рез несколько месяцев в одной из последних партий Ваня уехал домой. И
можно сказать  -  благополучно: за  последующие  операции  он был  награжден
медалью "За отвагу". Правда, получил ее относительно поздно, в конце второго
года службы - такие "залеты" даром не проходят.
     Он прислал  нам в роту  письмо,  где сообщал, что устроился на работу в
Одесское  городское  управление внутренних дел,  в отряд  патрульно-постовой
службы;  впрочем,  для  нас  это  новостью  не  было:  Косой и  раньше  туда
собирался. Кто-то из родственников, служивших в УВД, обещал устроить.  А еще
Косой прислал маленькую фотографию в форме. Ничего ему идет...
     У меня с Косым были самые теплые, почти товарищеские отношения, да и со
многими другими ребятами в роте он  дружил. Но почему-то при популярном ныне
слове  "гражданская  война"  я  всегда   вижу   перед  глазами   именно  эту
фотокарточку. Маленькую. Три на четыре всего-то...




ПРИГОВОРЕННЫЙ



     Этот случай произошел в сентябрьской колонне 1983 года. Третьим взводом
тогда  командовал лейтенант Быстров. Мы его за глаза звали Серега,  хотя ему
было, хорошо  за двадцать пять, для  армии возраст уже солидный. А возможно,
потому,  что  Серега  был  "залетчиком"  самого  бесперспективного  толка  -
отказником. Он не хотел служить.
     Такое в  армии  случается - поступил  в  военное  училище в семнадцать,
учиться  думать  самостоятельно начал  в  двадцать...  Конечно,  можно  было
приспособиться и  в армии,  найти тепленькое местечко,  но Серега об  этом и
слушать не хотел -  "в падлу"!  Уйти из вооруженных  сил "по-хорошему" в  то
время было все равно, что якуту выехать на ПМЖ в Израиль. Поэтому оставалось
лишь два  пути:  либо  навсегда  заболеть,  либо  служить  так,  чтобы  сами
отпустили - от греха подальше. Серега именно на это и был нацелен.
     Но конфликтовал он только с армией как таковой, солдат  же берег и, как
это  ни странно, -  уважал. Мы ему, естественно, платили тем же. Напоследок,
перед  своим  неизбежным  и  скорым  дембелем  Серега  решил подготовить нас
семерых, осенников 1982 года так, чтобы  мы выжили сами и, когда уйдут деды,
помогли уцелеть  остальным,  прибывшим  на  замену.  Для этого  он,  оставив
старослужащих в покое, чему они безмерно обрадовались, и везде таскал нас за
собой. А приходилось Сереге несладко: ведь и ротный у нас был залетчиком еще
тем.  В общем, два  сапога - пара. При таком раскладе, известное дело, добра
не  жди.  Мы  и  не  ждали. И в ту колонну половина  нашего взвода угодила в
боевой дозор.
     Три  четверти  дороги колонна,  как  правило,  идет  пешком  -  опасные
участки, мины. Впереди, уступами,  движутся саперы; группа номер  один -  со
щупами и легкими миноискателями, снимает противопехотки; вторая - с собаками
ищет  знаменитые  пластиковые  "итальянки" (миноискатели  их практически  не
брали -  всего  грамм  металла,  какая-то  деталь  взрывателя)  и основная -
фугасы.
     Страшная вещь эти фугасы. На метр-полтора вкапывается в землю ящик или,
еще  чаще,  мешок взрывчатки.  На  поверхность  пропускаются  две  тоненькие
проволочки  от  детонатора  и  батарейки.  Потом немудреная система  из двух
жестяных полосочек и пары спичек.  Вот и все! Люди могут  годами ходить - не
подорвутся, а от танка оставит такое, что и в металлолом не примут. Да еще и
коварно  как: несколько  машин успевают пройти, а на третьей  или  четвертой
фугас  срабатывает. Миноискатель, как  правило, его не  берет, а вот  собаки
находят. Не всегда, к сожалению.
     Последняя, третья группа, так и называлась: "последний звонок" Саперы в
этой группе  работали  с  импортными, кажется, ГДРовскими, глубинными, особо
чувствительными миноискателями,  прослушивали землю  на полтора метра. И шли
всегда на значительной дистанции  друг от  друга,  чтобы передние не мешали.
Саперов подпирали один-два танка,  всегда  с противоминными  тралами.  Ну  а
следом шли уже все остальные подразделения.
     Так  и  ходили пару лет, пока духи не пришли к глубокому умозаключению:
если устроить  засаду  и  перестрелять  саперов,  то  колонна  останется без
прикрытия  и  можно  будет,  не  теряя  людей на  обстрелах,  обойтись одним
минированием. Замысел их удался - четверых солдат саперной  роты отправили в
госпиталь,  двоих  навсегда  "домой", а  очередную  колонну  довели с  целым
букетом подрывов.
     Вот после  того  командование и ввело в практику боевые дозоры. Человек
десять, след в  след, шли метрах в трехстах перед саперами и, проклиная  все
на свете, смотрели  больше  себе под ноги, чем  по  сторонам.  А еще дозорам
вменили в  обязанность на серпантинах  и участках,  где дорога  опиралась на
скалы,  выискивать   бортовые  мины   -   нечто  среднее  между  одноразовым
гранатометом  и  взрывным   устройством,  игрушка  очень   дорогая  и  очень
эффективная.
     За  три недели до начала  операции Серега повел  нас в  саперную роту к
матерому прапорщику-подрывнику на инструктаж. И потом водил ежедневно на два
часа. Перед самой же операцией невзначай порадовал:
     - Мужики! Мы в колонне - первые.
     Кто-то поинтересовался:
     - Вместо саперов, что ли?
     Серега ответил:
     - Не вместо, а впереди.
     Деды сразу заартачились и начали  стонать про дембель и про маму  того,
кто все  это придумал. Серега  долго смеялся,  а  потом,  хлопнув в  ладоши,
сказал:
     Ну,  хватит,  хватит! Что вы ноете?  Успокойтесь -  "черпаки" пойдут со
мной, а вы, доходяги, - с замполитом.
     Старички  расслабленно выдохнули, да  и мы обрадовались - с взводным по
ровной дорожке шлепать, да еще летом, да еще и без  пристального ока штабных
отцов-командиров -  чего  больше надобно?  Да и  боевой пыл  у  нас в  самом
разгаре: до приказа - год, до дембеля - полтора с хвостиком. Пошли...



x x x



     К середине первого дня проскочили точку Карамакар, спешились и потопали
ножками. Жара под сорок. Через два часа начисто забыли о бортовых  минах,  а
еще через  пару -  о минах  вообще.  До  воды бы добраться!  Потом вышли  из
положения  -  послали гонца к  своим  машинам. Через час он вернулся  весь в
пене,  пыли и соли. У машин дорвался до воды,  а пока  до нас  добежал,  все
вышло и высохнуть  успело, одна радость - бронежилет изнутри мокрый все еще,
распахнулся -  продувает.  Мы  посмеялись и в  один присест  выхлестали  всю
принесенную  воду. Послали следующего... Пока до  "точки" добрались, до меня
очередь быть гонцом так и не дошла - какое счастье.
     На другой  день  было  полегче - втянулись. Оказалось, что  можно  и на
такой   работенке   с   умом   устроиться.   Делали   так:   отрывались   на
километр-полтора, находили позицию  с хорошим обзором, желательно  в тени, и
садились  отдыхать, ждать  саперов.  Им же доставалось больше всех. Собаки у
пацанов, и те к концу  дня работать отказывались - морды в сторону воротили,
и фляги с хозяйских поясов чуть ли не в наглую сгрызали.
     В той колонне все, правда,  было  как-то  подозрительно спокойно. Всего
пару раз, через реку, мы заметили наблюдателей. Одного умудрился шлепнуть из
автомата  метров   за  семьсот  сержант  Куделя,  единственный  из  дедулек,
захотевший  пойти  с  нами. Остальные  исчезли. Разик обстреляли  и нас,  но
как-то лениво, не заводясь и не  очень прицельно. Саперы же наши не дремали:
сняли несколько мин, и, кажется, фугас.
     А за точкой Артедджелау Серега, шутя, подстрелил огромную птицу...
     Поджидая  саперов, мы в очередной раз залегли в  скалах и вдруг видим -
то  ли орел,  то ли  гриф идет на посадку  прямо  на  наши  позиции.  Лежим,
смотрим. Метрах в пятидесяти от нас и в нескольких шагах от обрыва орел сел.
Серовато-коричневый,  шея  длинная,  почти  голая,  и  очень  крупный  - мне
почему-то казалось, что они  значительно меньше.  Серега,  не  долго  думая,
медленно подтянул автомат, поднял,  не спеша прицелился, и попал орлу в шею.
Птица дернулась, припала на одну лапу и, как палку, воткнула голову в камни.
     Серега заорал:
     - Бобер!
     Я сорвался и кинулся за добычей.
     Недаром говорят  - орел гордая птица. Пока я бежал, он с  трудом поднял
голову, в два приема встал на лапы и, пошатываясь, двинулся к краю обрыва.
     Мне,  честно говоря,  было  его  откровенно  жаль,  но охотничий  азарт
молодого  дурака перевесил. Я  рванул затвор, вскинул и... не успел,  - орел
ринулся в пропасть. Добежав до края, я уже ничего не увидел. Может быть, ему
удалось встать на крыло и уйти,  или, скорее всего, орел предпочел погибнуть
в ревущей Кокче, но не дать безмозглой солдатне свернуть себе шею.
     На четвертый день мы дошли до точки Третий мост. Утром появились машины
кишимского  батальона - вышли встречать. Мы вздохнули посвободнее. Теперь на
каждом  километре  можно  было разжиться  воды у  рассыпанных  цепью  по-над
дорогой БМПшек боевого охранения.




x x x



     Уже под вечер, когда мы подходили  к Кишиму, позади нас тяжко и страшно
грохнуло. Можно  было вообще  в армии не служить, чтобы понять - не мина. Но
мы все равно остановились и хорошенько осмотрелись. Серега, немного подумав,
скомандовал:
     Назад!
     И правильно  сделал, где  подрыв  - там и засада;  отрываться не резон.
Лучше уйти под прикрытие танков.
     Мы  потрусили  назад  и  увидели  жуткое  зрелище.  Посередине  дороги,
наискось, стоял развороченный корпус  танка.  Как издевательство над здравым
смыслом на нем выглядели  совершенно целые тралы - фугас сработал  прямо под
днищем. Впрочем, все по правилам:  контактные пластины на два-три метра были
выдвинуты  от  заряда,  танк  наехал передком, а фугас  сработал на середине
корпуса.
     Танковая башня была сорвана и, перевернутая, валялась в десяти шагах от
вздутого,  покореженного  остова. Во время взрыва, и это было  видно  сразу,
сдетонировал находящийся внутри машины боекомплект.
     Когда мы подошли, вокруг  останков уже стояли саперы, разведчики и одна
БМП кишимовцев, находившихся  неподалеку  в охранении. Собаки  поскуливали и
тащили поводки прочь, солдаты молчали.
     Первый раз в жизни я видел "полный подрыв". Раньше я знал о нем лишь из
рассказов стариков, но довелось увидеть  и самому. Вместе с другими ребятами
взвода я подошел к танку и заглянул в башню. Подошел и Серега.
     Как  описать  увиденное,  я  не знаю...  На краю  раззявленной,  словно
колодец в бездну,  башни  лежал ошметок черепа, Именно  черепа, а не головы,
потому что кожа была скальпирована, остатки лицевых мышц сорваны и обуглены,
мозги куда-то делись, а кровь, почерневшая от жара, копоти и  пыли, на кровь
уже  не  походила.  И  вот посередине этой черно-бордовой обугленной плошки,
останки  человека в  которой  мог  рассмотреть  разве  что  профессиональный
анатом, горел глаз.  Непонятно,  каким чудом уцелевший,  лишенный привычного
обрамления  и  от   этого   еще   более  жуткий,   устремленный  в   никуда,
зеленовато-серый, подернутый мутной  пеленой  мертвый  человеческий  глаз...
правый.
     Внутри же танка было во сто крат страшнее...
     Но меня от страха не сотрясало, не мутило (это  только в бездарном кино
случается), я лишь отчетливо в  тот момент  почувствовал: вот она  - смерть!
Вот и такой она бывает...
     Мы угрюмо  закурили, а Серега тут же завелся с  лейтенантом, командиром
кишимской машины. Начало спора я пропустил. Но потом до моего сознания дошло
злобное шипение Сереги:
     -  Ты, парень,  на  свою  сраку сейчас  неприятностей выпросишь!  Я - в
боевом дозоре, а ты, гуля,  в обеспечении. Вот  и обеспечивай! Нет - я выйду
на "Мимозу", лично  ему сейчас подчиняюсь, и ты тогда ляжешь рядом  с этими!
Понял?!  Делай,  что  сказали,  и  быстро!  - Серега  отошел  от побелевшего
лейтенантика, в бешенстве швырнул початую сигарету в пыль и сразу же закурил
новую.
     Мы  подошли к нему втроем:  сержант  Куделя, Валерка Доброхвалов  и  я.
Серега еще не остыл:
     - Вот гондон! Не хочет трупы забирать!
     Мы выпучили глаза:
     - Как это?
     - А вот так! Говорит, соберите, сложите у дороги и сообщите по связи  -
кому надо, подъедут, заберут. Подонок! - Серега длинно и грязно выматерился.
     Тут  появился Шурик  Хрипко,  он быстро сообразил, что к чему,  и сразу
предложил:
     - А че мы стоим? Пошли, - харю набьем!
     Серега взвился пуще прежнего:
     - Я тебе сейчас начищу - мама не узнает!
     Мы примолкли.
     А на машине кишимцев уже  началась настоящая битва -  решали, кому идти
собирать останки танкистов.
     Молодой лейтенант, уже  хорошо заведенный  Серегой,  посылал  молодого.
Остальные  солдаты,  явно старослужащие, воротили морды в сторону и  прятали
глаза.  Молодой  упирался. Тогда  осатаневший в конец офицер взревел,  выдал
серию  нечленораздельной похабщины  и с нескольких ударов ногами сбил его  с
брони. Солдатик поднялся с земли. Положил автомат на  ребристор  и обреченно
поплелся  к  танковой  башне.  Обошел ее вокруг, примерился, а  потом  полез
внутрь. Мы молчали...
     Странно,  но я очень хорошо его  помню. Маленький, худой,  сутуловатый,
ноги полусогнуты  в  коленях  -  типичная фигурка жалкого чмыря. Лицо узкое,
востренькое, посеревшее. Кожа, как плохо промешанное ржаное  тесто.  Угри...
Во всем облике - крик души: "Покою!"
     Солдатик   копошился  внутри  несколько  минут,  потом,   выпрямившись,
появился  над срезом башни  и  положил нечто на противоположный  от  обломка
черепа край. Вокруг танка стояло  человек  двадцать, и  все почти ощутимо, в
голос заскрипели зубами:  "Чмо-о!" А Валера  не выдержал и полез вытаскивать
из вещмешка свою плащ-палатку. Куделя помялся и нехотя протянул :
     - Дед потом шкуру спустит...
     Но тут вмешался взводный:
     - Ладно, Валерка, давай!
     Куделя замолчал, кивнул Валерке, и тот пошел к башне.
     - На! Не мучайся...
     Солдатик  поднял очумелый  взгляд, кое-как принял плащ-палатку и  опять
скрылся внутри башни.
     Минут  двадцать  мы  стояли и смотрели, как он  там  возится.  Никто не
порывался ему помочь. Еще через  двадцать минут все было окончено. Экипаж из
трех  человек,  находивщихся  в  башне,  поместился  в   одну  плащ-палатку,
механик-водитель -  в другую. Крест-накрест связали концы и закинули узлы на
кишимскую БМП. Дальше пока не двигались - ждали комполка.
     Солдатик отошел в сторонку. Он напоминал временно ожившего мертвеца. Во
всем его виде  просматривалась какая-то печать безнадежности.  Казалось,  он
уже не принадлежит этому  миру; казалось, что он  УЖЕ  умер. Все смотрели на
него, не отводя глаз. И тут Серега вполголоса, почти шепотом, произнес:
     Готов пацан!
     Мы повернули головы:
     - Что?
     - Отбегался, говорю...
     Это было настолько созвучно моим мыслям, что я почувствовал, как что-то
дернулось и сжалось у меня в груди. Я не удержался и переспросил:
     - Как это?
     Серега вздохнул и нехотя процедил:
     - Покойник он! Увидите...
     Мы переглянулись, и, я уверен, еще не один из нас внутренне вздрогнул.
     Солдатик тем  временем отошел  от  танка,  сел  на камень  и  уставился
куда-то  за  реку.  Шурик немного  помялся,  а  потом  направился  к нему и,
прикурив, ткнул сигарету. Солдатик не увидел ее. Тогда Шурик легонько тронул
его за плечо.
     Солдатик повернул  голову и встал. Несколько  мгновений  он непонимающе
смотрел  на незнакомого, вымученно  улыбавшегося  бойца. Потом все  понял  и
начал вытирать руки. Сначала он провел  ими по  бедрам, потом,  приседая, от
ягодиц до самых сапог. Потом пристально посмотрел на руки, вытер их  еще раз
о бока и лишь  после этого аккуратно взял протянутую сигарету и сел на  свой
камень.
     Кто-то с его машины заржал, но тут же, осекшись, заткнулся.
     Вскоре примчался Сидоров. Не спускаясь с КШМки, он мастерски  выматерил
саперов,   танкистов,  нас,   разведчиков,  кишимцев,   духов  и   остальную
"безмозглую сволочь". Все стремглав кинулись от него в разные стороны.
     А через пару часов подразделения пришли на "точку" Кишим.




x x x



     Мы,  дозорная  группа,  были  освобождены от  всех  нарядов  и  тут  же
завалились спать  на  первом попавшемся свободном  месте.  Встали в полдень.
Полк принимал колонну, и нас целых двенадцать часов никто не тревожил. Назад
колонна  должна была ехать, а не идти  пешком:  боевое охранение до  "точки"
Третий  мост  осталось на участке, и дорога назад обещала быть неопасной. По
крайней мере, в нашем сопровождении она не нуждалась.
     Серега утром смотался в штабную землянку на совещание,  а потом куда-то
в глубь колонны.  Вернулся он через полчаса  расхлыстанный,  взъерошенный, с
бешеными глазами  и разбитым кулаком правой руки. Мы подскочили и ринулись к
нему, но нас опередил ротный:
     - Куда?! Яп-понский бог!..
     Ну, если Пухов помянул страну восходящего солнца, то под руку ему лучше
не соваться. Через минуту  к  ним подошел замполит, и они  втроем полезли на
командирскую сто сорок первую. Проговорили, наверное,  с  час. Потом  Серега
опять куда-то умчался и появился только перед самым отбоем.
     Мы  несколько  раз до этого подходили к Пухову, надеясь узнать, что  же
там  случилось  с нашим  командиром,  но тот  в особые  разговоры с  нами не
вступал:
     - У него спросите!
     Наконец Серега вернулся, подошел к нам и мрачно обвел тяжелым  взглядом
напряженные наши лица:
     - Ночью  обстреляли несколько машин охранения... - И после долгой паузы
добавил:
     - А пацана, того, убили...
     Никто из нас не спросил, какого. Лишь кто-то хрипло поинтересовался:
     - Как?
     - Снайпер... Из Баланджери. Снял с идущей машины. Всего один выстрел, в
голову... Они даже останавливаться не стали!
     Мы только выдохнули, и опять кто-то спросил:
     - Как, не стали?
     - А вот так! С-с-суки зловонные... - Серега яростно выругался. - Ладно,
отбой... В четыре  выходим. До Третьего на машинах, а потом опять - в том же
порядке.
     Никто сразу  не лег. Мы долго обсуждали новость, гадали и так и эдак, а
перед тем  как  "отбиться", втроем подошли к  одинокому  Сереге.  Залезли на
броню,  угостились  "цивильными"...  Несколько  минут  молчали,  не  решаясь
расспрашивать подробности. Серега начал сам:
     - И шанса парню не дала! Хлоп, и приехали...
     Тут я не вытерпел и спросил о том, что давно уже вертелось на языке:
     - Куда попал?
     - Куда?! -  Серега резко глянул мне в  глаза, потом отвернулся и глухо,
как будто говорил лишь самому себе, ответил:
     -  Вошла  в затылок... слева,  а вышла у переносицы... Глаз выбила... -
после  этого  снова  вспомнил  обо  мне,  смерил меня  долгим  пронзительным
взглядом и медленно закончил:
     - В правый... Пойди посмотри - у затоки, где санчасть ихняя...
     Мы собрались  идти втроем, но  Валерка вдруг нарушил  затянувшееся наше
молчание:
     - Был и у него шанс!
     От неожиданности мы все, как по команде, сели на места, даже Серега.
     - Что ты несешь! Какой шанс?!
     -  Был шанс, - упрямо повторил  Валера. -  Один...  - И  резко, немного
неестественным голосом, закончил: - Летеху своего на хер послать!




СУПЕЦ



     Июнь  1983  года,  первый  день  Бахаракской  операции  "Возмездие". На
"точку"  прилетели утром,  только вылезли из  любовно  именуемых  "коровами"
МИ-6, как нас тут же  погнали:  "Получайте  БК". Случившееся здесь в прошлый
раз все помнили хорошо и поэтому грузились под завязку, с перебором даже.
     Вдруг  подскакивает какой-то  штабной и  командует: "Каждому  по десять
Ф-1; пулеметчикам - по пять!" (а пулеметчики,  обычно, вообще гранат с собой
не  брали). Сразу стало понятно:  "прогулка" -  с заходом  в  кишлаки. Взяли
гранат. Тут новый приказ : "Часть сухпая можно оставить, потом на вертолетах
выкинут". Выкинут  -  не выкинут, это вилами  по воде, но все  равно команда
хорошая: тащить в июне  - под пятьдесят на столбике! -  на  себе лишний груз
никому не  хочется. Взяли жратвы всего на два дня, да и  то кашу