му постепенно теряет самообладание.
Простите, Тина Павловна, я не хотел, не я предложил эту игру...
   Глядя на нее суровым, "милицейским" взглядом, я достаю из кармана
известную записку, сложенную вчетверо, и медленно разворачиваю. Тина
Павловна смотрит на записку как загипнотизированная.
   - Это вы писали? - официально и строго спрашиваю я.
   Тина Павловна переводит взгляд на мое лицо и вдруг...
   Нет, с женщинами работать просто невозможно!
   Она падает в обморок!
   Я долго привожу ее в сознание, бегая вокруг кресала, где она лежит, как
спящая царевна, и обливая водой шикарный ковер под ногами, ищу валерьянку
или нашатырный спирт. В общем, нежданные хлопоты с червонной дамой при
поздней дороге...
   Потом, уже на диване, куда я уложил ее с мокрым полотенцем на голове,
она начинает плакать. А больше всего я не переношу женский плач. Конечно
же, продолжать какие-либо расспросы просто бессмысленно, что меня больше
всего бесит. Не оставаться же мне на ночь, чтобы подождать, пока Тина
Павловна успокоится.
   Как бы там ни было, я ухожу, провожаемый всхлипываниями. Обещаю завтра
позвонить, на что в ответ слышу не очень внятное: "Звоните..." И на том
спасибо. Значит, есть надежда на продолжение диалога в непринужденной
домашней обстановке. А мне очень не хотелось бы, Тина Павловна, вызывать
вас в наши казенные стены...
   На улице уже стемнело. Удрученный неудачей, я медленно бреду по
тротуару, стараясь разобраться в своих чувствах. Неожиданно загораются
автомобильные фары, и серебристая "Лада", которая до этого стояла
неподалеку от подъезда Тины Павловны, взревев форсированным двигателем,
проносится мимо меня и исчезает за поворотом.
   "Клевая машинка... - думаю я, подходя к автобусной остановке. -
Интересно, хотя бы к пенсии скоплю деньжат, чтобы купить такую же?"
   Мог ли я предполагать, что и в эту ночь мне не удастся как следует
отоспаться? Что события, которые я сам поторапливал, так скоро тропическим
шквалом обрушатся на мою бедную голову? Увы, не мог. Я уже догадался, с
кем имею дело, но чтобы они сработали так оперативно... Этого я не
предполагал.
   Телефон зазвонил где-то около трех часов ночи. Я нехотя снял трубку и
тут же, будто мне вогнали гвоздь пониже спины, выметнулся из теплой
постели - Иван Савельевич!
   - Она жива?! - заорал я, пытаясь одной рукой натянуть брюки.
   - Бу-бу-бу... бу-бу... - отвечала мне телефонная трубка на украинском
языке.
   - Еду! Уже еду! - не дослушав следователя, бросил ее на рычаги.
   Жива! Слава тебе, господи, жива... И это главное.
   А там... там видно будет...
   Оперативная машина на этот раз прибыла вовремя.
   Когда я, застегивая на ходу куртку, выскочил из подъезда, желто-голубые
"Жигули" уже нетерпеливо фыркали у тротуара. Скорее! Скорее! - мысленно
подгонял я молоденького сержанта-водителя, хотя тот и гнал лихо, с шиком
закладывая крутые виражи на поворотах, почти не сбавляя скорости...
   Иван Савельевич непривычно суетлив. Завидев меня, он вцепился в мою
руку мертвой хваткой и принялся торопливо объяснять. Я его слушал вполуха,
пожирая глазами дверь гостиной, где неторопливо и обстоятельно работали
эксперты-криминалисты ЭКО.
   - Санкцию! Я требовал санкцию на обыск! - с бешенством, уже не
сдерживая себя, рявкнул я прямо в лицо следователю. - Черт бы вас всех
побрал, законники хреновы... А теперь что? Сосать лапу на нижней полке?
Ищи-свищи ветра в поле! Собирай по крохам то, что можно было взять в
одночасье?
   - Моя вина, моя вина... - сокрушенно забормотал сникший Иван Савельевич.
   - А! - махнул я рукой. - Моя - твоя, ваша-наша... Разве в этом суть?
Нас как пацанов в лапти обули. Стыдоба...
   Я едва не вбежал в гостиную.
   - Э-эй, Серега, поосторожней! Ходи слева...
   Это эксперт-криминалист Кир Кирыч, или Кирилл Кириллович по фамилии
Саленко, мой приятель.
   - Привет, Кир... - не глядя на него, на ходу бросаю я, забираю влево и
прохожу вдоль стены к дивану, где лежит, закрыв глаза, Тина Павловна.
Рядом, у ее изголовья, сидит врач опергруппы, недавний выпускник
мединститута, худой и длинноносый Савельев в темных очках. Он спит,
откинувшись на спинку кресла и чуть приоткрыв рот. Я не могу удержаться и
сильно щелкаю пальцами у самого уха врача.
   - А! Что? - вскидывается Савельев, пытаясь выбраться из удушающе-мягких
объятий глубокого арабского кресла.
   Я помогаю ему встать. Савельев наконец приходит в себя, привычным
жестом поправляет очки и изрекает:
   - Придурок...
   - А меня зовут Сергей, - церемонно жму ему руку. - Рад был
познакомиться.
   - Иди ты...
   - Не могу-служба. Ладно, будет... - суровею я. - Рассказывай, Миша, -
отвожу в сторону.
   Он еще злится на меня, но мой серьезный вид не располагает к
конфронтации.
   Итак, теперь я могу соединить сведения Ивана Савельевича и врача в
некое единое целое, насколько это возможно. На Кир Кирыча надежда слабая.
   К Тине Павловне они заявились сразу после полуночи. Их было трое или
четверо, она не может вспомнить, что и немудрено. Дверные замки открыли
или дубликатами ключей, или превосходной отмычкой, цепочка перекушена
кусачками. Тину Павловну до поры до времени оставили в покое, только
закрыли в ванной и приказали молчать, если дорога жизнь, пригрозив
пистолетом. Что уж они там искали, одному аллаху ведомо, но все комнаты
выглядели так, будто по ним прошелся ураган. Особенно тщательно рылись они
в кабинете Лукашова, где взломали вмонтированный в стену сейф, который
теперь пуст.
   После шмона они принялись за Тину Павловну.
   Ее привязали телефонным шнуром к дивану, разорвали ночную рубаху и
включили в электросеть утюг. Можно только предполагать, что они собирались
с ней сделать, по тут, но ее словам, как передал мне Иван Савельевич, в
гостиную вбежал еще один из них и крикнул: "Смываемся! Минуты через три
они будут здесь". А затем он что-то прошептал главарю, и тот, не мешкая ни
секунды, указал всем на выход.
   А случилось так, что непрошеных ночных "гостей"
   заметили соседи из квартиры напротив, подсмотрев в глазок, как они
управлялись с дверными замками.
   У соседей телефона не было, поэтому, подождав с полчаса для
перестраховки, они поднялись этажом выше к приятелю и позвонили дежурному
по горУВД. Выслушав рассказ немолодых людей, сообразительный дежурный тут
же решил направить на место происшествия не патрульную машину, а
спецгруппу захвата.
   Это заняло немного больше времени, но было вполне оправданно: у
патрульных выучка не та, ребята там собраны по принципу - с миру по нитке,
а оперативники - "волкодавы" и вооружены соответственно, и натасканы
весьма прилично.
   И все же они опоздали, хотя счет шел на минуты.
   Почему? Кто-то предупредил? Но кто?
   Оставив все еще обиженного на меня Савельева у двери, я поспешил к
дивану-Т-ииа Павловна открыла глаза и зашевелилась.
   - Сережа... - тихо прошептала она, заливаясь слезами.
   - Ну будет, будет... - как только мог, нежно заворковал я, поглаживая
ее руки. - Все окэй.
   - Это ужасно... Это ужасно... Эти люди...
   -Тина, успокойтесь, мы их найдем, - чересчур бодро пообещал я. - Как
они выглядели?
   - Бр-р... - вздрогнула Типа Павловна, непроизвольно сжав мою руку. -
Они были в масках. Я... я не помню...
   В "Дубке" убийца был в маске, здесь - то же самое... Не из одной ли
компании? Не знаю, не знаю...
   "Почерк" схож: продуманность, наглость, безбоязненность и, наконец,
оперативность действия. Что они искали? Нашли или нет? Из вещей ничего не
пропало, забрали только деньги, около тысячи рублей остались от похорон, А
взять будь это простые грабители, было что: импортная видеоаппаратура,
норковая шуба, редкий фарфор соответствующей цены золотые украшения в
шкатулке на немалую сумму, серьгк с бриллиантами в ушах хозяйки.. Не
успели? Ну уж, времени у них было вдоволь. А вот деньги прикарманили..
Вопреки приказу? Деньги не пахнут... Кто отдал приказ? И что, что хотели
они от вдовы Лукашова?!
   - Тина, эти типы вас о чем-либо спрашивали?
   - Нет, - ответила она, не задумываясь.
   Ее глаза смотрели на меня с такой кротостью, что я на этот раз ей
поверил. Не спрашивали... Это значит, что о существовании тщательно
замаскированного сейфа-тайника, который был прикрыт массивным книжным
шкафом, им было известно давно. Тогда выходит, что они ничего не нашли? И
хотели "поспрашивать" Тину Павловну на свой манер, но им помешали...
   - Сергей Петрович! - вывел меня из задумчивости голос Ивана
Савельевича. - Ходь сюды...
   - Я сейчас, - мягко отстранил я руку Тины Павловны и подошел к
следователю.
   - Оцэ я тут кой-кого поспрашував... - зашептал он мне на ухо. -
Суседей... Так они видели, шо эти уехали на "Ладе" новой модели.
   "Лада"! Уж не та ли, которую я видел, когда возвращался от Тины
Павловны? А если так, значит... Значит, они вели за домом наблюдение! И
мое посещение вдовы Лукашова не осталось незамеченным. Вот почему они
проникли в квартиру почти сразу после моего уходабоялись, что опоздают...
   - Чп ты заснув? - теребил меня за рукав Иван Савельевич. - Ото я и
кажу, можэ, воны и дачу... того...
   Дача! Какой я осел! А ведь все так просто...
   - Иван Савельевпч! Ты тут сам... крутись, а я помчал.
   - Кудьт? - вытаращился на меня следователь.
   - На... На кудыкины горки... - едва не сорвался я, чтобы ответить
совершенно народной мудростью, - вовремя вспомнил о присутствии Тины
Павловны.
   - Проснись! Да проснись, чтоб тебя! - едва растолкал я
сержанта-водителя, который сладко посапывал на разложенном сиденье. -
Поехали, ну! Жми на всю железку...


   КИЛЛЕР


   Если и есть земной рай, то я изведал его за эти две недели здесь, в
этом прокаленном насквозь бешеным южным солнцем аду. До меня Ольга не
знала мужчин. Каким неизъяснимым блаженством полнилось все мое естество,
когда я сжимал ее в объятиях! Она что-то робко лепетала, а я целовал ее,
целовал...
   Во мне что-то сломалось, какой-то очень важный стержень, на который
была нанизана вся моя сущность.
   Почему я такой? Неужто мне на роду написано быть убийцей, человеческим
отбросом, способным из-за денег на все? Неужели я настолько пропащий, что
мне уже не узнать никогда простого человеческого счастья быть любимым и
любить, стать мужем и отцом?
   Эти проклятые вопросы доводили меня едва не до умопомрачения, по ночам
я стал мучиться бессонницей.
   И когда мне уж совсем становилось невмоготу, я с неистовством приникал
к губам Ольгушки, словно страждущий путник к роднику, и упивался ее
свежестью и безгрешной чистотой...
   Все это было... Теперь мне кажется, что это был сон...
   Все закончилось в одночасье, когда постучала в дверь нашей комнаты
субботним вечером чья-то уверенная рука. В это время мы лежали в постели,
воркуя, как два голубка.
   - Кто? - спросил я как можно спокойнее, прижимаясь спиной к стене у
двери.
   - Свои... - скрипнуло ржаво за дверью.
   - У меня нет своих, - упавшим голосом ответил я, стиснув зубы до
скрежета.
   - Не дури. Открывай. Мне некогда тут трали-вали разводить.
   Этот ржавый скрипучий голос я бы узнал из тысячи других в любой толпе.
Я даже замычал от ненависти к этому человеку.
   - Смотри не пальни, - из-за двери. - С тебя станет...
   - Погоди чуток... Оденься... - обернулся я к Ольге, которая, затаив
дыхание, смотрела на меня исподлобья.
   Трус я поганый, сморчок, сявка! Не хватило у меня духу признаться...
нет, хотя бы намекнуть, кто я на самом деле, когда она спросила, почему я
ношу оружие.
   Сказал, что сотрудник... уже и не помню каких органов, отдыхаю после
опасного задания. Эх! А ведь она все поняла бы и простила, скажи я ей всю
правду. И уехать нужно было из этих мест, не медля ни дня. Куда глаза
глядят уехать. Главное-вдвоем...
   Теперь- поздно...
   - Заходи, - щелкаю я замком и поднимаю наган.
   - Ну-ну, не балуй, красавчик! - с настороженным прищуром глядя на меня,
входит, пнув дверь ногой, широкий, как шкаф, Додик. - Спрячь "пушку".
   Додик смотрит на Ольгу, которая сидит в халатике на краю кровати, зажав
кулачки между колен.
   - Недурно устроился... Отдых по первому классу... - скалит зубы.
   И умолкает, натолкнувшись на мой взгляд. Вовремя-скажи он сейчас хоть
одно поганое слово в ее адрес, лежать бы ему тут вечным молчальником с
пулей в фиксатой пасти.
   - Нужно поговорить... - хмуро бросает он. - Выйдем...
   Я успокаивающе улыбаюсь Ольге и выхожу вслед за ним, стараясь скрыть
клокочущий во мне гнев. Мы садимся на скамью у ворот, я снимаю комнату в
частном секторе на окраине городка.
   - Тебя вызывает шеф, - тихо скрипит над ухом Додик. - Возьми... - сует
мне в руки кусочек картона.
   - Что это?
   - Ты еще сонный? - ехидно интересуется Додик. - Билет. На поезд.
Отправление через два часа. Так что поторопись.
   - Почему такая спешка? - едва выговариваю яперехватило горло.
   - Спросишь у шефа. Мое дело - обеспечить тебе билет и прикрытие. Вон
мои ребята... - с многозначительной ухмылкой кивает Додик на двух парней,
которые фланируют неподалеку.
   Все, я в "клещах". Додик с его "прикрытием" - конвой. Шеф что-то
заподозрил? Возможно-я не подаю вестей уже больше двух недель, не звоню,
как было условлено, по известному номеру. Непростительная глупость! К
сожалению, понимаю это слишком поздно.
   А может? Я оценивающе гляжу на парней, затем перевожу взгляд на Додика.
Он, сволочь, понятливыйотодвигается поспешно и показывает свои золотые
фиксы в волчьем оскале:
   - Хе-хе... Не советую упрямиться. Ты ведь знаешь, что шеф не любит
чересчур самостоятельных...
   - Лады... Ждите меня. Соберу вещи...
   Я бы этих двух угрохал, как птенчиков, влет. А Доднку размозжил бы
ногой его тупую башку, не вставая со скамьи. Но странная слабость вдруг
охватила меня, пригушила гнев. Шеф... Шеф не любит.
   Ольга все поняла без слов. Она даже не заплакала, только глядела на
меня широко открытыми глазами, в которых плескалась смертная печаль.
   - Надо... Так надо... Это тебе, - я сунул ей в карман халатика две
пачки червонцев в банковской упаковке.
   - Зачем? - тихо и безразлично.
   - Ты моя жена. Клянусь, я к тебе приеду! Не знаю, как скоро, но приеду.
Жди.
   - Я буду ждать... Сколько нужно... Хоть всю жизнь...
   - Всю жизнь не придется. Я ненадолго. Приедупоженимся.
   - Поженимся... - как эхо повторила она, безвольно откинув голову, пока
я ее целовал.
   Прочь, прочь отсюда! Спотыкаясь, я выскочил на улицу и, словно в
тумане, поплелся на станцию.
   Видимо, на них я наТкнулся случайно-на трех грузин, "кидал", у которых
я отбил свою Оленьку.
   - Вот, кацо, мы и встрэтились... - загородил мне дорогу горбоносый
бугай, поигрывая велосипедной цепью.
   Два других уже обходили меня с тыла.
   Они меня не боялись. Похоже, думали, что днем я оружие не ношу. Но как
некстати они появились. У меня совершенно пропала злость, и только глухая
тоска кровожадно терзала мою опустошенную душу. Первым порывом было
достать наган, чтобы припугнуть их, потому как драться я не мог, не тот
настрой. Но тут мне, когда я оглянулся, попался на глаза Додик, который
топал со своим "прикрытием" метрах в двадцати сзади.
   Тогда я постарался, как мог, миролюбиво улыбнуться и сказал, чтобы
потянуть время:
   - Знаешь, что я тебе посоветую, генацвале?
   - Гавары, дарагой... - поиграл бугай. - Я сегодня добрый. Пока добрый.
   - Есть хорошая поговорка: "Не зная броду, не суйся в воду". Слышал?
   - Приходилось... - осторожно ответил горбоносый, не понимая, к чему я
клоню. - Ну и что?
   - А то, что и сегодня я тебя и твоих корешей прощаю. Но уже в последний
раз. Если мы еще когда встретимся по вашей милости, то тогда вас унесут
вперед ногами. Усек? Нет? Додик, объясни гражданину, что я лицо
неприкосновенное.
   - О чем тут трали-вали? - поинтересовался Додик-шкаф, протискиваясь
между мной и грузином.
   Остальные два мои "опекуна", сунув руки в карманы, отсекли от меня
товарищей горбоносого.
   Бугай смерил Додика с ног до головы и, видимо, остался удовлетворенным,
потому как что-то невразумительно буркнул и молча порулил в переулок. За
ним потянулись и его кореша.
   - Покеда - не без грации сделал ручкой Додик, и мы снова зашагали к
станции, которая была уже неподалеку...
   В эту ночь я так и не смог уснуть. Временами мне хотелось выть, и тогда
я с остервенением грыз подушку и рычал, как затравленный зверь...


   ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ


   И все-таки я опоздал. На полчаса раньше бы...
   Они уже выезжали из ворот дачи Лукашова. когда мы вписывались в
поворот, откуда можно было наконец разглядеть и высоченный дощатый забор,
и красныи кирпич фасада, и флюгер на остроконечной крыше двухэтажного
строения, выполненного с претензией на прибалтийскую старину. Все это
великолепие окружал заповедный хвойный лес, а тропинка от калитки сбегала
прямо в небольшое озеро, обрамленное камышами.
   Рассвело. Вот-вот из-за дальних лесов должно было показаться солнце. В
низине стелился туман, и их серебристая "Лада", "девятка", казалось,
начала в нем растворяться, теряя четкость очертаний. Нас они заметили
сразу, потому скорость набрали максимальную, сколько могла позволить
дорога.
   - Дай! - потянул я к себе микрофон. - Включи. - показал водителю на
громкоговоритель.
   - Остановитесь! - как можно внушительнее прорычал я в микрофон. - ГАИ!
Приказываю-остановитесь!
   Как же, так они и послушались...
   Мой сержант был молодчина, вел наш видавший виды "Жигуленок" с
уверенностью гонщика-аса, потому мы и держали "Ладу" в пределах видимости
до самого шоссе. Но на асфальте преимущество в скорости сказалось сразу, и
мы начали отставать.
   - Жми, дорогой, ну! - подгонял я раскрасневшегося сержанта.
   Toт отмалчивался, только желваки гонял под румяной кожей - злился. И
неизвестно на кого больше - на меня или на свою таратайку.
   Я включил рацию, надеясь выйти на связь с оперативным залом горУВД.
Трубка хрипела несвязными обрывочными фразами, но голоса дежурного по
управлению я так и не услышал-чересчур велико было расстояние.
   Неожиданно сержант резко вывернул руль, и "Жигули" вспороли шинами
пушистые пыльные пласты проселочной дороги.
   - Ты что, чокнулся?! - рявкнул я на ухо сержанту. - Куда?!
   - Шоссе тут делает петлю... - сквозь зубы процедил он внимательно следя
за дорогой. - А мы напрямик... Им деваться некуда, только по шоссе,
ответвлений там нет. Перехватим...
   Мне осталось одно-ждать скрепя сердце...
   Тем временем, проскочив неглубокую балку с шатким деревянным мостком,
под которым журчал ручей, мы наконец выползли на безлесый пригорок, откуда
была хорошо видна окрестность.
   - Есть! - радостно вскричал водитель. - Вон они голубчики!
   И дал газ. "Жигуленок" запрыгал по кочкам, как горный козел, но мне уже
было наплевать на эти неудобства-даже по самой примерной прикидке
выходило, что мы перехватим "Ладу" перед мостом через неширокую речку.
   На этот раз удача была на нашей стороне. Когда наш "Жигуль" затормозил
у моста, "Лада" еще была километрах в двух от берега.
   Я приготовил оружие и кивнул сержанту:
   - Давай...
   И мы медленно двинулись навстречу "Ладе" с таким расчетом, чтобы
встретиться посреди моста.
   "Лада" выметнулась из-за поворота на большой скорости. Они нас увидели
тотчас, но их водитель, видимо, ошалел от неожиданности, потому как только
прибавил газу. Чтобы еще больше усилить эффект от нашего появления, я
включил громкоговоритель:
   - Остановитесь! Вы окружены!
   "Лада" на какой-то миг притормозила, но тут же снова ринулась вперед,
будто собираясь пойти на таран.
   А в открытое окно почти до пояса высунулся человек в маске, который
держал в руках автомат.
   - Тормози! - заорал я водителю. - Прыгай!
   И я еще на ходу вывалился на шершавые доски настила.
   Эх, сержант, сержант... Ну почему ты не прошел растреклягую школу
Афгана, где малейшее промедление всегда было смерти подобно? Не успел,
замешкался с непривычки... Автоматная очередь вспорола утреннюю тишину, и
лобовое с