те Купер.
   Элиза обратилась к папе: "Блю-лю!"
   Я пропищал: "Фафф-бэнь!"
   Папа закричал не своим голосом.



13

   С того момента, когда я начал писать мемуары, прошло шесть дней. Четыре
из них притяжение было слабое. Вчера оно было такое  сильное,  что  мне  с
трудом удалось  выбраться  из  постели.  Моя  постель  напоминает  гнездо,
сооруженное из разных отбросов посередине вестибюля Эмпайр Стэйт Билдинга.
В качестве туалета мы облюбовали  шахту  лифта.  Так  вот,  чтобы  до  нее
добраться, мне пришлось ползти на четвереньках, пробираясь сквозь  заросли
подсвечников. Подсвечники - мое недвижимое имущество.
   Так-то вот.


   Ладно, пойдем дальше. В первый  день  притяжение  было  совсем  слабое.
Слабое оно и сегодня. Поэтому у  меня  эрекция.  Сегодня  эрекция  у  всех
особей мужского пола, живущих на острове. Эрекция также у  любовника  моей
внучки Мелодии Изадора.
   Мелодия с  Изадором  нагрузились,  как  на  пикник,  и  взяли  курс  на
перекресток Бродвея с 43-й Улицей. В дни слабого притяжения они  сооружают
там незамысловатую пирамиду. Делают они это на  скорую  руку,  поэтому  на
строительство идет все, что попадается: и неотесанные горбыли, и болванки,
и валуны, и балки, и банки масляной краски,  и  шины,  и  части  машин,  и
казенная мебель, и театральные сиденья, и прочий хлам. Но  я  собственными
глазами видел продукт их творчества. Должен сказать вам, у них  получается
настоящая пирамида, а не аморфная мусорная куча.


   Да, вот и  археологам  будущего  не  нужно  будет  зря  тратить  время,
разгребая хлам и докапываясь до сути. К их услугам моя книга.  В  пирамиде
нет ни тайных  комнат,  ни  отсеков.  Там  спрятан  труп  мертворожденного
мальчика.
   Младенца поместили в  вычурно-разрисованную  специальную  упаковку  для
дорогих сигар с поддержанием определенного процента влажности.
   Четыре года тому назад Мелодия, которая в двенадцать лет  произвела  на
свет этого малыша, и я, его прадед, собственноручно опустили  упаковку  на
дно канализационного люка, где она и покоится по  сей  день  среди  разных
проводов и труб. Помогала  нам  соседка  и  верный  друг  Вера  Бурундук-5
Дзаппа.
   Идея  построить  пирамиду  принадлежала  Мелодии  и  Изадору,   который
впоследствии стал ее любовником.  Они  задумали  ее  как  памятник  жизни,
которая оборвалась,  так  и  не  начавшись.  Человеку,  который  не  успел
получить свое имя.
   Так-то вот.


   Так как младенец является моим законным  наследником,  то  на  пирамиде
можно было бы написать:
   "Усыпальница Принца Подсвечников".


   Имя отца Принца Подсвечников покрыто тайной. Известно  только,  что  он
силой навязал Мелодии знаки своего внимания.


   Мелодия опять беременна. На сей раз  от  Изадора.  Эта  милая,  хрупкая
рахитичная малышка с кривыми ногами и щербатыми зубами постоянна весела. В
детстве она очень плохо питалась. Ничего удивительного, если  учесть,  что
она росла круглой сиротой в гареме Короля Мичигана.
   Иногда Мелодия,  несмотря  на  свои  шестнадцать  лет,  напоминает  мне
веселенькую китайскую старушку. Разве может такое  зрелище  радовать  глаз
педиатра?
   Но любовь, которой с избытком одаривает ее  цветущий  здоровяк  Изадор,
как-то уравновешивает мою грусть, привнося толику радости.
   У  Изадора  отличные  зубы.  Это  характерно  для  всех  представителей
семейства Малин. Его не может согнуть даже самое сильное притяжение. В эти
дни он носит Мелодию на руках. Предлагает носить и меня.
   Семейство Малин специализируется  на  сборе  пищи.  Расселяются  они  в
основном вокруг Нью-йоркской фондовой биржи. Ловят рыбу в доках.  Добывают
из-под земли консервы. Собирают фрукты и ягоды. Выращивают свой картофель,
помидоры, редис и тому подобное. Ставят ловушки для крыс,  летучих  мышей,
собак, кошек и птиц, которых потом употребляют в пищу.
   Представители этого семейства всеядны.



14

   Я желаю Мелодии того же, чего в свою  очередь  когда-то  желали  нам  с
Элизой наши родители: короткой, но счастливой жизни на "астероиде".
   Так-то вот.


   Да, вот и мы с Элизой запросто могли бы  прожить  долгую  и  счастливую
жизнь. Черт дернул нас обнародовать свой ум. Мы бы преспокойно  жили  себе
поживали в своем замке, потихоньку для обогрева жгли  бы  яблони,  мебель,
ограждения и обивку. А появись чужаки - мы бы тут же начали  дико  вращать
глазами и нести околесицу.
   Мы бы выращивали цыплят, развели  бы  овощи.  И  наслаждались  бы  себе
потихоньку растущей изо дня в день мудростью. Что  нам  до  того,  что  ее
некуда применять?


   Солнце садится. Из подземки тонкими, нервными струйками, неустойчивыми,
как дым, потянулись, попискивая на лету, стаи летучих мышей. Как всегда, я
вздрагиваю. Для меня их едва уловимый писк - это  не  абстрактный  шум.  Я
слышу в нем болезненный стон тишины.


   Я пишу при неровном свете тлеющей  тряпки.  Тряпка  плавает  в  чаше  с
животным жиром.


   У меня есть тысяча подсвечников и нет ни одной свечи.
   Мелодия и Изадор забавляются, играя в трик-трак.


   Тайком они готовятся к вечеринке, которую хотят устроить в честь  моего
сто первого дня рождения. До дня рождения остался ровно месяц.
   Иногда я подслушиваю.
   Не так-то просто избавиться от старых привычек. По такому  случаю  Вера
Бурундук-5 Дзаппа решила сделать новые костюмы для  себя  и  рабов.  В  ее
закромах в Заливе черепах пылятся горы материй. Рабы  оденутся  в  розовые
панталоны,  золотые  тапочки,  зеленые  шелковые  тюрбаны  с  плюмажем  из
страусиных перьев. Все это я узнал со  слов  Мелодии.  Она  еще  говорила,
будто Веру внесут на бал в роскошном кресле в окружении рабов с подносами,
полными пищи и питья. Освещать путь рабы будут факелами. Они так же  будут
отпугивать бездомных собак, лязгая ржавыми колокольчиками.
   Так-то вот.


   Я постараюсь не  напиться  на  вечеринке  по  поводу  собственного  дня
рождения. Иначе у меня развяжется язык, и я разболтаю  тайну  о  том,  что
жизнь, которая ждет нас после смерти, бесконечно утомительнее этой.


   Так-то вот.



15

   Понятное дело, нам с Элизой не позволили  вновь  укрыться  под  личиной
идиотства.  За  малейшую  попытку  притворства  нас  принимались   нещадно
бранить. Да, вот и слуги, и родители с радостью ухватились за  одно  явное
преимущество, которое давало наше превращение: на нас можно было орать без
всякого зазрения совести.
   Ну и досталось же нам!


   Да, вот и доктора Мотта уволили. Понаехали разные там специалисты.
   Поначалу  это  нас  даже  забавляло.  Первыми  прибыли  специалисты  по
сердечным, легочным и почечным заболеваниям. Они исследовали  всевозможные
органы и жидкости нашего организма.
   Специалисты были приветливы. До некоторой степени они все  состояли  на
службе у нашей семьи. Они вели исследовательскую работу, которая полностью
финансировалась из Благотворительного Фонда Свеинов в Нью-Йорке.
   Вот почему так быстро удалось собрать их вместе и  доставить  в  Гален.
Семья помогала им. Пришло время им оказать помощь семье.
   С точки зрения здоровья, мы были шедевральны.
   Специалисты добродушно подтрунивали над нами.
   Помню, один из них сказал, обращаясь ко мне, что,  наверное,  заманчиво
быть таким высоким. "Как погода там, наверху?" - спрашивал он.
   Шутки действовали успокоительно. Они привели нас к ложному  заключению,
что  уродство  не  имеет  никакого  значения.  По  сей  день  помню  слова
специалиста ухо-горло-нос. Он высвечивал фонариком огромные носовые пазухи
Элизы. "Мой бог, сестра, - сказал он, - бегите, свяжитесь  с  Национальным
географическим обществом. Найден новый вход  в  пещеру  мамонтов!".  Элиза
рассмеялась. Рассмеялась сестра. Рассмеялся и я. Мы все дружно смеялись.
   Родители в это время  предусмотрительно  находились  в  противоположном
крыле замка. Они сохраняли дистанцию, им было не до шуток.


   Но уже в самом начале затеянной игры мы  испытали  неприятные  приступы
беспокойства.  Происходило   это,   когда   нас   разъединяли.   Некоторые
исследования требовали, чтобы мы находились в разных комнатах. Чем  дальше
уводили  от  меня  Элизу,  тем  острее  я  чувствовал,  как   моя   голова
превращается в чурбан, а я сам становлюсь тупым. Когда мы  воссоединялись,
Элиза говорила, что испытывала похожее чувство. "Будто мой  череп  доверху
заполнили кленовым сиропом", - сказала она.
   Мы продолжали веселиться  и  еще  придумывали  шуточки  о  глупышах,  в
которых сами превращались, когда нас разъединяли. Мы притворялись, что эти
существа не имеют к нам ни  малейшего  отношения.  Мы  придумали  для  них
имена. Мы прозвали их "Бетти и Бобби Брауны".


   Вот и пришло время огласить Элизино завещание. Когда Элиза погибла  при
обвале на Марсе, мы вскрыли ее завещание и  узнали  волю  покойной.  Элиза
просила, чтобы тело ее предали земле там, где она  встретит  свою  смерть.
Еще она просила, чтобы на могиле установили  простой  камень  с  надписью:
"Здесь лежит Бетти Браун".


   Да, наконец пришел черед последнего специалиста.  Была  это  женщина  -
психоаналитик, доктор Корделия Свеин Кординер. Она и  вынесла  приговор  о
нашем пожизненном разлучении. Иными словами, это она приказала  превратить
нас безвозвратно в Бетти и Бобби Браунов.



16

   Как-то русский писатель  Федор  Михайлович  Достоевский  сказал:  "Одно
сокровенное воспоминание детства порой заменяет целые университеты".
   Со своей стороны я могу предложить еще один ускоренный способ  обучения
детей. Более того, у моего способа  есть  важный  побочный  эффект.  Дайте
ребенку  лично  столкнуться  с  человеком,  которого  ценят   и   всячески
превозносят взрослые. И пусть ребенок обнаружит,  что  в  действительности
этот человек не что иное, как злобствующий маньяк.
   Так случилось, когда мы с Элизой  повстречались  с  доктором  Корделией
Свеин  Кординер.  Она  считалась  крупнейшим  в   мире   специалистом   по
психотестированию. О ней не слышали разве что в Китае. Да  и  вообще,  кто
знает, что творится в Китае?


   Абсолютно случайно у меня под руками оказалась Encyclopedia Britainica.
Теперь  вам  понятно,  почему  я  так  запросто  называю  Достоевского  по
имени-отчеству?


   Перед взрослыми доктор Корделия Свеин Кординер держалась  с  неизменным
достоинством и снисходительностью. Каждый  день  она  появлялась  в  новом
изысканном наряде. На ней всегда были туфли на высоких каблуках,  вечернее
платье, драгоценности.
   Мы слышали, как она говорила родителям: "Стоит  женщине  добиться  трех
научных степеней и стать во главе Научного центра с  ассигнованием  в  три
миллиона ежегодно, как все забывают, что она женщина".
   Но как только она оказывалась наедине со мной  и  Элизой,  ее  начинала
душить паранойя.
   "Не вздумайте выкидывать свои слюнявые миллионерские  штучки.  Со  мной
этот номер не пройдет", - говорила она.
   А разве мы делали что-то плохое?
   Власть и деньги нашей семьи доводили ее до полной  потери  пульса.  Мне
кажется, она из-за этого даже не замечала нашего уродства.
   Для нее мы были еще одной парочкой испорченных богатством детенышей.
   "Мне не  повезло  в  жизни,  как  вам.  Я  не  родилась  в  рубашке,  -
вдалбливала она в наши головы. - Мы частенько не знали, доведется  ли  нам
завтра набить животы. Но вы-то об этом не имеете понятия".
   "Да", - соглашалась Элиза.
   "Еще бы", - говорила доктор Кординер.
   И тому подобное в том же роде.


   Ее терзала паранойя. А особенное раздражение вызывал тот факт, что наши
фамилии совпадали. "Я вам не добрая тетушка Корделия, - повторяла  она.  -
Не утруждайте свои аристократические умишки. Когда мой дед эмигрировал  из
Польши, он поменял фамилию Станкович на  Свеин",  -  ее  глаза  загорались
лихорадочным блеском.


   Наконец кто-то из нас не выдержал и спросил, из-за чего она бесится.
   Она тут же затихла. "Я не бешусь, - сказала она. -  Для  человека  моей
профессии просто недопустимо беситься, какая  бы  ни  была  тому  причина.
Однако, разрешите заметить, что заставить человека моего  ранга  проделать
дальний путь в пустыню ради того,  чтобы  лично  провести  тесты  с  двумя
детьми, это то же, что попросить Моцарта настроить  пианино.  Или  сказать
Эйнштейну, чтобы он подвел баланс в чековой книжке. Я доступно  выражаюсь,
госпожа Элиза и господин Уилбер, или как там вас еще величать?"
   "Почему же вы приехали?" - спросил я.
   Она не выдержала и взорвалась. Свой ответ  она  постаралась  как  можно
больше отравить ядом: "Потому что деньги не пахнут,  мой  юный  повелитель
Фонлерой".


   Еще в большее замешательство  привел  нас  тот  факт,  что  она  решила
провести тесты с каждым в отдельности. Наша наивность не имела предела. Мы
пытались убедить Корделию, что вдвоем мы гораздо умнее,  что  наши  ответы
будут правильнее, если нам разрешить соприкасаться головами.
   А ее распирало от сарказма и ненависти.
   "Спешу и падаю, господин и  госпожа,  -  сказала  она.  -  Я  могу  еще
раздобыть для вас  энциклопедию.  Нет,  лучше  приглашу  весь  Гарвардский
университет. Вот уж, могу представить, какие будут у вас блестящие ответы!
Целью моего приезда было провести тесты. Но я возьму-таки на  себя  лишний
труд и преподам вам основной жизненный урок. Вы еще  когда-нибудь  скажете
мне спасибо".
   И она преподала нам урок:  "Каждый  сам  за  себя,  -  поучала  она.  -
Повторяйте за мной и запоминайте". Я  послушно  повторял.  Разбудите  меня
среди ночи и я отчеканю: "Каждый сам за себя".
   Так-то вот.


   Эксперимент проводился за стерильно чистым столиком в  столовой,  стены
которой  были  покрыты  кафелем.  Когда  доктор  Кординер,  или   "тетушка
Корделия", как мы ее между собой называли,  приглашала  одного  из  нас  в
комнату, другого или другую тут же  спешили  увести  подальше:  в  бальную
комнату, что располагалась на самом верху северной башни замка. За тем  из
нас,   кто   оказывался   в   бальной    комнате,    бдительно    наблюдал
Сухоруков-Суховей. Ему доверили стоять на страже, ибо когда-то он служил в
армии. Мы подслушали инструкции, которые давала  "тетушка  Корделия".  Ему
вменялось следить за малейшими сигналами,  которые  бы  подтверждали  нашу
телепатическую связь.


   О, конечно, что касается меня, то я выдержал письменные экзамены. А вот
Элиза  нет.  Когда  "тетушка  Корделия"  тестировала   Элизу,   ей   лично
приходилось зачитывать вслух вопросы и своей рукой записывать ответы.
   Нам казалось, что мы ответили плохо на все без исключения вопросы.  Но,
наверное, мы все-таки умудрились дать пару правильных ответов.  Иначе  как
могла бы  доктор  Кординер  докладывать  родителям,  что  наше  умственное
развитие соответствует "...низшему пределу нормы для их возраста".
   Далее она объявила, не подозревая, что мы можем подслушать, что  Элиза,
вероятнее всего, никогда не научится читать и писать. Поэтому она  никогда
не будет голосовать и не сможет получить водительские права.  Она  все  же
решила немного смягчить сказанное  и  поделилась  своим  наблюдением,  что
Элиза "ужасно забавная болтушка".
   Она  сказала,  что  я  хороший  мальчик,  серьезный  мальчик,  которого
постоянно отвлекает легкомысленная сестрица. Он умеет писать и читать,  но
до него плохо доходит смысл слов и предложений.  Если  разъединить  его  с
сестрой,  то  можно  надеяться,  что  из  него  выйдет  хороший   работник
автозаправочной станции или сторож в деревенской школе. У него  есть  шанс
прожить счастливую и полезную жизнь в сельской местности.


   А в это время в Китайской Народной Республике уже секретно создавались,
как принято говорить, миллионы и миллионы гениев. Достигалось это  простым
способом. Двух или более  близких  по  духу  и  телепатически  совместимых
специалистов  обучали  мыслить   одним   умом.   И   эти   лоскутные   умы
приравнивались к уму сэра Исаака Ньютона или, скажем, Уильяма Шекспира.
   Да, вот еще задолго до того, как я стал президентом Соединенных  Штатов
Америки, китайцы научились комбинировать синтетические  умы  в  интеллекты
такой потрясающей силы, что, казалось, сама Вселенная  говорила  им:  "Жду
приказаний. Будь, кем хочешь. А я буду тем, кем захочешь ты".
   Так-то вот.


   Много воды утекло с тех пор, как умерла Элиза. Я  успел  растерять  всю
президентскую власть. И только тогда мне довелось узнать об  экспериментах
китайцев. Слишком поздно. Прошлого не вернуть.  Но  все  же  кое-что  меня
позабавило. Вдохновила китайцев на создание синтетических гениев все та же
добрая  старая  западная  цивилизация.  Китайцы  позаимствовали   идею   у
американских и европейских ученых, которые во время Второй  мировой  войны
сплотили свои умы с единой целью - создания атомной бомбы.
   Так-то вот.



17

   Вначале бедные родители считали нас круглыми идиотами.  Они  попытались
приспособиться  к  такому  положению  вещей.  Потом  они  решили,  что  мы
гениальны. Ладно, приспособились и к этому. Сейчас их пытались  убедить  в
том, что мы самая что  ни  на  есть  серая  посредственность.  Приходилось
заново приспосабливаться.
   Украдкой  мы  с  Элизой  наблюдали,   как   беспомощно,   в   полнейшем
замешательстве они взывали о помощи. Они просили  доктора  Корделию  Свеин
Кординер объяснить им, как может посредственность  граничить  с  блестящей
способностью вести разговоры на сложные научные  темы  да  еще  на  разных
языках.
   Доктор Кординер была непоколебима и тверда, как сталь: "Мир кишмя кишит
людьми, которые умеют пускать пыль в глаза и кажутся умней,  чем  есть  на
самом деле. Они просто сбивают нас  с  толку  книжной  мудростью,  разными
фактами и иностранными словечками.  А  на  самом  деле  не  имеют  никаких
практических знаний. Моя задача выявлять подобных субъектов и  изолировать
их от общества, тем самым изолируя их от самих себя. Вот  яркий  пример  -
ваша Элиза, - продолжала она. - Умудрилась прочитать мне целые  лекции  по
экономике и астрономии, теории музыки и прочим предметам, а сама не только
не умеет ни читать, ни писать, но никогда и не научится".


   Она говорила, что раз уж мы не претендуем занимать высокие посты, то  в
нашем положении нет ничего трагического. "Они полностью лишены честолюбия,
и поэтому жизнь не должна обмануть их  ожиданий.  Единственное,  чего  они
всем сердцем хотят, это жить, как жили до сих  пор,  без  изменений.  Сами
понимаете, это невозможно".
   Папа грустно кивнул головой: "А кто из двоих более способный? Мальчик?"
   "Он способный постольку, поскольку умеет писать и  читать,  -  ответила
доктор Кординер. - Он не так будет выделяться из общей массы, как  сестра.
Без нее, вообще, он тише воды, ниже травы. Его необходимо отдать в одну из
тех  специализированных  школ,  где   не   Предъявляют   слишком   высоких
требований. Так он привыкнет к мысли, что каждый должен быть сам за себя".
   "К чему, к чему?" - не расслышал папа.
   Доктор Кординер повторила специально для него:
   "Привыкнет к мысли, что каждый должен быть сам за себя".


   Сказанного было вполне достаточно, чтобы мы с Элизой тут  же  проломили
стену и грубо ввалились в библиотеку  в  ореоле  штукатурки  и  поломанной
дранки.
   Но у нас все же хватило ума не терять  последнее  свое  преимущество  -
подслушивание. Поэтому мы потихоньку вернулись в  спальню,  а  уже  оттуда
выскочили в коридор, слетели вниз по лестнице и,  минуя  фойе,  вбежали  в
библиотеку. Мы плакали впервые в жизни.  Мы  объявили,  что  пусть  только
попробуют разъединить нас - мы тут же покончим с собой.
   Доктор  Кординер  весело  рассмеялась.  Она  сказала   родителям,   что
некоторые  вопросы  в  тестах  были  специально  рассчитаны  на  выявление
склонности к самоубийству. "Даю голову на  отсечение,  -  сказала  она,  -
меньше всего они способны на самоубийство".
   Говорить с легкостью о  подобных  вещах  было  несомненной  тактической
ошибкой с ее стороны. Произошла  осе