говорил-то безо  всякого  акцента,  а  предложения  строил  не  очень
по-русски. Может, тоже эстонец, мельком подумала Зойка, как тот Свен?  Или
литовец?.. И устыдилась: какая разница? Да хоть папуас. Другое  дело,  что
какой-то он... какой?.. непонятный, вот какой, больной - не больной,  псих
- не псих, ест - не ест, жидкость ему подавай, что-то не то.  А  вдруг  он
шпион? Или круче: инопланетянин?..
   Что на уме - то на языке:
   - Свен, а вы не  шпион?  Или  вы  с  летающей  тарелки,  инопланетянин,
extra-terrestrial?
   Ну конечно же она не всерьез, конечно же она схохмила,  little  конечно
же joke, sir, не более того - надо ж как-то  расшевелить  истукана,  сидит
сиднем,  глазами  ее  сверлит-колет-буравит,  страшно   аж   жуть.   Пусть
улыбнется, ведь умеет же он улыбаться. Наверно...  А  Свен  не  улыбнулся.
Скорей испугался. Зойка уловила его испуг то ли пресловутым шестым, то  ли
сто шестым чувством и тоже испугалась, чего - сама не ведая.
   - Я ж пошутила, - на всякий случай об®яснила  она,  _отмазалась_,  есть
такой милый термин.
   Но Свен на отмазку не клюнул, а вовсе даже ответил:
   - Вы угадали.
   - Что угадала? - Испуг легко пролетел, а его  незаконное  место  тотчас
заняла стерва злость: на Свена, идиотствующего почем зря, на себя  -  дуру
бабу, приволокшую этого клоуна-соблазнителя в  квартиру,  на  работу  свою
бешеную, заставляющую порядочную женщину черт-те когда поздно возвращаться
домой. - Что, блин, угадала? Что шпион? Так это ж голому ежу ясно! - Опять
Художественный театр попер, помноженный  на  упомянутую  злость.  -  И  не
отпирайся! Я сейчас на Лубянку позвоню, за тобой приедут, колись  с  ходу.
Запишут как явку с повинной, на суде учтут... - несла что ни попадя,  сама
себя накачивала по системе К.С.Станиславского, потому  что  решила:  Свена
этого мороженого надо гнать в три шеи, нет - в четыре, в десять шей,  пока
он не полез  к  ней  с  глупостями  приставать  или  не  слямзил  из  дому
чего-нибудь высокоценного. Но выгнать так просто - этого Зойка  не  умела,
поэтому и заводилась, как каратист перед схваткой -  ууоохха!  Или  что-то
вроде.
   Свен, несколько ошарашенный неожиданной атакой, на  секунду  выполз  из
своего коллапса и мирно, вполне по-русски, спросил:
   - Вы чего?
   - А ничего, блин! - разорялась Зойка,  не  покидая,  однако,  глубокого
кресла, диванного родственника, куда забралась с ногами и откуда, в случае
сексуальных посягательств, ногами же могла отбиться. - Я-то ничего,  блин,
а вот ты чего? Вот чего, швед, полежал, посидел, пора и честь знать.  Вали
отсюда по холодку. Мне завтра на службу к девяти...
   - Конечно-конечно, я уйду, спасибо, - быстро и безропотно сказал  Свен,
нашарил у дивана свои сандалики, встал. - Извините. Я  понимаю.  Я  пошел.
Да?
   - Всего вам доброго, - благовоспитанно попрощалась Зойка.  -  Не  стоит
благодарности...
   Злость канула так же скоро, как и набежала. Свена стало жаль, но менять
решения  на  скаку  -  это,  считала  Зойка,  ниже  ее  высокого  женского
достоинства. Да и к чему менять? Пусть себе идет. Завтра  и  вправду  рано
вставать...
   Свен пошел к выходу, шлепая и шмыгая незастегнутыми сандалиями,  уже  у
двери обернулся, заявил:
   - Вы хороший человек, Зоя. Добрый. Зря вы себя  другой  придумываете  -
это больно. А я не шпион, я не знаю такого слова. Я еще не все ваши  слова
знаю, но буду очень скоро знать все. Вы правы, я - инопланетянин. И прибыл
к вам меньше часа назад по вашему времени.
   - Ага, - подтвердила Зойка, не  покидая  кресла  по-прежнему:  мало  ли
что... - Тарелка присела на Шереметьевской возле церкви Нечаянной Радости.
И вся Нечаянная Радость - мне одной. Спасибочки...
   - Тарелка?.. Это как?.. Да, я  помню...  Unknown  flying  object.  Так,
кажется, в научной литературе?.. - Выходит, он не  только  русский  "будет
скоро знать", выходит, он и английский по  научной  литературе  помаленьку
прикидывает. - Нет, я прибыл иначе.
   -  Нуль-транспортировка?  Телепортация?  -  Зойка  была   фантастически
подкована. В том смысле, что знала фантастику.
   - Как вы сказали?.. _Нуль-транспортировка_? Хороший термин. Да, похоже.
   И с этими прощальными словами он дверь открыл и вышел в никуда. Стихи.


   Самое время перевести дух и вспомнить хороший  американский  фильм  про
человека    со    звезды,    про    обаятельного    стармена,     внезапно
материализовавшегося в доме молодой вдовы, материализовавшегося в  родимом
облике ее покойного супруга и, как водится, преследуемого гадами  учеными,
возжелавшими на нем, на воскресшем, значит, муже-пришельце,  ставить  свои
преступные опыты, резать там, кислотами  травить,  под  микроскоп  совать,
ничуть не думая о межзвездном гуманизме. Зойка сей фильм глядела,  в  свое
время  отнеслась  к  нему  с  теплом,  и  сейчас,  естественно,  вспомнила
обаятельного актера, чем-то, кстати, похожего на шведа, хотя и  с  типично
английской фамилией.
   Ситуация из фильма повторилась если не в деталях, то  в  сути.  Правда,
предстал он перед  Зойкой  в  чужом  обличье,  а  не  под  маской  бывшего
благоверного, слинявшего от нее три года назад с посторонней юницей. Но, в
отличие  от  киновдовы,  Зойка  не  прониклась  бедой  инопланетянина,  не
рванулась сломя голову помогать ему, а просто-напросто выставила за дверь:
мол, разбирайся сам со своими проблемами, мол, рули в Академию наук,  мол,
советские ученые -  самые  гуманные  в  мире,  они  резать  не  станут,  и
микроскопов у  них  не  хватает,  так  что  помогут  бескорыстно.  Логично
поступила Зойка. По-советски. Так будет с каждым, кто покусится.  Ни  пяди
родной земли не отдадим инопланетным агрессорам. Так поступают  пионеры...
Да и в самом деле:  какой,  к  чертям  собачьим,  пришелец?  Это  в  конце
двадцатого века,  на  исходе  лета,  посреди  Марьиной  рощи?..  Нечаянная
радость... А в "Вечерней любимой газете Москве", между  прочим,  регулярно
печатаются  сводки  уголовных  происшествий,  где  легко  проследить  рост
изнасилований и квартирных краж, совершенных как раз такими пришельцами.


   А что до кино - так это ж в кино!
   Зойка вылезла из спасительного кресла, пошла в  прихожую,  накинула  на
дверь очень стальную цепочку. Есть ей, как и Свену, не  хотелось,  но  чай
выпить стоило. Чай  снимает  последствия  стрессов,  а  Зойка  только  что
испытала сильный стресс, который сама на  собственный  зад  словила.  Пила
буржуйский "Липтон" и анализировала ситуацию. Любила  она  поанализировать
ситуацию, пия чай - особенно тогда, когда от анализа ни хрена не зависело.
После драки - кулаками, вот. Во-первых, никакой он, конечно, не  пришелец,
хотя и ничего себе. И физиономия тоже интеллигентная.  Правда,  одет...  А
что одет? Может, на ихней планете ничего импортного приличного не достать,
одно отечественное крепкое... Говорит странновато, факт, но - не жлоб. Да,
еще: телепат. У кого из Зойкиных знакомых  есть  знакомый  телепат?  Ни  у
кого. Это все - плюсы. Их мало, но они приятны. Теперь - минусы.
   Весь его треп - дешевый провинциальный кадреж, рассчитанный на сопливых
от восторга пэтэушниц. Поскольку Зойку за ее тридцатилетнюю  жизнь  клеили
десятки, если не сотни, раз, то она назубок выучила многозвонкий, но все ж
ограниченный набор приемов, приемчиков, приколов,  отмычек  и  ключей  для
добровольно-насильственного    вскрытия    женских    сердец.    Почему-то
мужики-кретины считают, что любую бабу  надо  брать  как-нибудь  похитрее,
пооригинальнее, поскольку она-де, как сайра (рыба такая есть, кто  забыл),
на свет ловится, на загадочное. Да любой _нормальной_ бабе все эти загадки
- до фени, если уж  на  что  она  и  клюнет,  так  на  естественность,  на
простоту. Именно естественности бабам  в  жизни  не  хватает,  все  кругом
выпендриваются, выдрючиваются, чтоб  не  сказать  круче,  строят  из  себя
принцев, пришельцев, суперменов - тоска! Господи,  да  подойди  он  к  ней
по-человечески, представься, скажи, что она ему нравится, что он хотел  бы
пригласить ее... куда?.. в  Большой  театр,  в  Третьяковскую  галерею,  в
музей-усадьбу "Останкино", например!.. И что она? Увы, увы, послала бы его
на три русские буквы. А почему? А потому что в мире  всеобщего  выпендрежа
любая естественность тоже покажется выпендрежем. Только изощренным.  Особо
опасным...
   Парадокс?  Никакой  не  парадокс.  Дефицит  простоты   в   человеческих
отношениях рождает неверие в нее, незнание ее,  даже  боязнь.  Это  -  как
черная икра: сто лет ее не пробовал, а  угостили  на  халяву  -  невкусной
покажется. Потому что отвык. А привык к  накрахмаленной  колбасе,  которая
скверно прикидывается мясной. И знаешь, что мяса в ней - три  процента,  а
хаваешь. А если  ее  еще  и  упакуют  как-нибудь  позаковыристей,  обзовут
"старорусской" там или "пикантной" - вовсе кайф... Но если Свен - та самая
колбаса "пикантная", чего ж она его прогнала? Об икре размечталась?..
   Гастрономические  ассоциации  вызвали   легкое   чувство   голода,   не
утоленное, оказывается, ресторанным калорийным ужином, и Зойка  машинально
и задумчиво с®ела  бутерброды,  приготовленные  ею  для  Свена.  Но  сытый
человек - добрый человек, это еще второй  раз  здесь  поминаемый  В.И.Даль
сообщил в своем фолианте пословиц и  поговорок,  и  сытая  Зойка  внезапно
ощутила колкую жалость к  выгнанному  шведу-эстонцу-шпиону-инопланетянину.
Ну  захотел  человек  покадриться,  ну  не  придумал  ничего  умней,   чем
прикинуться старменом, ну жить ему в Москве негде. В  конце  концов  можно
было позвонить заботливой Марии Ивановне  и  запихнуть  Свена  на  тот  же
двенадцатый. Хоть на ночь...
   Зойка встала, отнесла поднос на кухню, вымыла  чашки,  поставила  их  в
шкафчик - все механически, не  думая  о  делаемом.  Если  сравнить  ее  со
спортсменом, который собрался прыгать в высоту, то все это мытье посуды  -
разбег. А потом будет прыжок. Зойка закрыла  дверцу  настенного  шкафчика,
повесила на крюк полотенце и решительно пошла грудью на планку. То есть  -
к двери.
   Свен, как Зойка втайне и ожидала, сироткой сидел под тополем и, похоже,
караулил свою тарелочку. Или  канал  для  нуль-транспортировки.  Зойкиному
приходу внешне не удивился  и  не  выказал  ликования:  и  ранее,  помним,
сдержан был...
   - Ну и что будем делать? - туманно спросила Зойка, надеясь, что на  сей
раз не ей, вконец эмансипированной, придется брать на себя  инициативу,  а
сам Свен предложит какой-нибудь приемлемый  вариант  дальнейшего  общения.
Например, попросит прощения за дурацкий розыгрыш,  со  слезой  признается,
что  не  пришелец,  а  командированный,  и   не   с   Тау   Кита,   а   из
Краснококшайска...
   - Не беспокойтесь, - кротко сказал кроткий пришелец Свен.
   - Ладно, - стремительно  решила  Зойка,  опять  стремительно  сама  все
решила, - пошли обратно.  Постелю  вам  на  кухне,  а  завтра  разберемся.
Пристроим куда-нибудь...
   Если честно, все это она заранее заначила, еще когда грудью  на  планку
шла, а сейчас  выпалила,  но  зачем  ломать  имидж  стремительно  решающей
женщины?..
   - Меня не надо куда-нибудь, - быстро возразил Свен.
   Заметим, что идея возвращения протеста у него не вызвала. И то понятно:
он уже _полежал_ на диване, понял, что под тополем - хуже...
   - Где ж вы жить собираетесь? - поинтересовалась Зойка.
   - Нигде. Я здесь на сутки. И назад.
   - Куда?
   - Домой.
   - А дом далеко?
   Свен на миг задумался:
   - Приблизительно триста семнадцать парсеков в ваших единицах измерения.
   Он, умник, никак не мог  дотумкать,  что  пора  завязывать  с  детскими
играми, хорошего понемножку, самый терпеливый партнер на стенку полезет от
такого перебора. Зойка чувствовала  себя  в  преддверии  (или  все-таки  в
подножии?..) стены, но  помнила,  помнила,  помнила  о  своей  милосердной
миссии, взяла себя в руки - кто-то  из  двоих  должен  быть  мудрее,  этот
кто-то не мог не быть женщиной! - и сказала:
   - Хорошо. Завтра, завтра - не сегодня! Пошли... - и  порулила  впереди,
злорадно не сомневаясь, что умирающий Свен  сам  преотлично  доберется  до
квартиры.
   А время между тем за полночь забежало.
   Зойка молча - это уже была ее игра! - постелила Свену в кухне на  узком
топчанчике, налила в поллитровую чашку остывший чай,  поставила  на  стол.
Возникла в комнате:
   - Я вам все приготовила.
   Свен послушно и тоже молча - никак понял, что все  слова  сейчас  будут
_лишними_, - последовал за Зойкой в кухню, а та  его  особо  провожать  не
стала, бросила вслед:
   - Завтра в семь я вас, простите, разбужу.
   И ушла. И закрыла дверь к себе в комнату, и подперла ее тяжелым креслом
- на всякий пожарный! - и влезла  в  холодную  постель.  И  вырубилась  из
действительности,  нуль-транспортировалась  куда-то,  где   не   было   ни
американских делегаций, ни плановых ремонтов, ни инопланетян под тополями,
ничего не было гнусного, отравляющего нам бессонные-будни.
   А проснулась  от  звона  будильника:  оказывается,  не  забыла  вечером
завести его. Что значит условный рефлекс, спасибо Павлову и его псам!
   Накинула халат, тяжко откатила кресло от двери, мимолетно усмехнувшись:
ишь ты, как поставила, так и простояло, никто на ее честь не  позарился  -
пожалела о том? а что, может, и пожалела - и в кухню. Картинка была  точно
такой, что и накануне вечером: Свен сидел за столом  и  дул  чай,  как  не
ложился.
   - Доброе утро, - приветливо сказал он.
   - Доброе, -  не  столь  приветливо  констатировала  Зойка.  Глянула  на
топчан: подушка взбита пышечкой, плед расправлен, ее рука, ее,  любимая...
- Вы что, не спали?
   - Я мало сплю. В отличие от вас. Я плохо себя  чувствовал.  Вчера.  Так
всегда после перехода.  Надо  было  лечь,  сконцентрировать  энергию.  Это
недолго. И еще посчитать.
   - Много насчитали? - Зойка  варила  кофе,  пена  старалась  вылезти  из
джезвы, Зойка следила за ней,  ловила  момент,  чтобы  снять  с  конфорки,
поэтому поначалу не вникла в ответ Свена.
   - Меньше, чем я надеялся, -  вот  что  он  ответил.  -  Сейчас  -  семь
шестнадцать. По вашему счету.  У  меня  осталось  тринадцать  часов  сорок
четыре минуты. Плюс-минут минута допуска.
   - Бывает, - равнодушно  подтвердила  Зойка.  Ставила  джезву  на  стол,
ставила тарелки, ставила чашки, а еще  хлеб  достала,  масло  в  масленке,
салями распрекрасную - чем богаты... И вдруг ее как стукнуло:  -  До  чего
осталось?
   - До перехода. До этой... как вы назвали?.. Нуль-транспортировки.
   - О Господи! - только, значит, и сказала Зойка.
   Да уж, так уж, хватит уж. Позавтракают - и в стороны, чао, пришелец, мы
от вас сильно утомились. Вечерний альтруизм по утрам превращается  в  свою
противоположность.
   Давайте вернемся к триллеру "Человек со звезды".  Пардон,  конечно,  за
многословие, но пока эта повесть добредет до читателя, он,  читатель,  сей
триллер забудет вовсе, поэтому автор нудно напоминает подробности  сюжета.
Там  героиня  с  ходу  поверила  в  то,  что  неожиданный   ее   гость   -
инопланетянин. Это об®яснимо. Во-первых, накануне  его  появления  в  доме
героини по небу долго летала какая-то светящаяся хреновина, которая потом,
если теперь уже автору память не изменяет, громко  взорвалась.  Во-вторых,
превращение  невесть  чего  или  кого  в  копию  покойного  мужа   героини
происходило буквально на ее глазах: за считанные секунды  существо  прошло
цепочку  метаморфоз  от  слизистого  младенца  до  взрослой  голой  особи.
В-третьих, полиция почти сразу начала охоту за  кем-то,  кто  причастен  к
полету и взрыву означенной хреновины. Все  перечисленное  в  сумме  должно
было привести либо к сумасшествию героини, либо к  вере  в  чудо.  Героиня
оказалась дамой с крепкой психикой, с ума не  слезла,  зато  чудо  приняла
легко и с приязнью. И дальше, как писал некий классик, "все заверте...".
   Теперь о Зойке.
   Наши самые прогрессивные в мире ученые давно уверили  советский  народ,
что наука о неопознанных летающих об®ектах  -  по-ихнему,  по-буржуазному:
уфология - и не наука вовсе, а нечто  вредное,  что  отвлекает  трудящихся
Запада от каждодневной классовой борьбы. Впору применить к  ней  известный
по другим наукам термин - продажная девка империализма. А посему советский
народ твердо знает, что летающие тарелки -  бред,  милые  игры  рефракции,
обыкновенный обман зрения. И художественные фильмы о них - даже  с  маркой
"фантастика" - наши киношники не снимают: нет в СССР пришельцев, нет и  не
было, в отличие от шпионов, всегда толпами наводнявших наши города и веси.
   Далее. Помня о засилии шпионов, огромное  большинство  простых  граждан
никогда их живьем не видело, а посему, точно зная об их  наличии,  малость
абстрактно себе их представляло. Все больше по карикатурам  в  "Крокодиле"
или по фильмам - здесь наши киношники на высоте!  -  о  работе  доблестных
контрразведчиков.
   Но вот сумасшедших-то у нас в державе -  пруд  пруди.  Всяк,  кто  хоть
чем-то отличается от среднестатистического уровня, - псих.  Ату  его!  Вот
почему Зойка ни на миг не поверила, что Свен - пришелец, не взбрело  ей  в
голову, что он - шпион, а вот то, что она из  жалости  клюнула  на  явного
психа - это у нее сомнений  не  вызвало.  Причем  советский  человек,  как
правило, психов не боится, привык он к ним, притерся и,  когда  встречает,
старается  немедленно  от  них  отделаться.  Возвращаясь   к   определению
среднестатистического уровня нормальности,  автор  смеет  утверждать,  что
каждый _наш_ человек неоднократно бывал в шкуре сумасшедшего то в ЖЭКе, то
в магазине, то в исполкоме, то в милиции и тэ дэ и тэ пэ.
   Вот почему Зойка Свена не боялась, он лишь -  как  всяк  сумасшедший  -
надоел ей до зла горя, и она - как и всяк _нормальный_ - спешила  от  него
избавиться.


   - Тринадцать часов, говорите? - ласково размышляла она, моя  посуду.  -
Немного, немного... Но с другой стороны - тоже срок... А у  вас  в  Москве
дела?
   - Дела, - радостно отвечал  сумасшедший,  уловивший,  что  его  судьбой
заинтересовались, что ее вот-вот устроят.
   - В министерстве, в главке? Фонды, дефицит?..
   - Не понимаю. - В голосе Свена звенела явная боль: ну не ведал он таких
богатых слов, не слыхивал в своем Краснококшайске.  -  Мне  нужно  большое
скопление _разных_ людей.
   - И только-то? - Зойка повесила чашки на крючки и обернулась. - Идите в
любой универмаг. В ГУМ, в ЦУМ, в "Детский мир". Скопление - больше нигде в
мире.
   - Это магазины? - сообразил догадливый псих.
   - Точно. Я вас довезу, хотите? - Что не сделаешь ради  любимой  цели  -
обрести покой.
   - Не надо. Магазины не подходят. Ограниченность целей, жесткая общность
интересов,  тревога,  агрессивность,   эмоциональный   шумовой   фон.   Не
получится... Нужно много людей, разных, и чтоб у  каждого  -  свой  вектор
цели, дискретность шагов, вариативность методов.
   Понесло, подумала Зойка. Если сейчас он - уже псих, то раньше  был  еще
каким-нибудь физиком-химиком-кибернетиком. На том крыша и поехала.
   - Придумаем, - ласково сказала она.  -  Попейте  пока  "Липтону",  а  я
оденусь. И придумаем вместе... - Пошла в ванную комнату, вдруг оглянулась,
засмеялась: - А вообще-то вам мой отель  во  как  подойдет!  Все  есть:  и
векторы, и дискретность, и вариативность. А уж людей-то!..
   Ну кто  ее  за  язык  тянул?  Кто  вообще  тянет  нас  за  язык,  когда
общеизвестно: молчание - золото? Не потому ли и рупь у нас золотым запасом
не обеспечен, что разменяли мы наше молчание на медные пятачки?
   Опять, опять нас понесло невесть в какие высоты...


   А Зойка и не поняла, _что_ сказала,  заперлась  в  ванной,  плескалась,
потом  физиономию  раскрашивала,  пела   что-то   из   репертуара   крутых
ресторанных мальчиков, а когда явилась на свет Божий, то Свен уже стоял  у
дверей, весь из себя такой аккуратный, такой подтянутый, такой причесанный
и - вот странность-то! - побритый. И сандалии застегнуты.
   - Я готов.
   Н