ению.
     - У Соловьева и Карамзина нет  такого  слова,  -  трус.  Почему  же  вы
употребляете это слово для Дмитрия?
     - А слова- упал духом - вы как сможете трактовать?
     - Это я должен вас спрашивать.
     - Хорошо.  Упал  духом,  значит  испугался,  опустился, струсил. Весьма
вольный перевод.
     - Вы же так смело выступали перед молодежью, которая все впитывает, как
губка. Как же вы преподнесли им вольный  перевод,  вместо  истины?  Сами  же
говорите, что основа истории, это истина.
     - Разве я против нее погрешил?
     - Хорошо. Не может же быть у истории две истины?
     - Значит надо искать новые факты и доказывать свою правоту.
     - К  истории  нельзя  относиться  как к легкомысленной девке, сегодня с
одним, а завтра с другим. Наша история должна быть незыблема.
     - Это формулировка облегчила бы работу следователям, но к  счастью  это
не  догма  и  нигде она еще не утверждена. Вы даже не смогли представить мне
обвинение.
     - Почему же? Я уже с начала нашей встречи,  представил  вам  обвинение.
Вот  оно,  я  еще  раз  зачитываю.  Вас  обвиняют в агитации молодежи против
существующего строя.
     - По крайне мере, я тогда не вижу сущности обвинения. Судьба истории  с
Дмитрием Донским не может быть агитацией против общества.
     - Вы  так  думаете?  К  сожалению  другие  думают не так. Вот заявление
преподавателей, Андрейченко, вашего парторга,  ряда  студентов.  Кстати,  вы
знаете Татьяну К.
     Вот те на? Я с ней целовался в колхозе. Неужели, Танька?
     - Знаю.
     - Вот  она  описывает,  как  вы  дошли  до  этого. Как она вас пыталась
вернуть на путь истины и ничего не вышло.
     Следователь трясет перед моим носом какой то бумагой.
     - Наверно, это право каждого человека думать по разному.
     - Мы живем с  вами  в  обществе,  где  люди  стремятся  к  одной  цели,
строительству  коммунизма,  они  могут  думать  по разному, но к цели должны
стремиться одной и все  готовы  отдавать  для  этого.  История  должна  тоже
служить людям и помогать им в этом.
     - Историю нельзя искажать ради идеи.
     - Вы неисправимы.

     На  следующий  день  тюрьма  гудела и никого не дергали по следственным
делам.
     - Братва, - орал раздетый амбал, - Брежнев умер. Ура...
     - Наконец, сдох жирный боров, - вопил другой.
     - Чего радуетесь, другого поставят, может хуже этого будет? - удивляюсь
я.
     - Дура,  амнистия  будет.  Каждый  новый  руководитель   страны,   дает
амнистию.
     - Вдруг и этот не даст?
     - Даст. Все дают.

     Суд был закрытый и скорый, меня обвинили по всем статьям. Дали семь лет
и отправили  в  Иркутский  изолятор. Ни слова об амнистии, ее дают уголовным
элементам.

     Прошло пять лет.
     К власти пришел Горбачев и права человека потихоньку стали внедряться в
общество. Скрепя  зубами,  власти  пришлось  выпускать  всех  диссидентов  и
политических  заключенных. Я попал в их списки и вот меня выпустили. Получив
на последок из тюрьмы драный ватник  и  зашарпанный  чемоданчик,  приехал  в
знакомый город и теперь стою у знакомого дома.
     - Миша, - Гюльнара уткнулась мне в плечо.
     - Я вернулся.
     - Мой папа недавно умер.
     - Профессор? Когда?
     - Три месяца назад. О тебе все вспоминал.
     Я вдыхаю аромат ее волос.
     - Я вернулся. Все теперь будет по другому.
     Она вздрагивает от плача.

     В  институте  меня  приветствовали  те,  кто когда то знал и помнил. На
кафедре членкор Дальский принял в свои об®ятия.
     - Михаил Иванович, вернулся. Слава богу, все неприятности позади.
     - Я насчет работы...
     Улыбка сразу пропала с его лица.
     - К сожалению все места заняты. Мы не можем брать сверх штата.
     - Что же, очень жаль.
     В кабинет входят Дмитрий  Константинович  и...  Таня.  Они  цепенеют  у
входа.
     - Михаил Ивановича выпустили, - радостно им сообщает Дальский.
     Они молчат и наконец, Таня выдавливает.
     - Здравствуйте, Михаил Иванович.
     Я отворачиваюсь от них и говорю зав кафедры.
     - Пожалуй действительно, мне у вас делать нечего. До свидания.
     Поворачиваюсь  и  иду к двери. Парторг отшатывается, а Татьяна испугано
отпрыгивает к окну. Я выхожу из кабинета. За углом коридора стоит Гюльнара.
     - Ну что? - спрашивает она меня
     - Ничего. Мест нет.
     - Я так и знала. Слушай, я только что подслушала у студентов, Танька то
теперь преподаватель. Сегодня у нее лекция о Куликовской битве.
     - Да что ты говоришь? Может пойдем?
     - Пойдем.

     - ... Таким образом, под руководством Дмитрия Донского, была разгромлена
Орда.  Эта  битва  привела  к  единению  и  укреплению   Руси.   Талантливый
полководец, мудрый руководитель государства, князь Дмитрий заслужено получил
звание    Донского   и   навеки   внесен   в   списки   выдающихся   русских
военоначальников.
     На этом лекции о времени правления Дмитрия Донского заканчивается и  мы
переходим к следующему историческому периоду....
     Татьяна собирала конспекты и студенты стали покидать лекционный зал.
     - Ну что? - спросила Гюльнара.
     - Все по прежнему. Ничего не изменилось.
     - Изменилось. После Куликовской битвы, лекций об этом периоде больше не
читают. И студентам теперь невдомек, почему мы попали в кабалу к татарам еще
на 200 лет.

     Я  устроился на работу в техникум и учу ребят истории. Конечно новой, в
стране все-таки  перестройка.  По-прежнему  есть  инспектирующие,  парторги,
которые  ни как не могут успокоиться и вовсю мешают мне, но я уверен, придет
время и люди будут принимать уроки истории всерьез  и  брать  из  нее  самое
полезное.