ый, не имеющий никакой связи с  характером,  с  .жизнью  и
страстями спящего! Этот сон, который я  назову  иероглифическим,  знаменует,
очевидно,  сверхъестественную  сторону  бытия,  и  именно  потому,  что   он
абстрактен, древние признавали его божественным, пророческим. Не находя  для
него естественных объяснений, они подыскивали причину, лежащую вне человека:
и даже в настоящее время, не говоря уже о снотолкователях, существует  школа
философов,  которая  находит  в  такого  рода  сновидениях  то  упреки,   то
наставления, в общем  -  нравственно-символическую  картину,  возникающую  в
мозге спящего человека. Это - словарь, который нужно  изучить,  таинственный
язык, ключ к которому могут найти только мудрецы.
     В опьянении гашишем нет ничего  подобного.  Мы  не  выйдем  за  пределы
естественной мечтательности. Весь период опьянения является,  правда,  одной
непрерывной, необъятной грезой благодаря силе красок и  быстроте  концепций;
но она сохранит индивидуальность самого мечтателя.  Человек  ищет  сна,  сон
овладевает человеком,  но  этот  сон  будет  настоящим  сыном  своего  отца.
Пребывая    в    бездействии,    человек    искусственным    путем    вводит
сверхъестественное в свою жизнь и в  свое  мышление;  но  несмотря  на  этот
внешний, спонтанный подъем его чувств, он остается тем же человеком, тем  же
числом, лишь возведенным в  очень  высокую  степень.  Он  порабощен;  но,  к
несчастью,  порабощен  самим  собою,  той   частью   своего   "я",   которая
господствовала в нем; он хотел сделаться ангелом, а стал  зверем,  в  данный
момент  могущественным  зверем,  если  только  можно   назвать   могуществом
чрезмерную  чувствительность   при   отсутствии   воли,   сдерживающей   или
направляющей ее.
     Пусть же светские люди, непосвященные, желающие  ознакомиться  с  этими
исключительными наслаждениями, твердо запомнят, что они не найдут  в  гашише
ничего чудесного, ничего, кроме чрезвычайно яркой действительности.  Мозг  и
весь организм,  на  которые  действует  гашиш,  дают  только  свои  обычные,
индивидуальные  проявления,  правда,  более  интенсивные   как   по   своему
количеству, так и по своей силе,  но  всегда  верные  своему  происхождению.
Человек не может освободиться  от  фатального  гнета  своего  физического  и
духовного темперамента: для  чувств  и  мыслей  человека  гашиш  будет  лишь
зеркалом - зеркалом увеличивающим, но совершенно гладким.
     Вот перед вами это вещество: комочек  зеленой  массы  в  виде  варенья,
величиной с орех, со странным запахом, возбуждающим некоторое  отвращение  и
даже; позыв к тошноте,что, впрочем, вызывает даже самый тонкий  запах,  если
довести до крайности его силу и, так сказать, уплотнить его. Я позволю  себе
заметить мимоходом, что это утверждение может быть  превращено  в  обратное:
самый противный, самый отталкивающий запах, быть может, способен стать  даже
приятным, если довести до минимума его свойства  и  силу  распространения...
Итак, вот перед вами источник счастья! Оно умещается  в  чайной  ложке,  это
счастье, со всеми его восторгами, его безумием и ребячеством! Вы можете  без
страха проглотить его: от этого не умирают. Ваши физические органы нисколько
от него не пострадают. Впоследствии слишком частое обращение  к  его  чарам,
быть может, ослабит силу вашей воли, быть может, принизит вашу личность;  но
кара  еще  так  далека,  и  предстоящее  разрушение  организма  так   трудно
предсказать с уверенностью! Чем же вы рискуете? Завтра вы будете чувствовать
только слабость, нервное утомление.  Разве  вы  не  подвергаетесь  ежедневно
более тяжким терзаниям из-за менее заманчивой награды? Итак, это решено:  вы
разводите вашу порцию масляного экстракта в чашке кофе,  чтобы  придать  ему
больше силы и обеспечить более быстрое всасывание; необходимо позаботиться о
том, чтобы желудок ваш был свободен, отложив  ваш  обед  до  девяти  или  до
десяти часов вечера: нужно  предоставить  яду  полную  свободу  действия;  в
крайнем случае, вы подкрепитесь через час после приема легким супом.  Теперь
вы достаточно подготовлены для столь далекого  и  необычайного  путешествия.
Свисток   дан,   паруса   натянуты,   и   вы   пользуетесь   перед   другими
путешественниками тем удивительным преимуществом, что сами не  знаете,  куда
едете. Ведь вы хотели этого: да здравствуют роковые силы!
     Я полагаю, что вы позаботились  о  выборе  благоприятного  момента  для
этого фантастического путешествия. Полнота оргии возможна только при  полной
свободе. Вы должны иметь в виду, что в гашише, как в увеличительном зеркале,
принимает чудовищные размеры не только сам находящийся в его  власти,  но  и
все окружающее его - обстоятельства  и  среда;  у  вас  не  должно  быть  ни
обязанностей, требующих срочного и точного исполнения, ни семейных забот, ни
любовных  терзаний.  Не  нужно   забывать   этого.   Заботы,   беспокойство,
воспоминание об обязанностях, угнетающих ваши волю и внимание, будут звучать
среди ваших  приключений  точно  погребальный  звон  и  отравлять  вам  ваше
удовольствие. Беспокойство превратится в жуткий страх, печаль - в муку. Если
все эти предварительные rpeanb`mh соблюдены, если стоит хорошая погода, если
вы находитесь в благоприятных условиях, например  среди  живописной  природы
или в поэтически обставленном помещении, если притом вы  имеете  возможность
слушать музыку, то у вас есть все, чего можно пожелать.
     В опьянении гашишем наблюдаются обыкновенно три легко различимые  фазы,
и  первые  симптомы  первой  фазы  представляют  у  новичков   необыкновенно
любопытное зрелище. Вам приходилось, вероятно, слышать рассказы  о  чудесном
действии гашиша: ваше воображение заранее создало представление 'о  каком-то
идеальном  состоянии  опьянения:  вы   с   нетерпением   ждете,   будет   ли
соответствовать действительность вашим ожиданиям, Этого достаточно, чтобы  с
самого начала уже вызвать  у  вас  беспокойство,  весьма  благоприятное  для
подчинения всепокоряющему яду. Большинство  новичков  в  первой  фазе  этого
посвящения  жалуется  на  медленность  действия  гашиша;  они  ждут  его   с
ребяческим нетерпением, и когда ожидаемые явления не наступают, они начинают
издеваться и изливать свое неверие, очень забавное  для  ветеранов,  которым
хорошо знакомы все фазы действия гашиша.
     Первые признаки, подобно симптомам давно ожидаемой грозы, появляются  и
разрастаются на  фоне  этого  самого  неверия.  Ваше  насмешливое  недоверие
превращается  в  веселость,  бессмысленную  и  неудержимую.   Эти   приступы
беспричинной веселости, которых  вы  почти  стыдитесь,  упорно  повторяются,
сменяясь  приступами  оцепенения,  во  время  которых  вы  тщетно  пытаетесь
сосредоточиться.  Самые  простые  слова,   самые   обыденные   представления
принимают какую-то новую и крайне странную окраску; вас поражает  даже,  что
вы не замечали этого раньше и находили их такими  простыми.  В  вашем  мозгу
непрерывно  создаются  самые  непредвиденные  ассоциации  и   сопоставления,
бесконечная игра слов, полные  комизма  сцены.  Демон  окончательно  овладел
вами; бесполезно бороться против этой веселости, мучительной,  как  щекотка.
Время от  времени  вы  смеетесь  над  собою,  над  собственной  глупостью  и
безумием, и ваши сотоварищи, если они у вас есть, также будут  смеяться  над
вашим состояньем и над своим собственным; но так как они смеются добродушно,
то вы не сердитесь на них. Эта странная веселость - то затухающая, то  вновь
вспыхивающая,  эта  радость,   смешанная   с   болью,   эта   неуверенность,
нерешительность длятся обыкновенно недолго,
     Вскоре  связь  между  мыслями  становится  так   слаба,   общая   нить,
руководящая вашими восприятиями, так трудно уловима, что разве  только  ваши
сотоварищи в состоянии понимать  вас.  Но  и  это  нет  никакой  возможности
проверить:  быть  может,  им  только  кажется,  что  они  понимают  вас,   и
заблуждение это обоюдное. Все эти безумства, эти взрывы  хохота,  производят
на зрителя, не охваченного опьянением, впечатление  настоящего  сумасшествия
или какой-то дикой забавы  маньяков,  Точно  так  же  благоразумие  трезвого
свидетеля, правильное течение его мысли  забавляют  и  развлекают  вас,  как
проявления особенной формы безумия. Вы поменялись ролями.  Его  хладнокровие
толкает вас к самой резкой иронии. Не правда  ли,  что  положение  человека,
охваченного безумной веселостью, непонятной для того,  кто  не  находится  в
таком же состоянии, глубоко комично? Безумный начинает смотреть  с  жалостью
на разумного, и с этого момента идея собственного  превосходства  появляется
на горизонте его интеллекта.  Идея  }r`  будет  развиваться,  расширяться  и
взорвется, как метеор.
     Я был свидетелем подобной  сцены,  в  которой  действующие  лица  зашли
довольно далеко; но смешная сторона ее  была  понята  только  тем,  кто  был
знаком, хотя бы по наблюдениям над другими,  с  действием  гашиша  и  с  той
огромной разницей  душевного  диапазона,  которую  он  создает  между  двумя
людьми, приблизительно равными в нормальном состоянии.  Известный  музыкант,
совершенно  незнакомый  со  свойствами  гашиша,  попадает  в  общество,  где
несколько человек уже приняли наркотик.  Ему  стараются  объяснить  чудесное
действие этого вещества. В ответ на эти удивительные  рассказы  он  томно  и
любезно улыбается, как человек, желающий немного порисоваться. Но чувства их
обострены действием  яда;  они  насквозь  видят  его  внутреннюю  усмешку  и
отвечают ему оскорбительным смехом. Эти взрывы радости, эта игра  слов,  эти
искаженные лица, вся эта нездоровая атмосфера раздражают его, заставляют его
заявить им, что все это - довольно плохие шутки, вероятно, утомительные  для
самих шутников. Точно блеск молнии, все лица озаряет взрыв  хохота.  Веселье
удвоилось. "Эта шутка, быть может,  доставляет  удовольствие  вам,-  говорит
он,- но мне -  нисколько"..  -  "Вполне  достаточно,  чтобы  она  доставляла
удовольствие нам",- отвечает кто-то с присущим больному эгоизмом.  Не  зная,
имеет ли он дело с настоящими сумасшедшими или с симулирующими сумасшествие,
наш герой полагает, что благоразумнее всего удалиться;  но  кто-то  запирает
дверь и прячет ключ. Другой, опустившись перед ним на колени, просит у  него
прощения от имени всего общества и дерзко, хотя  и  со  слезами  на  глазах,
заявляет ему, что все они, глубоко скорбя о его духовной ограниченности, тем
не менее относятся к нему с искренней симпатией. Он покоряется  и  остается;
он уступает даже настойчивым просьбам - усладить их своей  игрой,  Но  звуки
скрипки, разливаясь по зале, точно разносят новую заразу и охватывают (слово
недостаточно сильно) одного за другим  больных.  Раздаются  хриплые  вздохи,
громкие рыдания, слезы текут ручьями. Изумленный скрипач останавливается  и,
подойдя к тому, чей восторг был наиболее шумен, спрашивает, что с ним и  чем
можно помочь ему? Один из присутствующих, хорошо знакомый с этими явлениями,
предлагает лимонад и фрукты. Но больной,  охваченный  экстазом,  смотрит  на
обоих с невыразимым презрением. Лечить человека, который  болен  от  избытка
жизни, от безмерного счастья!
     Как  "видно  из  этого  эпизода,   какое-то   удивительное   благодушие
окрашивает собою все другие чувства, вызываемые гашишем,- благодушие мягкое,
ленивое,  немое,  обусловленное  расслаблением  всей  нервной   системы,   В
подкрепление этого наблюдения я приведу рассказ моего знакомого, испытавшего
это состояние опьянения.
     Рассказчик сохранил необыкновенно отчетливое воспоминание о всех  своих
ощущениях,  и  мне  стало  совершенно  ясно,  к  какому  нелепому  и   почти
безвыходному положению привело  его  это  несоответствие  между  собственным
настроением и окружающей средой. Не помню в точности,  был  это  первый  или
второй опыт этого человека в  употреблении  гашиша.  Принял  ли  он  слишком
большую дозу, или  наркотик,  без  всякой  видимой  причины  (что  случается
довольно часто), произвел слишком сильное действие? Он рассказывал мне,  что
m` фоне его блаженства, высшей радости от чувства полноты жизни  и  сознания
своей  гениальности,  появилось  вдруг  ужасное  предчувствие.   Ослепленный
вначале силой и красотой своих переживаний, он  затем  испугался  -  во  что
превратится его интеллект и что станет с  его  телом,  если  это  состояние,
которое  он  считал  сверхъестественным,  будет  развиваться  и   бесконечно
усиливаться? Благодаря способности увеличивать все до  чудовищных  размеров,
присущей духовному зрению человека, отравленного гашишем, этот страх  вызвал
невероятные терзания. "Я походил,- говорит он,- на лошадь, которая понесла и
мчится к пропасти: она хочет остановиться и не может. Это был  действительно
ужасный галоп, и моя мысль, игрушка обстоятельств, среды,  момента  -  всего
того, что применимо к слову "случай", приняла  чисто  рапсодический  размах.
Поздно! - повторял я все время с глубоким отчаяньем.
     Едва прошла эта мука, которая, казалось мне, длилась бесконечно  долго,
хотя это продолжалось всего  несколько  минут,  и  я  вознадеялся,  наконец,
погрузиться в блаженный покой, столь ценимый сынами  Востока,  как  на  меня
вдруг обрушилось новое  несчастье.  Новое  беспокойство,  самое  мелочное  и
ребяческое, внезапно овладело мною. Я вспомнил вдруг, что приглашен на обед,
где будет много солидных людей. И я увидел себя - среди толпы  корректных  и
благовоспитанных людей, прекрасно владеющих  собой,вынужденного,  при  свете
многочисленных ламп, скрывать свое состояние. Я был уверен, что это  удастся
мне, но вместе с тем пал духом при мысли  о  том  ужасном  напряжении  воли,
которое потребуется для этого. Не знаю, какая случайность  вызвала  вдруг  в
моей памяти слова Евангелия: "Горе приносящему соблазн!" -и, желая забыть их
и напрягая для этого все усилия, я беспрестанно повторял их в уме. И вот мое
несчастье (да, это было истинное  несчастье)  приняло  грандиозные  размеры.
Несмотря  на  слабость,  я  решился  обратиться  к  аптекарю:  я   не   знал
противоядий, а мне хотелось появиться в обществе, куда призывал  меня  долг,
сверим и здоровым. Но на  пороге  магазина  меня  осенила  внезапная  мысль,
которая остановила меня и заставила задуматься. Я увидел в витрине  магазина
свое отражение, и вид мой поразил меня. Эта бледность, эти сжатые губы,  эти
широко раскрытые глаза! "Зачем,- подумал я,- тревожить этого милого человека
по такому пустяку!" К этому присоединялся страх показаться смешным в  глазах
людей  в  магазине.  Но  мое  необъяснимое  расположение  к  этому  аптекарю
подавляло все остальные чувства. Я представлял себе этого человека таким  же
болезненно чувствительным, каким был сам в тот роковой момент, и  воображая,
что его слух и его душа должны содрогаться от малейшего шума, решил войти  к
нему на цыпочках. "Нужно,- говорил я себе,- быть в высшей степени деликатным
по отношению к человеку, вниманием которого я  хочу  воспользоваться".  И  я
старался сдерживать звуки моего голоса, заглушать шум моих шагов. Вы  знаете
голос  людей,  отравленных  гашишем?   Торжественный,   низкий,   гортанный,
напоминающий голос закоренелых  опиоманов.  Результат  получился  совершенно
противоположный тому, которого я ожидал. Желая успокоить аптекаря, я напугал
его. Он ничего не знал о такой болезни, никогда не слышал о ней. Он  смотрел
на меня с любопытством и недоверием. Не принимал ли nm меня за сумасшедшего,
за злоумышленника или попрошайку? Вероятно, ни за того, ни  за  другого;  но
все эти нелепые мысли промелькнули в  моем  мозгу.  Я  должен  был  подробно
объяснить ему (с каким усилием!) о существовании варенья из конопли и о том,
для чего оно употребляется;  я  все  время  повторял,  что  опасности  здесь
никакой нет, что ему нечего беспокоиться, что я прошу у него только средства
для ослабления  действия  яда,  повторяя  без  конца,  насколько  я  удручен
необходимостью обращаться к нему по такому скучному делу. Наконец  -поймите,
сколько унижения было для меня в  его  словах  -  он  просто  попросил  меня
удалиться. Такова была награда за  мое  расположение  и  мое  преувеличенное
благодушие. Я отправился на вечер: я  никого  не  шокировал  там.  Никто  не
догадался о сверхчеловеческих усилиях, которые я употреблял, чтобы  походить
на всех. Но я  никогда  не  забуду  терзаний  ультрапоэтического  опьянения,
связанного  необходимостью  соблюдать  приличия  и  отравленного   сознанием
долга!"
     Хотя я вообще склонен сочувствовать страданиям, созданным воображением,
я не мог удержаться от смеха, слушая этот рассказ. Автор его не  исправился.
Он продолжал искать в проклятом наркотике того  возбуждения,  которое  нужно
находить в самом себе, но так как это человек  осторожный  и  благоразумный,
человек из общества, то он стал уменьшать дозы яда, но в то  же  время  чаще
прибегать к нему. Со временем он увидит пагубные последствия такой системы.
     Возвращаюсь  к  последовательному  описанию  опьянения  гашишем.  После
первого   периода,   выражающегося   в   ребяческой   веселости,   наступает
кратковременное успокоение. Но вскоре наступают  новые  явления  -  ощущение
холода в конечностях (в некоторых случаях довольно значительное) и  страшная
слабость во всех членах: руки ваши совершенно расслаблены, а в голове  и  во
всем вашем существе вы ощущаете какое-то онемение  и  тягостное  оцепенение.
Глаза ваши расширяются, они словно растягиваются во всех направлениях  силой
неудержимого  экстаза.  Лицо  ваше  покрывается  страшной  бледностью.  Губы
пересыхают и как бы втягиваются ртом - тем движением, которое  характеризует
честолюбивого человека, охваченного  грандиозными  планами,  погруженного  в
великие мысли. Горло как бы сжимается. Небо пересохло от жажды, которую было
бы бесконечно приятно  утолить,  если  бы  сладость  лени  не  казалась  еще
приятнее и не противилась бы малейшему движению  тела.  Хриплые  и  глубокие
вздохи вырываются из вашей груди, словно ваше прежнее тело не может  вынести
желаний и порывов  вашей  новой  души.  Время  от  времени  вы  вздрагиваете
непроизвольно, как после утомительного дня или во время бурной  ночи,  перед
наступлением глубокого сна.
     Прежде чем перейти к дальнейшему,  я  остановлюсь  на  случае,  который
относится к упомянутому выше ощущению холода в конечностях и  может  служить
доказательством того, насколько разнообразны даже чисто физические  'явления
при действии яда в зависимости от индивидуальности  отравленного.  В  данном
случае мы имеем дело с литератором, и многие моменты его  рассказа  отмечены
печатью писательского темперамента.
     "Я принял,- говорит он,- умеренную дозу масляного экстракта, и все  шло
прекрасно. Приступ болезненной beqeknqrh длился  недолго,  и  мною  овладело
состояние истомы и недоумения, которое  почти  граничило  с  блаженством.  Я
надеялся на  спокойный  вечер,  свободный  от  всяких  забот,  К  несчастью,
обстоятельства сложились так, что мне пришлось в этот вечер  сопровождать  в
театр одного из  моих  знакомых.  Я  мужественно  подчинился  необходимости,
затаив свое безграничное желание отдаться лени и неподвижности. Не найдя  ни
одного свободного фиакра в моем квартале, я должен был совершить  длиннейший
путь  пешком,  подвергая  слух  свой  неприятному  шуму   экипажей,   глупым
разговорам прохожих, целому океану пошлости.
     В кончиках пальцев я испытывал уже  ощущение  холода;  холод  этот  все
усиливался и, наконец, стал настолько резок, как будто руки мои были опущены
в ведро ледяной воды. Но я не испытывал никакого  страдания;  наоборот,  это
острое чувство холода  доставляло  мне  какое-то  странное  наслаждение.  Но
ощущение холода все  усиливалось;  раза  два  или  три  я  спрашивал  своего
спутника, действительно ли так холодно, как мне кажется; мне отвечали,  что,
напротив, погода очень теплая.  Очутившись,  наконец,  в  зале,  запертый  в
предназнач