Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
ели в густых елочках и тихо переговаривались.
- Наш командир всех бы фрицев порубил, - слышался голос из кустов, -
да ему полковник нахлобучку дал и приказ отменил. "В плен, - говорит, -
бери". Ну и набрали полторы сотни. Они сигарки курят да над нами
похохатывают... Командир полка мимо проходит, аж зубами скрипит...
Доватор неловко повернулся и зашумел плащом.
- Стой! Пропуск! - раздался грозный окрик.
Доватор назвал. Однако часовой щелкнул затвором и приказал ложиться.
Лев Михайлович повторил пропуск.
- Ложись! - требовательно крикнул часовой и поднял приклад карабина к
плечу. Доватору ничего не оставалось, как покорно лечь на грязную,
болотистую тропку.
- Хлопцы, я полковник... - начал он было, но это привело только к
тому, что казак пригрозил пристрелить его, если он будет разговаривать.
Подчасок побежал за начальником заставы.
Пришлось лежать без движения в грязи и ждать, когда явится начальник
заставы. Оказалось, что установленный с вечера пароль был скомпрометирован
и заменен другим. Доватор в это время отдыхал, и Карпенков не стал его
тревожить. Когда Лев Михайлович разобрался в этом деле, он посмеялся от
души и объявил казаку благодарность.
О каком приказе толковали казаки, Доватор не знал. Мельком он слышал
от Карпенкова, что Осипов "сочинил" какое-то нелепое распоряжение, но в
жизнь его не провел: помешал комиссар Абашкин. Лев Михайлович решил
выяснить, что это был за приказ, и вызвал Осипова и Абашкина.
Получив распоряжение отступить от высоты в лес, Осипов взволновался.
Накануне его полк отбил пять немецких атак. Эскадроны, занимавшие на этой
высоте оборону, несколько раз ходили в контратаку. Люди защищались
настойчиво и упорно, и вдруг приказ: отдать высоту. Антон Петрович вскочил
на коня и карьером помчался в штаб дивизии.
- Не понимаю! Объясните, что это такое! - накинулся он на начальника
штаба Коврова. Тот улыбался, сверкая золотыми зубами. Худощавая фигура
капитана показалась Осипову еще суше, невзрачнее. Серые глазки
поблескивали хитро и вызывающе.
- Если разобраться, не горячась, так и любой ефрейтор поймет, в чем
дело! - Капитан достал из сумки приказание Доватора и показал его Осипову.
- Мне, например, все понятно! Поезжайте к командиру группы, объяснитесь.
Кстати, он вас вместе с комиссаром вызывает.
Осипов вместе с Абашкиным поскакал к Доватору.
- Высотку по вашему повеленью отдал! - здороваясь с Карпенковым,
запальчиво проговорил он, не слезая с коня.
- Тише! Полковник отдохнуть прилег - он уже третью ночь не спит... А
насчет высотки сейчас поговорим, я и сам думаю, что зря отошли.
Доватор не спал, он слышал весь разговор. Сдернув с головы бурку,
приподнялся на локте, спросил:
- А завалы на просеке сделал?
- Еще вчера, товарищ полковник! - отвечал Осипов.
- Добре! Слезайте с коней.
Осипов и Абашкин спешились, передали коней коноводам.
- Значит, вы, Антон Петрович, решили засучив рукава драться до
последнего? Это похвально... Но какая от этого польза? - Доватор
вопросительно посмотрел на Осипова, потом на Карпенкова.
- Мы занимали выгодную в позиционном отношении высоту. Она прикрывала
выход к лесу, держала под обстрелом три дороги и просеку, - ответил
Карпенков.
- Мало того, нам уже нет выхода из лесу! - подхватил Осипов. - Я
выполнил приказание - отошел. Теперь у меня справа болото, слева бурелом.
Просеку я завалил, ну и заколотили себя, как крышкой в гробу... Недаром
вчера немцы пять раз бросались в атаку.
- Надо было еще вчера отойти. Моя ошибка, - задумчиво проговорил
Доватор.
- В чем же ошибка, Лев Михайлович? - спросил Абашкин.
- В том ошибка, что не следует делать того, что хочет противник. Он
хочет уничтожить нас, а для этого добивается, чтобы мы остались без
патронов. Он знает, что в лесу мы будем бить его прицельно, из-за каждого
дерева. Поэтому-то он и навязал нам бой за эту высотку. Она ему не нужна.
Рано или поздно она досталась бы ему и так. Посмотрим, как он будет
наступать в глубине леса... Ты, Антон Петрович, сколько вчера патрончиков
израсходовал?
- Порядочно, - нехотя ответил Осипов.
- А сколько перебил немцев?
- Не подсчитывал. Отступил... И вообще я не понимаю, что мы сейчас
делаем... - Антон Петрович замолчал.
Усталое лицо Доватора, казалось, совершенно некстати озарилось
улыбкой. Косые лучи сентябрьского солнца падали на его небритую щеку.
- Так ты не понимаешь, что мы сейчас делаем? - повернувшись к
Осипову, спросил Доватор.
- Не понимаю... - неуверенно ответил Антон Петрович.
- Сражение выигрываем! - Резким движением плеч Лев Михайлович натянул
бурку до самого подбородка. Улыбка исчезла с его лица. - Да! Выигрываем
битву, - повторил он отрывисто и нахмурился. Обычно последовательного в
своих мыслях и поступках, сейчас его никто не понимал. Все чувствовали
смущение и неловкость.
За лесом хлестнул многоголосый залп немецкой артиллерии. Неподалеку
трещали винтовочные выстрелы, заглушая тоскливое ржание измученных,
голодных коней.
Карпенков, встряхнув головой, настороженно прислушался. Осипов,
сорвав еловую шишку, вертел ее в руках, остро поглядывая на своего
комиссара. На большаке слышался отчетливый гул танковых моторов.
Прислонившись к елке, Доватор чувствовал, что она вздрагивает, словно
живая.
- Танки идут, - спокойно сказал Абашкин.
- Это непохоже на выигрыш битвы... - процедил сквозь зубы Осипов.
- Нет, похоже! - возразил Доватор. - Это, черт возьми, победа! -
Отбросив полы бурки, Лев Михайлович порывисто вскочил и, весело постукивая
шпорой о шпору, продолжал: - Это просто замечательно! Пехотой он нас не
прогнал, танки пустил, теперь пусть бросит несколько эскадрилий авиации -
будет совсем хорошо!
- Да чего же тут хорошего? - раздраженный неуместно шутливым тоном
Доватора и всеми событиями дня, спросил Осипов.
- А почему же плохо? - быстро спросил Лев Михайлович. - Мы разбили
одиннадцать гарнизонов, сожгли сотни машин, десятки мотоциклов,
одиннадцать танков, перебили сотни фашистов. Это хорошо или плохо?
- Хорошо, - подтвердил Осипов. - А вот теперь нас...
- Вот теперь-то мы как раз выиграли самое главное, - перебил Доватор.
- Две тысячи пятьсот убитых солдат не играют той роли, какую могут играть
пять дивизий, которые гонятся за нами несколько дней. Мы их сковали -
значит, облегчили положение на фронте, значит, затормозили наступление на
Москву!.. Немецкое командование передает по радио, что прорвались в тыл
сто тысяч казаков. Пусть бросают на нас столько же. Будем маневрировать,
тащить немцев в лес, в болото. Мы зашли в глубину тыла на сто километров и
прошли бы еще дальше!.. Так вот, друзья мои, куда проще бить его в самом
лесу! И людей сохраним и патроны сбережем!..
- А ведь подкузьмил! - шепнул Абашкин Осипову.
Майор, закусив губу, смотрел в сторону и помалкивал. Ему хотелось
ударить себя по лбу рукояткой нагайки: как это он раньше не мог понять
такой простой вещи!
- Теперь вот что мне разъясните: с каких это пор командир полка решил
отменять приказания вышестоящего командира? - спросил Доватор, поглядывая
на Осипова.
- Приказание мы выполнили, - сказал Осипов.
- Вы пленных кормите? - спросил Лев Михайлович.
- Кормлю шашлыком из конского мяса и сам его ем...
- А почему майор Осипов в день прорыва отдал какой-то невероятный
приказ? Это как называется? - продолжал Доватор.
- Это называется: кровь за кровь, - твердо выговорил Осипов.
- А воинская честь?! - крикнул Доватор.
- Это кровь моей родины... кровь моих детей, - отвечал Антон
Петрович. Трясущимися пальцами он отстегнул пряжку полевой сумки, достал
письма. Подавая Доватору, глухо сказал: - Вот прочитайте, что тут
написано!
Доватор взял письма. Одно было от сестры Осипова, второе - от жены.
Вот что писала сестра Антона Петровича:
"Милый Антон, не знаю, с чего начать. Я получила от Вали последнее
письмо в августе и посылаю его тебе. Оно - последнее, и больше не будет.
Короче говоря, будь мужествен и перенеси свое горе, как настоящий
командир. Скрывать я не могу, да и сил у меня нет. В том госпитале, где я
работаю, находится твоя дочурка Варя. Ее привезли вместе с другими
ранеными детьми неделю тому назад. Она мне рассказала, что они выехали из
Н-ска в июле. По дороге на их поезд налетели фашистские самолеты, сбросили
бомбы, а потом спустились парашютисты, захватили эшелон и начали всех
выгонять из вагонов и грабить. В чемодане Вали они нашли фотокарточки, где
ты снят в форме майора с нею и с детьми. Тогда Валентину в числе других
отвели в сторону и тут же расстреляли. У нее на руках был Виктор. Убили и
его тоже. А Варюшка была ранена бомбой и лежала в сторонке. Потом пришел
наш военный эшелон с бойцами, они гитлеровцев прогнали, подобрали раненых,
в том числе и Варю. Сейчас она лежит на койке, и одной ножки у нее нет,
оторвало бомбой. Она меня все заставляет писать тебе. Я писала, но письма
отправить сразу не могла, как-то страшно было...
Милый Антоша, прости меня за такое письмо, я больше молчать и
обманывать не могу. Отомсти за жену и за своих детей. Крепко целуем тебя
вместе с Варей!.."
Читая письмо, Доватор плотно сжал губы. Крутой, нависший над
переносицей лоб как будто увеличился, резче обозначились на нем морщины.
Дочитав письмо, он молча передал его Карпенкову и вынул из конверта
второе.
Оно было написано раньше первого, женой Осипова:
"Дорогой папочка, мы сидим за столом и пишем тебе письмо - Витька,
Варя, бабушка и я. Все диктуют, подсказывают, совсем закружили меня и
запутали. Не знаю, что и писать. Но все это оттого, что мы очень по тебе
скучаем и хотим тебя видеть. Витька диктует: "Папка, если ты не можешь к
нам приехать, то мы приедем к тебе всей командой, и ты обязательно должен
покатать меня на своей лошадке". "Витька будет держаться за хвост", -
вставляет Варя. Ты ведь знаешь, она всегда что-нибудь придумает! За
последнее время стала изображать из себя взрослую барышню. С Витькой живут
они очень дружно, заберутся в угол и шепчутся - все мечтают, когда ты
приедешь и как они будут тебя встречать. Хорошие ребята: все понимают. Ты
не подумай, что я восторгаюсь ими как мать. Свои дети, как говорят, всегда
лучше. Нет, мне с ними так хорошо, что я забываю все тяготы жизни в
военное время. Когда я прихожу с работы, они, как могут, стараются мне
помочь. Собираемся сейчас в путь-дорогу. Видимо, придется остаться под
Москвой, у Ольги на даче. Я думаю, что туда фашистов вы не пустите. Так
много хотелось написать, а одну страничку написала и не знаю, что еще
сказать. Говорить о том, как мы тебя любим, - ты это сам давно знаешь. По
этому адресу писем больше не посылай, пиши на Ольгу..."
- Мерзавцы! - негромко сказал Карпенков.
Осипов, перебирая пальцами пуговицы на воротнике гимнастерки, глубоко
и трудно вздохнул.
Доватор поднял голову и взглянул на Карпенкова.
- Суд народа над этим зверьем будет беспощаден. И мы этим докажем
силу советских людей. Бей до тех пор, пока враг не сложит оружия, но
стрелять в безоружного человека... - Лев Михайлович не договорил и покачал
головой.
- Правильно, - тихо проговорил Осипов и провел ладонью по лбу. -
Бывают, Лев Михайлович, такие думы - отцу родному но выскажешь...
- Не надо было молчать, Антон Петрович, - мягко сказал Доватор, думая
о том, что сам он никому не сказал о своих стариках, оставшихся в
Белоруссии.
ГЛАВА 20
Утром 2 сентября из операции возвратился подполковник Плотвин. Лев
Михайлович говорил с ним с глазу на глаз.
Подполковник пробрался сквозь кольцо окружения каким-то чудом и
привел с собой батальон бойцов и командиров, попавших с первых дней войны
в окружение. С ним же пришел и партизанский отряд, организованный из
местного населения.
- Значит, болото непроходимо? - водя карандашом по карте, спросил
Доватор.
- Сплошная трясина - едва не утонули. Шли по пояс в воде, - отозвался
Плотвин. - В пешем строю еще можно попробовать...
- Вы, полковник, читали "Холстомер"?
- Слыхал... знаю, Толстой написал, но читать не читал, - смутился
Плотвин.
- А "Изумруд" Куприна читали? Когда печатался роман "Гарденины"*,
читатели присылали в редакцию журнала телеграммы с оплаченным ответом:
"Как здоровье Кролика?" А вы мне предлагаете бросить четыре тысячи коней!
Гитлеровцам я их не оставлю... Может, перестреляем? В болоте утопим?..
_______________
* Речь идет о романе А. И. Эртеля "Гарденины, их дворня,
приверженцы и враги".
Плотвин нервно поморщился и отвернулся.
- Вы и теперь, конечно, убеждены, что весь наш поход авантюра...
Помните наш с вами разговор?
Мимо них с водопоя по тропинке тянулись завьюченные казачьи кони с
впалыми боками. Бойцы несли в руках брезентовые ведра, а под мышкой -
снопики пожелтевшего осота. Вытягивая шеи, кони поворачивали головы и
жадно хватали осот отвислыми губами.
- Вы ошибаетесь, Лев Михайлович! - Плотвин покачал седеющей головой и
взглянул прямо в лицо Доватору. - Рейд по тылам немцев я считаю блестящей
операцией и уверен теперь, что бить гитлеровцев можно где угодно. Поэтому
должен вас поблагодарить... Вы многому научили меня!
Доватор развернул карту и указал на замкнутое кольцо окружения.
- А это?
- Это? - Плотвин пожал плечами. - При действиях в тылу у противника
вполне естественное и легко объяснимое положение. Выбираться надо, Лев
Михайлович.
- Спасибо! Я рад, что не ошибся в тебе! - Доватор крепко пожал
Плотвину руку. - Будем выбираться!
Два дня радисты бились над аппаратом, стараясь передать сообщение
Доватора, но штаб фронта передач не принимал. Рации капризничали: на прием
работали, а передача не получалась. К Доватору прибежал бледный, с
трясущимися губами радист и подал шифровку:
- Товарищ полковник! Только что принял: немецкая, от вашего имени!..
Доватор прочитал радиограмму, лицо его исказилось.
Гитлеровцам стало известно место высадки десанта. Оно находилось за
непроходимым болотом, в Демидовских лесах. Туда была отправлена только
небольшая группа разведчиков под командованием Захара Торбы, которая
должна была сигналить самолетам и прикрыть высадку. Разведчиков было всего
девять человек с одним ручным пулеметом.
- Положение, товарищи, сложное, - сказал Доватор, собрав командиров
на совещание. - Фашистам известно, что должна высадиться десантная группа.
Они, разумеется, расстреляют парашютистов в воздухе и захватят груз,
имеющий специальное назначение, а также боеприпасы, предназначенные для
нас и для окруженной части, находящейся в лесах Белоруссии. Операция
должна состояться завтра, в восемь часов утра. Нет никакого сомнения в
том, что немцы придут, чтобы встретить наши самолеты. Мы не в состоянии
этому помешать, у нас потеряна радиосвязь, и все же... - кулак Льва
Михайловича мелькнул в воздухе, - и все же мы обязаны выручить
десантников!
Взглянув на Плотвина, Доватор спросил:
- Как вы думаете, подполковник?
- Обязаны выручить, - отозвался Плотвин.
Осипов тер ладонью небритую щеку, хмуро молчал. Ничего не могли
ответить и другие. Обстановка была ясной и, по существу, безвыходной, но
Доватор напряженно ждал ответа. Он был сильно возбужден, на губах
мелькнула усмешка.
- В пределах обычных норм, военных правил и представлений, - сказал
он, - задача неразрешимая, и гитлеровцы с полным основанием могут
торжествовать. Но нет такого положения, из которого не было бы выхода.
Гитлеровцы прежде всего догматики и педанты. Они рассуждают так: "Мы
окружили группы кавалеристов, отрезали их друг от друга и ликвидировали
опасность соединения с десантной группой. Дело выиграно, беспокоиться не о
чем. Конницу мы уничтожим методически, десант ликвидируем завтра".
Прибудут они к месту высадки десанта точно к сроку, минут за пятнадцать -
двадцать до восьми... Готов держать пари, что это будет именно так!
Карпенков посмотрел на Доватора с недоумением.
- Пусть немцы прибудут даже в девять, в десять, они все равно не
опоздают.
- Может быть, может быть... - согласился Доватор и тут же добавил: -
Распорядись, начальник штаба, чтоб во всех полках и эскадронах зажгли
небольшие костры!
Командиры, переглядываясь, невольно поднимали головы к небу: над
лесом беспрерывно гудел "костыль".
- Вы это всерьез, Лев Михайлович? - шепотом спросил Карпенков.
- А мы всегда всерьез приказываем!.. Зажечь костры и варить обед,
накормить людей и приготовиться к маршу. По местам, товарищи командиры,
будем палить костры!..
Над верхушками деревьев повисла густая, смешанная с дымом пелена
тумана. Стрельба утихла. В тихом шелесте леса и треске сучьев внятно
слышался сдержанный людской говор, звон котелков, лошадиное всхрапывание.
Сидя у костра, Доватор сквозь редкие кусты видел, как разведчики
свежевали конскую тушу. "Значит, поджариваем шашлычки..." Из накопившихся
за день впечатлений перед ним теперь начал вырисовываться неясный,
тревоживший душу вывод: как он сумеет выйти из создавшегося положения? Что
думают обитатели этого чутко настороженного леса, готовящиеся жарить
конское мясо, когда кругом затаились враги? Жуткой и враждебной казалась
эта зловещая тишина. Доватор понимал, что, когда костры разгорятся, немцы
обнаружат их и накроют артиллерийским налетом. Надо было во избежание
излишних жертв немедленно уходить. Но люди были истомлены, голодны, а
предстоял тяжкий, требующий нечеловеческих усилий путь через болото... На
душе у Льва Михайловича было угнетающе тяжело, однако подошедших к костру
Алексея, Нину и Катю он встретил приветливо.
- Присаживайтесь, девушки!.. И ты, Алеша, садись... Как это в песне
поется: "Сядь-ка рядом, что-то мне не спится, письмо я другу нынче
написал, письмо в Москву, в далекую столицу..." - Последние слова Лев
Михайлович произнес серьезно, задушевно.
Помолчали. Неожиданно Доватор порывисто поднялся. Взглянув на часы,
круто повернулся и зашагал в темноту.
От костров летели вверх искры, потрескивая, взвивались до самых
макушек елей, мерцали и гасли, точно крошечные звезды.
Немцы сделали в разных направлениях несколько артналетов и неожиданно
затихли.
- Дай, немец, хоть махану зварить! - ворчал Шаповаленко.
Засучив рукава, он потрошил убитую снарядом лошадь. Ему помогали Яша
Воробьев и Буслов. Салазкин и дед Рыгор разжигали костер. Петя, весь
выпачкавшись в винтовочном масле, потел в сторонке над сборкой автомата.
Измученные непрерывным обстрелом, бомбежкой и голодом, казаки
радостно приняли разрешение палить костры. У костров собирались люди,
прилаживали котелки, жарили на шомполах шашлыки. Ночной костер в лесу
всегда располагает к благодушию.
- А зараз стал бы ты исты борщок? - спрашивал Филипп Афанасьевич Яшу.
- Ну, такий украинский борщок: с петрушечкой, с баклажанчиком, с
укропчиком, огурчиком, лучком, перчиком?..
- Нет, - ответил Яша. - Пельмешки сибирские, вот это да!
- А ежели уточку, испеченную в золе, н