Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
я. А вот на механику решил плюнуть. Мелочи его не
интересовали, и он понимал, что заказчик не придерется к
малозначительным деталям.
Так оно и произошло.
Мы же знаем, что заказчик продал портсигар за гроши мужу Хмельницкой.
Надо сказать, что Хмельницкие достаточно поверхностно разбирались в
подлинности раритетов. В их квартире немало подделок. Расчет себя
оправдал, как мы знаем из последствий.
Но заказчик не будет обращаться к нескольким ювелирам, чтобы отлить
пулю, пузырек и сделать портсигар. Все вещи делал один человек, мастер
экстракласса.
Но какой уважающий себя ювелир согласится отливать пузырьки?
Только тот, который имеет определенную заинтересованность.
В чем? В деньгах? Нет, денег у этих людей хватает. Вот тут есть над
чем подумать.
Первое, что мне пришло в голову, - это клеймо Фаберже.
Я покопался в архивах и навел кое-какие справки, полистал каталоги.
Подделок Фаберже не встречалось по меньшей мере лет двадцать.
Я говорю о Москве на данный момент.
Клеймо настоящее, и эксперты подтвердили его подлинность.
Таких в мировом масштабе наберется не больше трех-четырех
экземпляров, и стоит оно немереных денег.
А теперь вернемся к нашему мастеру.
Повторюсь, мы имеем дело с высококлассным ювелиром, добросовестным,
но нечистым на руку, если он согласился лепить подделки.
Таких людей единицы.
Их работы на рынок не выбрасываются, они хранятся в частных
коллекциях.
Вот я и подумал о том, что наш ювелир сбагривает свой товар
частникам.
Мы с подполковником Сорокиным попытались соединиться с некоторыми
любителями ювелирного искусства.
Но все совершенно однозначно ответили, что Фаберже им никто не
предлагал, а если его работы у кого-то появляются, то привозятся из-за
кордона с аукционов. Моя идея заключается в следующем.
Ювелир-мистификатор согласился на выполнение заказа не за деньги, а за
клеймо Фаберже. И теперь, я думаю, ювелирных побрякушек с этим клеймом в
Москве появится в достаточном количестве и из соответствующего
материала, а не из сплава экзотического Востока.
- Интересный ход мысли, - промычал Трифонов. - Если мы найдем
ювелира, то сможем узнать, сколько жертв наметил убийца.
- Гениальный вывод, Александр Иваныч!
- хлопнул в ладоши Миронов. - Постараюсь вам помочь. Искать начнем в
радиусе Москвы. Я нашел пятерых ювелиров нужного нам уровня и
мастерства.
Один сидит за скупку ворованного золота.
Второй умер год назад.
Третий переехал к дочери в Крым, старику понадобилось сменить климат.
Четвертый живет и здравствует в Москве.
Это Ираклий Иосифович Ахвледиани.
Ему шестьдесят пять лет.
Когда-то он работал на Кузьму Ильича Вересова, знаковая личность в
конце шестидесятых.
Погорел на валюте, получил пятнадцать лет и уже не вышел, но в конце
шестидесятых он гремел по всей Москве.
Впаривал подпольным миллионерам тех времен предметы искусства, в том
числе и ювелирные изделия.
Ахвледиани начинал свой промысел в Грузии, занимаясь чеканкой, и
быстро вырос до статуса ювелира.
Дар Божий, никуда не денешься.
Вот он и начал в те времена выполнять заказы для Вересова.
Работал по фотографиям из привезенных каталогов и делал только те
украшения, которые считались утерянными.
Попался случайно.
В Москве разразился скандал, тихий, подпольный скандальчик. У одного
подпольного коллекционера хранилась золотая статуэтка Наполеона работы
французского мастера Рилье. Музейный экспонат, считавшийся утерянным. И
вдруг у другого коллекционера появляется идентичный Наполеон, купленный
у Вересова.
Подделку можно распознать лишь по составу золота.
Коллекционеры наехали на Вересова, как сейчас говорят, и прижали к
стенке.
Ведь он многих снабжал самопальным товаром.
Но коллекционеры тогда не знали, что Кузьма Ильич ходит под колпаком
КГБ.
И они, сами того не понимая, засветились и попали в поле зрения
комитета.
Началась цепная реакция. Тогда многие погорели, в том числе и
Ахвледиани.
Он отделался пятью годами, после чего пропал.
И сейчас мы его с подполковником Сорокиным вычислили.
Живет он в Малокозихинском переулке возле Малой Бронной. Советую вам
его навестить. Если я в своих расчетах обманулся, то у меня в запасе
есть еще один адресок.
Но туда далековато ехать.
Начнем с ближнего.
Так и сделали.
Трифонов сам отправился к ювелиру.
Подмога ему не требовалась, Ахвледиани был не молод, подагрик и жил
один. Правда, жил неплохо.
Четырехкомнатная квартира напоминала филиал музея.
Иначе и быть не могло.
В конце концов, ювелир - не торговец на вещевом рынке, а человек
искусства.
Увидев удостоверение прокуратуры, пожилой мастер не удивился.
- Все правильно, но не думал, что так быстро. Вот что значит иметь
дело с человеком со стороны.
- Поговорим, Ираклий Иосифович?
- Если я скажу "нет", вы повернетесь и уйдете?
- Уйду я, придут другие.
- Уж лучше вы.
Не люблю иметь дела с высокомерными мальчишками, имеющими тенденцию
учить жизни. Заходите.
Несмотря на дорогую одежду и роскошь, среди которой пребывал ювелир,
вид он имел жалкий.
Болезненный старик, лысый и сгорбленный, в очках с линзами. На сером
лице все казалось однотонным: и губы, и глаза, словно он надел на себя
маску из папье-маше. Они устроились в гостиной на плюшевом диване, и
Ахвледиани тут же сказал:
- В тюрьму я не пойду.
Зачем людям лишняя морока!
Мне недолго осталось.
Внучка похоронит.
Место на кладбище я уже купил.
Оформляйте мне явку с повинной, а мой адвокат вам предоставит справки
о моих болезнях.
В них вы не найдете ни одного пункта о здоровье. Его уже нет.
- Послушайте меня, Ираклий Иосифович, ничего мы оформлять не будем.
Речь идет не о вас, а об опасном преступнике, который воспользовался
вашим талантом в своих корыстных целях.
Давайте уточним для начала одну деталь.
Где вы взяли серебро для работы?
- Клиент принес свой материал.
То, что осталось, он не забрал.
Оставил мне, сказав, что ему оно не нужно.
- Сколько предметов вы сделали?
- Шесть.
Он принес слиток в два килограмма двести граммов. На работу ушло
меньше четырехсот граммов.
- Перечислите, какие предметы вы сделали.
- По порядку трудно сказать.
Давайте по-другому.
Я вам сам все скажу, а что будет непонятно, переспросите.
Он пришел первого сентября, представился Савелием Николаевичем.
Сказал так: "Мне рекомендовал вас один общий знакомый.
Если мое предложение вас не заинтересует, то я обращусь к другому
ювелиру".
Я резонно ответил, что все зависит от его предложения.
Запаивать старые колечки я, разумеется, не стану.
Безусловно, я принял его за сумасшедшего. Он начал выкладывать из
старого портфеля невообразимые предметы: здоровенный ржавый гвоздь,
пузырек из-под лекарств, вырванную страницу из аукционного каталога,
картинку из журнала, часы и, наконец, какую-то конусообразную штучку.
Как потом выяснилось, это была пуля.
И в завершении на стол упало что-то тяжелое, завернутое в тряпку.
За всю жизнь в моем доме столько пакости не видел.
Он вообще напоминал старьевщика.
Этот ужасный потрескавшийся портфель...
Непонятно, на какой помойке он его выискал.
А одет так, словно сошел с экрана старого фильма.
Правда, опрятно, чисто, наглаженно, но ужасно. И эта дурацкая
фетровая шляпа. Я и до сих пор считаю, что этот тип чокнутый. С головой
у него не все в порядке.
Я спрашиваю: "И что все это значит?" - "А это значит, что все
предметы, лежащие на столе, должны стать серебряными".
Он развернул тряпку, в которой лежал слиток.
В том, что он серебряный, я не сомневался с той секунды, как его
увидел, но отлит он был кустарным способом. "Начнем с простого, - сказал
он. - Сначала отольете мне пулю, потом гвоздь.
Если они мне понравятся, то сделаете пузырек, потом портсигар с этой
картинки, следом орден с другой репродукции. Он должен быть достоверным
по всем статьям".
И эти часы.
Пожалуй, единственная достойная вещь.
Женские часики, швейцарские, дорогие, фирмы "Шепард", но в
металлической оправе. "Сделайте для них серебряную оправу и браслет". -
"Почему вы решили, что я возьмусь за вашу работу?
Могу принять заказ на изготовление портсигара, часов, но для ордена
нужна соответствующая эмаль, перламутр.
А гвозди и пули - не мой профиль. Вы за кого меня принимаете?" - "За
исполнителя.
Сядь на стул и слушай меня, старик!". Он сказал это так, что у меня
подкосились ноги, и я сел.
Хорошо еще, что мимо стула не промахнулся.
Сильная личность, ничего не скажешь.
Давил на меня, как пресс.
Он достал из кармана маленькую коробочку, в которой обычно дарят
колечки дамам, и, открыв ее, поставил на стол. "Это твой гонорар.
Получишь его, после того как сделаешь все, что я тебе заказал".
Вы знаете, у меня язык прилип к небу. В коробочке лежало подлинное
клеймо Фаберже.
Я знал, что они еще существуют в природе, но видел только на
иллюстрациях.
Вы должны меня понять.
Я способен делать вещи не хуже мастеров великого Фаберже, но они
никогда не будут вызывать такого восторга. И дело не в таланте и не во
вкусе.
Все дело в нашем снобизме.
Стоит человеку увидеть это клеймо, и любая безделушка приобретает
статус шедевра.
Всем важен лейбл, этикетка, фирма, а не товар.
Настоящих ценителей - единицы, в России их по пальцам можно
пересчитать.
Нет пророков в своем отечестве.
Я не мог устоять.
Ведь для художника важно признание, пусть даже под чужим именем.
Робер Броссен умер в тюрьме как преступник, но до сих пор никто не может
отличить настоящих Гогена, Лотрека, Ван-Гога от броссеновских, которые
продолжают висеть в Лувре и других галереях и частных коллекциях.
Последний свой шедевр он подарил начальнику тюрьмы, и он признан
лучше оригинала. В этом все дело.
- Что было дальше?
- Он приходил еще три раза.
На следующий день забрал пулю и гвоздь, через неделю портсигар и еще
через две недели часы и орден.
Клеймо и оставшееся серебро он оставил мне. С тех пор я его не видел.
- Значит, он был у вас в последний раз около двух недель назад?
- Да, двадцать первого сентября.
Я спросил его: "Зачем вам серебряные пузырьки и гвозди? Эти предметы
не имеют никакой ценности". Он ответил: "Это не предметы.
Это орудия убийства.
Чуть позже они превратятся в предметы под названием "улики"". На этом
наше знакомство закончилось.
- Вы можете описать его внешность?
- Я себе уже задавал подобный вопрос.
Пытался вспомнить его, но не смог.
Доходишь до какого-то места, и память начинает буксовать.
Одежду помню, имя помню, а вместо лица возникает какая-то серая
масса. Я даже голос его запомнил, голос человека, не терпящего
возражений.
- Но он сказал вам правду.
Все эти предметы не что иное, как орудия убийства, и уже превратились
в улики.
Каждый сыграл свою роль, кроме ордена, часов и гвоздя. По поводу
ордена я уже знаю, кому он готовит погибель. Можно от вас позвонить?
- Ради Бога!
Трифонов подошел к телефону и набрал нужный номер.
- Подполковника Крюкова. Трифонов говорит.
- Извините, Александр Иваныч, но подполковник на выезде. Капитан
Забелин обнаружил труп артиста Костенко.
- Какой адрес?
- Маросейка, двенадцать.
- Ну вот, и орден сыграл свою роль орудия убийства!
Ахвледиани ничего не понял.
Вероятно, следователь тоже показался ему сумасшедшим. И куда только
этот мир катится?!
***
О чем можно беспокоиться с таким лицом, когда тебя и мать родная не
признает.
Сломанный нос превратился в картошку, а белки глаз, залитые кровью
лопнувших сосудов, потеряли цвет и форму.
Точнее сказать, приобрели форму чемпиона Монголии по обжорству.
Веки выпирали вперед бровей на пару сантиметров. Два ярких фингала
вместо щек и разбухшие губы, словно их пытались накачать воздухом вместо
колесных шин.
Одним словом, красота неописуемая плюс ободранные коленки и рваный
плащ.
Итак, одна из самых красивых актрис модного московского театра
добралась до столицы.
Пешком, как вы догадываетесь, да еще лесочком, где был потерян первый
каблук и сломан второй, умышленно, для равновесия.
Вот такое чудо попыталось украсить столицу, вид которой и без того
портила тусклая безрадостная погода.
О чем она думала, никто сказать не может, и сама Анюта в том числе.
Голова не работала. Просто женщина встала и пошла. А что делать-то?
И жить хочется, и пить, и есть, и даже спать. Все то же самое, что
свойственно любому живому существу, не умеющему думать.
Около полудня Анна очутилась у метро "Войковская".
Вряд ли название станции имело для нее значение.
Ее интересовал любой вещевой рынок.
Купить что-либо на мелочь в кармане невозможно, а вот продать кое-что
она могла.
Четверо парней в кожаных куртках кавказской внешности стояли
неподалеку от входа и топтали асфальт вокруг себя.
Сейчас она их не боялась дай Бог, чтобы они ее не испугались.
- Кто тут из вас товаром интересуется? - спросила Аня осипшим
голосом.
- Это ты себя товаром называешь?
- спросил один коротышка, ломая русские слова, и все разом
захохотали.
- Вот это.
Анна вынула из кармана револьвер, но без глушителя, и положила на
ладонь.
Точный размер женской руки; Сначала ребята отпрянули, потом осмелели.
- А ну дай глянуть!
- Аванс сто баксов - и смотри. Покупаешь - еще двести, и прощай.
- Газовый. - Да, только газ свинцовый твою черепушку насквозь
прошибет.
- Дорого.
Второй спросил:
- А патроны есть?
- Четыре штуки. А иначе за гроши не отдавала бы.
Тот, что повыше, достал из кармана деньги - рубли, марки и доллары.
Выудил сотню и протянул женщине.
Она отдала ему револьвер.
Тот прикрыл его полой куртки и долго рассматривал.
- А где патроны?
- А где еще две сотни?
Анна вынула руку из плаща и разжала ладонь.
На ней лежали четыре сверкавших патрона.
- За двести возьму.
- Только что и у кого, я не знаю, - грубо ответила Анна. - Я тебе не
пугач предлагаю, а серьезную машину. Или думаешь, не продам?
- Ладно.
Двести и тысяча рублями. Больше не дам. Дороже трехсот я сам его не
продам. Смысла нет рисковать.
- Гони деньги.
Торг состоялся, и они разошлись мирно.
Анна прошлась по рынку и накупила косметики, колготы и кроссовки,
самые дешевые и очень неподходящие к длинному плащу, но сейчас ей было
на все наплевать.
У выхода с рынка она зашла в магазин, купила бутылку водки,
пластиковый стакан и чебуреков.
Сложив все в пакет, она направилась в метро.
Эксперимент удался, и она просочилась вместе с толпой. Подняв
воротник плаща, она надвинула на лицо косынку, как это делают
попрошайки, и доехала до центра.
Она вышла в центре специально.
В старых районах старые дома, в которых есть черный ход.
Как правило, они открыты и ими никто не пользуется, кроме бомжей, а
те сейчас на заработках.
Ей удалось найти такой.
Аня поднялась на пыльный чердак, села на ступеньки, выпит ла, поела,
поплакала, опять выпила и уснула.
Вчера в это время актриса Анна Железняк дегустировала французское
шампанское в ресторане "Метрополь" с главным режиссером известного
московского театра и ловила на себе взгляды интересных мужчин.
Ну чему после этого межно удивляться?
***
Разговор с братом не клеился, и не мог клеиться.
Как правило, когда решались финансовые дела или что-то, связанное с
криминалом, что, впрочем, одно и то же, присутствовал адвокат и
поверенный в делах Григория Грановского Игорь Павлович Верзин.
Грановский-старший доверял ему по нескольким причинам. Верзин был
одним из лучших юристов страны.
Это подтверждалось делом.
Верзин имел серьезные связи в правоохранительных органах и
прокуратуре, так как сам проработал в должности прокурора пятнадцать
лет.
Из рук Грановского никто не рискнет брать взятки, а из рук Верзина
можно.
Он вроде бы свой и остается своим, но сменил место работы.
Не мудрено, если тебе предлагают огромные деньжищи.
Грановский-страший был человеком очень умным, хитрым и
проницательным.
Он не раз проверял адвоката, доверяя ему финансовые вопросы, и Верзин
не украл ни копейки.
Такая черта по нынешним временам расценивается как феномен.
И что немаловажно, Верзин всегда оставался человеком взвешенным и не
поддавался эмоциям, чего не скажешь о братьях Грановских. Словом, Верзин
служил домашним адвокатом семьи, который знает все ее болячки.
О его личной жизни знали мало, просто потому, что у Верзина ее не
было, или почти не было.
Григорий Грановский принял родного брата в одном из московских
офисов.
До загородной резиденции Антон добраться не мог.
У него тряслись руки, плавали красные круги перед глазами, и он едва
не сбил пешехода на улице. К тому же ему пришлось незаметно вывезти из
дома собаку и похоронить ее. В качестве опохмелки ему дали разбавленный
мартини со льдом.
- Я понятия не имею, когда эта сука смылась! - надрывался Антон. - Но
одно я знаю точно - в сейф она лазила, иначе чем она могла пристрелить
моего пса?!
Оружия у Аньки отродясь не было, а потом, я проснулся бы от выстрела.
Значит, был использован глушитель.
У меня нет в доме оружия, кроме "веблея", а глушитель мне делали на
заказ. Да тут и думать не о чем.., - Ты мудак, Антон, что тебе еще можно
сказать! - оборвал брата Григорий.
- Не горячитесь, джентльмены, - примирительно произнес адвокат. -
Слышал ты выстрел или нет, мы сейчас сказать не можем.
Важно другое.
Если она подлила тебе клофелин, то ты его не услышал бы, с глушителем
или без него.
Надо проверить твой бокал, тогда все станет ясно.
Поговорим о другом. Что лежало в сейфе? Что из него пропало?
Антон застонал и помотал головой.
- Вы хоть и считаете себя гениями, но тупее вас я людей не видел.
Откуда я знаю, что осталось в сейфе, если не могу его открыть.
Тридцать тысяч зеленых там лежало.
Хрен с ними, пусть подавится. Но чтобы залезть в сейф, нужно знать
комбинацию, и только тогда достанешь револьвер и деньги, а комбинация
записана в электронную книжку. А без нее я и сам кода не помню.
- Я же говорю, что он козел!
- продолжал возмущаться Григорий. - Сам себя наказал.
Так тебе и надо!
А я туг при чем?
Хочешь, чтобы я бросил все дела и начал разыскивать твоих артисток?
- Пойми, Гриша, - неожиданно низким голосом застонал Антон, - эта
стерва слишком много обо мне знает.
- И с украденными деньгами и револьвером пойдет на тебя доносить
ментам?
Ее уже след простыл. Забудь о ней. С такими деньгами девка могла
упорхнуть куда угодно.
У нее же есть загранпаспорт.
Всем твоим лицедеям, помнится, делали паспорта.
- Да еще служебные, через МИД, - добавил Верзин. - Она уже успела
упорхнуть в безвизовую страну.
Антон изнемогал.
- Помолчите.
Может, я и козел, и мудак, но тоже тупой. Пытаюсь целый час объяснить
вам суть, но не получается.
Постарайтесь заткнуться хотя бы на пять минут.
Дайте мне сосредоточиться.
Все дело заключается в электронной записной книжке.
В ней хранятся все номера банковских счетов, индивидуальных сейфов в
Мюнхене, Берне и Стокгольме, где лежат не только деньги, но и документы