лицо Артема - мне хотелось знать, известно ли это ему.
   Мальчик закусил губу.
   Знал.
   -- Псих! - закричала Эн Эйко. - Это был единственная возможность! Нам
позволили бы покинуть планету!
   Одной  рукой  она  схватила Артема,  прижала к  себе,  словно  куклу.
Пистолет смотрел мне в  лоб,  но стрелять девочка не пробовала.  Видимо,
реально оценивала мощность защитного поля.
   -- Сорок  процентов боевых  систем  выведены  из  строя,  --  сообщил
компьютер. - Уничтожено девять вражеских особей.
   Я  ждал.  Мне  не  надо  было  касаться  кнопок  и  ловить  врагов  в
перекрестья прицела. Время детских игр кончилось.
   -- Шестьдесят процентов боевых систем выведено из  строя.  Уничтожено
четырнадцать вражеских особей.  Случайные потери наших сил -  в границах
допустимых норм.
   Игры - кончились. Зато нормы - остались.
   -- Восемьдесят процентов боевых систем выведено из строя.  Уничтожено
шестнадцать вражеских особей.  Расчету рекомендуется покинуть территорию
бункера.
   -- Снять защиту с поста командира,  --  сказал я, вставая. На главном
экране красные точки торопливо стекались в  нашу сторону.  Не уйти.  Все
равно -  не уйти.  Но лучше под небом,  а  не в  раскалившейся от плазмы
бетонной норе.
   -- Сволочь! - сказала Эн Эйко.
   -- Не стреляй, я запрещаю! - крикнул Артем. - Не убивай его!
   Я  пожал плечами.  Мне было почти все равно.  Я смог сделать то,  что
должен был сделать. Дальше - все равно смерть.
   -- Кто же вы такие, -- сказал я. - Знать бы...
   Эн  Эйко  плакала,  опустив пистолет.  Она  с  удовольствием бы  меня
пристрелила, но, похоже, не могла нарушить прямой приказ брата.
   Мне бы тоже стоило ее убить.  Потому, что эта девочка совершила самое
неслыханное преступление в истории -  предала человечество чужим. Даже в
годы Смутной Войны это случалось совсем редко. Если и случалось - то под
пытками, психоломкой, шантажом...
   А здесь, гляди-ка, добровольно!
   Что  же  происходит,   а?  Для  чего  сделали,  именно  сделали,  эту
девочку-робота,  готовую пожертвовать человечеством ради... нет, не ради
себя, ради братца.
   Если он ей брат, конечно...
   -- Я выхожу наверх,  --  сказал я.  - Вы - как хотите. Уговаривать не
буду.
   Но уговаривать и не пришлось.

   Только откинув люк  и  оказавшись на  поверхности,  я  понял масштабы
произошедшего.
   Все  произошло слишком быстро.  Не  как  в  кино.  Нырнули в  бункер,
приняли командование, приказ был отдан, боевые системы заработали... Три
минуты боя, отсиженные под землей.
   Теперь  я  видел,  что  способна сотворить стационарная огневая точка
космопорта, если ее вовремя не уничтожить.
   Черное все было вокруг,  выжженное в  шлак.  Пожарище,  с  островками
бетонных плит.  Там,  где выдвигались оружейные турели, вообще ничего не
осталось,   только  поблескивали  лужицы  расплавленного  металла.  Небо
закрывали облака пепла, по ногам тоже мело черной порошей.
   Сколько  сил  бросили  псилонцы  на  эту  незапланированную подземную
крепость? Сколько их полегло... А если бы уцелели и другие?
   -- Гляди, Эн Эйко, -- сказал я. - Это твоя работа.
   -- У меня только одна работа, -- в ее голосе не было ни капли эмоций.
- Не я привела псилонцев на вашу планету.
   Я не ответил - я смотрел на слабое движение в облаках пепла.
   Как псилонец выбрался из разбитого бронекостюма -  не знаю.  И почему
уцелел, когда костюм превратился в сверкающую лужицу, тоже. Конечно, ему
все равно досталось, идти он не мог.
   Зато - полз.
   Достав бластер я  пошел  навстречу вражескому десантнику.  Каждый шаг
выбивал из-под ног струйки гари.
   Псилонец поднял голову.
   У  него  была  серовато-синяя кожа,  точь-в-точь  как  на  картинках.
Немного непропорциональные, слишком тонкие и короткие ноги, длинные руки
с цепкими пальцами.  А вот почему их иногда называют "яйцеголовыми" - не
знаю,  скорее,  череп  псилонца  напоминал  расширяющуюся кверху  грушу.
Остатки  светлых  волос  торчали жидкими обгорелыми прядями,  но  больше
никаких повреждений не было видно.
   -- Фигово дело? - спросил я.
   Большие  круглые  глаза  не  мигая  смотрели  на  меня.   Без  своего
киборгизированного костюма псилонец был беззащитен.  Даже более,  чем я,
вышедший из бункера. У него, похоже, и ручного оружия не было.
   -- Мир и любовь...
   Давешний абори, тяжело переваливаясь, зарываясь в пепел по щиколотки,
подошел к нам.  Дышал он тяжело, надсадно, а "говорил" еще хуже. Надо же
- выжил! Уцелел!
   Я  посмотрел на алую жемчужину в  протянутой руке.  Как настойчиво он
мне ее предлагает. Смешно.
   И еще это - "мир и любовь"...
   -- Где ты видишь -  мир и любовь?  -  спросил я с любопытством.  - А?
Родной? Засунь свой камешек в положенное место.
   Абори вздохнул:
   -- Место...
   -- А лучше - убегай подальше. Убьют ведь случайно.
   -- Случайно...
   Я снова посмотрел в глаза псилонца.  Тот ждал, спокойно и отстранено.
Может он был в шоке,  может быть и впрямь,  хрупкая и малочисленная раса
умела умирать достойно.
   -- Ты ведь уже мертв,  --  сказал я. - Вы все мертвы. Потому и пришли
убивать. А я... я жив. Пока еще.
   -- Пока еще? - полюбопытствовал абори.
   Засунув бластер в кобуру я повернулся. И оцепенел.
   Сзади,  полукругом,  высились  шесть  псилонцев.  Броня  переливалась
темными радужными огнями,  будто перекаленный металл.  Оружия в их руках
не было,  зачем?  Вся их металлическая скорлупа была оружием.  Наверное,
дрогни мой палец на спуске бластера, я испарился бы в один миг.
   Эн  и  Артем Эйко стояли рядом с  псилонцами.  Кажется,  один из  них
говорил с девочкой.
   Что ж,  ее предательство все-таки оправдалось.  Они улетят с планеты.
Псилонцы  -  закрепятся.  Имперский флот  вывалит  на  поверхность сотню
мезонных бомб.
   Ничего не дала свирепая атака огневой точки "дельта",  ничего,  кроме
краткого мига торжества.
   Один из  псилонцев шагнул вперед.  Подошел,  поглядел на  меня сверху
вниз - в костюме он был выше на две головы, как минимум.
   -- Кто командовал сражением?
   У  них  всегда  были  прекрасные системы перевода.  Никаких проблем с
коммуникацией они не  испытывали,  вот понять претензии примитивных рас,
вроде людей или булрати, им было трудновато.
   -- Я командовал.
   -- Ты солдат?
   -- Ополченец.
   Лица псилонца не было видно за шлемом.  Да и не сказало бы ничего мне
выражение его лица.
   -- Ты надеялся победить?
   -- Нет.
   -- Нанести нам непоправимый ущерб?
   -- Нет.
   -- Чего ты хотел?
   -- Помочь нашим.
   Абори тяжело пошел к  нам.  Протянул руку  с  жемчужиной к  псилонцу,
прошамкал:
   -- Помочь нашим...
   Вспышка -  ослепительная,  и непонятно даже, что и откуда выстрелило.
Тело абори разлетелось кровавыми ошметками.
   -- Зачем? - спросил я.
   -- Неполноценный разум,  не  способный бороться за существование,  не
должен мешать разговору разумных существ.
   Надо же.  Меня -  зачислили в разумные.  Исходя из чужой, причудливой
логики.
   -- Ты будешь пленен,  -- сказал псилонец. - Скоро планета будет наша.
Мы поведем переговоры с Императором Людей.
   -- Никто не  будет вести с  вами переговоры,  --  сказал я.  -  Война
закончилась давным-давно. Вас просто уничтожат.
   -- Мы поведем переговоры,  --  повторил псилонец.  -  Корабль идет на
посадку.   Те,  кто  помог  нам,  будут  отпущены.  Кто  противостоял  -
уничтожены. Кто противостоял достойно - пленены.
   Вряд ли он понял, что я смотрю уже не на него. В дымную, черную даль,
на кромку леса.
   -- Вы зря убивали абори,  --  сказал я. - Ведь это не первый, кого вы
убили?
   -- Неполноценный разум, -- отрезал псилонец.
   Горизонт будто шевелилась.  Бурые,  мягкие, аморфные фигуры выползали
одна за другой. Я не знал, что они умеют двигаться так быстро.
   -- Вы ошиблись,  --  сказал я. - Вы снова ошиблись. Нельзя делить так
просто.  На  своих и  чужих,  на  полноценных и  неполноценных.  Это  не
срабатывает, никогда.
   -- Корабль садится,  --  торжественно сказал псилонец.  Вытянул руку,
сорвал с моего пояса бластер. Металлические пальцы сомкнулись, отбросили
смятый пистолет. - Ты пленен.
   Он  шагнул к  раненному сородичу.  Легко  поднял закованными в  броню
руками. Это было даже трогательно.
   А небо,  затянутое пеплом, исходило тягучим гулом. Крейсер еще не был
виден,  но он шел на посадку, оповещая о себе грохотом двигателей. Подул
ветер  -   пепел  погнало  в  сторону  леса,   и  высоко-высоко  блеснул
исполинский цилиндр.
   Но я смотрел на шевелящийся горизонт.
   Они  никогда не  собирались в  таком  количестве,  аборигены планеты,
меланхоличные, ни в чем не нуждающиеся существа.
   Видимо, раздражитель был признан слишком серьезным.
   Эн Эйко и Артем стояли в окружении псилонцев, спина к спине, глядя на
садящийся корабль.  Наверное,  их  отпустили бы  сразу,  когда "Лоредан"
коснулся посадочного поля.
   Эти странные дети, как и псилонцы, не понимали того, что уже понял я.
Короткого об®яснения недостаточно,  надо  родиться и  вырасти  на  нашей
жалкой планете, чтобы оценить происходящее.
   У псилонцев свой кодекс военной чести. У абори - свой.
   Вначале взорвался крейсер.
   Его будто лучом разрезало,  аккуратно посередине.  Вот только не было
на  планете  лазеров такой  мощности,  чтобы  рассечь боевой  псилонский
корабль.  Носовая часть  сразу пошла вниз,  почти отвесно,  а  корма еще
несколько секунд  держала траекторию,  будто  разделенный надвое корабль
еще представлял из себя что-то работоспособное.
   Наверное,   абори  тоже  так  подумали  -   кормовая  часть  цилиндра
вывернулась   наизнанку   огромными   лепестками,    вытрясая   какие-то
бесформенный  мусор,   выбрасывая  огненные  струи  и  синеватые  молнии
разрядов.  Еще  через миг в  небе вспыхнули три яркие звезды -  псилонцы
лишились истребителей.
   Мне даже радоваться не хотелось.  Я  думал только о  том,  что нам не
стоило  самоотверженно оборонять планету  -  надо  было  бросать все,  и
уходить в леса.
   Тени прошлого надо предоставлять самим себе.
   А глупым и неполноценным аборигенам -  решать, кого они пустят в свой
дом на постой.
   Земля  вздрогнула дважды,  когда  обломки корабля коснулись поля.  По
бетонному  полю  пробежала  волна,  выворачивая  уцелевшие  плиты.  Меня
бросило на землю,  прямо на останки несчастного туземца.  Похоже, бывший
стратегический космодром  Империи  окончательно утратил  свое  значение.
Здесь даже яхте теперь не сесть.
   Кольцо абори,  сомкнувшееся вокруг космодрома, дрогнуло и тронулось к
центру.
   Десантники сомкнули  строй.  Перед  ним  вспыхнули  знакомые  красные
облачка, слились в полосу и поползли вперед, на приближающихся дикарей.
   Абори отреагировали быстро.  Наверное,  в  таком количестве они могли
чувствовать угрозу гораздо лучше, да и устраняли ее гораздо эффективнее.
   В  доли  секунды  бронированные фигуры  псилонцев раскалились добела.
Когда размягчившиеся сегменты брони посыпались на  землю,  внутри уже не
осталось никаких тел.
   Полноценный разум...  неполноценный разум...  стоило  ли  так  быстро
делать  выводы?   Кто-то  вышел  в  космос  и  создал  великую  машинную
цивилизацию, а кому-то это было просто не нужно.
   Я поднялся и пошел к детям.
   Глаза у Эн Эйко были безумными.
   -- Мне страшно... -- прошептала она. - Мне страшно...
   Нет, не маленькая девочка... перепуганная женщина.
   -- Я посоветовал бы тебе бежать к яхте, -- сказал я. - Вдруг уцелела?
Для тебя все - чужие. А вот для абори ты стало одним с псилонцами.
   Бурая волна колышущейся мягкой плоти приближалась.  Я видел,  что она
уже  начинает раскалываться на  отдельные потоки  -  текущие к  обломкам
корабля,  к  штабному бункеру,  где,  наверное,  еще остались псилонские
десантники, к каким-то, лишь абори ведомым, об®ектам.
   Одна группа шла к нам.
   -- Артем, ты знал, что Эн собирается связаться с псилонцами?
   Мальчик вздрогнул. Кивнул.
   -- Это было твое решение?
   -- Нет...  -- слова давались ему нелегко. - Не мое. Но я не запретил.
Я... не хотел умирать. Не хочу.
   Эн взвизгнула.  Тонко,  пронзительно. Я понимал, что происходит - она
ощутила угрозу.  Абори не  жестоки -  но они дают понять,  что собрались
делать.
   В ее руках вновь возник пистолет -  и девочка открыла стрельбу. Очень
быстро и на взгляд со стороны -  не прицельно.  Однако абори падали один
за другим.  Я не пробовал помешать:  во-первых не успел бы,  во-вторых -
это ничего не изменило бы.
   Вместо этого я  взял Артема за плечи,  и закрыл ладонью глаза.  Через
секунду  мне  пришлось  зажмуриться  и   самому  -   потому  что  видеть
происходящее было  слишком страшно.  Только  девочка продолжала стрелять
еще несколько секунд. Уж не знаю, как это возможно.
   А еще я каждый миг ждал, что лицо Артема вспыхнет под моими руками.
   Но этого не произошло.
   -- Мир и любовь...
   Я посмотрел на абори. Его сородичи огибали нас, и прах, оставшийся от
Эн Эйко,  уже смешался под их ногами с  золой сгоревшего бетона и пеплом
псилонцев.
   -- Мир и любовь, -- сказал я.
   -- Они поступили нехорошо, -- прошамкал абори. - Не делайте так.
   Миг - и он слился с толпой.
   Первый на моей,  да и не только на моей памяти абори,  снизошедший до
полноценной человеческой речи.
   -- Что со мной будет? - вдруг спросил Артем.
   -- Абори тебя не тронули, -- ответил я.
   -- Ты скажешь? Про Эн и про меня?
   -- Да. Я не могу не сказать.
   -- Она говорила с псилонцами,  но...  Те и так знали, где расположены
защитные станции космодрома. Ничего бы не изменилось. Все равно.
   -- Может быть,  --  ответил я.  -  Только разве это что-то меняет?  С
точки зрения Империи?
   -- У меня есть пистолет,  -- сказал мальчик. - Ты позволишь мне уйти?
Самому. Без допросов в СИБ.
   Я не ответил.
   -- Я могу тебя вырубить,  -- сказал Артем. - Честное слово. Только не
хочу. Я прошу, отвернись на минуту.
   Абори  уходили.  Я  смотрел  вслед  этой  бурой  волне,  по-своему  -
чертовски моральной и рассудительной.
   Почему так получается, что ни к кому не испытываешь зла?
   Даже к псилонцам.
   Даже к предателям.
   Даже к себе.
   Мы - не псилонцы и не абори.
   У нас нет таких строгих правил чести.  Мы умеем предавать всех,  даже
самих себя. Но еще мы умеем понимать. Всех, даже совсем-совсем чужих.
   Может быть, потому мы и победили в Смутной Войне.
   -- Мне очень вас жаль, -- сказал я Артему. - Правда.
   -- Спасибо.  Я верю. Ты отвернись на минуту, я не сразу решусь. Но ты
ведь мне не поможешь?
   -- В этом - нет.
   Я  отвернулся,   посмотрел  в  сторону  штабного  бункера.  Наверное,
уцелевшие  соберутся  именно  там.   Хочется  верить,  что  будет,  кому
собираться.
   Ждать мне пришлось довольно долго - Артем и впрямь решился не сразу.

   Сидеть на  ранце от ракетника "Сальери" и  впрямь удобно.  Он снаружи
облит мягкой амортизирующей пластмассой.  А земля вокруг все равно фонит
сильнее, чем десяток крошечных ракет с ядерными зарядами.
   -- Вместо переподготовки - госпиталь, -- сказал Денис. - Наверняка. И
надолго. Только это все мелочи.
   Небо пылало тысячами падающих звезд.  Сегодня им  падать не зря...  Я
смотрел вверх,  мне  хотелось увидеть опускающиеся корабли Флота первым.
На это были все шансы.
   -- А Нонова и впрямь героически сражалась? - спросил Огарин.
   -- Угу. Еще как.
   Лагерь,  где  наши  ополченцы ожидали прибытия кораблей-лазаретов был
рядом. Звучный голос Ноновой перекрывал все.
   -- Никогда бы не подумал, -- хмыкнул Денис. - Набей мне трубку.
   Я взял из его рук кисет. Искоса глянул на капитана. Повязка, вместе с
трубкой, придавала ему сходство с пиратом из книжки.
   -- Может быть глаза спасут? - спросил я.
   -- Вряд ли.  Скорее,  поставят механику.  Ничего, Алексей. Бывает. Не
каждую пьесу удается досмотреть до конца. Тораки пришлось куда хуже...
   Я кивнул, сообразил, что жесты теперь ни к чему. Сказал:
   -- Да. Но мне все-таки хотелось бы знать, кто они были - Эн и Артем.
   Денис хмыкнул:
   -- У каждого своя пьеса,  Лешка. Иногда удается посмотреть кусочек из
чужой - но всегда только кусочек. Помнишь мой рассказ?
   -- Помню.
   -- Я  одно  знаю,  школе "Дочерей Кали" теперь конец.  Если  ты  дашь
показания под присягой, конечно.
   -- Дам.
   -- Вот и еще одна пьеса сыграна,  -- Денис принял из моих рук набитую
трубку. - Такова уж жизнь. Ты пойми, Лешка... ты никогда не узнаешь, кто
были Эн  и  Артем,  ты  не выяснишь,  почему псилонцы пошли в  атаку,  и
действительно ли предательство девочки было ненужным. Завтра меня увезут
в  госпиталь -  ты даже пьесу моей жизни до конца не узнаешь.  Я вначале
буду тебе писать,  рассказывать,  как видят мир новые глаза,  как весело
идет служба.  Потом, помаленьку, стану забывать ваш маленький мир, тебя,
ваших нечаянных героев, даже этот бой - почти забуду. И с тобой случится
то  же  самое.  Только ты  не  жалей,  Лешка.  Никогда не жалей о  чужих
недосмотренных пьесах. Пиши свою.
   -- Я не знаю, получится ли.
   -- Никто не знает.  Но обычно -  получается...  плохо ли, хорошо ли -
другой вопрос...

   Тысячи  звезд  падали  с  неба,  и  я  знал,  что  никогда не  замечу
опускающихся кораблей раньше Огарина.  Даже сейчас, когда у него повязка
на глазах.
   И в остальном он прав,  как обычно. И насчет того, что все истории не
узнать, даже вкратце. И что я забуду его, он забудет всю нашу планету, и
все, все мы забудем Эн Эйко и ее брата. Это - не наша пьеса.
   Только пока мы сидели рядом,  плечом к  плечу,  под небом,  чужим для
Огарина и родным для меня, и ждали имперские корабли.
   Вот уж кто точно опоздал, даже на закрытие занавеса.


                                              Август-сентябрь 1998 года.