: у меня увольнительная до полуночи.
     - Уехала на рабочую конференцию с футбольной командой Конго.
     - Анна? Какая Анна? Марронье? Надо же, какое совпадение, мы однофамильцы!
     - Анна в больнице... Ужасная авария... Вопя от нестерпимой боли, она между двумя воплями умоляла меня остаться с ней, но я не мог пропустить этот чудесный вечер. Красная икра изумительна, вы не находите?
     - Ничего, зато она вкалывает столько, что я скоро буду миллионером.
     - Брак - институт, далекий от совершенства.
     - А где Алиса? Вы знаете Алису? Алису не видели? Как вы думаете, Алиса придет?
     Но зато всякий раз, когда я слышал произнесенное кем-то слово ?Алиса?, это было как острый нож.
     - Дорогие друзья, можно вас попросить об одолжении? Не произносите, пожалуйста, в моем присутствии это имя.
     Заранее благодарен,
     Я.
     Рай - это другие, но хорошенького понемножку. Люди все охотнее чесали языки на наш с Анной счет. Конечно, я только посмеивался, слыша сплетни о себе: они ходили задолго до того, как стали правдой. Для меня никогда не были тайной завистливость света и верхоглядство полуночников, но трогать Анну - тут я чуть не озверел. Почему я не сидел дома по вечерам? Чтобы жизнь не летела так быстро. Просто невыносимо, чтобы все кончалось в восемь вечера. Мне нравилось красть часы жизни у тех, кто ложится с петухами. Но теперь - все, это уж слишком. Ноги моей больше нигде не будет. Я вдруг понял, как мне ненавистны все эти стервятники, кормившиеся моим горем. Ну да, я тоже был таким. Но с меня хватит: мне больше не смешно. На этот раз я постараюсь не упустить свой шанс, насколько это возможно. Пусть обойдутся без меня. Я уволился из всех журналов, где вел светскую хронику.
     Прощайте, неверные друзья из ?парижских сливок?, я не буду без вас скучать. Продолжайте загнивать без меня, я на вас зла не держу, наоборот, мне жаль вас. Вот она, величайшая драма нашего общества: даже богатые не вызывают больше зависти. Они заплыли жиром, они уродливы и вульгарны, их жены - одна сплошная подтяжка, по ним плачет тюрьма, их дети колются, у них мужицкие вкусы, они позируют для ?Гала?. Богатые сегодня забыли, что деньги - средство, а не цель. Они просто не знают, что с ними делать. Если ты беден, по крайней мере, можешь уговаривать себя, мол, будь у тебя бабки, все пошло бы на лад. Но если ты богат, не скажешь же себе, что вот, будет у тебя новый дом на Юге, новая спортивная машина, шузы за двенадцать тысяч монет или еще одна манекенщица - и все пойдет на лад. Когда ты богат, оправдываться нечем. Вот почему все миллионеры сидят на прозаке : потому что никто больше не мечтает быть на их месте, даже они сами.
     Писать о ночной жизни - это был порочный круг, из которого я не мог вырваться. Я надирался, чтобы рассказать, где и с кем я в последний раз надрался. С этим покончено, пора привыкать к дневному свету. Надо помозговать, какие газетные статейки может кропать безработный паразит? Представьте себе графа Дракулу средь бела дня - чем бы он занялся? В кого переквалифицируются кровососы?
     Так я стал литературным критиком.

XXXIV

Теория вечного повторения

     Когда я ставлю в известность о разрыве моих родителей (которые в разводе с 1972-го), они пытаются вправить мне мозги. ?Ты уверен??, ?Может, еще помиритесь??, ?Подумай хорошенько...? Психоанализ имел большое влияние в шестидесятые годы; наверно, поэтому - не вижу другого объяснения - мои родители убеждены, что все случилось по их вине. Они переживают куда сильнее меня, так что об Алисе я даже не упоминаю. Одной катастрофы на сегодня достаточно. Я спокойно объясняю им, что любовь живет три года. Они протестуют, каждый на свой лад, но оба не слишком убедительно. Их любовь продлилась ненамного дольше. Я только диву даюсь, понимая, что в моей истории они узнают свою. С ума сойти: оказывается, мои родители всю жизнь надеялись, думали и в конце концов поверили, что я не такой, как они.
     Мы живем на Земле, чтобы переживать те же события, что наши родители, в той же последовательности, - и точно так же они до нас совершали те же ошибки, что их родители, и так далее до бесконечности. Но это не самое страшное. Хуже другое - когда сам регулярно вляпываешься в одно и то же дерьмо. А это как раз мой случай.
     Каждые три года я наступаю на те же грабли. Какое-то постоянное дежавю. Все в моей жизни повторяется. Я будто запрограммирован на повтор, как компакт-диск, когда нажмешь клавишу ?Repeat?. (Мне нравится сравнивать себя с механизмами, потому что механизмы легко починить.) Это не комизм повторяющейся ситуации, а вполне реальный кошмар: представьте себе высоченные русские горки с головокружительными петлями и отвесными спусками. Вы прокатились разок, и вам достаточно. Спускаетесь на землю, охая: ?О-ля-ля! Три раза чуть не сблевал всю сахарную вату, чтоб еще когда-нибудь, да ни за что!? Так вот, мне, дураку, одного раза не хватило. У меня абонемент на Адскую Трассу. Аттракцион ?Space Mountain? - мой дом родной.
     Я наконец понял фразу Камю: ?Надо представить Сизифа счастливым?. Он хотел сказать, что мы всю жизнь