Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
и непреклонный Берти и эта
прямодушная, счастливая, победительная Барбара - какие они все разные!
Автомобиль тем временем уже спускался по крутому холму мимо выстроившихся на
окраине Баклендбери скромных вилл и серых домиков, где жили рабочие.
- Нам с Энн надо заехать в штаб-квартиру Милтоуна. Может быть,
забросить вас во вражеский стан, мистер Куртье? Пожалуйста, остановитесь,
Фрис.
Куртье еще не успел дать согласие, а автомобиль уже затормозил у дома,
на котором энергичная надпись гласила: "От Баклендбери - Чилкокс!".
Куртье, прихрамывая, вошел в комнату, где помещалась штаб-квартира
мистера Хэмфри Чилкокса и сильно пахло краской, а в душе его еще жили
ароматы юности, амбры и тонкого сукна.
За столом сидели трое: старший, с серыми глазами-щелочками и щетинистой
бородкой, в котором по каким-то неуловимым признакам безошибочно угадывался
бывший мэр, тотчас встал и пошел ему навстречу.
- Мистер Куртье, я полагаю, - сказал он. - Рад вас видеть, сэр. Весьма
сожалею, что вы стали жертвой насилия. Хотя в некотором роде это нам на
пользу. Да, да. Это уж, знаете, против всяких правил. Не удивлюсь, если это
подбавит нам две-три сотни голосов. Я вижу, вам порядком досталось.
Худощавый человек с тонкими чертами лица и вьющимися волосами тоже
подошел к Куртье; в руках у него была газета.
- Но тут получилась одна неловкость, - сказал он. - Прочтите.
ОСКОРБЛЕНИЕ ПОЧТЕННОГО ГОСТЯ
ВЕЧЕРНЕЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ ЛОРДА МИЛТОУНА
Куртье углубился в заметку.
Наступила зловещая тишина; ее нарушил человек с глазами-щелками.
- Кто-то из наших, должно быть, видел все собственными глазами, вскочил
на велосипед и успел сообщить в редакцию, прежде чем номер сдали в печать.
Они ничем не порочат эту леди... просто излагают факты. Но этого вполне
достаточно, - прибавил он холодно. - По-моему, его песенка спета.
- Мы не виноваты, мистер Куртье, - смущенно сказал человек с тонким
лицом. - Право, не знаю, что мы можем тут поделать. Мне это очень не по
душе.
- Ваш кандидат читал это? - спросил Куртье.
- Нет еще, - вмешался третий. - Мы сами увидели газету всего час назад.
- Я бы ни за что не позволил этого, - сказал человек с тонким лицом. -
Я крайне возмущен редактором.
- Но послушайте, - сказал человек с глазами-щелочками, - это же
обыкновенная газетная заметка. Если она и наделает шуму, мы тут ни при чем.
Газета никого ни в чем не обвиняет. Она сообщает факты. Вся суть в семейном!
положении этой особы. Мы ничем не можем помочь, а что до меня, сэр, я бы и
не хотел помогать. У нас тут, слава богу, распущенность не в чести! - Это
было сказано с чувством. Потом, заметив, какое у Куртье стало лицо, он
спросил: - Вы знакомы с этой леди?
- Знал ее еще девочкой. И всякий, кто отзовется о ней дурно, будет
иметь дело со мной.
- Уверяю вас, мистер Куртье, я всецело на вашей стороне, - сказал
худощавый. - Мы не имеем никакого отношения к этой заметке. Это один из тех
случаев, когда выигрываешь, сам того не желая. Очень неудачно, что она вышла
на выгон вместе с лордом Милтоуном: вы же знаете, каковы люди.
- Все дело в заголовке, - сказал третий. - Они уж постарались, чтоб он
бросался в глаза.
- Не знаю, не знаю, - упрямо пробормотал человек с глазами-щелками. -
Если лорд Милтоун желает проводить вечера в обществе одиноких особ, пусть
пеняет на себя.
Куртье обвел взглядом всех троих.
- Больше я вам в этих выборах не помощник, - сказал он. - Где эта
редакция? - И, не дожидаясь ответа, схватил газету и вышел из комнаты. За
дверью он остановился на минуту, нашел адрес и заковылял по улице.
ГЛАВА VIII
Барбара сидела в автомобиле рядом с Энн, удобно откинувшись на подушки.
Хоть она уже вращалась в свете, а стало быть, успела кое-что повидать, в ее
лице еще светился тот жадный интерес ко всему окружающему, которым так милы
детские лица. Но на жителей Баклендбери она почти не обращала внимания, уже
знакомая с тем странным, несколько забавным выражением, которое появлялось
на их лицах в ее присутствии, - ибо они всячески старались показать, что им
нет до нее дела, и все-таки исподтишка на нее поглядывали. Да, она уже ясно
различала этот загадочный взгляд, свойственный ее соотечественникам, которым
чужды цинизм, пессимизм и иные французские или русские затеи. Это и есть
источник всех национальных добродетелей и пороков, идеализма и тупоумия,
независимости и раболепства; двигатель всех поступков, убийца мысли; они
всегда смотрят либо снизу вверх, либо сверху вниз, но только не прямо; это
самая возвышенная, самая глубокомысленная, самая странная нация на свете, и
она вечно одержима жаждой первенства.
Окруженная этими взглядами, Барбара ожидала Куртье и, сама истая дочь
Британии, мысленно мерила своего нового знакомца тем же особенным взглядом.
Ей тоже хотелось найти кого-то, на кого она могла бы смотреть снизу вверх,
только этого от нее никто не дождется! И в нашем странствующем рыцаре,
казалось ей, она нашла то, что искала.
Он - существо из другого мира. Она встречала много мужчин, но он ни на
кого не похож. Приятно быть в обществе умного человека, который к тому же
много бродил по свету и сам участвовал в стольких рискованных предприятиях.
Обыкновенные писатели или даже представители богемы, с которыми ей случалось
сталкиваться, были, в конце концов, всего лишь "придворными мудрецами",
которые нужны затем, чтобы аристократы знали, куда идут литература и
искусство. А этот Куртье - человек действия; на него нельзя смотреть с тем
снисходительным восхищением, которое вызывают люди, примечательные лишь
своими идеями и умением воплотить их в слове или красках. Он уже не раз
обнажал меч и умел обнажить его даже в защиту мира. Он умел любить и не раз
любил, во всяком случае, так говорят.
Будь Барбара девушкой другого круга, она в свои двадцать лет об этом,
вероятно, не услышала бы, а если б и услышала, ужаснулась бы или
возмутилась. Но она слышала и не возмущалась, ибо успела узнать, что уж
таковы мужчины, а подчас и женщины.
Она увидела, как он ковыляет к автомобилю, и у нее дрогнуло сердце;
дождавшись, пока он усядется, она бросила шоферу: "На станцию, Фрис.
Побыстрей, пожалуйста!" - и сказала:
- На вас совершенно нельзя положиться. Куда вы ходили?
Но Куртье не ответил, только хмуро улыбнулся ей через голову Энн.
Едва ли не впервые в жизни встретив прямой отпор, Барбара вспыхнула,
как от удара хлыстом. Губы ее плотно сжались, в глазах заплясали недобрые
огоньки. "Хорошо же, мой милый", - подумала она. Но через минуту, взглянув
на него, увидела на его лице такое странное выражение, что тут же забыла о
своей обиде.
- Что-нибудь случилось, мистер Куртье?
- Да, леди Барбара, случилось... а все эта мерзкая, подлая штука - язык
человеческий.
Безошибочное чутье всегда подсказывало Барбаре, как себя вести в
трудные минуты; это было особое хладнокровие, почерпнутое из выражения лиц,
которые она наблюдала, из разговоров, которые слышала с самого детства. Она
верила своему чутью и, обменявшись с Куртье взглядом поверх головки девочки,
сказала:
- Это имеет отношение к миссис Эн.?.. - И, прочитав в его глазах "да",
быстро прибавила: - И к Эм.?
Куртье кивнул.
- Так я и знала, что пойдут сплетни. Ну и пусть! Что за важность!
- Верно! - бросил он, и в его взгляде она уловила одобрение.
Но тут автомобиль подъехал к вокзалу.
По лицу маленькой женщины в серому выходящей из дверей, почти незаметно
было, что позади у нее долгий путь. Она остановилась и внимательно оглядела
всех сидевших в автомобиле, от шофера до Куртье.
- Как дела, Фрис?.. Мистер Куртье, не так ли? Я знакома с вашей книгой
и не одобряю вас, вы опасный человек... Здравствуйте. Мне нужны вот эти два
чемодана. Остальные довезут потом... Вы сядьте впереди, Рэндл, да смотрите
не пропылитесь, Энн!
Но Энн уже сидела рядом с шофером, она давно метила на это место.
- Хм! У вас болит нога, сэр? Сидите, сидите. Мы поместимся втроем... Ну
вот, дорогая, теперь я могу тебя поцеловать. Ты еще выросла!
Поцелуй леди Кастерли был не из тех, которые забываются; поцелуй
Барбары, пожалуй, тоже. И, однако, они были ничуть не похожи. Живые, зоркие
старческие глаза облюбовали местечко; лицо с упрямым подбородком устремилось
вперед; на мгновение сухие, жесткие губы застыли, словно желая убедиться,
что не ошиблись направлением, потом с силой впились в самую серединку
розовой щеки, дрогнули, словно вспомнив, что надо быть мягкими, и отскочили,
точно резинка рогатки. А у Барбары блеснули глаза, потом голова чуть
запрокинулась, губы слегка выпятились, все тело чуть дрогнуло, словно
вырастая, волна волос всколыхнулась, раздался тихий, нежный звук, и все было
кончено.
Поцеловав бабушку, Барбара опустилась на свое место и взглянула на
Куртье. Они расположились втроем на заднем сиденье, Куртье касался ее
плечом, - и, кажется, это его ничуть не огорчало.
Поднялся ветер, он дул с запада и словно весь был пронизан солнцем.
Автомобиль мчался по дороге, а вокруг - словно бы чуть отрывистей
всегдашнего - куковали кукушки и ветер доносил сквозь листья молодого
папоротника пряный аромат корней вереска.
Тонкие ноздри леди Кастерли раздувались, вдыхал этот аромат, и вся она
была похожа на маленькую, изящную перепелку.
- У вас тут недурной воздух, - сказала она. - Да, мистер Куртье, пока я
не забыла... кто такая эта миссис Ноуэл, о которой я наслышана?
При этих словах Барбара не могла не покоситься на своего соседа. Как-то
он устоит перед натиском бабушки? Сейчас будет видно, из какого он теста.
Бабушка - страшный человек!
- Она очаровательная женщина, леди Кастерли.
- Без сомнения. Я только это и слышу. Что у нее там за история?
- А у нее есть история?
- Ха! - фыркнула леди Кастерли.
Барбара еле ощутимо коснулась локтя Куртье. До чего же приятно, что
бабушку осадили!
- Значит, у нее все-таки есть прошлое?
- Я этого не говорил, леди Кастерли.
И снова Барбара незаметно, с одобрением коснулась его локтя.
- Что-то уж очень все таинственно. Придется мне самой разузнать. Ты с
ней знакома, моя милая. Вот и поведешь меня к ней.
- Бабушка, дорогая! Не будь у людей прошлого, у них бы не было и
будущего.
Маленькой рукой, похожей на птичью лапу, леди Кастерли легонько
похлопала выучку по колену.
- Не болтай вздор. И не вытягивайся больше, ты и так чересчур высокая.
К обеду все были уже осведомлены о случившемся. Сэр Уильям услыхал
новость от агента из Ставертона, где речь лорда Харбинджера не раз прерывали
ехидными выкриками. Достопочтенный Джефри Уинлоу, отправив жену вперед,
прилетел на своем биплане из Уинкли и захватил с собою газету. Из всех
присутствовавших на семейном обеде только лорд Деннис Фитц-Харолд, брат леди
Кастерли, еще ничего не знал.
Говорили об этом, разумеется, немного. Но едва женщины удалились,
Харбинджер со свойственными ему прямотой и непосредственностью, столь
неожиданными при его типично английской наружности, а быть может, даже чуть
нарочитыми, заявил, что если они не придушат этот слух, Милтоун кампанию
проиграл. Дело очень серьезное! Те подлецы не так глупы и теперь выжмут из
этого случая все, что только можно. А Милтоун, как назло, зачем-то укатил в
Лондон. Черт знает, что за каша заварилась!
Харбинджеру всегда была присуща особая интонация, словно он боялся, как
бы его не заподозрили в излишней серьезности, - эта интонация и манера
держаться могут противостоять всему, кроме насмешки, а перед насмешкой
совершенно бессильны. И когда в комнате прозвучало ироническое: "Какая
именно, мой юный друг?" - он тотчас умолк.
Если кто-либо пожелал бы найти достойное дополнение к леди Кастерли,
он, вероятно, выбрал бы ее брата. Неизменная насмешливая учтивость лорда
Денниса была прямой противоположностью ее крутому нраву. Его голос, взгляд,
повадка были под стать его бархатной куртке, кое-где серебристо
поблескивающей, точно обрызганной лунным светом. И волосы его тоже
поблескивали серебром. Тонкое, изящное лицо обрамляли белая бородка и усы,
подстриженные по моде елизаветинских времен. Карие глаза, все еще ясные,
глядели на мир прямо и открыто, со сдержанной добротой. Лицо его, хоть и не
обветренное, не изборожденное следами бурь, с кожей удивительно нежной и
тонкой, странно напоминало лицо старых матросов и рыбаков, что весь свой век
жили простой трудовой жизнью, по раз и навсегда заведенному порядку. То было
лицо человека с неизменными убеждениями, склонного относиться иронически ко
всяким новшествам, которые он уже полвека назад изведал и решительно отверг.
В нем угадывался разум, не лишенный тонкости и не чуждый понимания красоты,
но давно уже отказавшийся от попыток подчинить себе чувства; угадывалось,
что на смену проницательности в вопросах отвлеченных пришла проницательность
в делах практических, основанная на трезвом жизненном опыте. Он не умел
выставлять себя напоказ - черта, вполне естественная в человеке, который
настолько преисполнен чувства собственного достоинства, что вовсе о нем не
заботится, - а кроме того, долгие годы был предай некоей даме сердца, и
только ее смерть оборвала эту преданность: вот почему он всю жизнь, так
сказать, оставался в тени. И, однако, он был известен своим необыкновенно
трезвым умом, благодаря чему пользовался своеобразным влиянием в обществе.
Впрочем, его мнения спрашивали лишь в самых крайних случаях. "Совсем дела
плохи? Что ж, есть еще старик Фитц-Харолд! Сходите к нему! Советов от него
не ждите, но что-нибудь он да скажет".
И непочтительному молодому лорду Харбинджеру стало как-то не по себе.
Не слишком ли вольно он выражался? Не хватил ли через край? Он совсем забыл
про старика! Подтолкнув ногой Берти, он пробормотал:
- Я совсем упустил из виду, сэр, что вы еще не знаете. Берти вам
объяснит.
Призванный, таким образом, высказаться, Берти устремил на двоюродного
деда взгляд из-под полуопущенных век и, еле шевеля губами, начал объяснять:
- Тут в коттедже живет одна леди... очень милая женщина... Мистер
Куртье с ней давно знаком... Милтоун бывает у нее... В тот вечер он немного
засиделся... Ну, этот народец и раздувает пустячный случай... намекает...
Если не принять меры, Милтоун потерпит поражение. Вздор, разумеется.
Берти считал, что Милтоуну никакие искушения не страшны, а все же он
свалял дурака, позволив этой женщине выйти с ним на выгон, когда кинулся
выручать Куртье, - теперь всем ясно, где он проводил вечер. Этого делать
нельзя, когда имеешь дело с женщиной, о положении которой никто ничего
толком не знает.
Все молчали. Наконец Уинлоу сказал:
- Как же быть? Вызвать Милтоуна телеграммой? Такие слухи
распространяются, как лесной пожар!
Сэр Уильям, всегда готовый к худшему, выразил опасение, что
неприятностей не миновать. Харбинджер сказал, что редактору газеты надо бы
задать хорошую трепку. А не знает ли кто, как принял новость Куртье? Где он,
кстати? Обедает у себя в комнате? Берти заметил, что если Милтоун сейчас в
лондонском особняке, ему еще, может быть, не поздно послать телеграмму.
Скандал надо задушить в Зародыше! И во всех этих разговорах проскальзывало
вполне естественное для родовитых молодых людей нетерпеливое желание
отнестись к случившемуся просто как к возмутительной дерзости и, образно
говоря, дать негодяям по руками
Опять наступило молчание, и на сей раз его нарушил лорд Деннис.
- Мне жаль бедную женщину.
Харбинджер резко повернулся в сторону этого бесстрастного, учтивого
голоса, но к нему тут же вернулось самообладание, которое так редко ему
изменяло, и он поддакнул:
- Вот именно, сэр, вы совершенно правы.
ГЛАВА IX
В маленькой гостиной, куда обычно уходили дамы, когда приглашенных было
немного, миссис Уинлоу подсела к фортепьяно и стала тихонько перебирать
клавиши, так как леди Кастерли и леди Вэллис с обеими дочерьми не слушали
ее, сбившись в кучку и словно объединившись перед лицом надвигающейся беды -
сплетни.
Любопытное обстоятельство, характеризующее Милтоуна: ни здесь, в
гостиной, ни в столовой никто не усомнился в чистоте его отношений с миссис
Ноуэл. Но там все случившееся казалось важным лишь с точки зрения выборов,
здесь же успели понять, что выборы далеко не самое главное. Безошибочное
чутье, которым женщины мгновенно постигают все, что касается их мужей,
сыновей и братьев, уже подсказало им, что такого человека, как Милтоун,
подобная сплетня накрепко свяжет с его Незнакомкой.
Но они ступали по такой тоненькой корочке фактов, а под ней лежала
столь глубокая трясина догадок и предположений, что говорить об этом было
мучительно трудно. Вероятно, никогда еще ни бабушка, ни мать, ни сестры так
ясно не понимали, какое большое место занимает в их жизни этот странный,
непонятный Милтоун. Все они старались подавить тревогу, но она все же
прорывалась у каждой на свой лад. Леди Кастерли сидела в кресле очень прямо,
и только еще более решительная, чем обычно, речь, беспокойное движение руки
да непривычная складочка меж бровей выдавали ее волнение. У леди Вэллис вид
был озадаченный, точно она сама удивлялась своей серьезности. Лицо Агаты
выражало откровенную озабоченность. Женщина тихая, но с характером, она
наделена была тем прирожденным благочестием, что без всяких сомнений
приемлет общепризнанную мораль и догматы церкви. Весь мир для нее
ограничивался домом и семьей, а все, в чем ей чудилась угроза этому
средоточию ее попечений, внушало ей неподдельный, хоть и сдерживаемый ужас.
Ее считали заурядной, скучноватой и недалекой - точь-в-точь наседка, которая
вечно квохчет над своими цыплятами. Но была в ней и героическая жилка,
только это не бросалось в глаза. Однако она была искренне огорчена
положением, в котором очутился брат, и ничто не могло ее отвлечь или
утешить. Ему грозила опасность как будущему мужу и отцу, а в жизни мужчин
только эта сторона и была ей понятна. Именно эта угроза пугала ее больше
всего, хотя она и понимала, что гибель грозит и его душе, ибо разделяла
взгляды церкви на нерасторжимость брака.
Барбара стояла у камина, прислонясь белыми плечами к резному мрамору,
заложив руки за спину и опустив глаза. Время от времени ровные брови ее
подергивались, губы вздрагивали, с них слетал легкий вздох, а потом на
мгновение вспыхивала тотчас подавляемая улыбка. Она одна не принимала
участия в разговоре - юность познавала жизнь; и о мыслях ее можно было
судить по тому, как ровно дышала ее юная грудь, досадливо хмурились брови,
по опущенным долу синим глазам излучавшим тихое неугасимое сияние.
- Будь он такой, как все! - со вздохом сказала леди Вэллис. - А то ведь
он способен жениться на ней просто из духа противоречия.
- Что?! - вырвалось у леди Кастерли.
- Вы ее не видели, дорогая. Она, к несчастью, очень привлекательна...
такое прелестное лицо.
- По-моему, мама, если развода потребовал муж, Юстас на ней не женится,
- тихо сказала Агата.
- Вот это верно, - пробормотала леди Вэллис. - Будем надеяться на
лучшее!
- Неужели вы даже не знаете, кто тр