Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
французского хлеба,
известного как багет. И рядом продуктовые рынки под полосатыми навесами или
зонтами. Величественная красота сделанного людьми, осознающая себя эталоном
вечной живописи жизни. Длинные низкие баржи на Сене - ле бато. И по
соседству рыболовы. Японские туристы в аккуратных деловых костюмах,
обвешанные фотоаппаратами. И всюду - любовь. Любовь, разлитая в воздухе.
Пары, гуляющие, держась за руки. Или обвив руки вокруг талии друг друга. То
здесь, то там они останавливаются чтобы обменяться бесконечным поцелуем.
Взглянем мельком на ориентиры. Эйфелева башня, Нотр-Дам, башня Монпарнаса,
Сакре-Кер, Дворец Инвалидов, Пантеон, Люксембургские сады, завихрения машин
вокруг площадей Этуаль и Конкорд. И дизельные грузовики, пыхтящие вдоль
бульвара Сен-Мишель.
У частных детективов есть пословица: прежде чем повернуться к
изощренному, не забудь об очевидном. Поэтому я повернулся и снова спустился
по затянутым ковром ступенькам к телефонным будкам, туалетам и назойливой
консьержке.
Когда я оказался в наблюдаемом ею пространстве, она нахмурилась. И я
заметил, как ее рука, защищая, легла поверх стопки бесценных полотенец. Я
мельком кивнул ей - делового человека не может беспокоить бессмысленность
полотенец в телефонной будке. И тут я понял, что израсходовал свой
единственный жетон на предыдущий звонок.
У меня не было времени, как идиоту, возвращаться назад. Я выудил из
кармана стофранковую купюру.
- Силь ву пле, пять жетонов, а сдачу оставьте себе.
Эти слова вызвали улыбку поджатых и бескровных губ. Мое необычное
поведение подкреплялось хорошей французской валютой, поэтому теперь она,
наверно, ничего против меня не имела.
Зажав в кулаке жетоны, я бросился к телефонной будке, которую как раз
занимала обширная блондинка средних лет с продуманным макияжем. Она
устроилась там так, будто собиралась весь день провести в болтовне с
матерью, живущей где-то в парковой зоне, то ли в Пасси, то ли в
Сен-Жермен-ан-Лай.
Я постучал жетоном по стеклу, надеясь запугать ее. Я забыл, что это
Париж, родина Невозмутимых. Она бросила на меня взгляд, который яснее ясного
говорил: "Убирайся к своей бутылке в сточную канаву, санкюлот". Потом она
снова повернулась к телефону, очевидно решив говорить, пока не закроется
кафе или не замерзнет пекло, в зависимости от того, что случится раньше.
В отчаянии я обернулся к консьержке, наблюдавшей за происходящим с
обычной иронической ухмылкой.
- Мадам, - сказал я, - мне нужно сделать звонок по обстоятельствам
чрезвычайной важности. Будьте добры, помогите мне. - Пока говорил, я положил
ей на стол еще одну стофранковую купюру.
- Мсье доктор? - спросила она с немедленно смягчившимся при виде денег
выражением.
- Exactement! - воскликнул я. В конце концов частный
детектив - это своего рода врач болезней социального организма. Или что-то в
этом смысле, я готов спорить, если возникнет необходимость.
- Идите за мной, мсье. - Она поднялась из-за стола, собрала в блюдце
монеты и положила в карман своего темного бумазейного платья. Потом провела
меня через дверь с надписью "Выхода нет" в длинный, тускло освещенный
крохотными лампочками коридор к двери с надписью: "Входа нет". Тут она
отперла дверь и вошла. Я следовал за ней по пятам.
Мы попали в своего рода кладовку. Вдоль одной стены до потолка высились
стальные полки с выстроившимися рядами бокалов. Посередине сгрудились старые
столы. На одном из них лицом вниз лежал маленький лысый мужчина в штанах,
спущенных до лодыжек. Когда мужчина поднял голову, под ним оказалась совсем
крохотная женщина с искусно завитыми волосами и в юбке, задранной до бедер,
Я подумал, что снова влез в очередной акт дурацкой пьесы.
Последующий спор троицы персонажей начался с пронзительного крика и
продолжался в более спокойных тонах. Я обнаружил телефон и тотчас направился
к нему. А консьержка в это время объясняла, что мсье доктор должен сделать
звонок по обстоятельствам чрезвычайной важности и почему бы мсье Альберту и
мамзель Фифи для своих совокуплений не поискать дешевый отель.
На этот раз по телефону Клови ответила секретарша. Понимая, что вся
троица навострила уши, о чем я буду говорить, я начал так:
- Это доктор Дракониан. Мне надо немедленно поговорить с мсье Клови.
- Но вы не постоянный доктор мсье Клови, - возразила девушка. - Что
случилось с доктором Амбруазом?
- Речь идет о хирургии. Мне надо немедленно поговорить с мсье Клови.
- Это имеет отношение к его анализам?
- Может быть, - ответил я.
- Позитивное или негативное?
- Я сообщу это только самому мсье Клови.
- Можете сказать мне. У мсье Клови нет от меня секретов.
- Тогда он сам вам скажет. У меня есть ясные инструкции на этот счет.
Мадемуазель, пожалуйста, не отнимайте у меня времени. Соедините меня с мсье
Клови.
- Ах, мне очень огорчительно, но я должна сказать вам, что мсье Клови
оставил указание никому не говорить, где он. По секрету я могу сказать, что
он сегодня вечером снимает кульминационную сцену своего нового фильма. На
ней не разрешено никому присутствовать, кроме актеров и технического
персонала. Но как только мсье Клови вернется...
- По-моему, вы не поняли, - перебил я ее, - я тоже появляюсь в этом
фильме.
Потребовалась минута, чтобы она восприняла сказанное.
- Вы ДОКТОР мсье Клови, и вы также актер?
- Да, конечно, я играю роль иностранного доктора. Ей это не понравилось.
- Вы совершенно уверены...
- Конечно, уверен! - снова перебил я. - Там требуется мое присутствие.
Мадемуазель, если я не появлюсь, произойдет ужасный провал.
- Хорошо, я скажу вам, но, надеюсь, у меня не будет неприятностей, -
после некоторого колебания наконец решила она. - Сегодняшняя ночная съемка
будет проходить в "Клозери де Лила" на Монпарнасе. Или, вернее, сначала
съемочная группа встречается там на обеде. Потом они поедут туда, где
проходит заключительная часть сцены.
- Где?
- Я сама, мсье, не знаю. Мсье Клови намерен объявить об этом на встрече
съемочной группы.
Я от души поблагодарил ее и повесил трубку. Обернувшись, я обнаружил, что
маленький лысый мужчина и малюсенькая женщина с тщательно сделанной
прической уже в полном порядке. Аккуратно застегнутые, они вместе с
консьержкой стояли в ряд и пялили на меня глаза.
- Большое спасибо, мадам, - сказал я консьержке, поклонился двум другим и
направился к двери.
- Если вы будете так любезны, мсье, один момент, - обратился ко мне лысый
мужчина.
- Да? - ответил я в легком замешательстве от их напряженных взглядов.
- Мы не знали, что вы актер, - проговорила консьержка.
- Полагаю, не знали, - ответил я, задумавшись, не считается ли
преступлением перевоплощение в кинозвезду.
- Не будете ли вы возражать дать нам автограф?
- С величайшим удовольствием, - согласился я. Мужчина протянул мне
большое меню. Я написал наискось свое имя и вернул ему.
Он взглянул, потом озадаченно посмотрел на меня.
- Возможно, мсье будет так любезен, что окажет нам честь своим
сценическим именем?
- Ну конечно! - Я снова взял меню. Быстро, смело, вдохновляемый чем-то
вроде рокового каприза, который кажется таким логичным в Париже, я написал
над своим именем: "С наилучшими пожеланиями от Алена Делона".
- Я его каскадер, - объяснил я, прежде чем они успели бы заметить
отсутствие сходства.
42. ПЕРЕД КАМЕРОЙ
Я пропустил обед в "Клозери де Лила", но за соответствующие чаевые мэтр
вспомнил, что он подслушал слова, сказанные таксисту, когда группа Клови
уезжала. Они отправились в отель "Лозан" на острове Сен-Луи. Я взял туда
такси.
Сен-Луи - маленький островок на Сене, расположенный чуть выше острова
Сите, почти в географическом центре Парижа. Это заповедник узеньких, узорно
выложенных камнями улиц и безмолвных рядов архитектуры без претензий. В
отеле "Лозан" когда-то жили некоторые из самых знаменитых французских поэтов
и художников. Сейчас парижская мэрия, владеющая отелем, великолепно обновила
его, и он стал превосходным задником для исторических драм.
Все в порядке. Итак, я вошел в сцену, где люди в напудренных париках под
ослепительным светом прожекторов шипели друг на друга, произнося свой текст.
Заметив Клови, я стал пробираться к нему.
- Рад, что вы здесь, - бросил мне Клови. - В этой сцене вы играете
Бодлера .
- Неужели? - удивился я. - Вы и правда хотите, чтобы я играл Бодлера?
Мне хотелось выразить, что я по-настоящему польщен. Но удержать внимание
Клови было очень трудно. Как раз в этот момент в другом конце помещения он
увидел старого друга, высокого парня с оливковой кожей и в пальто из
верблюжьей шерсти. Может, французского гангстера, или актера, исполняющего
роль французского гангстера, или даже кого-то совершенно другого, играющего
актера, исполняющего роль французского гангстера. Ведь они в Париже любят
такие игры, по крайней мере в том классе, который может разрешить себе
несколько смен одежды.
Я повернулся к Иветт, стоявшей рядом со своим пюпитром, полным листов
сценария и инструкций осветителям.
- Да, - сказала Иветт, - очень большая честь, даже если это сложная шутка
со стороны Клови. Тут раскрывается часть его метода нахождения актера,
который очень противоречив. Пойдемте со мной в костюмерную. Нам лучше, если
вы будете одеты и подготовлены.
Я проследовал за ней через переполненную маленькую комнату. Мы миновали
коридор и подошли к двери с надписью "Гардероб". Там Иветт сказала
гардеробщице, чье имя я так и не уловил, что вот, мол, самый новый Бодлер
Клови.
- Что вы имели в виду под самым новым Бодлером? Сколько их у него было? -
спросил я у Иветт, пока гардеробщица пошла подбирать мне костюм.
- Вы третий. - Она обратилась к гардеробщице:
- Не забудьте о туфлях!
- О каких? - крикнула в ответ гардеробщица. - О полосатых, которые
чередуются во сне, или об огорчительно-нормальных черных и серых?
- Черных и серых.
- Что случилось с другими двумя Бодлерами? - продолжал я расспросы.
Гардеробщица вернулась с охапкой, тяжелой на вид, темной одежды, с белой
рубашкой и с черными и серыми туфлями. Иветт показала, чтобы я все забрал, и
повела меня снова в коридор.
- С двумя другими, - повторил я. - Что с ними случилось?
- Одного из них арестовали за попытку ограбления банка в Ницце. Как вы
можете догадаться, он оказался человеком двух профессий, хотя, конечно,
Клови не мог об этом знать, когда приглашал его.
- А другой?
- Его сбила машина. Два месяца в больнице.
- Не очень счастливая роль. Интересно, почему Клови выбрал меня.
- Потому что вы подходящего размера, - объяснила Иветт. - У нас нет
времени заказывать новые костюмы. Особенно туфли. Их трудно достать за
два-три часа.
- А что такого особенного в этих туфлях?
- У Клови есть теория о Шарле Бодлере и туфлях. Для Клови туфли - главный
символ перемен настроения, которые испытывает Бодлер.
- Это фильм о Бодлере?
- Не совсем, - возразила Иветт. - Трудно сказать, о чем фильм Клови.
Никто ничего не знает, пока Клови не закончит редактировать, и переснимать,
и переснимать. Вы можете переодеться здесь. - Иветт показала на дверь.
- Иветт, - сказал я, - простите, но я не знал, где сегодня была назначена
съемка.
- Ничего не случилось, - ответила она с таким видом, который ясно
показывал, что очень даже случилось. И на минуту мне стало приятно. Она
сердилась из-за моего опоздания, а это предполагало, что у нее что-то ко мне
есть. Но, немного подумав, я понял, что любой был бы раздраженным, если бы
ему пришлось простоять в течение всего обеда, встречая опоздавшего. Так что
это не обязательно личное.
- Что-то произошло? - спросила Иветт.
- Нет, а почему вы спрашиваете?
- Потому что вы стояли здесь и очень долго смотрели в потолок, и я
подумала, что у вас приступ или что-то в этом роде.
- Назовите это озарением, - предложил я. - Правда, что Алекс здесь?
- Ох, да. Он где-то здесь.
- Вы сказали, что я его ищу?
- Я сегодня с ним не разговаривала. Но я уверена, что мсье Клови сказал
ему. Вам лучше начать переодеваться.
Я открыл дверь и вошел в маленькую прихожую. Иветт осталась на пороге. В
дальнем углу стояла ширма, за ней я и начал переодеваться.
Когда я застегивал пуговицы на длинном черном пальто Бодлера, меня
охватило жуткое чувство. В смятении я вышел из-за ширмы, чтобы заняться
усами и гримом. Иветт стояла у дверей и выглядела легкомысленной и
привлекательной в джинсах "луи" и белой рубашке. Темные волосы она собрала в
"конский хвост". Над верхней губой выступили крохотные капельки пота, щеки
зарумянились. Она выглядела такой свежей и полной жизни, как сама весна. Тут
я резко оборвал поток своих мыслей. Потому что и вправду не знал, в какую
катастрофу на этот раз втянет меня моя роковая ментальность.
- Мне хотелось бы встретиться с вами, когда закончится съемка, - сказал
я.
Она одарила меня милой улыбкой, улыбкой, которая может ничего не
означать. Улыбкой, которая появляется, когда все перед вами открыто и мир
кажется полным надежды.
Затем из коридора донесся голос Клови, он звал ее. Иветт подошла ко мне и
прижала к ладони что-то волосатое.
- Ваши усы, - сказала она. - Желаю удачи.
43. ОТЕЛЬ "ЛОЗАН"
Отель "Лозан" находится на набережной Анжу на северной стороне острова
Сен-Луи, почти на равном расстоянии от Мостов Мари и де Сюлли. Когда я был
Бодлером, то обычно Жил здесь в маленькой комнатушке под карнизом крыши.
Отсюда я смотрел на Сену, горделиво несущую свои воды, и находил, что
контраст между многообразной изменчивостью реки и застывшими линиями
набережных и мостов - это символ самого искусства. Дело было очень давно, до
несчастного приключения с Жанной Дюваль.
И оно было несколько лет назад. А теперь, поскольку я, Бодлер,
наслаждаюсь одним из все более редких периодов нормальности, я решил прийти
сюда снова. Сегодня вечером регулярное сборище знаменитого Гашиш Клуба, куда
приходит так много благородных особ, конечно, не потому, что одобряют
курение гашиша, а просто очарованные нашей привычкой к нему, жаждущие
поговорить с нами, поудивляться нашему бесстыдству, поклониться алтарю
нашего разума.
Я поплотнее завернулся в свой длинный плащ, ночь стояла холодная,
пригладил несколько торчавшие усы и вошел в отель.
Камера проводила меня по лестнице. Там стояла наш лидер, Президент, как
мы ее называли, и приветствовала меня. Миновав ее, я поднялся по лестнице и
вошел в тесную восточную комнату. Воздух в ней сгустился от дыма горевшего в
камине угля и табака в трубках джентльменов из высшего общества и от
множества свеч. Собравшиеся сидели на софах с длинными элегантными трубками
в зубах, отдыхали на легких стульях, покрытых травчатым шелком и атласом.
Между затяжками болтали, смеялись, спорили. Я наблюдал за ними, и мне
казалось, будто они слегка дрожат, будто сами стали галлюцинацией, которую
искали.
Я заметил моего дорогого друга Теофиля Готье , почему-то он оказался выше, чем я
ожидал. - Как дела? - спросил я его.
- Вечер только разогревается, - ответил он. - Обычная толпа. Вот на этой
кушетке ты можешь увидеть Делакруа, Буассара с дурацкой шляпой на голове и
братьев Гонкуров , которые как всегда щеголяют надменным видом.
- А кто этот толстяк с чашкой Кофе?
- Мсье Бальзак . Он
приходит только ради беседы. Он говорит, что столько выпивает кофе и
алкоголя, что у него развился иммунитет к воздействию Черного Дыма.
Краем глаза сквозь свет прожекторов я заметил, что Клови делает круговые
движения рукой. Я истолковал их значение так, мол, он хочет, чтобы Готье и я
походили по кругу, чтобы камера могла следить за нами. Я взял Готье под руку
и медленно повел через комнату.
- А кто эти двое вон там? - спросил я, потому что двое мужчин только что
вошли и суровым взглядом смотрели на происходившее.
- Тот, что слева, конечно, Вагнер, ты можешь определить это по его
небрежному галстуку. А другой - восходящий молодой поэт по фамилии Рильке
. В подборе собравшихся тоже
проявляется "метод Клови". Рильке не мог встретиться, к примеру, с Бодлером,
потому что родился после смерти поэта.>- Вагнер и Рильке подошли к нам.
Камера повернулась к ним.
- Алекс, ведь это ты под бородой, правда? - почти не шевеля губами,
прошептал я Готье.
- Кто бы говорил, - ответил Готье. - Черт возьми, как поживаешь, Хоб?
- Я? Я прекрасно. Но, черт возьми, как ты? И, дьявол тебя побери, куда ты
исчез?
- Позже поговорим, - сказал Алекс. - Откровенно, старина, я очень рад
тебя видеть.
44. ДЕЛО ЗАКРЫТО; В ОДНОЙ РАКУШКЕ С АЛЕКСОМ
Вскоре Клови закончил съемку. Внизу в зале приемов устраивалась вечеринка
для съемочной группы, это один из автографов Клови. Я снял костюм, избавился
от грима и спустился вниз, постепенно теряя привилегии, какие были у Шарля
Бодлера. Но я напомнил себе, что совсем не так ужасно быть добрым старым
Хобом Драконианом, особенно когда он на грани завершения дела.
Я ждал, что Алекс бросит меня и снова улизнет. В конце концов, это было
бы в духе того, что уже случилось. Но вышло совсем по-другому. Он разыскал
меня в зале приемов, предложил удрать, где-нибудь выпить и поговорить. Мы
ушли с вечеринки и взяли такси. Алекс знал студенческую забегаловку недалеко
от Пантеона, и мы пошли туда. Не помню, как она называлась. По-моему,
"Позолоченная ракушка", потому что все в Париже если не золотое, то, по
крайней мере, позолоченное.
Там на маленькой, залитой светом площадке очень медленно танцевали пары
под звуки барабана, электрогитары и коктейльной палочки. Они танцевали
слишком медленно. Должны были так танцевать, контролируя свои движения.
Старая игра с силой воли. Мы уже видели такое и раньше. Танцующие носили
туалеты, показанные в этом году в салонах моды, и, наверно, имели какое-то
отношение к моде в творчестве Клови. Почему кого-то могут интересовать
нелепые идеи Клови насчет туфель Бодлера? Меня раздражала его зацикленность
на важности этого символа. Кто, по его мнению, он такой? Нелепый позер,
похлопывающий по спине дух времени и проповедующий с несуществующей кафедры.
Оркестр был именно такой, какой и можно ожидать в подобном претенциозном
месте. Мандолина и деревянная флейта играли народные песни Бретани. Мы
заказали кувшин горького бельгийского пива и блюдо мидий в пряном соусе и
начали разговор.
Алекс не очень изменился за те десять лет, что я не видел его. Он
выглядел хорошо, высокий, мускулистый блондин. Однако он казался немного
запуганным, тщательно выбирал столик, сел спиной к стене, чтобы видеть всех
входивших и выходивших.
- Так что нового? - спросил Алекс.
- Что может быть нового? - пожал я плечами. - Я теперь частный детектив,
по-моему, это ново.
- Полная перемена по сравнению со старыми временами, - заметил Алекс. -
Ты больше не играешь даже в покер?
- Редко.
- А как продвигается детективный бизнес?
- Неплохо. Я нашел тебя.
- Да, ты нашел. Но это не в счет. Фактически я все время пытался
встретиться с тобой.
- Ты? Почему?
- Хоб, мне нужна помощь. Конечно, я готов заплатить за нее.
- В каком деле?
История Алекса началась несколько лет назад. Как и я, он оставил Европу,
вернулся в Соединенные Ш