ки, лучевые  процедуры,  сейчас  есть  прекрасные
методы,  я  внимательно  слежу  за  литературой.  Поработав,  ты   сможешь
связываться с любым гением любой  эпохи  без  жутких  стрессовых  видений.
Неужели ты воображаешь, что как вокалист достигнешь большего?
     Андрей и сам об этом думал, но думал  отвлеченно.  Обнаружив  у  себя
голос, он стал певцом именно в опере, причем в классической, не потому ли,
что  таким  образом  пытался  подсознательно  создать  хотя  бы  видимость
контакта во времени?
     С запада пришло круглое серое облако и  повисло  над  домом.  Цесевич
посмотрел на часы.
     - Поливочный дождь, - сказал он.
     - Теперь вы занимаетесь селекцией?
     - Селекцией, да... Только не растений. Хочешь попробовать?
     Он протянул Андрею на ладони пару церебральных датчиков.
     - Зачем? - сказал Андрей.
     - Трус ты, - усмехнулся учитель.  -  Это  упрощенный  вариант.  Тесты
церебральные и подкорковые.  Наука  несколько  продвинулась  вперед,  и  я
вместе с ней. На волне, так сказать. Надень и пойдем пить чай.
     Андрей пожал плечами и прилепил датчики к затылку.  Через  минуту  он
забыл о приборе. Пил чай с вареньем и рассказывал о последних постановках.
Изображал, как, по его мнению, следует играть финальную сцену "Онегина"  и
как пытается поставить ее режиссер. На взгляд Цесевича, оба варианта  были
неотличимы, но впервые голос Андрея  звучал  не  по  стерео,  а  рядом,  и
учитель был поражен. Андрей  это  заметил  и  постарался  выжать  из  себя
максимум. Он не форсировал, пел мягко, и даже фраза "О жалкий жребий мой!"
прозвучала как-то задумчиво, будто Онегин давно  уже  определил  для  себя
судьбу, и сейчас лишь убедился, что был прав. Цесевич сказал коротко:
     - Позовешь на премьеру.
     Он прошел в угол веранды, где давно  уже  мигал  на  выносном  пульте
компьютера зеленый огонек. Андрей сорвал датчики с затылка.
     - Баловство это, - сказал Цесевич. - Большую работу  сейчас  ведут  в
Институте профессий, но они доберутся до  результата  после  моей  смерти.
Ага, - он пробежал взглядом надпись на экране дисплея. -  Андрюша,  ты  не
пробовал играть в го?
     - Нет, - рассеянно отозвался Андрей, который  и  не  слышал  о  такой
игре.
     - А чем ты занимаешься, когда свободен?
     - Читаю, копаюсь в старинных книгах, нотах, слушаю записи, встречаюсь
с друзьями...
     - Играй в го, - энергично посоветовал Цесевич.
     - Это ваш новый тест?
     - Именно! Ты знаешь, что люди даже отдыхают не  так,  как  могли  бы?
Гениальность свою губят смолоду, потому что неверно  выбирают  дорогу.  Но
отдых... Знал я одного археолога. На досуге  он  сочинял  бездарные  стихи
инее это  хобби  как  крест.  Я  посоветовал  ему  разводить  хомяков.  Он
посмотрел на меня... Знаю я эти взгляды... Я послал ему хомяков в подарок.
Совсем человек изменился! Он  и  археологом  стал  более  приличным,  хотя
наверняка гениален совсем в другой области. Но хобби! Увлечения,  невинные
забавы - и те выбирают неверно! Играй в го, Андрюша...
     - Скажите, Сергей Владимирович, - Андрей замялся, - а вы сами...
     - Нет, - резко сказал Цесевич, будто барьер поставил.  -  Об  этом  и
мысли не было. И не смотри на меня так. Методика - дело  всей  жизни.  Мне
скоро сто. Не нужно. Не хочу.
     - Врачу - исцелися сам, - сказал Андрей.



        7

     Вадим был в лаборатории не один. Теоретик Саша Возницын -  коренастый
и крепкий, с шевелюрой, свисающей на плечи, - ходил  из  угла  в  угол,  а
Вадим стоял у окна, сосредоточенно рассматривая  цифры  на  широкой  ленте
машинной распечатки.
     - Мне нужна именно сегодняшняя ночь,  -  говорил  Саша.  -  Извините,
Ирина Васильевна... Звезда слабеет,  Вадим,  рентгеновская  новая  гаснет,
завтра может не быть погоды, и кто еще согласится наблюдать  такой  слабый
об®ект?
     - Ты видела астрономический цирк, Ира? -  спросил  Вадим.  -  Сегодня
увидишь. Я могу запросто снять не  то,  что  надо.  Никогда  не  занимался
звездами. А этот корифей пришел ко  мне  со  своей  авантюрой,  зная,  что
Другие откажутся наотрез.
     - Вот-вот, - быстро вставил Саша. - Я знаю твой характер - бросаешься
на все неисследованное.
     - Что такое рентгеновская новая? - спросила Ирина.
     - Неожиданная вспышка  на  рентгеновском  небе,  -  пояснил  Саша.  -
Появляется яркая рентгеновская звезда и через  месяц-другой  гаснет.  Чаще
всего навсегда. В некоторых случаях,  как  сейчас,  рентгеновской  вспышке
соответствует и оптическая...
     - В некоторых, - буркнул Вадим. - Причем довольно слабая. Нужно  хотя
бы окрестности посмотреть  на  Паломарском  атласе.  Пойдем  на  телескоп,
корифей...


     Ирине пришлось долго звонить, пока за стеклянной дверью  не  появился
усатый вахтер в накинутом на плечи тулупе. В проходной горел электрокамин,
было тепло, и Ирина постояла минуту, прежде чем подняться под купол.
     Вадим стоял у окна и смотрел в черноту ночи. Чтобы лучше  видеть,  он
погасил под куполом свет. Ирина тотчас  ударилась  обо  что-то  головой  и
застыла.
     - Что с тобой, Вадим? - тихо спросила она.
     - Сегодня дважды был там, - сказал Вадим.  -  Так  часто  никогда  не
было. Странная планета...
     Он  отступил  в  темноту  и  исчез.  Под  куполом  заурчало,   сверху
заструился колючими лучами звездный свет  -  купол  раздвинулся.  Визгливо
заработали сервомоторы  люльки.  Ирина  увидела  уходящее  вверх  пятно  и
почувствовала себя ужасно одинокой, будто Вадим поднимался не под купол, а
в другую галактику. Она прислонилась лбом к стеклу, но снаружи было темно,
и Ирина не могла понять, что мог там разглядеть Вадим.
     "Мы на все смотрим по-разному, - подумала она. - И думаем по-разному.
Может, потому, что я не могу поверить в реальность Странностей?  Возможно,
Вадим и гений контакта  в  другом  мире,  но  здесь  он  просто  астроном,
достаточно посмотреть в его глаза, когда он говорит о небе. Весь  мир  для
Вадима как сцена с реальными фигурками, очень реальными, прямо настоящими,
но...
     Гений  контакта!  Странно  все  это.  Даже  не  то  странно,  что  он
единственный  специалист  по  контактам  с  внеземными  цивилизациями   на
несколько веков. Но должен ведь быть еще  и  труд,  который  делает  гения
творцом. А у Вадима все слишком просто. Что знает он о  контактах  с  иным
разумом? Два века прошли мимо него. Что-то не так,  или  он  не  обо  всем
пишет и говорит".
     "Ну и ну, - подумала Ирина, - я рассуждаю так, будто  поверила.  -  И
тут же оборвала себя: - Значит, поверила".
     Она очнулась от визга спускающейся люльки.  Вадим  подошел  к  пульту
сосредоточенный, усталый, это чувствовалось не по лицу, а  по  замедленным
движениям. И по молчанию.
     - Не молчи, пожалуйста, - попросила Ирина. - Когда  ты  молчишь,  мне
кажется, что тебя здесь нет...  Что  ты  думаешь  о  будущем?  Не  о  том,
далеком, а о своем собственном Что станешь делать завтра?  Или  через  три
месяца? Все время ждать, когда появится он... Арсенин?
     - Прости, Ира, - сказал Вадим, - сейчас я просто не знаю, на каком  я
свете... Я выгляжу сумасшедшим, да?
     - Нет, ты выглядишь  уставшим  от  своего  Арсенина.  Не  понимаю  я,
Вадим... Допустим, ты гений контакта. Но у тебя нет знаний, ты не  работал
в этой области. Никто не стал гением на досуге, между делом. Чтобы достичь
в чем-то совершенства, нужно ведь чертовски много работать.
     - Гений - это труд, да? Но где сказано, что труд  должен  быть  виден
всем? И даже самому гению?
     - Ну, знаешь... Когда Карузо брал верхнее до, легкость  поражала.  Но
все знали, чего эта легкость стоит.
     - Значит, Карузо не был гением, - отпарировал Вадим.
     - Гений может не работать над собой? - усомнилась Ирина. - Тогда я не
знаю ни одного - гения.
     - А их за всю историю человечества было десятка два. Гении появятся в
будущем, когда их научатся распознавать.
     - Цесевич?
     - Да.
     - Я все же не понимаю, - настаивала Ирина. -  Эти  гении  будущего...
Они, в конце концов, должны  будут  переваривать  колоссальное  количество
информации. Одно это отнимает массу времени.
     - В наши дни. Сейчас нет эффективных способов борьбы с информационной
лавиной. Лет через сто все будет  иначе.  Профессиональные  знания  станут
накапливать во время сна, а потом и в дневные часы - придумают специальные
излучатели. Останется только вспоминать - даже о том,  чего  минуту  назад
человек и знать не мог.
     - Где-то я читала, - сказала Ирина, - что и в двадцать втором веке  в
школах будут учиться столько же времени, сколько сейчас.
     - Это ты у меня читала, - об®явил Вадим. - А  ты  обратила  внимание,
какие предметы они будут изучать? Развитие воображения, методика открытий,
теория изобретательства... В школах не останется  предметов,  единственное
назначение которых - дать информацию. Не будет, например,  географии.  Все
географические сведения дети получат в виде снов-приключений.  А  основные
положения науки, формирующие мировоззрение, будут и вовсе записаны прямо в
наследственной памяти.  В  школах  станут  тренировать  мозг,  как  сейчас
спортсмены  тренируют  тело.  Программа  будет  рассчитана  на  воспитание
талантливого человека. Но гением так не станешь.  Талант  проявит  себя  в
любой области, которая ему по душе, а гений - нет.
     - Ты хочешь сказать, что все методы контактов...
     - Конечно! Я думаю, это очевидно. Я говорил  тебе  -  наш  контакт  с
Арсениным  ограничен  в  основном  профессиональными  рамками.   Остальное
приходится собирать по крохам и  сразу  записывать,  чтобы  не  забыть.  А
профессиональное вбивается как  гвоздями.  Основной  принцип  контактов  -
аналогия. Хоть в чем-то должно быть сходство нашего разума  с  чужим,  это
принимается как постулат. Невозможно придумать разум,  не  имеющий  ничего
общего с разумом человека. Так говорят сейчас, так будут говорить и  через
двести лет. Как наука проблема контактов так и не  разовьется.  Долго  еще
будет  идти  спор:  как  определить  разум?  Что,  например,  разумного  в
Аномалии?
     - Значит, ты напичкан всякими теориями контакта?
     - Даже  нашими,  современными,  до  которых  сам  не  добрался.  Могу
написать   учебник.   Теория   Дайчевского,   система   "Опрос",   система
"Иерархическая цепь"... Это будут самые популярные.
     - А какой пользуешься ты?
     - Никакой. Смотрю глазами Арсенина и говорю, что приходит  в  голову.
Или не говорю - как сейчас. Я, в общем, знаю решение, но не придумал пока,
как его осуществить. И очень не хочу, чтобы Арсенин разобрался  в  решении
раньше времени. Он может наделать глупостей... Случай, на  первый  взгляд,
тривиален. На меня Арсенин вышел с этой задачей три месяца  назад.  С  тех
пор мы провели девять сеансов. Только сегодня - два. Они  ждут,  они  тоже
понимают, что я уже знаю решение...



        8

     Поисковый звездолет "Сокол" был кораблем  экстра-класса.  Экипаж  его
мог провести  машину  даже  сквозь  хромосферу  звезды.  Когда  в  системе
Зубенеша обнаружили планету с разумной жизнью, капитан "Сокола",  отправив
отчет,  решил  посадить  корабль.  Его  можно  было  понять:   обнаружение
цивилизации на Орестее означало крах общепринятых теорий эволюции.
     Дело в том, что Орестея принадлежала к планетам  типа  Яворского,  то
есть была планетой-лазером. Атмосфера ее  состояла  из  инертных  газов  с
примесью  ядовитых  высокомолекулярных  соединений.   Излучение   Зубенеша
возбуждает молекулы и атомы в атмосфере Орестеи. Атмосфера превращается  в
мину на взводе, и достаточно слабого светового импульса, но обязательно на
строго определенной частоте, чтобы атомы мгновенно  "скатились"  из  своих
возбужденных состояний, за какую-то долю  секунды  отдав  всю  накопленную
энергию.
     Когда  Орестини,  астроном  экспедиции,  сообщил  первые  данные   об
открытой им планете, командир звездолета Князев не думал, что она его  так
заинтересует.  В  бортжурнал  занесли:  открыта  планета  типа  Яворского,
названа Орестеей. По предварительным расчетам (учитывался газовый  состав,
масса  и  плотность  воздушного  океана,  характер  излучения   Зубенеша),
атмосфера  Орестеи  должна  была  превращаться  в  пылающий  факел  каждые
восемьсот-тысячу лет. Естественно, ничто живое во время вспышек уцелеть не
могло. Князев решил следовать дальше, но несколько минут  спустя  ситуация
радикально   изменилась.   Хенкель,   биолог   экспедиции,   человек    до
невозможности придирчивый и особенно недоверчивый к  собственным  выводам,
об®явил с недоумением в голосе:
     - На планете  разумная  жизнь  белкового  типа,  класс  -  гуманоиды,
уровень - кроманьонский, стадия - переход к технологии второго разряда...


                                                ЭВМ. Память. Бортжурнал.
                                                Открытый текст. Индексация
                                                по среднемировому времени.
     16:07. Посадочная процедура. Следы  верхней  атмосферы  -  данные  по
параллельному каналу. Фотовизуально: поверхность планеты открыта, облачных
образований мало, местами дымка. Водных или иных жидких бассейнов нет.
     16:08.  Нарастание  плотности  атмосферы  не   соответствует   модели
Лихтенштейна.  Необходимо  изменение  посадочной   процедуры.   Нарастание
плотности не соответствует... Сбой программы.
     16:08. Возврат.  Прямая  передача  параметров  с  выдачей  на  пульт.
Параметры атмосферы вне  классификации.  Необходимо  решение  командира  о
продолжении посадочной процедуры. Решение получено.
     16:11. Посадка мягкая. Двигатели - стоп.  Пробы  грунта  -  базальты,
данные по параллельному каналу. Химическая аномалия:  полимерные  волокна,
вне классификации. В  атмосфере:  молекулярные  цепочки  с  очень  высокой
электрической активностью на грани разряда, длина  возможного  пробоя  200
метров. В оптике: до горизонта (дальность 4500 метров) скальные породы  со
сглаженным и оплавленным рельефом, биологически активных об®ектов нет.  На
горизонте горная гряда с двумя вершинами. Юго-запад: три колонны диаметром
по 8,7 метра и высотой по 254 метра. Химический состав не определяется.
     16:13.  Химическая  и  электрическая   активность   атмосферы   резко
повышается. Причина не определена. Визуально: изменений нет.
     16:17. Прозрачность  воздуха  резко  падает,  появляются  облака,  на
уровне почвы  -  корональные  разряды.  Визуально:  на  горизонте  колонны
соединяются корональными разрядами.
     16:18. Изменение программы. Место подачи команды - с пульта. Характер
изменения  -  переход  к  процедуре  посадки  высшей  степени   опасности.
Установка силового барьера на расстоянии 15 метров от звездолета.
     16:19. Изменение программы. Силовой барьер не  устанавливается,  поле
нестабильно. Причина: утечка энергии в атмосферу.  Прогноз:  взрыв  систем
стабильности через 41 секунду.
     16:20. Изменение программы. Старт по аварийному  сигналу.  Визуально:
туман из химически и электрически активных частиц. Вероятная длина  пробоя
- 1200 метров. Старт.
     16:21. Высота 8 километров.  Выше  границы  тумана.  Вероятная  длина
пробоя в атмосфере 23 километра. Разряд неизбежен. Разряд неизбе...


     Эта передача была принята станциями слежения через  несколько  недель
после того, как "Сокол" с экипажем обратился в пар, в ничто.
     Вторая  экспедиция  была,  конечно,   осторожнее.   Отправились   два
звездолета  -  этого  требовала  и  процедура  предполагаемого   контакта.
"Енисей" и "Соболев"  -  оба  разведчики  экстра-класса,  как  и  погибший
"Сокол". Командиром пошел  Стебелев  -  опытнейший  ас,  давно  налетавший
положенные для списания из космофлота две тысячи световых  лет.  Стебелева
не списывали. Наверное, потому, что ни один из его кораблей не  попадал  в
аварийные ситуации, никто из работавших под его началом не погиб за  сорок
лет полетов Стебелева на кораблях звездной  разведки.  При  этом  Стебелев
никогда не возвращался, не выполнив задания. Это был очень  немногословный
человек с ясной улыбкой. Стебелев был низкорослым - метр семьдесят семь  -
и любил, когда на него смотрели сверху вниз.  "Это  дает  преимущество,  -
говорил он.  -  Когда  смотришь  вниз,  то  подсознательно  недооцениваешь
противника, смотришь вверх - стремишься переоценить. В споре лучше  вторая
позиция".
     "Енисей" и "Соболев" остались на высоких орбитах, а экипажи  ушли  на
Орестею в ботах -  специальных  ракетах  типа  челнок.  Скорость  входа  и
посадки у них была минимальной - вся процедура занимала  почти  три  часа.
Войдя в атмосферу, боты "надели" защитные поля  и  опустились  в  полутора
километрах от поселка  аборигенов.  Городов  на  Орестее  не  было,  самый
крупный из поселков насчитывал от силы  триста  жителей.  Дома  стояли  не
кучно, как разбросанные по игровому полю кегли.  На  краю  поселка  дымила
трубой  фабрика,  каждые  полчаса  из  темного   проема   ворот   выползал
трехколесный паровик, нагруженный серыми тюками. Паровик катил к  колоннам
- непременной принадлежности каждого поселка - и  сбрасывал  тюки  в  люк.
Техника была довольно примитивной, примерно девятнадцатый  век  по  земным
меркам. Кто и как при такой низкой технологии  и  с  явным  недостатком  в
рабочей силе мог поднять огромные двухсотметровые колонны? И для чего?


                        Из фонограммы заседания Ученого Совета экспедиции.
                        Присутствовали все пять руководителей программ.
                        Председатель Стебелев.
     Туркенич (главный биолог). Без преамбулы. Биотесты перед вами.  Вывод
- орестеане неразумны.
     Бунин  (главный  эколог).  Вывод  излишне   категоричен,   Марк.   Мы
обнаружили  за   эти   дни   триста   одиннадцать   показателей   разумной
деятельности. Могу перечислить  основные:  строительство  домов,  колонны,
фабрики, использование энергии пара...
     Туркенич. Знаю. Они действуют _к_а_к_ разумные, но они  неразумны.  У
них нет мозга.
     Бунин. Вы антропоцентричны, Марк.
     Туркенич. Вовсе, нет. Мне все равно, чем они думают, хоть  пяткой.  К
тому же физиологически они близки к антропоморфам.
     Стебелев. С одним существенным отличием.
     Туркенич. Вы имеете в виду энергетический обмен?
     Стебелев. Конечно, это же главное.
     Туркенич. Согласен. Они не едят в нашем  понимании,  прямо  утилизуют
электроэнергию, благо в атмосфере ее достаточно. Электрохимия организма  у
них потрясающая. Но это не противоречит антропоморфизму. У меня ведь много
чисто поведенческой информации, независимой от физиологии.  Могу  показать
реакции орестеан на тысячи стандартных раздражителей. Алексей расскажет об
этом подробнее.
     Стебелев. Прошу вас.
     Каперин  (главный  психолог).  Жуткая  вещь,  командир.  Они   живут,
действуют. И при этом совершенно равнодушны. Могут не  замечать  предмета,
который мельтешит у них перед глазами, если этот предмет им не мешает.  Мы
навели у входа в бункер колонн голографический  мираж.  Показывали  Землю.
Никакого  впечатления.  Видели,  но  не   обратили   внимания,   им   было
неинтересно.  Наш  вывод:  орестеане   действуют   как   машины,   надежно
запрограммированные,  с  эвристической  программой.  Мозг  им  не   нужен,
достаточно оперативной и долговременной  памяти.  И  системы  прецедентов.
Нечто вроде приобретенных рефлексов.
     Стебелев. А что же триста одиннадцать проявлений разума?
     Каперин. Не убежден, что это проявления их разума.
     Бунин.  А  чьего  же?  Здесь  нет  ни  животных,  ни   сколько-нибудь
высокоорганизованных растений. Неорганическая жизнь тоже не обнаружена.
     Туркенич. И при этом цивилизация не  старше  девятисот  лет.  Она  не
могла выжить, когда вспыхнула атмосфера. Здесь плавились горы!
     Бунин. Об этом и думать не хочется. Чушь какая-то.
     Стебелев. Вы все бьете в одну точку. Заметили?
     Каперин. Разумеется