Петр Павлович Ершов.
    Конек-Горбунок


     Оригинал на странице
     http://www.skazka.com.ru/article/ershov/ershov.html







ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

                                    Начинает сказка сказываться

                За горами, за лесами,
                За широкими морями,
                Против неба - на земле
                Жил старик в одном селе.
                У старинушки три сына:
                Старший умный был детина,
                Средний сын и так и сяк,
                Младший вовсе был дурак.
                Братья сеяли пшеницу
                Да возили в град-столицу:
                Знать, столица та была
                Недалече от села.
                Там пшеницу продавали,
                Деньги счетом принимали
                И с набитою сумой
                Возвращалися домой.

                В долгом времени аль вскоре
                Приключилося им горе:
                Кто-то в поле стал ходить
                И пшеницу шевелить.
                Мужички такой печали
                Отродяся не видали;
                Стали думать да гадать -
                Как бы вора соглядать;
                Наконец себе смекнули,
                Чтоб стоять на карауле,
                Хлеб ночами поберечь,
                Злого вора подстеречь.

                Вот, как стало лишь смеркаться,
                Начал старший брат сбираться,
                Вынул вилы и топор
                И отправился в дозор.
                Ночь ненастная настала;
                На него боязнь напала,
                И со страхов наш мужик
                Закопался под сенник.
                Ночь проходит, день приходит;
                С сенника дозорный сходит
                И, облив себя водой,
                Стал стучаться под избой:
                "Эй вы, сонные тетери!
                Отпирайте брату двери,
                Под дождем я весь промок
                С головы до самых ног".
                Братья двери отворили,
                Караульщика впустили,
                Стали спрашивать его:
                Не видал ли он чего?
                Караульщик помолился
                Вправо, влево поклонился
                И, прокашлявшись, сказал:
                "Всю я ноченьку не спал;
                На мое ж притом несчастье,
                Было страшное ненастье:
                Дождь вот так ливмя и лил,
                Рубашонку всю смочил.
                Уж куда как было скучно!..
                Впрочем, все благополучно".
                Похвалил его отец:
                "Ты, Данило, молодец!
                Ты вот, так сказать, примерно,
                Сослужил мне службу верно,
                То есть, будучи при всем,
                Не ударил в грязь лицом".

                Стало сызнова смеркаться,
                Средний брат пошел сбираться;
                Взял и вилы и топор
                И отправился в дозор.
                Ночь холодная настала,
                Дрожь на малого напала,
                Зубы начали плясать;
                Он ударился бежать -
                И всю ночь ходил дозором
                У соседки под забором.
                Жутко было молодцу!
                Но вот утро. Он к крыльцу:
                "Эй вы, сони! Что вы спите!
                Брату двери отоприте;
                Ночью страшный был мороз -
                До животиков промерз".
                Братья двери отворили,
                Караульщика впустили,
                Стали спрашивать его:
                Не видал ли он чего?
                Караульщик помолился,
                Вправо, влево поклонился
                И сквозь зубы отвечал:
                "Всю я ноченьку не спал,
                Да к моей судьбе несчастной
                Ночью холод был ужасный,
                До сердцов меня пробрал;
                Всю я ночку проскакал;
                Слишком было несподручно...
                Впрочем, все благополучно".
                И ему сказал отец:
                "Ты, Гаврило, молодец!"

                Стало в третий раз смеркаться,
                Надо младшему сбираться;
                Он и усом не ведет,
                На печи в углу поет
                Изо всей дурацкой мочи:
                "Распрекрасные вы очи!"
                Братья ну ему пенять,
                Стали в поле погонять,
                Но, сколь долго ни кричали,
                Только голос потеряли;
                Он ни с места. Наконец
                Подошел к нему отец,
                Говорит ему: "Послушай,
                Побегай в дозор, Ванюша;
                Я куплю тебе лубков,
                Дам гороху и бобов".
                Тут Иван с печи слезает,
                Малахай свой надевает,
                Хлеб за пазуху кладет,
                Караул держать идет.

                Ночь настала; месяц всходит;
                Поле все Иван обходит,
                Озираючись кругом,
                И садится под кустом;
                Звезды на небе считает
                Да краюшку уплетает.
                Вдруг о полночь конь заржал...
                Караульщик наш привстал,
                Посмотрел под рукавицу
                И увидел кобылицу.
                Кобылица та была
                Вся, как зимний снег, бела,
                Грива в землю, золотая,
                В мелки кольца завитая.
                "Эхе-хе! так вот какой
                Наш воришко!.. Но, постой,
                Я шутить ведь не умею,
                Разом сяду те на шею.
                Вишь, какая саранча!"
                И, минуту улуча,
                К кобылице подбегает,
                За волнистый хвост хватает
                И прыгнул к ней на хребЈт -
                Только задом наперЈд.
                Кобылица молодая,
                Очью бешено сверкая,
                Змеем голову свила
                И пустилась как стрела.
                Вьется кругом над полями,
                Виснет пластью надо рвами,
                Мчится скоком по горам,
                Ходит дыбом по лесам,
                Хочет силой аль обманом,
                Лишь бы справиться с Иваном;
                Но Иван и сам не прост -
                Крепко держится за хвост.

                Наконец она устала.
                "Ну, Иван, - ему сказала, -
                Коль умел ты усидеть,
                Так тебе мной и владеть.
                Дай мне место для покою
                Да ухаживай за мною,
                Сколько смыслишь. Да смотри:
                По три утренни зари
                Выпущай меня на волю
                Погулять по чисту полю.
                По исходе же трех дней
                Двух рожу тебе коней -
                Да таких, каких поныне
                Не бывало и в помине;
                Да еще рожу конька
                Ростом только в три вершка,
                На спине с двумя горбами
                Да с аршинными ушами".
                Двух коней, коль хошь, продай,
                Но конька не отдавай
                Ни за пояс, ни за шапку,
                Ни за черную, слышь, бабку.
                На земле и под землей
                Он товарищ будет твой:
                Он зимой тебя согреет,
                Летом холодом обвеет;
                В голод хлебом угостит,
                В жажду медом напоит.
                Я же снова выйду в поле
                Силы пробовать на воле".

                "Ладно", - думает Иван
                И в пастуший балаган
                Кобылицу загоняет,
                Дверь рогожей закрывает,
                И лишь только рассвело,
                Отправляется в село,
                Напевая громко песню
                "Ходил молодец на Пресню".
                Вот он всходит на крыльцо,
                Вот хватает за кольцо,
                Что есть силы в дверь стучится,
                Чуть что кровля не валится,
                И кричит на весь базар,
                Словно сделался пожар.
                Братья с лавок поскакали,
                Заикаяся, вскричали:
                "Кто стучится сильно так?" -
                "Это я, Иван-дурак!"
                Братья двери отворили,
                Дурака в избу впустили
                И давай его ругать, -
                Как он смел их так пугать!
                А Иван наш, не снимая
                Ни лаптей, ни малахая,
                Отправляется на печь
                И ведет оттуда речь
                Про ночное похожденье,
                Всем ушам на удивленье:
                "Всю я ноченьку не спал,
                Звезды на небе считал;
                Месяц, ровно, тоже светил, -
                Я порядком не приметил.
                Вдруг приходит дьявол сам,
                С бородою и с усам;
                Рожа словно как у кошки,
                А глаза-то - что те плошки!
                Вот и стал тот черт скакать
                И зерно хвостом сбивать.
                Я шутить ведь не умею -
                И вскочил ему на шею.
                Уж таскал же он, таскал,
                Чуть башки мне не сломал.
                Но и я ведь сам не промах,
                Слышь, держал его, как в жомах.
                Бился, бился мой хитрец
                И взмолился наконец:
                "Не губи меня со света!
                Целый год тебе за это
                Обещаюсь смирно жить,
                Православных не мутить".
                Я, слышь, слов-то не померил,
                Да чертенку и поверил".
                Тут рассказчик замолчал,
                Позевнул и задремал.
                Братья, сколько ни серчали,
                Не смогли - захохотали,
                Ухватившись под бока,
                Над рассказом дурака.
                Сам старик не смог сдержаться,
                Чтоб до слез не посмеяться,
                Хоть смеяться - так оно
                Старикам уж и грешно.

                Много ль времени аль мало
                С этой ночи пробежало, -
                Я про это ничего
                Не слыхал ни от кого.
                Ну, да что нам в том за дело,
                Год ли, два ли пролетело, -
                Ведь за ними не бежать...
                Станем сказку продолжать.

                Ну-с, так вот что! Раз Данило
                (В праздник, помнится, то было),
                Натянувшись зельно пьян,
                Затащился в балаган.
                Что ж он видит? - Прекрасивых
                Двух коней золотогривых
                Да игрушечку-конька
                Ростом только в три вершка,
                На спине с двумя горбами
                Да с аршинными ушами.
                "Хм! теперь-то я узнал,
                Для чего здесь дурень спал!" -
                Говорит себе Данило...
                Чудо разом хмель посбило;
                Вот Данило в дом бежит
                И Гавриле говорит:
                "Посмотри, каких красивых
                Двух коней золотогривых
                Наш дурак себе достал:
                Ты и слыхом не слыхал".
                И Данило да Гаврило,
                Что в ногах их мочи было,
                По крапиве прямиком
                Так и дуют босиком.

                Спотыкнувшися три раза,
                Починивши оба глаза,
                Потирая здесь и там,
                Входят братья к двум коням.
                Кони ржали и храпели,
                Очи яхонтом горели;
                В мелки кольца завитой,
                Хвост струился золотой,
                И алмазные копыты
                Крупным жемчугом обиты.
                Любо-дорого смотреть!
                Лишь царю б на них сидеть.
                Братья так на них смотрели,
                Что чуть-чуть не окривели.
                "Где он это их достал? -
                Старший среднему сказал, -
                Но давно уж речь ведется,
                Что лишь дурням клад дается,
                Ты ж хоть лоб себе разбей,
                Так не выбьешь двух рублей.
                Ну, Гаврило, в ту седмицу
                Отведем-ка их в столицу;
                Там боярам продадим,
                Деньги ровно поделим.
                А с деньжонками, сам знаешь,
                И попьешь и погуляешь,
                Только хлопни по мешку.
                А благому дураку
                Не достанет ведь догадки,
                Где гостят его лошадки;
                Пусть их ищет там и сям.
                Ну, приятель, по рукам!"
                Братья разом согласились,
                Обнялись, перекрестились
                И вернулися домой,
                Говоря промеж собой
                Про коней, и про пирушку,
                И про чудную зверушку.

                Время катит чередом,
                Час за часом, день за днем, -
                И на первую седмицу
                Братья едут в град-столицу,
                Что б товар свой там продать
                И на пристани узнать,
                Не пришли ли с кораблями
                Немцы в город за холстами
                И нейдет ли царь Салтан
                Басурманить христиан?
                Вот иконам помолились,
                У отца благословились,
                Взяли двух коней тайком
                И отправились тишком.

                Вечер к ночи пробирался;
                На ночлег Иван собрался;
                Вдоль по улице идет,
                Ест краюшку да поет.
                Вот он поля достигает,
                Руки в боки подпирает
                И с прискочкой, словно пан,
                Боком входит в балаган.

                Все по-прежнему стояло,
                Но коней как не бывало;
                Лишь игрушка-горбунок
                У его вертелся ног,
                Хлопал с радости ушами
                Да приплясывал ногами.
                Как завоет тут Иван,
                Опершись о балаган:
                "Ой вы, кони буры-сивы,
                Добры кони златогривы!
                Я ль вас, други, не ласкал.
                Да какой вас черт украл?
                Чтоб пропасть ему, собаке!
                Чтоб издохнуть в буераке!
                Чтоб ему на том свету
                Провалиться на мосту!
                Ой вы, кони буры-сивы,
                Добры кони златогривы!"
                Тут конек ему заржал.
                "Не тужи, Иван, - сказал, -
                Велика беда, не спорю;
                Но могу помочь я горю,
                Ты на черта не клепи:
                Братья коников свели.
                Ну, да что болтать пустое,
                Будь, Иванушка, в покое.
                На меня скорей садись,
                Только знай себе держись;
                Я хоть росту небольшого,
                Да сменю коня другого:
                Как пущусь да побегу,
                Так и беса настигу".

                Тут конек пред ним ложится;
                На конька Иван садится,
                Уши в загреби берет,
                Что есть мочушки ревет.
                Горбунок-конек встряхнулся,
                Встал на лапки, встрепенулся,
                Хлопнул гривкой, захрапел
                И стрелою полетел;
                Только пыльными клубами
                Вихорь вился под ногами,
                И в два мига, коль не в миг,
                Наш Иван воров настиг.

                Братья, то есть, испугались,
                Зачесались и замялись.
                А Иван им стал кричать:
                "Стыдно, братья, воровать!
                Хоть Ивана вы умнее,
                Да Иван-то вас честнее:
                Он у вас коней не крал".
                Старший, корчась, тут сказал:
                "Дорогой наш брат Иваша!
                Что переться - дело наше!
                Но возьми же ты в расчет
                Некорыстный наш живот.
                Сколь пшеницы мы не сеем,
                Чуть насущный хлеб имеем.
                А коли неурожай,
                Так хоть в петлю полезай!
                Вот в такой большой печали
                Мы с Гаврилой толковали
                Всю намеднишнюю ночь -
                Чем бы горюшку помочь?
                Так и этак мы решили,
                Наконец вот так вершили,
                Чтоб продать твоих коньков
                Хоть за тысячу рублев.
                А в спасибо, молвить к слову,
                Привезти тебе обнову -
                Красну шапку с позвонком
                Да сапожки с каблучком.
                Да к тому ж старик неможет,
                Работать уже не может,
                А ведь надо ж мыкать век, -
                Сам ты умный человек!" -
                "Ну, коль этак, так ступайте, -
                Говорит Иван, - продайте
                Златогривых два коня,
                Да возьмите ж и меня".
                Братья больно покосились,
                Да нельзя же! согласились.

                Стало на небе темнеть;
                Воздух начал холодеть;
                Вот, чтоб им не заблудиться,
                Решено остановиться.
                Под навесами ветвей
                Привязали всех коней,
                Принесли с естным лукошко,
                Опохмелились немножко
                И пошли, что боже даст,
                Кто во что из них горазд.
                Вот Данило вдруг приметил,
                Что огонь вдали засветил.
                На Гаврилу он взглянул,
                Левым глазом подмигнул
                И, прикашлянув легонько,
                Указав огонь тихонько;
                Тут в затылке почесал,
                "Эх, как темно! - он сказал .-
                Хоть бы месяц этак в шутку
                К нам проглянул на минутку,
                Все бы легче. А теперь,
                Право, хуже мы тетерь...
                Да постой-ка... Мне сдается,
                Что дымок там светлый вьется...
                Видишь, эвон!.. Так и есть!..
                Вот бы курево развесть!
                Чудо было б!.. А послушай,
                Побегай-ка, брат Ванюша.
                А, признаться, у меня
                Ни огнива, ни кремня".
                Сам же думает Данило:
                "Чтоб тебя там задавило!"
                А Гаврило говорит:
                "Кто-петь знает, что горит!
                Коль станичники пристали -
                Поминай его, как звали!"
                ВсЈ пустяк для дурака,
                Он садится на конька,
                Бьет в круты бока ногами,
                Теребит его руками,
                Изо всех горланит сил...
                Конь взвился, и след простыл.
                "Буди с нами крестна сила! -
                Закричал тогда Гаврило,
                Оградясь крестом святым. -
                Что за бес такой под ним!"

                Огонек горит светлее,
                Горбунок бежит скорее.
                Вот уж он перед огнем.
                Светит поле словно днем;
                Чудный свет кругом струится,
                Но не греет, не дымится,
                Диву дался тут Иван:
                "Что, - сказал он, - за шайтан!
                Шапок с пять найдется свету,
                А тепла и дыму нету;

                Эко чудо огонек!"
                Говорит ему конек:
                "Вот уж есть чему дивиться!
                Тут лежит перо Жар-птицы,
                Но для счастья своего