Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
остью, но в конце концов один веселый молодой офицер выступил со
словами:
- Если и мне позволено добавить что-нибудь, чего еще не хватает в этой
сокровищнице, то я отрежу две пуговицы от моего мундира, которые, пожалуй,
заслуживают тоже стать достоянием потомства.
Сказано - сделано. И тут многие последовали его примеру.
Женщины клали свои гребенки, расставались с флакончиками и другими
безделушками, и только Оттилия стояла в нерешительности, пока Эдуард
приветливым словом не оторвал ее от созерцания всех этих принесенных в дар и
сложенных вместе вещиц. Тогда она сняла с шеи золотую цепочку, на которой
висел портрет ее отца, и легким движением положила поверх прочих
драгоценностей, а Эдуард поспешно приказал, чтобы точно пригнанную крышку
тотчас же опустили и зацементировали.
Молодой каменщик, который был при этом особенно деятельным, снова
принял вид оратора и продолжал:
- Камень этот мы кладем на вечные времена, на долгую радость нынешним и
будущим хозяевам дома. Но сейчас, когда мы как бы закапываем клад, занятые
самым основательным из дел, мы в то же время не забываем, что все
человеческое преходяще; мы думаем и о том, что когда-нибудь эта плотно
заделанная крышка, быть может, приподнимется, а это может случиться не
иначе, как если будет разрушено здание, которое мы еще и не воздвигали.
Но если мы хотим, чтобы оно было воздвигнуто, довольно думать о
будущем, вернемся к настоящему! Давайте-ка, как только окончится нынешний
праздник, приступим к работе,- так, чтобы никто из мастеровых, которые
трудятся здесь, не оставался без дела, чтобы здание быстро поднялось ввысь и
было завершено и чтобы из окон, еще не существующих сейчас, радостно озирали
окрестность хозяин дома с домочадцами и гостями, за здоровье которых я пью,
как и за всех присутствующих здесь!
И он единым духом осушил тонко граненный бокал и подбросил его вверх,
ибо уничтожением сосуда, из которого мы выпили в минуту веселья, мы
знаменуем избыток радости. Однако на этот раз случилось иное: бокал не упал
на землю, хотя и без всякого чуда.
Дело в том, что, спеша приступить к постройке, в противоположном углу
уже вывели фундамент и даже начали возводить стены, для чего сооружены были
достаточно высокие леса.
Строители, соблюдая свою выгоду, выложили их ради праздника досками и
пустили туда целую толпу зрителей. На эти-то леса и взлетел бокал, тотчас же
подхваченный кем-то, кто увидел в этой случайности счастливое
предзнаменование для себя. Не выпуская бокала из рук, он высоко поднял его и
показал, так, что все увидели изящно сплетенные вензелем буквы Э и О; это
был один из бокалов, заказанных для Эдуарда в дни его молодости.
Леса опустели, и тогда кое-кто из гостей, самые легкие па подъем,
взобрались на них, чтобы осмотреть окрестности, и не могли нахвалиться
красотою видов, открывавшихся во все стороны.
Чего только не различает взгляд, когда на возвышенном месте подымешься
всего лишь па высоту одного этажа! В глубине равнины можно было заметить
несколько новых деревень; ясно выступила серебряная полоса реки, а кто-то
даже уверял, будто видит башни столицы. С противоположной стороны за
лесистыми холмами синели далекие вершины горной цепи, а вся ближайшая
местность представлялась взгляду как единое целое.
- Надо только,- воскликнул кто-то,- чтобы три пруда были соединены в
одно большое озеро, и тогда великолепнее этой картины ничего нельзя будет
себе представить.
- Это исполнимо,- сказал капитан, ведь когда-то они и составляли одно
горное озеро.
- Прошу только,- сказал Эдуард,- пощадить мои тополи и платаны, которые
так живописно стоят у среднего пруда. Посмотрите,- указывая на долину,
обратился он к Оттилии и прошел с нею несколько шагов вперед,- эти деревья я
сажал сам.
- Сколько же им лет? - спросила Оттилия.
- Примерно столько же,- ответил Эдуард,- сколько вы живете на свете.
Да, милое дитя, когда вы лежали в колыбели, я уже сажал деревья.
Общество вернулось в замок. А после обеда все отправились на прогулку
по деревне, чтобы и здесь взглянуть на то, что было сделано. Жители по
просьбе капитана собрались перед своими домами; они не выстроились в ряд, но
расположились естественными семейными группами, некоторые занимались своими
обычными работами, другие отдыхали на новых скамьях. Отныне им было вменено
в отрадную обязанность - каждое воскресенье и каждый праздник сызнова
наводить чистоту и порядок.
Присутствие большого общества всегда неприятным образом нарушало те
задушевные отношения, которые установились в кругу наших друзей. Поэтому все
четверо были довольны, когда оказались одни в большой зале; но и это чувство
домашнего покоя оказалось непрочным; Эдуарду подали письмо, извещавшее о
гостях, которые приедут завтра.
- Как мы и предполагали,- сказал Эдуард Шарлотте,- граф не заставит
себя ждать, он приезжает завтра.
- Значит, и баронесса неподалеку,- зачетила Шарлотта.
- Конечно! - ответил Эдуард.- Она завтра тоже появится. Они просят
разрешения переночевать и послезавтра собираются ехать дальше.
- В таком случае, Оттилия, нам надо все подготовить,- сказала Шарлотта.
- Как вы прикажете их разместить? - спросила Оттилия.
Шарлотта распорядилась насчет самого главного, и Оттилия вышла.
Капитан спросил об отношениях между этими двумя лицами, известных ему
лишь в общих чертах. Они давно, уже не будучи свободными, страстно полюбили
друг друга. Расстройство, внесенное в два брачных союза, вызвало некоторый
шум; стали поговаривать о разводе. Баронессе удалось добиться его, графу же
- нет. Для вида им пришлось расстаться, но связь их оставалась неизменной, и
если зиму они не могли проводить вместе в княжеской резиденции, то летом
вознаграждали себя совместными путешествиями и поездками на воды. Оба они
были немного старше Эдуарда и Шарлотты, и всех четверых связывала тесная
дружба еще со времен их жизни при дворе. Обе пары сохранили хорошие
отношения, хотя и не во всем одобряя друг друга. На сей раз приезд их
впервые оказался не совсем по сердцу Шарлотте, и если бы она стала
доискиваться причины, то это было из-за Оттилии. Милой, чистой девушке рано
еще было видеть подобный пример.
- Могли бы приехать хоть на два дня позже,- сказал Эдуард, когда
Оттилия возвратилась в комнату.- Мы бы тем временем покончили с продажей
мызы. Купчая готова; одна копия у меня есть и не хватает только другой, а
наш старый писец очень болен.
Капитан предложил свою помощь, Шарлотта - также; но Эдуард не
соглашался.
- Позвольте мне переписать бумагу,- поспешила отозваться Оттилия.
- Ты не справишься вовремя,- сказала Шарлотта.
- И правда, мне надо иметь ее уже послезавтра с утра, а возни с ней
много,- сказал Эдуард.
- Все будет готово,- воскликнула Оттилия, уже держа в руках бумагу.
На следующее утро, когда они из верхнего этажа высматривали гостей,
желая вовремя выйти им навстречу, Эдуард сказал:
- Кто это там так медленно едет верхом по дороге? Капитан подробнее
описал фигуру всадника.
- Так, значит, это он,- сказал Эдуард.- Детали, которые ты видишь лучше
меня, вполне соответствуют общему облику, который различаю и я. Это -
Митлер. Но почему он едет так медленно, так страшно медленно?
Всадник подъехал ближе, и в самом деле это оказался Митлер. На
лестнице, по которой он медленно поднимался, его встретили дружескими
приветствиями.
- Почему вы не приехали вчера? - спросил его Эдуард.
- Я не люблю шумных празднеств,- отвечал гость.- Сегодня же я приехал,
чтобы с тиши отпраздновать вместе с вами день рождения моей приятельницы.
- Но откуда у вас столько свободного времени? - шутливо спросил Эдуард.
- Моим посещением, если оно имеет для вас хоть какую-нибудь цену, вы
обязаны мысли, которая вчера пришла мне в голову. Половину дня я провел,
радуясь сердечно, в одном доме, где мне удалось восстановить мир, и там-то я
услышал, что у вас празднуется день рождения. Ведь это же в конце концов,
подумал я, можно назвать эгоизмом: ты согласен радоваться только с теми,
кого помирил. Почему бы тебе не порадоваться и с друзьями, которые хранят и
соблюдают мир? Сказано - сделано! Вот я и приехал, как решил вчера.
- Вчера бы вы застали здесь большое общество, а сегодня встретите
только маленькое,- сказала Шарлотта.- Вы увидите графа и баронессу, которые
вам тоже причинили немало хлопот.
Странный гость тотчас же вырвался из тесного кружка обступивших его
друзей и с досадой стал искать шляпу и хлыст.
- Злой рок преследует меня всякий раз, как только я соберусь отдохнуть
и развлечься. Да и зачем я изменяю своим правилам? Не надо было мне
приезжать, а то теперь приходится убираться восвояси. С этими двумя я не
останусь под одной крышей. Да и вы остерегайтесь: от них только и жди беды.
Они, как закваска, все заражают своим брожением.
Его пытались успокоить, но тщетно,
- Кто против брака,- воскликнул он,- кто словом, а то и, хуже того,
делом расшатывает рту основу всякого нравственного общества, тот будет иметь
дело со мною; если же я не в силах его обуздать, то и знать его не хочу!
Брак - это начало и вершина человеческой просвещенности. Грубого он
смягчает, а человеку образованному дает наилучший повод доказать мягкость
своего нрава. Брак должен быть нерушим, ибо он приносит столько счастья, что
какое-нибудь случайное горе даже и в счет не идет по сравнению с ним. Да о
каком горе тут может быть речь? Просто человека время от времени одолевает
нетерпение, и тогда ему угодно считать себя несчастным. Но пусть пройдет эта
минута, и вы будете счастливы, что все осталось так, как было. Для развода
не может быть вообще достаточного основания. Человек и в радостях и в
горестях стоит так высоко, что совершенно невозможно исчислить, сколько муж
и жена друг другу должны. Это - беспредельный долг, и отдать его можно
только в вечности. Порой брак становится неудобен, не спорю, но так оно и
должно быть. Разве нe такими же узами мы соединены с нашей совестью, от
которой мы часто рады бы избавиться, потому что она причиняет нам больше
неудобства, чем муж и жена друг другу?
Так он говорил, горячась, и говорил бы, наверно, еще больше, если бы
почтовые рожки не возвестили о прибытии гостей, которые, словно по уговору,
в одно и то же время с разных сторон въехали в замковый двор. Когда хозяева
поспешили им навстречу, Митлер скрылся, велел подать лошадь к гостинице и,
раздосадованный, ускакал.
"ГЛАВА ДЕСЯТАЯ"
Гостей приветствовали и повели в дом; они с радостью вступили в этот
замок, в эти комнаты, где некогда провели немало веселых дней и где так
долго не бывали. Встретиться с ними были рады и наши друзья. И графа и
баронессу отличали та красота и та стройность фигур, которые в средней
возрасте едва ли не привлекательнее, чем в молодости: пусть первый цвет уже
успел поблекнуть, но тем решительнее они возбуждают симпатию и доверие. К
тому же эта пара вполне умела сообразоваться с требованиями света. Свобода
их взглядов на жизненные отношения и поступки, их веселость и кажущаяся
простота обращения сразу же сообщались и другим, и в то же время все это
умерялось подлинной воспитанностью, чуждой какого бы то ни было принуждения.
Это тотчас оказало свое влияние на кружок друзей. Гости, только что
оставившие высший свет, как о том можно было судить по их платью, вещам и
всему окружению, представляли полную противоположность нашим друзьям, с их
сельской жизнью и затаенно страстным душевным миром; контраст этот, однако,
сгладился, как только старые воспоминания смешались с интересами настоящего
и быстрая, оживленная беседа связала всех воедино.
Впрочем, довольно скоро произошло и некоторое разделение. Дамы
отправились в свой флигель и принялись поверять друг другу всевозможные
новости, тут же разглядывая последние фасоны и покрои весенних платьев,
шляпок и тому подобного, мужчины же занялись осмотром новых дорожных
экипажей, лошадей, приведенных конюхами, договаривались об обмене и продаже.
Снова друзья сошлись только за обедом. К столу все переоделись, и гости
при этом опять сумели показать себя в самом выигрышном свете. Все на них
было новое, словно в первый раз надетое, и в то же время уже успевшее стать
привычным и удобным.
Оживленный разговор быстро переходил с предмета нa предмет: как и
всегда в обществе подобных людей, интересуются всем и ничем. Говорили
по-французски, чтобы прислуга не могла понять, и с игривой легкостью
касались светских отношений высшего и среднего круга. Только раз разговор
довольно долго вращался вокруг одной и той же темы: Шарлотта осведомилась об
одной из подруг своей молодости и с удивлением услышала, что вскоре ей
предстоит развод.
- Как это печально! - сказала Шарлотта.- Думаешь, что друзья, которых
не видишь, живут в благополучии, что недруга, которую любишь, устроила свою
судьбу, а не успеешь оглянуться, как приходится уже слышать, что в ее судьбе
совершается перелом и что в жизни ей опять предстоит ступить sa новые и,
быть может, столь же ненадежные пути.
- В сущности, дорогая моя,- возразил ей граф,- мы сами виноваты, если
такие происшествия являются для нас неожиданными. Все земное и, в частности,
супружеские взаимоотношения, мы склонны воображать себе чем-то в высшей
степени постоянным, а что касается брака, то к подобным представлениям,
ничего не имеющим общего с действительной жизнью, нас приводят комедии,
которые мы все время смотрим. В комедии брак предстает перед вами как
конечная цель желания, встречающего препятствия на протяжении нескольких
актов, причем занавес падает в тот миг, когда цель достигнута, и мы
сохраняем чувство удовлетворения этой минутой. В жизни устроено иначе: игра
тут продолжается и за сценой, и когда занавес подымается вновь, то уже
ничего больше не хочется ни видеть, ни слышать.
- Все это, наверно, обстоит не так уж плохо,- сказала Шарлотта,- если
мы видим, что даже лица, уже сошедшие с этой сцены, все-таки бывают не прочь
сыграть на ней еще какую-нибудь роль.
- Против этого ничего не скажешь,- заметил граф.- За новую роль можно
взяться с охотой, но если знаешь свет, то понимаешь, что в браке именно рта
заранее предрешенная незыблемость среди всего изменчивого в мире и является
чем-то несообразным. Один из моих друзей, который, когда бывал в духе,
измышлял проекты новых законов, считал, что всякий брак следовало бы
заключать только на пять лет. Это, говорил он, сакраментальное нечетное
число и срок, как раз вполне достаточный для того, чтобы можно было друг
друга узнать, произвести на свет нескольких детей, поссориться и, что всего
лучше, помириться. Он обычно восклицал по этому поводу: "Как счастливо
протекало бы первое время: года два-три, по крайней мере, можно было бы
провести вполне приятно. Потом одному из супругов все-таки, наверно,
захотелось бы продлить отношения, и предупредительность с его стороны
возрастала бы по мере приближения положенного срока. А это могло бы
умиротворить и подкупить равнодушного, даже недовольного. И как в обществе
добрых друзей не помнишь о времени, так и супруги забыли бы о нем и были бы
приятнейшим образом удивлены, спохватившись по истечении срока, что он с
молчаливого согласия уже продлен.
Хоть все это звучало очень мило и весело и хотя Шарлотте было ясно, что
в этой шутке можно усмотреть и глубокий нравственный смысл, все же подобные
речи были ей неприятны, главным образом из-за Оттилии. Она прекрасно знала,
что не может быть ничего опаснее слишком вольной беседы, в которой явление
предосудительное или полупредосудительное рассматривается как нечто
привычное, обыкновенное, даже похвальное, а к подобным явлениям принадлежит,
конечно, все, что нарушает крепость брачных уз. Поэтому она со свойственным
ей тактом пыталась изменить предмет разговора, а когда это не удалось,
пожалела, что Оттилия так превосходно всем распорядилась и ее ни за чем
нельзя послать. Заботливая девушка взглядами и знаками объяснялась с
дворецким, и все шло как нельзя лучше, хотя среди прислуги были два новых
неумелых лакея.
Между тем граф, не замечая усилий Шарлотты переменить разговор,
продолжал на ту же тему. Хоть ему и никогда не приходилось быть докучным в
беседе, все же его слишком тяготила забота, и трудности, мешавшие ему
развестись с женой, озлобляли его против всего, что было связано с браком,
которым он в то же время так ревностно желал соединиться с баронессой.
- Мой приятель,- продолжал он,- предлагал еще и другой законопроект.
Брак должен был бы считаться нерасторжимым лишь в том случае, когда обе
стороны или, по крайней мере, одна из них вступили в него уже третий раз.
Ведь это могло сложить бесспорным доказательством, что одна из сторон
считает брак необходимостью. К тому же должно было стать ясным, как они вели
себя в прошлом и не отличаются ли они какими-нибудь странностями, которые
часто дают больше оснований для развода, нежели дурные качества. Итак,
необходимо наводить соответствующие справки, наблюдая при этом как за
женатыми, так и за неженатыми, ибо неизвестно, как еще могут сложиться
обстоятельства.
- Все это,- сказал Эдуард, - будет, во всяком случае, сильно занимать
общество, а то, в самом деле, сейчас, когда мы женаты, никто и не спрашивает
ни о наших добродетелях, ни о наших недостатках.
- При таком законе,- с улыбкой сказала баронесса,- наши милые хозяева
уже успели бы благополучно подняться на две ступени и готовились бы вступить
на третью.
- Им повезло,- сказал граф,- для них смерть добровольно сделала то, что
консистории обычно делают лишь с неохотой.
- Оставим умерших в покое,- сказала Шарлотта, и глаза ее приняли
серьезное выражение.
- Почему? - спросил граф.- Ведь мы можем почтить их память. Они были
настолько скромны, что удовольствовались несколькими годами и оставили по
себе много хорошего.
- Если бы только,- с подавленным вздохом сказала баронесса,- не
приходилось в подобных случаях жертвовать лучшими годами жизни.
- Да,- ответил граф,- от этого можно было бы впасть в отчаяние, если бы
в жизни вообще надежды не сбывались так редко. Дети не исполняют того, что
обещали; молодые люди - лишь в весьма редких случаях, а если они и
сдерживают обещание, то свет не исполняет того, что обещал им.
Шарлотта, довольная, что разговор принимает другое направление, весело
заметила:
- Ну, что же! Нам и без того приходится быстро привыкать к тому, что
благополучием пользуешься в жизни лишь время от времени и не в полной мере.
- Как бы то ни было,- сказал граф,- вам на долю и в прошлом выпало
много хорошего. Я вспоминаю годы, когда вы с Эдуардом составляли самую
красивую пару при дворе; теперь уже нет и в помине ни таких блистательных
дней, ни таких запоминающихся образов. Когда вы танцевали, все глаза бывали
обращены на вас, прикованы к вам, а вы только смотрели друг на друга, как в
зеркало,
- С тех пор так много изменилось,- сказала Шарлотта,- что скромность
уже не возбраняет нам слушать эти похвалы,
- И все-таки,- про