ь это - то становишься драконом. А  для  дракона  уже
нет зла, нет...  противоположного  понятия.  Дракон  может  поступать  как
угодно - он не становится ни злым, ни... другим.
     - Любопытная философия, - Майк улыбнулся.
     - Да ты жизни не знаешь,  щенок!  При  чем  тут  философия?  Либо  ты
человек - и вынужден поступать в соответствии с моралью, либо дракон  -  и
поступаешь согласно своим желаниям. Но жизнь хитрая штука, она  заставляет
постоянно менять правила игры. Черное становится белым, а белое - красным.
Иначе - смерть. И люди живут по меняющимся правилам, убеждая себя, что так
играли всегда. А для нас, драконов, правил нет. Я  мог  изнасиловать  всех
женщин в этом поселке, мог вообще его сжечь. А мог и пощадить. Я не связан
правилами! И это честнее, чем меняться с каждым зимним дождем!
     - Драго, ты не прав! Ты тоже связан правилами...
     - Нет, постой! Хочешь, я расскажу  тебе  про  одного...  скажем  так,
мальчишку? Мы вместе воспитывались, был такой человек Элдхауз... Чушь,  не
о нем речь... Мы звали того пацана Светловолосым. Знаешь, он  был  не  то,
чтобы такой яркий блондин, он был именно Светлый. Он ненавидел жестокость.
Он не  хотел  убивать.  Он  был  готов  любому  помочь.  Но  ему  пришлось
становиться драконом. Он метался, пробовал нас  переспорить...  Не  вышло.
Тогда он возненавидел тех, кто стал драконами без колебаний. Тех, кто  нес
в себе, как  ему  казалось,  все  зло  нашего  мира.  И  он  попытался  их
уничтожить. Их же методами... И стал самым страшным драконом  этих  лесов.
Он придумывал самые  жестокие  пытки,  чтобы  уличить  других  драконов  в
запретных   чувствах.   В   малейших   признаках   мягкости   и   понятия,
противоположного злу. А уличив - уничтожить. За то, что они были  жестоки!
Он попал в замкнутый круг, но не понял этого. Он, в сущности, даже не  был
драконом -  он  оставался  человеком,  знающим  зло  и...  противоположное
чувство.
     - Он погиб...
     - Да, я убил его.
     - Я не о том. Он погиб, пытаясь победить  драконов  силой.  Злом.  Он
погиб, когда принял это решение.
     - Это доказывает мою правоту. Правоту драконов. Человек пришел к  злу
от его отрицания. Зло всегда в основе.
     - Нет... - Майк отвернулся, словно понял, что спорить  бесполезно.  И
тихо добавил: - В каждом человеческом сердце живет дракон. И  если  ты  не
убьешь дракона, он станет убивать людей вокруг себя. Но вначале... -  Майк
бросил на меня свой короткий, пронзительный взгляд, -  вначале  он  сожрет
твое сердце.



        4. Монастырь "У Небесных врат"

     Ущелье мы нашли не сразу. Оно было узким и густо  заросло  деревьями.
Лишь по дну его тянулась полоска голых, обточенных камней - в зимние дожди
или в весенние паводки здесь бежал стекающий с гор поток. Мы с Майкам  шли
по этим камням,  а  Принц  пробирался  вверху.  Вблизи  монастыря  Братьев
Господних бдительность терять нельзя ни на минуту.
     - Знаешь, Драго, пока ты крошил бандитов, я болтал с  этой  девушкой,
Сюзи...
     Девушкой? Я удивленно взглянул на Майка.
     - Оказывается, ее в  поселке  считают  колдуньей.  Она  умеет  лечить
болезни и предсказывать будущее. Звери ее никогда не трогают.
     - Насчет зверей согласен.
     - Ну, я спросил ее  о  нашем  будущем.  Дойдем  ли  мы  до  гор?  Она
ответила, что нас ждет опасность. Рядом с целью.
     - Если в голове есть крошка мозгов,  то  ответить  так  несложно.  На
нашем пути монастырь. А как Братья Господни нас любят, ты видел.
     - Она еще сказала, что  до  этого,  в  дороге,  ты  встретишь  своего
старого друга.
     Я вздрогнул и ответил:
     - Об этом тебе надо было сказать до встречи с Рокуэллом.
     Майк пожал плечами:
     - Я не вру. Хотя она, конечно, странная девчонка. И  красивая,  -  он
усмехнулся.
     Я продолжал идти. Потом спросил:
     - А сколько ей лет, по-твоему?
     - Пятнадцать-шестнадцать, не меньше... А что?
     - И красивая?
     Майк непонимающе смотрел на меня.
     - Корягой она, значит, притворялась... Чтоб рыбки  не  с®ели,  -  сам
себе сказал я. - А у плота пришлось переключиться на другого хищника,  вот
зубастики и пощипали колдунью. Коряга...
     Не выдержав, я расхохотался. Ничего,  с  ней  можно  поболтать  и  на
обратном пути. Пихнул в бок удивленного Майка:
     - Чего встал? Ходу, ходу!


     Лес начал редеть у самого подножия гор. Мы прошли не меньше  тридцати
километров, ущелье стало шире и мельче, почти  полностью  освободилось  от
деревьев.
     - Отдых, - скомандовал я наконец.
     Принц обежал пару подозрительных холмов поблизости и вернулся к  нам.
Удовлетворенно растянулся у моих ног. Мы с Майкам  молча  жевали  твердые,
спрессованные плитки концентратов.
     - Устал?
     - Норма, - Майк отрицательно  помотал  головой.  -  Главное,  мы  уже
рядом. И неделя в запасе.
     - Какая неделя?
     - Мне надо быть там до шестого июля.
     - Ну-ну.
     Я отряхнул ладони и поднялся.
     - Пошли. На ночлег станем уже в горах.
     - Идем.
     Принц, как обычно, побежал вперед. Мы стали  карабкаться  по  склону,
выбираясь из ущелья. Майк забросил автомат за спину, чтобы  не  мешал  под
руками, и, увидев это, я перехватил оружие поудобнее.  Один  ствол  всегда
должен быть наготове -  это  закон.  Впереди  что-то  зашуршало.  И  вдруг
взвизгнул Принц - ошеломленно, растерянно. Я поднимал голову, уже чувствуя
накатывающуюся от него волну страха и беспомощности.
     Перед ним стояли двое. Серые  плащи  мешками  колыхались  от  легкого
ветерка. В складках широченных рукавов поблескивали короткие автоматы.
     - Поднимите руки и ложитесь, драконы,  -  бесцветным  голосом  сказал
один.
     - Поднимите и ложитесь, - эхом откликнулся другой.
     - Может, что-то одно? -  я  произнес  это  голосом  наивного  идиота,
лихорадочно оценивая ситуацию. До них метров пять. Принц стоит ближе - ему
метра три. Хватит прыжка... Но оба монаха держат нас  на  прицеле,  а  пес
сможет сбить лишь одного. Напарник расстреляет нас прежде, чем лапа Принца
снесет ему голову. Стрелять самому? Не успею... Или успею? Майк, может,  и
спасется, но меня изрешетят...
     "Принц! Обоих?"
     "Одного".
     - Поднимите руки...
     Мы стояли с Майкам плечо к плечу - великолепная мишень. А перед  нами
- ощетинившаяся туша Принца. Тоже мишень... Я стиснул зубы. Надо выбирать.
Последний шанс всегда требует жертвы. Принц, прости...
     "Встань на задние лапы. Напугай их".
     Принц повернул голову, и я увидел его глаза.  Испуганные,  молящие...
Да он же все понимает! Кого я пытаюсь обмануть - его или себя?
     "Не надо!"
     Поздно. Принц с ревом поднялся на задние лапы, замолотил передними  в
воздухе. Братья Господни открыли огонь - то ли по нему, то ли по  нам.  Но
тело собаки  принимало  в  себя  все  пули.  Падая  на  землю,  стреляя  в
ненавистные серые тени, я видел, как кровавые  клочья  плоти  отлетали  от
Принца.  Мой  автомат   уже   замолчал,   скрюченные,   утратившие   форму
красно-серые фигуры опускались на землю, а Принц еще стоял, покачиваясь  и
тихо, по-щенячьи скуля. Потом он упал.
     Ничего не соображая, я встал, сделал к нему несколько шагов.
     Позвал:
     - Принц! Песик...
     Рядом застучал майковский люггер. Горсть отработанных гильз  прошлась
по ноге, приводя меня в  чувство.  Я  упал,  скатываясь  в  овраг.  Следом
кувыркнулся Майк, пробормотал:
     - Их... их там десятки...
     - Быстро!
     Мы побежали. На ходу  я  обернулся,  увидел  на  краю  обрыва  четкий
силуэт, дал очередь. Фигура осела.
     "За тебя, Принц..."


     Голос шел  словно  ниоткуда.  Наверное,  Братья  установили  динамики
вокруг холма, где  залегли  мы  с  Майкам.  Бесплотный,  безынтонационный,
беспощадный голос.
     - Драконы, выходите. Бросайте оружие - в  борьбе  нет  смысла.  Орден
требует от вас покорности. Выходите, драконы...
     - А если выйти? - спросил Майк.
     Мы  лежали  спина  к  спине.  Крошечная  ложбинка  на  вершине  холма
естественный окоп, пока еще спасала  нам  жизнь.  Нас  взяли  в  кольцо  и
заставили залечь у самых гор, на холмистой, с редкими деревцами,  равнине.
Похоже, сюда нас и гнали через лес, зная,  что  до  гор  мы  добраться  не
успеем, а из леса, где дракон может задать бой кому угодно, уже выйдем.
     - Если выйдем - убьют не сейчас, а в полнолуние, - ответил я.
     По  склону  ближайшего  холма  ползла  серая  тень.  Снайпер.   Хочет
добраться до вершины и обстрелять нас сверху. Только чего же  он  лезет  у
нас на виду, балда? Я прицелился.
     - Почему в полнолуние?
     - И этого не знаешь? Полнолуние - день очистительной жертвы.
     Если нас сожгут вместе с ребенком, наши души очистятся  и  попадут  в
рай. Они нам зла не желают.
     Спина Майка вздрогнула.
     - Каким ребенком?
     - Фермерским. Кто-нибудь  из  монахов  выкрадет.  Они  так  очищаются
каждое полнолуние...
     Короткая очередь остановила Брата Господнего  на  полпути.  Последним
усилием он раскинул руки, замер серым крестом. Как  бы  он  не  специально
полез под пули - погибнуть от рук дракона - значит стать святым. Ходило  у
них такое поверье...
     Майк дал длинную очередь, явно не целясь.
     - Не психуй. Нам еще до ночи тянуть, - словно  не  понимая,  что  нас
выкрутят раньше, произнес я.
     - Я думал, они... Но они же хуже вас!
     - Хуже. Они - люди, - с удовольствием подтвердил я.
     На порядочном расстоянии от холма, вне досягаемости даже моего  "АК",
не то, что люггера, прохаживались Братья Господни. Их было десятка три, не
меньше.
     - Майк, бинокль.
     Майк зашуршал рюкзаком. Чуть приподнялся - над нами тут же  завизжали
пули. Что и говорить, стерегут надежно.
     - Бери...
     Тяжелый бинокль дрогнул в  моих  пальцах,  когда  я  навел  резкость.
Братья Господни устанавливали километрах в  трех  от  нас  минометы.  Надо
же... Не пожалели для драконов даже мин.
     - Теперь все, Майк...
     - Что?
     - У них минометы.
     Не перестающий бормотать призывы к покорности голос умолк.  Наступила
тишина. Потом тот же, усиленный, мертвый голос произнес:
     - Драконы, у вас есть четверть часа, чтобы сдаться.
     Невидимый диктор вдруг кашлянул, смазывая все впечатление  от  своего
замогильного тона, и замолчал.
     - Майк!
     - Ну?
     - Попробуй выйти. Если докажешь им, что не дракон...
     - Иди к черту!
     Я рассмеялся, сказал:
     - Я уходить не собираюсь. Учти, ты умрешь как дракон.
     - Пока не спешу умирать...
     Он завозился:
     - Драго, мне нужно развернуть рацию. Прикрой...
     Переспрашивать я не стал. Даже  если  он  собирается  докладывать  на
базу, что сейчас погибнет, мешать не имело смысла. Я подвинулся, давая ему
место, чтобы вытащить из рюкзака  рацию.  Потом  лег  на  спину,  отставил
автомат  подальше  и  надавил  на  курок.  Нескончаемо   длинная   очередь
пробарабанила по ушам. Автомат  умолк.  Я  стал  неторопливо  перезаряжать
обойму. Майк тоже улегся на спину и медленно вытягивал из  рации  антенну.
Тонкий телескопический прут вытянулся метра на  полтора.  Братья,  похоже,
заметили его отблеск - пули засвистели чаще.
     Расслабившись, я стал смотреть в  небо  -  в  низкую,  серо-свинцовую
пелену туч. Казалось, подпрыгни посильнее, и можно  ухватиться  за  вязкую
грязную  облачную  вату.  Ухватиться,  повиснуть  и  уплыть   с   облаками
куда-нибудь далеко-далеко, где нет ни монастырей, ни  лесов,  ни  тягучей,
безнадежно однообразной жизни. На маленькие тропические  острова,  которые
никто не удосужился  закидать  ракетами,  или  в  холодные  антарктические
льды...
     Майк все нажимал  и  нажимал  какую-то  кнопку  на  рации.  Наверное,
встроенный  микропроцессор  подавал  сейчас  кодированный  сигнал  вызова.
Против воли я повернулся, посмотрел на Майка. Этого не стоило делать -  от
вида его сосредоточенных действий появилась глупая, бессмысленная  надежда
на чудо.
     На  рации  светились  крошечные  разноцветные  лампочки.  Вздрагивала
стрелка, показывая излучаемую передатчиком энергию.
     - Да! - закричал вдруг Майк. - Да, эта я!
     Крошечные диски наушников шептали, а может, кричали что-то  неслышное
мне.
     - Нет! Я не мог раньше! Нет, времени мало... Парк, парк,  подснежнику
нужен дождь по окружности! Берите пеленг! Сильный  дождь!  Быстрее!  Здесь
очень, очень сухо!
     Я лежал, вжимаясь в холодную землю. Мне было не  по  себе.  Что-то  в
словах Майка, в его вздрагивающем голосе выворачивало меня наизнанку.
     - Если можно, если успеете... В квадрат 17-ЭР - град.
     В его карте я уже разбирался. В квадрате 17-ЭР находился монастырь "У
Небесных Врат".
     - Рон... - Майк всхлипнул. - Рон, здесь очень мерзко. Здесь...  здесь
страшно, Рон. И очень... Нет, не радиация. Рон, я постараюсь! Я  дойду,  я
ее отключу... Рон... У меня больше не оставалось выбора, я не  хотел  тебя
выдавать... Не чушь! Я хотел сам... Но слишком уж сухо.
     Он замолчал. И уже другим голосом произнес:
     - Парк, подснежник понял. Сильный дождь на  пеленг,  град  в  квадрат
17-ЭР. Отсчет десять секунд,  время  достижения  шестнадцать...  Плотность
поражения в радиусе пятьдесят - пять тысяч метров  максимальная.  Шесть...
Пять... Четыре... Три... Два... Один... Ноль.  Дождь  пошел,  понял.  Рон,
прощай!
     Майк откинул рацию - так  выбрасывают  огнемет,  в  котором  кончился
заряд и который уже никогда не перезарядишь.
     - Драго, открой рот, могут лопнуть  перепонки...  Сожмись,  чтобы  не
задело. Да поможет нам Бог!
     В неосознанном ужасе я вцепился в Майка, в скользкую,  гладкую  ткань
его комбинезона. И почувствовал, как  он  прижимается  ко  мне.  Нам  было
одинаково страшно на серой земле и под серым небом...
     Тонкий нарастающий гул послышался с неба. Монастырские минометы?  Они
звучат не так...
     В серой облачной грязи  сверкнул  огонек.  Другой,  третий...  Словно
звезды продырявили тучи и стремительно падали на землю. Я  закричал  и  не
услышал своего крика. Сотни, тысячи светящихся точек парили под  облаками,
опускались на нас. Гигантский огненный круг... Нет, не круг, а  кольцо.  И
отверстие в кольце, крошечный кружок серого неба,  приходилось  точно  над
нами.
     Я  успел  еще  различить  под  каждым  огоньком  темную  тень,  когда
сверкающее облако осело на землю. Нас  колыхнуло,  словно  рушились  горы;
огненные, багрово-дымные стены вскинулись вокруг. Казалось, что горел даже
воздух.  Волны  темного  пламени  пронеслись  над   холмом.   И   тяжелый,
нестерпимый удар от взрыва тысяч кассетных боезарядов погрузил меня в мглу
беспамятства, прокатился по телу раскаленным воздушным прессом...


     Я открыл  глаза  от  боли  в  плече.  Майк  тащил  меня  за  руки  по
скользкому, горячему пеплу, и каждое движение отдавалось болью.  Лицо  его
казалось маской из копоти и крови, лишь глаза оставались живыми. На шее  у
Майка вразнобой покачивались два автомата - мой "АК" и его люггер. Я хотел
сказать, что мой автомат можно теперь выбросить, но сил на  это  не  было.
Тогда я посмотрел вверх.
     Разорванные,  искромсанные  тучи  медленно  расплывались   прозрачной
дымкой. На лицо оседала мелкая водяная  морось.  А  сквозь  редеющие  тучи
проступало небо  -  темно-голубое,  даже,  скорее,  синее,  вечернее.  Над
горизонтом, в самом краю облачной  проталины,  желтел  ослепительно  яркий
краешек солнца. Его свет коснулся обожженной кожи, и я напрягся.  Но  боли
не было. А в воздухе, наполненном испарившейся  влагой,  вспыхнула  яркая,
словно нарисованная семью щедрыми мазками художника,  радуга;  протянулась
от  мертвой  выжженной  пустыни  к  горам.   Горы   стояли   спокойные   и
непоколебимые, лишь снег на вершинах сверкал синеватым холодком.
     - Майк, небо, - выдавил я из себя. Я чувствовал,  что  просвет  скоро
затянет. Майк должен взглянуть, он же никогда не видел неба.
     Своих слов я не услышал, да и Майк,  наверное,  тоже.  В  ушах  стоял
непрерывный гул. Сморщившись от напряжения, Майк наклонился ко мне. Потом,
поймав умоляющий взгляд, посмотрел вверх. И опустился в черную гарь  рядом
со мной.
     Мы лежали под голубым небом,  которого  не  было  над  Землей  долгих
двадцать лет. Высоко-высоко, над проклятой  серой  пеленой,  над  пылью  и
копотью плыли белые пушинки облаков - настоящих, _п_р_е_ж_н_и_х_  облаков.
Я смотрел на их розовые, подкрашенные солнцем края  и  думал  о  том,  что
всегда представлял небо без них. Я просто забыл об их  существовании,  мне
казалось, что в распахнувшемся однажды  небе  не  окажется  ничего,  кроме
голубизны.
     Потом я потерял сознание.



        5. "Отложенное возмездие"

     Темнота несла  меня  в  себе  как  ласковая,  теплая  морская  волна.
Выныривать не хотелось. Болело лицо  и  руки,  но  боль  казалась  слабой,
приглушенной.  Когда  я  пытался  что-то  вспомнить,  в  памяти   вставала
клокочущая   огненная   стена,   и   отшатывался,   пугаясь    собственных
воспоминаний. Мир  темноты  был  ласковым  и  спокойным,  разум  окутывала
легкая, дурманящая завеса. За ней пряталась боль, я чувствовал  это  и  не
пытался проснуться. Но снаружи, из сладкого дурмана, из обжигающего  мира,
где были боль, и движение, и ослепительный свет, меня звал  чей-то  голос.
Прошли тысячелетия, прежде чем я разобрал слова.
     - Джек... Джекки... очнись...
     Звали меня. Что случилось? Почему я здесь, в темноте,  ведь  я  помню
обжигающий свет. Свет... Залитый ослепительным  светом  вагон.  Лицо  мисс
Чэйс, нашей учительницы - белое, и каждая черточка  видна  так  отчетливо,
словно выкована из металла. Вагон дергается, я  падаю...  А  надо  мной  -
крик, и свет, и опаляющий жар, и нестерпимый ужас. Я хочу закричать - и не
могу.
     - Джекки...
     Была катастрофа. Это точно. Поезд попал в  аварию...  или  террористы
подложили в вагон бомбу. Они всегда стараются  положить  бомбу  туда,  где
много детей. А в вагоне ехало два класса - наш, и тот, где учился Рокуэлл.
Откуда я знаю его имя? Мы же не разговаривали... Нет, это  все  ерунда.  Я
ранен, и в больнице. Но  я  же  слышу,  как  меня  зовут?  Значит,  ничего
страшного...
     - Очнись, Джекки...
     Это папа. Значит, он прилетел из Европы.  А  ведь  там  сейчас  много
работы. В последнем папином  репортаже  -  мисс  Чэйс  читала  нам  его  в
гостинице, когда мы только приехали на экскурсию, сказано, что  происходит
небывалое... Да, наш президент договорился с русскими уничтожить последние
атомные ракеты. Мисс Чэйс сказала, что это многим не понравится...
     - Ты слышишь меня, Джек?..
     - Да...
     Слова даются легко, трудно было лишь произнести первое.
     - Я слышу. Я пока полежу, не раскрывая глаз, ладно?
     Пауза. Может, мне надо раскрыть глаза?
     - Конечно. Приди в себя.
     - Я пришел.
     В  голове  кружатся  какие-то  картины,  реальные  и   фантастические
одновременно.
     - Мне снился такой интересный сон.  Только  он  страшный.  Ты  будешь
ругаться, скажешь, что я опять насмотрелся фильмов по  кабельному  каналу,
но это неправда. Мне приснилось, что была ядерная война. А ее же не будет,
президенты договорились, да? Войны никогда не будет... А мне снилось,  что
на небе вечные тучи, и не видно солнца. Все заросло лесом,  рыжим,  словно
его кипятком ошпарили. И такие пауки... Огромные, противные. А  я  в  этом
лесу брожу с автоматом... смешно,  автомат  был  русским.  Они  там  очень
ценятся... ценились, это же сон... Он прошел, да?
     Тишина, будто и нет никого.
     - Ты не молчи, а то сон возвращается, и страшно... Не молчи!
     - Я не молчу.
     - Знаешь, мне так стыдно. Ты же хотел, чтобы я был смелый? Ты никогда
не трусил, даже в Иране... И в той республике, где гражданская война. А  я
оказался таким трусом.  Я  убивал,  потому  что  трусил.  Так  получилось.
Замкнутый круг, словно лента в штурмовом пулемете... Это ты мне  рассказал
про пулемет? Да? Не мо