Сергей Лукьяненко. Дорога на Веллесберг

     Ветер  гнал  над степью  запахи  трав.  В  воздухе  словно
метались разноцветные знамена,  даже  в глазах рябило. Я сказал
об этом Игорю, но тот лишь усмехнулся:

     -- Чтобы унюхать  то, что ты чуешь, надо собакой родиться.
По-моему, воняет гарью.

     Гарь  я   тоже   чуял.   От  посадочной  капсулы  стлалось
грязно-черное,  медленно  оседающее  полотнище. Там, где  опоры
впились в  почву,  ленивыми  багровыми  гейзерами вспухал запах
сгоревшей земли.  Наверное,  того,  кто  видел  бы это впервые,
зрелище могло захватить. Я начал дышать ртом, и цветные пятна в
воздухе дрогнули, исчезая. Так гораздо лучше, только рот быстро
пересыхает. Но я  привык. Не советую, правда, медикам из Центра
Совершенствования подходить  ко мне с предложением об активации
генов моим детям. Могу и не сдержаться. А в общем, я привык.

     Игорь неторопливо поправлял одежду. Особо аккуратным видом
он  никогда  не отличался,  а  сейчас  был  встрепан  донельзя.
Порванная  на   спине  (для  вентиляции)  рубашка  выбилась  из
обрезанных чуть ниже колен брюк. Сами  брюки представляли собой
шедевр роддэрской моды  --  правая половина из джинсовой ткани,
левая -- из металлизированного вельвета.  На  груди  на  тонкой
серебряной цепочке покачивался амулет  --  настоящий автоматный
патрон второй половины двадцатого века. Зато  волосы были очень
тщательно разделены на семь  прядей  и выкрашены в семь цветов.
Игоря можно было с ходу снимать для передачи  "Роддэры -- новые
грани старой проблемы". Впрочем, кажется, он  пару  раз  в  ней
снимался...  Игорь  поймал мой взгляд, подмигнул, но ничего  не
сказал. Скосил глаза на  нашего  нового спутника -- тот неловко
выбирался из люка капсулы.

     -- Эй, как тебя... Рыжик!

     "Рыжик"  повернулся.  Быть  ему  теперь  Рыжиком  на  веки
вечные. Если Игорь  дает прозвище, оно прилипает намертво. Да в
новеньком и  действительно  было  все  необходимое  для  такого
прозвища:  солнечно-рыжие  волосы,   быстрый,  чуть  хитроватый
взгляд и такая же, немного лукавая, улыбка.

     -- Меня зовут Дэйв. А вас?

     Ха! Имя у  него тоже было рыжее, солнечное. По-русски Дэйв
говорил неплохо, только немного нажимал на гласные.

     -- Не, -- дурачась,  протянул  Игорь. -- Тебя зовут Рыжик.
Его -- Чингачгук  --  можно Миша,  --  докончил он, увидев  мой
выразительный жест. -- А я -- Игорь.

     -- Просто Игорь?

     Да, новенькому  палец в рот  не клади. Он смотрел на Игоря
так, словно придумывал ему кличку.

     -- Просто Игорь. Тебе сколько?

     Дэйв смущенно пожал плечами, словно не знал, что ответить.
Замершее  в  зените  солнце  сверкнуло  на  золотистом  кружке,
приколотом к его травянисто-золотой рубашке.

     -- Одиннадцать.

     -- Ясно. Знак давно получил?

     Рыжик скосил глаза на кружок.

     -- Недавно. Утром.

     -- Во дает! --  Даже  Игоря такое сообщение лишило иронии.
-- Получил и сразу слинял? А родители? Сцен не устраивали?

     -- Нет. Они, кажется, даже обрадовались.

     Игорь замолчал.  Потом  заговорил  снова,  и  я обалдел --
таким неожиданно мягким, дружеским стал его голос.

     -- Ты держись  пока  с нами,  Рыжик.  Мы с Мишкой  роддэры
старые, опытные. По три года по дорогам болтаемся.

     -- А вам сколько лет?

     Игорь засмеялся:

     -- Учти, Рыжик, мой вопрос о  возрасте был провокационный.
Роддэры на такие  вопросы не отвечают, в лучшем случае говорят,
как давно  получили самостоятельность. Но ради знакомства скажу
-- тринадцать. И еще. Спрячь свой знак. Роддэры  это напоказ не
носят.

     Я усмехнулся,  глядя,  как  торопливо  снимает  Рыжик свой
золотой   кружок.   Знак  действительно   делают   из   золота,
запрессовывая внутрь идентификатор и выдавливая на  поверхности
слова:  "Достиг  возраста   персональной  ответственности".  На
обороте -- имя.

     Игорь повернулся ко мне:

     -- Ну что, Чингачгук, пойдем в горы?

     Горы  неровной  гребенкой  тянулись к горизонту.  Покрытые
синеватым  снегом  вершины заманчиво  поблескивали  над  темной
каймой  деревьев.  Там, в горах, сосны по  двадцать  метров.  И
никаких запахов, кроме снега и хвои...

     --  Далековато,  --  небрежно  произнес я, уже  зная,  что
пойдем. -- Километров сто с гаком...

     -- Куда нам торопиться-то, роддэрам...

     Мы с Игорем понимающе смотрели друг на друга. Игорь знает,
каково мне. Иначе бы мы не проводили половину года в горах...

     -- Да, --  повернулся  я  к Дэйву. -- Мы  же  забыли  тебя
поблагодарить, Рыжик...

     Назвав его так, я невольно смутился. Не люблю кличек...

     Но Рыжик, похоже, уже привык к своему новому имени.

     -- Точно, -- подхватил Игорь. -- Ты нас спас. А то сели бы
мы в лужу.

     Он был прав.

        xxx

     В  пассажирском   салоне  гиперзвукового  самолета   могла
поместиться  великолепная   лужа,  в  которую  уселись  бы  два
самонадеянных  роддэра. Салон  тянулся  широченной  стометровой
трубой, залитой мягким оранжевым светом. В четырех рядах кресел
дремали, слушали  музыку  и  смотрели телешоу редкие пассажиры.
Самолет летел полупустым, как и положено  рейсу  из  Флориды  в
самом начале курортного сезона.

     Мы  с   Игорем   сидели   рядом   со  стеклянной  кабинкой
диспетчера, установленной посередине салона. Наверное, близость
к ней и навела Игоря на мысль покинуть самолет. Когда бархатный
голосок стюардессы  зазвучал  из  спинки  кресел, об®являя, что
через пятнадцать  минут  лайнер пролетит над Скалистыми Горами,
Игорь  легонько  толкнул меня в бок. Я  замычал,  не  раскрывая
глаз. Хотелось подремать -- всю ночь мы шли  по обочине дороги,
добираясь из города  в  аэропорт. Проходящие мимо машины иногда
тормозили, сигналили, но мы упорно шли дальше. Настоящий роддэр
не садится в автомобиль без  крайней  необходимости.  Из  одной
машины,  сигналившей  особенно  настойчиво, нас даже  беззлобно
обругали...  Теперь  я хотел спать, а Игорь неумолимо  тормошил
меня:

     -- Чинга! Большой Змей! Ну, Мишка!

     Я вопросительно посмотрел на него.

     -- Давай возьмем капсулу и смотаемся.

     -- Зачем?

     -- Просто так.

     Вся прелесть поступков "просто так" в том, что  их не надо
об®яснять даже себе.

     -- Давай...

     Мы  поднялись  с  кресел.  Как всегда после  резкой  смены
положения, запахи ударили по мне с новой силой. Прежде всего --
запах самолета. Трущийся металл, гнущаяся пластмасса,  искрящие
контакты,    подгорелые    изоляторы,     подтекшая     смазка,
свежевыкрашенные панели и еще тысячи  знакомых  и  не  знакомых
запахов сливались, к счастью для меня, в единый, воспринимаемый
как шершавое скрипящее фиолетовое пятно  над  головой.  К  нему
можно было легко привыкнуть и перестать замечать. Но вот аромат
резких французских духов,  плывущий  от женщины в конце салона,
оказался неизбежным и неуничтожимым. Он бил прямо в подсознание
жаркой багряной  волной,  и  стоило  большого  труда  вынырнуть
из-под нее, вновь думать спокойно и без усилий.

     --  Прошу  выделить нам капсулу для посадки в  пролетаемом
районе, -- вежливо сказал Игорь  диспетчеру.  Тот  оглядел  нас
и...  Я  почувствовал,   как  темнеет  его  запах  --  в  кровь
выплеснулись стрессовые гормоны, на  коже  проступил незаметный
для глаз пот.

     -- На каком основании?

     Будь на нашем месте взрослые, диспетчер и спрашивать бы не
стал. Что ему, капсулы жалко, что ли?.. Но к роддэрам  у многих
отношение было малодоброжелательное. Игорь  вздохнул  и вытащил
из кармана свой  знак  самостоятельности. Я -- свой. Пассажиры,
сидевшие поблизости,  уже  посматривали  на нас с любопытством.
Еще бы.  Двое  мерзких  грязных  скандальных  роддэров требуют,
чтобы  им,   как   порядочным   гражданам,   дали  капсулу  для
индивидуальной посадки.

     -- Как мне  кажется, серьезных оснований для высадки у вас
нет?

     Я понимал диспетчера. Перед ним стояли два пацана. Один --
в  диком   костюме,   с  разноцветными  волосами,  загорелый  и
исцарапанный.  Другой  поаккуратнее  (не   люблю   выкрутасы  в
одежде), со светлыми  волосами  (меня тошнит от запаха краски),
светлокожий  (ко  мне загар плохо липнет)... но  все  равно  --
роддэр. И эти роддэры из пустой  прихоти  передумали  лететь  в
Токио и решили высадиться у подножия Скалистых Гор...

     -- Увы. Капсула дается лишь при наличии веских причин. Или
если ее попросят не менее трех пассажиров...

     Поединок кончался не  в  нашу пользу. Роддэров оскорбили и
публично    продемонстрировали    остальным    пассажирам    их
беспомощность. Теперь речь шла уже  о  том,  чтобы спасти лицо.
Игорь  с  надеждой посмотрел в салон. Но  никого,  похожего  на
роддэра, не  увидел. Лишь рядах  в пяти от нас сидел мальчишка.
Но уж  слишком ухоженный, домашний  был у него вид... На всякий
случай я кивнул ему. Мальчишка кивнул в ответ и встал. Пошел по
проходу, касаясь рукой знака  на  груди, словно боялся, что тот
может исчезнуть. Я успел  лишь  заметить, что мальчишка рыжий и
совсем маленький, не больше одиннадцати лет.

     -- Я тоже желаю сойти с самолета здесь.

        xxx

     Проголодались мы лишь к вечеру: как  раз  перед  тем,  как
Игорю  пришла  в голову идея о капсуле,  в  самолете  разносили
обед.  Весь  день мы бодро шли по  степи,  временами  устраивая
привалы, болтая, рассказывая разные смешные истории. Говорили в
основном мы с Игорем. Рыжик  слушал  и  нерешительно  улыбался.
Наконец он осмелел  и  рассказал историю про девчонку, решившую
обмануть    тест-компьютер    и    пораньше    получить    знак
самостоятельности. История была  с  бородой, но мы сделали вид,
что не  слышали ее раньше.  Рыжику было сейчас тоскливо, это мы
понимали.

     Солнце уже коснулось горизонта, когда Рыжик взмолился:

     -- Ребята, давайте зайдем куда-нибудь, перекусим...

     Игорь засмеялся:

     -- Куда?

     Вокруг нас простиралось бесконечное  степное  море. Трава,
мелкие синие  цветочки,  редкие  чахлые  кустики.  Воздух  тихо
звенел --  какие-то насекомые устроили вечерний концерт. Из-под
ног  иногда  вспархивали  птицы.  Здесь был настоящий  рай  для
энтомологов  или  орнитологов,  желающих  изучить  степь  в  ее
первозданном виде. Но кафе или бутербродной никто поблизости не
предусмотрел...

     -- А куда же мы тогда идем? Здесь что, нет ни одного дома?

     Игорь взглянул  на  меня.  Я  --  на нежно-розовые облака,
дрейфующие в потемневшем закатном небе. Откуда-то справа тянуло
домом  --   теплым,   недавно   испеченным  хлебом,  жарящимися
котлетами, гидролем -- горючим для флаера. Но идти  туда мне не
хотелось. Какое-то шестое чувство предостерегало от этого.

     -- Не знаю, -- самым беззаботным тоном ответил я.

     С сомнением хмыкнув, Игорь достал из кармана две маленькие
плитки  шоколада.  С  одной  хитро  смотрел  утенок  Дональд  с
шоколадкой в клюве. На другой обертке был изображен Микки-Маус.
У  него  шоколад выглядывал из плотно сжатого  кулачка.  Вид  у
мышонка  был   воинственный,   отдавать  сладости  он  явно  не
собирался.

     -- Питайтесь,  --  тоном заботливого воспитателя в детском
саду сказал Игорь.

     Мы  с  Рыжиком  одновременно разорвали обертки  шоколадок.
Микки на моей обертке зашевелился, разжал ладошку. Глаза у него
засверкали, тоненький, знакомый по тысячам мультфильмов голосок
произнес:

     -- И я,  и  все мои друзья любим  шоколад  с орехами фирмы
"Байлейс"!

     Запись  кончилась.  Микки-Маус на  картинке  опять  замер.
Шоколадку  мышонок  протягивал  вперед.  Даже  на  рисунке  она
выглядела аппетитно.

     -- А у  меня  молчит... --  обиженно  начал Рыжик. Но  его
прервал пронзительный возглас Дональда:

     --  Микки  прав,  но  шоколад  "Медовый"  фирма  "Байлейс"
поставляет даже астронавтам Дальней Разведки!

     Игорь задумчиво произнес:

     -- А  ведь они упрятали в эти обертки  не только динамик и
синтезатор речи, но еще и блок сопряжения! Будь  у нас побольше
шоколадок,  рисунки  переругались бы,  выясняя,  какой  шоколад
вкуснее!

     Рыжик  рассмеялся: наверное,  представил  себе  ругающиеся
обертки. Игорь же продолжал:

     --  Чтобы  придумать  и  начать  производить  эту  ерунду,
десятки  людей  годами  возились  с  микросхемами,   изобретали
рисунки, движущиеся на обычной бумаге...

     -- Это  жидкокристаллический рисунок, -- вставил Рыжик. --
Я читал...

     --  Я  тоже.  Ты бы хотел  два  или  три  года просидеть в
лаборатории, уча Дональда раскрывать нарисованный клюв и ронять
нарисованный шоколад?

     -- Нет.

     -- И я не хочу. И  Мишка. Потому мы здесь, в степи. Потому
мы  роддэры,  люди  дороги,  бродяги и путешественники!  Мы  не
занимаемся бесцельной работой,  не  делаем вид, что нужны этому
миру. Мы просто живем!

     Игорь завелся, я это почувствовал. Сумрак, легкий ветерок,
треплющий его семицветные волосы, новый, ошеломленно  внимающий
слушатель...

     -- Потому люди  снова и снова  бросают дома и  выходят  на
дорогу. А  все дороги сливаются в  одну, имя которой  -- жизнь.
Потому...

     -- Потому мы будем ночевать под открытым небом, -- вставил
я. Игорь обиженно замолчал.

     -- И, кажется, под дождем, -- уточнил Рыжик.

        xxx

     Обычно  мы  берем  с  собой  палатку  и еще что-нибудь  из
туристского  снаряжения.  Но  на  этот раз оказались  в  дороге
слишком неожиданно.  Я  глядел,  как  Игорь  пытается соорудить
шалаш  из ни  в  чем не повинных  кустиков.  Потом взглянул  на
Рыжика. Разрекламированный Дональдом шоколад его не утешил. А с
севера  и  впрямь наступали тучи. Где-то далеко, километров  за
пятьдесят от нас, дождь уже шел.

     Я вздохнул.

     -- Игорь, в получасе ходьбы от нас чей-то дом.

     -- А?

     -- Там сейчас ужинают.

     Игорь пнул  ногой свое сооружение, и сплетенные верхушками
кустики распрямились.

     -- Так  чего валял дурака? Большой  Змей... Змея ты,  а не
Чингачгук. Еще мой шоколад лопал...

     Оправдываться я не  стал. Даже сейчас мне не хотелось идти
в этот дом.

     К ужину  мы  опоздали. Окруженный маленьким садом каменный
двухэтажный дом  возникал  в  степи  как  мираж. Среди деревьев
тускло  светилась  короткая сигара  флаера.  Несущие  плоскости
подрагивали, на  бортах  мигали  сигнальные  огни,  но в кабине
никого  не  было. Наверное,  компьютер  проводил  тест-проверку
машины.

     На лужайке перед  домом сгребал в кучу сухие листья рослый
загорелый мужчина в закатанных до колен джинсах. Игорь опасливо
посмотрел на  меня,  и  я  успокоенно  улыбнулся: запах горящих
листьев меня не раздражал. Мужчина повернулся в нашу сторону, и
на его лице  появилось нечто вроде удовлетворения. Он оперся на
длинные пластиковые грабли и молча ждал, пока мы приблизимся.

     -- Здравствуйте, -- вежливо произнес  Игорь.  --  У вас не
найдется старой палатки и пары банок консервов?

     Мужчина улыбнулся.

     -- Нам можно  говорить  по-русски? -- чуть смутился Игорь.
-- Или...

     -- Почему  же нет, можно и  по-русски, -- очень  чисто, но
явно  не  на  родном  языке,  выговорил  мужчина. -- Палатки  и
консервов нет, но найдутся три пустые  кровати  и  не  успевший
остыть ужин.

     -- Что ж, спасибо и  на  этом, -- вздохнул Игорь. --  Хотя
дырявая палатка... -- он  взглянул  на хмурящееся небо, -- этой
ночью была бы романтичнее.

     Мужчина продолжал улыбаться:

     -- Я рад, что вы все-таки зашли ко мне. Тимми!

     Из окна на втором этаже появилась мальчишеская голова. Еще
через две секунды  Тим скатился по лестнице и остановился перед
нами. Вид  у него был самый  обычный: растрепанный, в  шортах и
футболке, не старше нас с Игорем. Но что-то непонятное кольнуло
меня. Я посмотрел на Игоря -- глаза у него сузились,  словно он
целился в кого-то... Черт, что он опять задумал?

     -- Тим, проводи ребят в  столовую,  --  обыденным  голосом
сказал мужчина. Можно подумать, что  к  ним  ежедневно  заходят
роддэры!

     -- Пойдемте, -- мотнул  головой  Тим. -- Что вначале: ужин
или душ?

     -- Ужин, -- усмехнулся Игорь. -- Веди нас, Кожаный Чулок.

     -- Тогда уж лучше Следопыт.

     Мы с Игорем удивленно  посмотрели  друг на друга. Мало кто
сейчас помнит  героев Купера. А  Тимми уже вел нас по широкому,
застланному мохнатым синтетическим ковром коридору. Внутри  дом
казался гораздо больше,  чем  снаружи. Мне нравятся такие дома,
немножко  под  старину, ничем  не  напоминающие  "экологические
дома" -- эти  уродливые  полурастительные монстры, или не менее
мерзкие "модульные дома" --  нелепые  нагромождения пластиковых
пузырей.

     Тим  открыл  тяжелую  деревянную  дверь.  Именно   открыл,
потянув  за  массивную  бронзовую  ручку, а не  надавил  кнопку
встроенного в стену мотора.  Похоже,  этой кнопки вообще тут не
было.

     Нас окатило волной запахов. Даже Игорь  с Рыжиком потянули
носами. А я на секунду отключился.

     Ваниль, сдобное тесто, шоколадный крем, цукаты...  Жареная
индейка,  фаршированная  яблоками. Лимонное  желе, апельсиновый
мусс  и  мороженое  с  орехами...  Старые  фильтры  в  кухонном
кондиционере,  впитавшие   в  себя  аромат  пищи  за  несколько
последних месяцев...

     -- Что с тобой, Миша?  --  Игорь схватил меня за плечи.  Я
покачал головой.

     -- Все... Все хорошо, даже слишком.

     -- Чинга... Все правда в порядке?

     -- Да.

     Тим  с  недоумением смотрел на меня. Разглядывая кухню,  я
ощущал на себе его растерянный взгляд.

     Это была именно кухня -- а я-то был уверен, что  нас ведут
в  столовую,  где  уже  суетятся роботостюарды, а  из  стенного
под®емника лифт выплевывает подносы с пищей. Неяркий свет лился
из   притушенных   светильников,  потемневшие   окна  закрывали
оранжевые шторы.  Темно-коричневые  панели,  такие  же  шкафы и
столики. Один стол побольше, возле  него  три  стула с высокими
спинками.  Лишь  электронная  плита  сияла  своей  подчеркнутой
белизной.  Перед  ней стояла молодая женщина в длинном  платье.
"Сестра", -- автоматически отметил я.

     -- Мам, ты нас накормишь? Это те самые роддэры!

     "Мам..." Ладно. Но почему те самые?

     -- Тимми, не  роддэры,  а роуддэры. -- Женщина улыбнулась.
-- Ведь так, ребята?

     -- Ваше обращение "ребята" мы  принимаем  по  отношению  к
своему биовозрасту,  --  с  достоинством ответил Игорь. Женщина
снова  заулыбалась.   --   Правильнее   называть  нас  все-таки
роддэрами -- это название сложилось исторически  в начале века.
Похоже, вы нас ждали?

     --   Нас   вызвал  по  фону  пилот  стратолайнера,  --   с
готовностью ответил Тим.  --  Сказал, что трое упрямых роддэров
решили высадиться в пустынном районе, где ближайший дом -- наш.

     Тим выпалил это с явным  восторгом.  Даже  наше  упрямство
прозвучало  у  него как неслыханное достоинство. У Игоря  опять
недобро блеснули глаза.

     --  Тимми,  принеси себе стул, -- скомандовала женщина.  И
снова обратилась  к нам: --  Вы можете звать меня миссис Эванс.
Или, как это по-русски... тетя Ли. Меня зовут Линда.

     -- Вы очень  хорошо  говорите по-русски, -- быстро вставил
я, увидев, что  Игорь  уже собирается  с®язвить.  -- Вы жили  в
России?

     --  О  нет. Я большая домоседка. Это... как  произнести...
увлечение  моего  мужа.  Он  лингвист,  работает  по  программе
"конвергенция". Немножко учит нас...

     --  Папа  знает  восемнадцать  языков, -- заявил  Тим.  Он
притащил еще один стул, держа его обеими руками перед собой. --
А я -- шесть.

     Игорь усмехнулся. Для роддэра шесть языков -- не повод для
хвастовства.

     --  Вы   начнете   с   пирога   или  подогреть  что-нибудь
посущественнее? -- осведомилась миссис Эванс.

     -- Сладкое мы сегодня уже ели, -- садясь  за стол, ответил
Игорь.

        xxx

     Я  проснулся   резко,