алатки выкатился Ящик.  Круглые  вытаращенные  глаза  были  полны
ужаса. Он был весь серым, как пепел перегоревшего костра. Трус, подумал я.
Что с того, что он умеет владеть пулеметом? Все равно трус.
     И еще раз решил - держаться надо ближе к французу.
     - В машину! - рявкнул, выскакивая из палатки, капрал.
     Через пять  минут  все  мы,  кроме  Ящика,  оставленного  с  бабингой
охранять лагерь, тряслись в подвывающем на корнях джипе. Что мы получим от
этой вылазки? Держу пари, этот вопрос интересовал  всех.  Если  мы  найдем
разбившийся самолет, можно будет, не торопясь, порыться  в  обломках.  Это
живые не любят делиться своим добром, а мертвым, как правило,  все  равно.
Если что-то при них остается, они никогда не оспаривают вашего права на их
бывшие вещи. Мертвые вообще стараются держаться в стороне от живых.



                              2. ОБОРОТЕНЬ

     Морщась от тряски, капрал спросил:
     - Зачем тебе малокалиберка?
     Голландец нежно провел рукой по вишневому прикладу винтовки:
     - Пригодится.
     Когда он щурился, щеки его, неестественно красные и  тугие,  выпирали
над буйной растительностью - голова голландца напоминала подкрашенный, но,
конечно, волосатый кокос.
     Капрал усмехнулся.
     Милях в шести от лагеря  дорогу  преградило  огромное,  нависшее  над
тропой дерево.
     - Оно насквозь гнилое, - сказал Буассар. - Если мы въедем  под  него,
оно рухнет.
     Капрал недоверчиво фыркнул, но остановил джип.
     Вытянув шеи, мы пытались рассмотреть - что там, в  глубине  зарослей?
Казалось, что-то мерцает в душном переплетении ветвей.
     - Там что-то есть, - сказал немец Шлесс.
     Раздвигая стволом автомата ветви, он нырнул в гущу зарослей.  Он  был
новичок, ему следовало утверждаться. Он  правильно  делал,  беря  на  себя
инициативу, но на его месте я бы не полез вот так сразу  неизвестно  куда.
Закурив, мы молча ожидали его,  прикидывая,  с  какой  силой  должна  была
врубиться  в  землю  дюралевая  сигара  самолета,  если  отсветы   взрыва,
казалось, и сейчас еще разгуливали в душной полутьме джунглей. Впрочем,  у
тех, сверху, все обычно кончается сразу, а вот сержант Андерсон,  попавший
в капкан, выставленный на тропе каким-то хитроумным  симбу,  отстреливался
от черных почти три часа, отлично зная, что никто ему не поможет. Он попал
в самый настоящий капкан - на крупного зверя,  и  левая  нога,  чуть  ниже
щиколотки, была у него раздроблена...
     Наконец мы услышали:
     - Капрал! Я нашел негра.
     Буассар заржал. Находка Шлесса  показалась  ему  смешной.  Но  капрал
понимающе кивнул:
     - Убей его!
     - Подожди, Шлесс! - Голландец  торопливо  спрыгнул  на  землю.  -  Не
торопись, Шлесс! Я покажу тебе, как это делается.
     Через минуту мы услышали выстрел, но ни немец, ни голландец на дороге
не появились. Капрал недовольно ткнул меня локтем:
     - Поторопи их.
     Я бесшумно нырнул в кусты, скользнул под  низкими  сучьями  какого-то
необъятного дерева, как канатом перекрученного лианами, и замер.
     Во-первых, я увидел негра.
     Это  был  крошечный,  очень  худой,  с  выдающимся   вперед   животом
мальчишка. Он стоял на коленях, спрятав черное лицо в черных ладонях,  но,
похоже, лицо он прятал вовсе не из страха перед возвышающимся  перед  ним,
как башня, голландцем, а...
     Во-вторых, я увидел странное существо, какую-то уродливую  гигантскую
бородавку, нечто вроде полупрозрачной опухоли или ненормального нароста на
поросшем  мхами  пне.  Перед  этим  наростом,  под  прозрачной   слизистой
оболочкой которого все время что-то подрагивало, переливалось, даже  вдруг
слабо фосфоресцировало, и застыл негр. И чисто интуитивно  я  понял,  этот
маленький черный не боится ни голландца, ни таинственной опухоли...
     В-третьих,  я  нигде  не  обнаружил   никаких   следов   разбившегося
самолета...
     Ван Деерт, чем-то сбитый с толку, поднял малокалиберку и почти в упор
разрядил ее в торчащий перед ним нарост.
     - Я ведь попал?
     Я пожал плечами. Было бы странно, если бы он промахнулся.
     Голландец выстрелил снова.
     Когда пуля с малого расстояния попадает в живую ткань, звук раздается
отчетливый, специфичный. Его ни с чем не перепутаешь. Но сейчас мы  ничего
такого не услышали.
     Присев на корточки, я всмотрелся.
     Не страх, не брезгливость, не удивление внушало бугрившееся над  пнем
образование. Я и сейчас не могу точно определить охватившее меня  чувство.
Я  не  боялся,  нет,  но  некоторая  настороженность...  Я  не   испытывал
брезгливости, но ощущение чужого... И что-то под полупрозрачной  оболочкой
действительно   происходило:   там   вспыхивали   неясно,   вновь   гасли,
расплывались неопределенно радужные пятна. Так  море  светится  за  кормой
теплохода. Казалось, эта  тварь  в  любой  момент,  как  хамелеон,  готова
сменить обличье.
     Наверное так же подумал голландец.
     - Оборотень, - сказал он.
     - А нам плевать, - хмыкнул я. - Я никогда ничего такого не видел,  но
эта штука точно может стоить больших денег.
     - С чего ты взял? - заинтересовался ван Деерт. - Кто его купит?
     - Его с руками оторвут в любом музее. Ты что-нибудь такое встречал?
     Голландец скептически поджал губы:
     - Я всякое встречал.
     - Ладно, идем. Я заберу оборотня, а ты кончай с негром.
     - С негром?
     Голландец спохватился:
     - Где негр?
     Мы переглянулись.
     - Сбежал, - предположил я. - Какой ему смысл ждать, пока ты  обратишь
на него внимание?
     Оборотень, как мы назвали найденное нами существо, оказался совсем не
тяжелым. Его вес странным образом  не  соответствовал  его  объему.  Любое
другое существо подобных размеров весило бы гораздо больше, а  я  свободно
нес оборотня к машине, обхватив его всего лишь одной рукой. Так же легко я
забросил его за заднее сиденье джипа.
     - Мягкий, - ткнув пальцем в оборотня, удивился Буассар.
     - Я всадил в него три пули, - недоумевающе возразил голландец, - а на
нем ни царапины. Он что, глотает пули?
     - Где Шлесс? - грубо спросил капрал.
     Мы переглянулись.
     - Буассар, Усташ, ван Деерт, прочесать местность!
     Ленивая вялость, одолевавшая  нас,  мгновенно  ушла.  Одному  из  нас
грозила опасность. Мы были готовы к действиям. Прорываясь сквозь  заросли,
я крикнул:
     - Шлесс!
     Чуть в стороне отозвался голландец, чуть дальше француз.
     Неожиданно я очутился на полянке, плотно окруженной стеной  леса.  По
инерции сделав шаг, я  ощутил  опасность  и  инстинктивно  упал  в  траву.
Автоматная очередь остригла надо мной листья, медленно кружась, они падали
на меня. По характеру стрельбы я понял: стреляющий не остановится, пока не
расстреляет всю обойму.
     Так и случилось.
     В тот же момент в мое плечо ткнулся  подползший  голландец.  От  него
пахло потом и яростью.
     - Сволочь! - шепнул он. - Этот  дурак  соберет  сюда  всех  окрестных
симбу.
     - О ком ты?
     - О немце. Шлесс спятил.
     Как ящерица вынырнувший из листвы Буассар негромко позвал:
     - Шлесс!
     Ответ - если это правда был ответ - нас поразил: Шлесс _п_л_а_к_а_л_!
Он плакал по-настоящему, навзрыд. Мы понять не могли, что  это  с  ним,  а
когда я поднялся, чтобы подойти к немцу, пуля снова шлепнула в ствол прямо
над моей головой.
     Я снова упал в траву.
     - Он спятил, - уверенно сказал голландец. - Он даже не сменил обойму.
Я видел такое в Индокитае. Там на ребят  иногда  находило.  Когда  человек
плачет и палит во все, что движется, это к добру не приводит.
     Он вынул из-за пояса нож.
     - Ты убьешь немца? - удивился Буассар.
     - Зачем нам сумасшедший?
     - Но мы же не знаем, что с ним случилось.
     - А зачем нам это знать?..
     Пока они переругивались, я осторожно скользнул в  заросли,  перебежал
открытое место и, выпрямившись за толстым стволом, туго обвитом  цветущими
эпифитами,  осторожно  глянул  туда,  где  по  моим  расчетам  должен  был
находиться немец.
     И увидел его.
     Неестественно бледный, будто из него выкачали всю кровь, Шлесс сидел,
прижавшись спиной к дереву и далеко выбросив перед собой длинные, обутые в
солдатские башмаки ноги.  Автомат  он  отбросил  и  держал  в  руке,  чуть
отведенной в сторону, пистолет. Я  отчетливо  видел,  как  по  его  хорошо
выбритой щеке (как все немцы, он был  аккуратистом)  скользнула,  упав  на
распахнутую рубашку, крупная, блеснувшая как глицерин, слеза. Левой  рукой
Шлесс неуверенно, как слепой, водил перед глазами.
     - Шлесс! - позвал я.
     Шлесс снова выстрелил. Не целясь. По голосу. И я снова позвал:
     - Шлесс!
     Еще два выстрела, один за  другим...  Зато  теперь  я  знал,  сколько
патронов у него  осталось...  Так,  время  от  времени  окликая  немца,  я
заставил его расстрелять всю обойму. И тогда, уже не боясь, пересек поляну
и присел перед ним на корточки:
     - Что с тобой?
     Немец невидяще уставился на меня. Сломав ветку, я  помахал  ею  перед
немцем, но он и ветку не видел. Его зрачки были  неестественно  расширены,
но он ничего не видел - ни ветку, ни меня. Совсем ничего.
     - Он ослеп, - сказал я рейнджерам, окружившим Шлесса.
     - Тогда зачем он нам нужен? - угрюмо спросил голландец. - Кто  с  ним
будет возиться?


     Скотина, - подумал Буассар. Он скотина, этот  голландец.  От  него  и
пахнет скотиной. Я таким никогда не доверял,  я  спать  не  лягу,  если  в
прикрытии стоит такая скотина. При первой опасности он займется  спасением
собственной шкуры, он на это запрограммирован. Ему плевать  на  всех.  Так
уже было.
     Он вспомнил Индокитай.
     За колючей проволокой лагеря Ти шла перестрелка, у шлагбаума из  всех
люков дымил подожженный танк.  Сержант  Лоренс  первым  заметил  снайпера.
Заметил его и ван Деерт, но снайпера снял Лоренс.  Я  долго  потом  думал,
вспомнил француз, зачем Лоуренс это сделал? Он не очень меня любил. Но  он
снял снайпера, на какую-то секунду открывшись, и сам в ответ получил пулю.
Он, наверное, считал, что в следующий раз уже я прикрою его. Это жаль, что
его убили. Я бы его прикрыл.
     Прикрытие! Вот единственное, о  чем  стоит  всерьез  заботиться.  Вот
единственное, над чем стоит постоянно думать -  прикрытие.  А  ван  Деерту
наплевать. Он не прикрыл Шлесса, скотина. Это надо запомнить и не  торчать
под рукой у голландца. Он не прикроет, если  это  понадобится.  Он  плохое
прикрытие.
     Что ж, подбил итоги Буассар, я свои  выводы  сделал.  Надо  держаться
поближе к Усташу или к Ящику.
     У Буассара отлегло от сердца. Он уважал себя за правильные выводы.  И
он умел радоваться удачам. Глядя на плачущего немца, он еще раз, далеко не
впервые за свою долгую, полную неожиданных приключений жизнь,  порадовался
- удача опять не обошла его. Он жив, он  может  рассуждать,  у  него  есть
выбор.
     И это справедливо, сказал себе Буассар. Это  справедливо,  что  удача
меня пока не обходит. Это справедливо, что весь в слезах лопочет  все-таки
этот новичок, а не я. Это справедливо!..


     Когда капрал развернул джип, Буассар ухмыльнулся:
     - Может ты прав, Усташ? Может у нас эту тварь купят?
     - Что там со Шлессом? - перебил его капрал.
     И резко затормозил.
     Немец, дергаясь, хрипя что-то, двумя руками держался  за  горло.  Его
лицо почернело, он задыхался. И агония не продлилась долго.
     - Вытащите его из машины, -  приказал  капрал.  -  В  джунглях  много
разных болезней. Мы не повезем немца в лагерь.


     Только бросив лопаты в джип, мы несколько пришли  в  себя.  Крошечный
холмик,  укрытый  дерном,  вот  все  что  теперь  напоминало  о   недавнем
существовании немца Шлесса. Поняв наше состояние, капрал сплюнул:
     -   Тут   рядом   есть   деревушка.   Черные   в   ней   поддерживают
премьер-министра, но они сами скрытые симбу. А уж  знахари  в  их  деревне
точно найдутся. Ван Деерт, садись за руль. Я хочу  знать,  от  чего  может
вдруг умереть молодой здоровый  мужчина?  Просто  так  ничего  не  бывает.
Держись слоновьей тропы.
     И спросил:
     - Есть у кого-нибудь выпивка?
     Буассар, ухмыльнувшись, вытащил из кармана плоскую фляжку.
     - Разве я не запрещал брать выпивку на задание?  -  спросил  сержант,
делая крупный глоток.
     - Случайность, капрал, - еще шире ухмыльнулся француз.
     Капрал выругался.
     - Дерьмовое виски! - выругался он. - И мрачно усмехнулся: - Но глотку
продирает. В этом ты прав, Буассар.
     Часа через полтора джип подкатил к островерхим хижинам,  спрятавшимся
под банановыми деревьями. Несколько  масличных  пальм,  черных  как  сажа,
поднимались над  поляной.  Заливаясь  отвратительным  визгом,  под  колеса
бросились две-три тощих собачонки с оттопыренными, как у гиен, ушами.
     - Они все симбу, - выругался капрал.
     Вождь деревни, плюгавый человек с  сильно  выдающейся  вперед  нижней
челюстью и низким и черным, блестящим, как будто он был отлакирован, лбом,
встретил нас у порога хижины. На нем был  старый  замызганный  пиджак  без
рукавов - символ силы и власти. В узких глазах пряталась плохо  скрываемая
неприязнь.
     - Джамбо! - приветствовал вождя капрал. - Умер белый. Он  встретил  в
зарослях черного. Мы работаем на Моиза Чомбе  и  хотим  знать,  что  делал
черный в лесу вдали от деревни?  Других  деревень  здесь  нет.  Ты  знаешь
закон, - скажи!
     Вождь трижды негромко хлопнул в ладони.
     На его сигнал из темных, казавшихся необитаемыми  хижин  выползли  на
свет божий десятка  полтора  стариков  и  старух.  Сгорбленные,  беззубые,
трясясь, как в лихорадке, они равнодушно смотрели на нас, не делая никаких
попыток заговорить или хотя бы хоть как-то выразить свой интерес к нам.
     Капрал покачал головой:
     - Черный в лесу был молод. Он ждал белого  и  белый  умер.  Мы  хотим
знать, зачем черный ожидал белого в лесу?
     Вождь снова хлопнул в ладони.
     К толпе молчаливо присоединилось еще  пять-шесть  человек.  Я  бы  не
назвал их очень молодыми, а может они просто были истощены.
     Капрал медленно багровел.
     Повинуясь новому сигналу вождя, из стоящей поодаль хижины выползла на
свет тощая, отвратительная, искривленная болезнями и возрастом старуха. Ее
лицо было чуть ли не наглухо закрыто чем-то вроде повязки,  сплетенной  из
сухих бледных стеблей. Медленно обведя собравшихся  взглядом,  в  котором,
несмотря на возраст, таился жадный огонек, старуха на  мгновение  замерла.
Она тут самая живая, подумал я, глядя, как резво схватила  она  длинный  и
гибкий хлыст, вырезанный в кустах совсем недавно - с него еще  капал  сок,
мгновенно окрасивший в  желтое  сморщенный,  черный,  как  уголь,  кулачок
старухи.
     Тягостное чувство охватило  собравшихся.  Капрал,  отступив  на  шаг,
незаметным жестом поправил заткнутый за пояс пистолет.
     Пригнувшись к земле, старуха хищно ударила хлыстом о землю.
     Раз! И еще раз!
     Колючая белая пыль заволокла поляну.
     Но старуха не остановилась.
     Трясясь,  что-то  выкрикивая,  она   колотила   хлыстом   по   земле,
кривлялась,  иногда  почти  падала  в  ту  же  пыль.  Тонкая  сухая   рука
безостановочно отбивала удары, хотя никто из черных и глазом  не  моргнул,
равнодушно ожидая, чем кончится для них  все  это  действо.  Руки  и  ноги
старухи дергались в одном ритме, она уже танцевала,  она  уже  летела  над
землей, казалось, сейчас она впрямь взлетит! Но она не взлетела, она упала
сморщенным лицом в пыль под ноги тощему, испуганно, наконец,  отпрянувшему
негру.
     Вождь равнодушно смахнул пыль с рукава:
     - Возьми этого человека. Он твой.
     - Ахсанте, - поблагодарил капрал. - Я забираю его.
     И подтолкнул негра к джипу:
     - Кенда!
     Негр уперся.
     - Экоки то набакиса лисусу?
     До негра что-то дошло. Он обреченно опустил голову.


     - Привяжи негра к дереву, - приказал капрал Ящику, когда мы вернулись
в лагерь. - И скажи бабинге, что нам пора жрать. В этом  чертовом  климате
устаешь быстрее, чем кажется.
     Подавая обед, бабинга испуганно  скашивал  глаза  на  привязанного  к
дереву негра.
     - Ты чем-то недоволен? - спросил капрал.
     - Нет, бвана.
     - Может ты хочешь ему помочь? - указал капрал на пленника.
     - Нет, бвана.
     Сгустились сумерки. Голландец развел костер. Поставив джип так, чтобы
его фары высвечивали всю поляну, Буассар пристроился на брезенте рядом  со
мной. Я примерно представлял, что будет дальше.
     - Умер белый,  -  сказал  капрал,  подойдя  к  привязанному  пленнику
вплотную. - Ты знаешь об этом.
     Капрал не спрашивал. Капрал утверждал. Он поднимал наш боевой  дух  и
пленник кивнул безвольно:
     - Ндио, бвана.
     - Ты подстерег белого в кустах. Ты  произнес  заклятия.  Ты  подослал
туда мальчишку, обработавшего кусты  ядами.  Так  тебя  учили  деревенские
знахари.
     - Нет, бвана! - закричал негр. По его щеке, подбираясь к  моргающему,
широко раскрытому глазу, суетливо  бегал  муравей,  но  пленник  будто  не
замечал его.
     - Ты хотел дождаться, когда мы уйдем. Тогда бы ты забрал труп белого.
Ты всегда делаешь так.
     - Нет, бвана.
     - Может быть... - сказал капрал,  задумчиво  раскуривая  сигарету.  -
Может  быть...  Ты  не  похож  на  знахаря,  я,  наверное,  смог  бы  тебе
поверить... Докажи, что ты говоришь  правду...  Мы  не  видели  в  деревне
женщин и девушек... Вождь прячет женщин и девушек, он не доверяет нам... А
ты бы мог получить подарки, я бы мог подарить тебе  нож  и  простить  твое
колдовство... Где они прячутся? Я говорю о женщинах и девушках... И я хочу
помочь тебе... Ты ведь знаешь, где они прячутся?..
     - Нет, бвана.
     Я поморщился. Кричать так громко не стоило. Капрал стоял прямо  перед
негром и никто к ним в общем-то не прислушивался.  Черный  вполне  мог  не
кричать.
     Буассар заметил мою гримасу.
     - Усташ... - негромко позвал он. - Есть дело.
     В палатке он сразу вытянул из угла вещевой мешок Шлесса:
     - Рубашки мои! У нас с ним один размер.
     Я не спорил. Я  взял  нож.  Превосходный  штурмовой  нож  крупповской
стали.
     Денег в мешке нашлось  немного.  Что-то  около  трехсот  конголезских
франков. Мы поделили их поровну.
     Из клапана, заботливо обшитого целлофаном, Буассар  извлек  аккуратно
свернутую бумагу.
     - Придурок, - сказал он, имея в виду мертвого уже немца. - Он  таскал
с собой договор.
     Включив  фонарь,  с  проснувшимся  вдруг  интересом,  наклонился  над
бумагой.
     -   "Между   правительством   Демократической    Республики    Конго,
представленным  премьер-министром  Моизом  Чомбе,  с  одной   стороны,   и
господином Герхардом Ф.Шлессом, с другой стороны, в последующем  именуемым
как Лицо, связанное Договором, заключается следующее соглашение..."
     Француз ухмыльнулся. По-моему, ему  нравился  звук  его  собственного
голоса:
     - "Статья первая.
     Лицо,  связанное  Договором,  обязуется  нести  службу   в   качестве
волонтера. Функции, выполняемые Лицом, связанным Договором, не обязательно
должны соответствовать обусловленной выше должности..."
     - Это точно... - подтвердил я. - Джек Макферти...  Помнишь  такого?..
Он  охранял  в  Каланге  черных  чиновников,  пока  ему  не  приказали  их
зарезать... Его работа оплачивалась по такому же договору...
     - "Статья вторая.
     Настоящий Договор заключается сроком на шесть месяцев  и  может  быть
продлен  автоматически,  если   не   последует   предуведомления   о   его
расторжении, которое должно быть представлено Лицом, связанным  Договором,
за тридцать дней до истечения настоящего Договора..."
     -  Бертон  и  тот  француз...  Ну,  помнишь,  он  жрал  тушенку   как
крокодил?.. Жадюга и сволочь. Они  предуведомили  о  расторжении  Договора
ровно за месяц, а пристрелили их за неделю до этого срока...
     Буассар хмыкнул:
     - "Статья третья.
     Ежемесячный оклад Лица, связанного Договором, выражается в приводимых
ниже