Александр Абрамов, Сергей Абрамов. Комната для гостей

   -----------------------------------------------------------------------
   Авт.сб. "Тень императора". М., "Детская литература", 1967.
   OCъ & spellcheck by HarryFan, 4 October 2000
   -----------------------------------------------------------------------

                                     Во всех наших рассказах о встречах  с
                                  привидениями очень много общего, но это,
                                  уж конечно, не наша вина, а  вина  самих
                                  привидений...
                                                           Джером К.Джером


   - Я бы не советовал вам ехать: дорога плохая да и машина у вас барахлит
- застрянете.
   Стюарт Грейвс зябко повел плечами и подвинулся ближе к огню.  За  окном
темнело. Комната медленно тонула во мраке, едва освещаемая зыбким пламенем
камина.
   - Пустяки, - отмахнулся я, - всего какая-нибудь сотня миль.
   - По прямой, - уточнил Грейвс.
   - Ну, сто двадцать, - согласился я.  -  Не  уговаривайте,  Стюарт,  все
равно не останусь. Только вечер потеряем. Поедем лучше вместе.
   - Спасибо за приглашение... - Грейвс поудобнее устроился  в  кресле.  -
Лучше потерять вечер, чем  рисковать  ночью.  Я  уж  как-нибудь  обойдусь.
Глазго хороший город, а  "Красный  петух"  отличная  гостиница.  Утром  же
Гартман обязательно пришлет автобус. Он по-немецки точен, хоть и  живет  в
Шотландии. Так что, мистер  Торопыга,  завтра  увидимся...  если  с  вами,
конечно, ничего не случится по дороге.
   - А что со мной может случиться?
   Грейвс долго молчал, задумчиво попыхивая сигарой.
   - Мало ли что,  -  уклончиво  заметил  он,  -  шотландская  ночь  полна
странных вещей.
   Он так  и  сказал:  "странных  вещей".  Типично  по-английски,  даже  с
ударением. Но я не внял.
   - Бред! На вас,  Стюарт,  коньяк  плохо  действует:  вы  склоняетесь  к
мистике, а я марксист и в "странные вещи" не верю.
   Но, уже сев за руль старенького "воксхолла", я понял, что  поторопился.
Грейвс, наверное, был прав. Не в предсказании "странных вещей", а в  своем
английском благоразумии.  Ночь  сразу  же  навалилась  на  меня  безлунной
дождливой темью. Робингудовский черный  лес  казался  непроницаемым.  Фары
освещали грязные,  засыпанные  хворостом  рытвины  -  точь-в-точь  как  на
знакомых российских проселках. Шотландская грунтовка в лесу  оказалась  не
лучше, и  моя  дряхлая  "автостарушка"  только  поскрипывала,  наезжая  на
обнаженные корни дубов или вязов - я не различал их в  темноте.  В  общем,
как говорится, не хвались от®ездом, а хвались приездом. Но отступать  было
поздно: позади ждал Грейвс, набитый дурацкими остротами.
   Я давно мечтал проехаться по дорогам Шотландии: почему-то казалось, что
в шотландской "глубинке" все сохранилось, как в романах Вальтера Скотта, -
и скалистые горные склоны, и малахитовые луга, и овечьи стада с  пастухами
в классических юбочках, и родовые замки в  запущенных  охотничьих  парках.
Когда в  Глазго  открылся  симпозиум  физиков-"нулевиков",  на  котором  я
присутствовал в качестве единственного советского делегата, меня все время
томило невысказанное желание удрать  в  "глубинку"  к  вальтер-скоттовской
старине.
   И случай представился, когда профессор Гартман, круглолицый розовощекий
директор   экспериментальной   лаборатории   по   изучению    дискретности
пространства, пригласил Грейвса и меня к себе в лабораторию и даже  весьма
любезно пообещал прислать за нами автобус.
   По  каким-то  неведомым  мне   причинам   для   изучения   дискретности
пространства англичане не  нашли  лучшего  места,  чем  старый  Ардеонейг,
захудалый городишко в ста с лишним милях от Глазго,  на  берегу  длинного,
похожего на интеграл озера  Лох-Тей.  Но  это  и  была  вальтерскоттовская
Шотландия, и потому я, пренебрегая благоразумными  советами  Грейвса,  так
храбро  ринулся  по  бездорожью  в  дождливую  шотландскую  ночь,   полную
"странных вещей". Я уже слышал в лесу рог, возвещавший о начале рыцарского
турнира, и предвкушал встречу с самим Роб Роем, ожидавшим меня за  кружкой
пива в деревенском кабачке у дороги. Но время шло,  а  кабачок  так  и  не
возник в темноте, и рог уже не звучал, и Роб Рой, должно быть, устал ждать
и ушел к себе в горы, а дорога тянулась все в том же густом и черном лесу,
двигатель моей "старушки" чихал и кашлял, и к часу ночи,  должно  быть,  я
проскочил поворот на Лох-Тей.
   Нехорошо помянув английских дорожников, я развернул  машину  и  включил
дальний свет: фары выхватили из ночи матово-серые  стволы  дубов  и  узкую
ленту грунтовки, пропадающую  где-то  впереди  в  бездонной  синеве  леса.
Машину трясло и бросало  из  стороны  в  сторону.  Невольно  напрашивалось
фантастическое  сравнение   с   космонавтом-пионером,   пробивающимся   на
супервездеходе в джунглях Венеры, но "старушка" тут  же  вернула  меня  от
фантастики к действительности, тряхнув так, что я едва  не  разбил  лоб  о
ветровое стекло. А дорога то исчезала,  то  снова  возникала  в  танцующем
свете фар, извивалась перед машиной, вставала на дыбы, пытаясь перевернуть
и накрыть меня. Вдруг  она  дернулась  и  затихла.  Я  понял,  что  дальше
придется идти пешком: мой "супервездеход" не выдержал тряски.
   Чертыхаясь и проклиная ни в  чем  не  повинного  Грейвса,  розовощекого
Гартмана и собственную бесшабашность, я вылез из машины  и  открыл  капот.
Зачем - непонятно: двигатель я знал плохо и тусклая лампочка  под  капотом
ничего не об®яснила, кроме моей беспомощности.  Что  делать?  Я  осторожно
потянул какой-то проводок, и лампочка,  издевательски  вспыхнув,  погасла.
Мой нервный смех в темноте  ничего  не  изменил,  его  попросту  никто  не
услышал. Где-то в чемодане у меня валялся  карманный  фонарик.  Я  кое-как
нашел  его,  щелкнул  выключателем  и,  развернув  карту,  начал   изучать
обстановку. По-видимому, мой "воксхолл" застрял в шести милях от  Лох-Тея,
маленького городка на берегу озера. Шесть миль - это полтора часа  хорошей
ходьбы. Не торчать же мне всю ночь посреди  леса!  "Дойду  до  Лох-Тея,  -
подумал я, - а там до Ардеонейга наверняка ходит автобус". Словом, я запер
машину, подхватил чемодан и зашагал по грунтовке.
   Пройдя сотню метров, я чуть не вскрикнул: где-то впереди мерцал огонек.
Я побежал к нему, спотыкаясь о корни и сучья, роняя поминутно  то  фонарь,
то чемодан. А огонек то пропадал за лесом, то появлялся вновь и,  наконец,
распался на несколько огней, которые показали мне, что  стоял  я  у  ворот
самого настоящего старинного замка.
   То был типичный вальтер-скоттовский замок - трехэтажный, с  непременной
башней  на  правом  крыле.  Длинная  узкая  терраса  опоясывала  стены   и
скрывалась в густом плюще; издали он казался мохом.
   Я вспомнил о грейсовском предсказании и закрыл глаза:  не  исчезнет  ли
наваждение? Но замок стоял по-прежнему громоздкий  и  мрачный,  освещенный
лишь фонарем у ворот и светом из окон. Однако даже этот слабый, рассеянный
свет позволял различить и силуэты подстриженных кустов и деревьев,  желтый
песок дорожек и даже  цветочные  клумбы  под  узкими  готическими  окнами.
"Кажется, спасен", - подумал я и потянул ручку звонка. Послышался  далекий
металлический  звон  колокольчика.  Грейвс  был  прав:   "странные   вещи"
прогрессировали.
   Не помню уже, сколько я прождал, переминаясь с ноги  на  ногу  и  зябко
вздрагивая от ночной сырости. Где-то в глубине сада залаяла собака  лениво
и привычно. Впереди осветился четко очерченный прямоугольник двери,  и  по
песку зашуршали чьи-то частые, поспешные шаги. Собака тявкнула еще  раз  и
умолкла. Шаги приблизились, кто-то встал у калитки, и дрожащий  старческий
голос спросил:
   - Кто здесь?
   Я помолчал, подыскивая об®яснение своего ночного визита.
   - Кто? - повторил голос. Он уже не спрашивал, он требовал ответа, в нем
звучала угроза. - Кто?
   Я вышел в полосу света, чтобы страж у  калитки  мог  разглядеть  своего
ночного гостя.
   - Простите меня... простите бога ради, но  у  меня...  -  я  подыскивал
английское слово, - несчастный  случай,  автомобильная  авария...  Оставил
машину в лесу и дошел пешком...
   Слова чужого языка сопротивлялись, пропадали в глубинах памяти, и  я  с
трудом извлекал их, склеивая в неуклюжие фразы:
   - Ехал в Ардеонейг, и вот - машина... Недалеко отсюда...  Миля,  должно
быть... Вы позволите мне где-нибудь у вас подождать до рассвета?
   -  В  Ардеонейг?  -  В  спрашивающем  голосе  послышалось  удивление  и
недоверие. - По этой дороге вы не попадете в Ардеонейг.
   - Как же не попаду? - смутился я, сознавая весь идиотизм ситуации: мало
того что вломился к людям ночью, но еще  и  солгал  при  этом!  -  Что  же
делать? - взмолился я, вглядываясь в черный  силуэт  за  узорной  чугунной
оградой.
   Силуэт вздохнул и, зазвенев ключами, проговорил:
   - Входите.
   Калитка  открылась  с  древним,  пронзительным   скрипом,   таинственно
прозвучавшим в сонной тишине ночи. Пес снова залаял и уже не умолкал, пока
мы пробирались среди мокрых кустов по  узенькой  садовой  дорожке.  Я  шел
позади открывшего мне  стража  и  наспех  придумывал,  как  правдоподобнее
об®яснить в замке свое  ночное  вторжение.  Так  мы  добрались  до  входа,
поднялись по неровным ступенькам на  каменную  террасу  и  увидели  дверь,
вернее, открытый пролом в стене.
   - Прошу. - Мой спутник жестом пригласил меня войти.
   Я машинально перешагнул порог и тут же зацепился за что-то  ногой.  Уже
падая, я услышал крик:
   - Осторожней! Храни вас бог!
   Нечто темное и тяжелое пролетело мимо и глухо  шмякнулось  об  пол.  Не
вставая, я  разглядел  огромный,  искусно  отлитый  из  чугуна  кулак.  От
широкого кольца у запястья уходила вверх ржавая массивная цепь.  "Странные
вещи" уж очень настойчиво следовали одна за другой.
   - Он не ушиб вас? Не больно?
   Я поднялся и наконец разглядел при свете своего спутника.  Он  оказался
старушкой, подвижной и маленькой, с проворными руками,  которые  заботливо
отряхивали меня.
   - Это от грабителей, еще покойный сэр Джон придумал, а  мистер  Родгейм
не успел снять. Надеюсь, вы не ушиблись? Слава богу, нет - вижу!
   Ее доброе морщинистое лицо улыбалось. Зловещая  тень  в  полутьме  сада
превратилась здесь в диккенсовскую  бабушку,  что-то  вроде  похудевшей  и
постаревшей Пеготти, когда Копперфильд уже вырос и мог бы  стать  хозяином
точь-в-точь такого же замка в Шотландии. Впрочем, нет, не  такого!  Чем-то
далеким, средневековым веяло от окружавшего меня зала  с  земляным  полом.
Потолка не было,  высоко  наверху  черные  деревянные  балки  поддерживали
ветхую  крышу.  Два  газовых  фонаря  освещали  длинный  дубовый  стол   с
массивными ножками, а позади на  возвышении  у  незажженного  камина,  где
могли бы пылать  целые  бревна,  стояли  два  кресла  с  высокими  резными
спинками. Я легко представил себе свору пьяных  рыцарей  за  столом,  а  у
камина в кресле какого-нибудь сэра Ланселота с чугунными плечами и  рыжими
космами. Вот он  встанет  сейчас  во  весь  свой  огромный  рост  и  зычно
провозгласит...
   - Что случилось, Маргарет? Что происходит в этом доме?
   Я вздрогнул от неожиданности. Голос, который  вполне  мог  принадлежать
воображаемому Ланселоту, доносился из-за стены.
   - Чертова дыра! Средневековый идиотизм! Где эта проклятая дверь,  никак
не могу ее нащупать.
   В стене открылась незаметная раньше дверь,  и  в  проеме  показался  не
рыцарь и не латник, а вполне современный и  респектабельный  англичанин  в
халате и туфлях, с электрическим фонариком в руке.
   - Что происходит, Маргарет? - повторил он. - Кто  звонил?  Кто  гремел?
Мне осточертела вся эта таинственность.
   Тут  он  заметил  меня  и  замолчал,   видимо   удивленный   появлением
незнакомого человека, да еще в не  совсем  обычный  для  визитов  час.  Но
благовоспитанность  и  гостеприимство  тотчас   же   подавили   невежливое
любопытство.
   - Оказывается, у нас гость? Ну что ж, располагайтесь как дома,  сэр.  -
Он широко улыбнулся и пошел ко  мне  навстречу,  протягивая  руку.  -  Что
занесло вас в эту проклятую богом глушь?
   Я пожал плечами.
   - Автомобильная авария.
   Услышав акцент, он чуть повел бровью.
   - Иностранец? Впрочем, простите. Я еще не представился. Сайрус Родгейм,
к вашим услугам.
   - Андрей Зотов, - назвал я себя, - и тоже к вашим услугам.
   - Зотофф, Зотофф... - повторил он, прищурившись. - Югослав, поляк?
   - Русский.
   Он  захохотал  сочно  и  оглушительно,  обнажая  идеально   ровные   и,
по-видимому, фальшивые зубы. Впрочем, может быть, и  настоящие:  очень  уж
моложаво выглядел этот атлетически сложенный крепыш.
   - Зотофф? - опять повторил он. - Конечно, русский. Я же читал  недавно.
У вас историческое имя, сэр. Зотофф! Премьер-министр Екатерины Второй.
   Я улыбнулся.
   - Вы ошибаетесь, мистер Родгейм. Был такой временщик. Только  Зубов,  а
не Зотов.
   - Какая разница! У русских труднейшие имена. Кстати, какой русский?  Из
Москвы  или  перемещенный?  Погодите,  не  отвечайте.  -  Он  оглядел  мой
промокший и забрызганный грязью костюм. - Безбожный акцент и неевропейский
крой. Москва, угадал? - И  в  ответ  на  мой  утвердительный  кивок,  явно
довольный, продолжил: - Попробую  дальше.  Торговый  представитель?  Может
быть, интересуетесь консервированным беконом? У меня в  Йоркшире  завод  и
ферма...
   - В Йоркшире? - удивился я. - Почему же вы здесь, в  этом  макбетовском
замке?
   Ему понравилось сравнение; он опять захохотал.
   - А ведь родовой  замок  Родгеймов  в  самом  деле  может  поспорить  с
макбетовским. Здесь даже дух Банко есть... -  Он  вдруг  замолчал,  словно
сказал что-то лишнее, и спросил уже совсем  другим  тоном:  -  А  как  вы,
русский из Москвы, попали в этот макбетовский замок?
   Я кратко описал свое путешествие и попросил разрешения  воспользоваться
его гостеприимством до утра. Он согласился охотно и дружелюбно:
   - Пройдемте в родовую  опочивальню,  сэр.  Единственный  цивилизованный
уголок в этом средневековье.  Правда,  электричества  нет,  только  газ  и
свечи. Зато тепло и удобно - уютные кресла,  книжки,  медвежья  шкура  под
ногами, приличный камин. Вы голодны? - Не дожидаясь ответа, он обернулся к
стоявшей позади Маргарет. - Сандвичи, Маргарет. Пусть  попробует  отборный
родгеймовский бекон. И еще виски.  Или  русские  предпочитают  бренди!  Не
упадите! - крикнул он, когда я храбро шагнул  за  ним  в  темный  проем  в
стене. - Здесь лестница.
   Он пошел впереди, освещая карманным фонариком каменные ступени, которые
привели нас в довольно большую комнату с  тяжелыми  портьерами  на  окнах.
Здесь были и кресла, и медвежья шкура, и горевший камин. И повсюду мерцали
свечи в стенных и настольных подсвечниках - множество свечей, должно быть,
два или три десятка.
   - Я их уже целую тонну сжег, - сказал мой хозяин.
   - А почему вы не проведете электричество?
   - Потому что я меньше месяца владею  этой  макбетовской  рухлядью.  Это
наследство, мистер Зотов. - Он впервые попытался  произнести  мою  фамилию
правильно, не искажая ее на английский манер, - еще один признак  вежливой
внимательности к гостю. - Да, да, наследство! Мой дядя, сэр Джон  Родгейм,
скончался месяц назад, оставив мне в наследство все родовые воспоминания и
это древнее капище. Здесь все пахнет средневековьем, заметили?
   - Заметил, - сказал я, вспомнив чугунный кулак на цепи.
   Вспомнился он без обиды и раздражения, мне было тепло  и  уютно,  камин
трещал, родгеймовский бекон был превосходен, а подогретое  Маргарет  виски
согревало и убаюкивало. И  само  диковинное  наследство  Родгейма  уже  не
казалось мне ни смешным, ни обременительным. Но Родгейм свирепствовал.
   - А на  что  мне,  йоркширскому  сквайру  и  бизнесмену,  эта  каменная
мышеловка? Я уже двадцать дней торчу здесь, а  еще  не  знаю  толком  всех
ходов и выходов. Даже на слом это старье продать не могу. Написал  Беккету
и сыновьям - есть такая комиссионная фирма,  -  так  агент  даже  сюда  не
поднялся. Заглянул в  тронный  зал  -  ну  тот,  с  земляным  полом,  -  и
ретировался. Модернизация, мол, не окупится.
   - Говорят, такие замки покупают на вывоз в Америку.
   - Кто? Где? Рекомендуйте, если  знаете.  Очаровательный  древний  замок
времен короля Дункана Шотландского. Все  есть  -  и  тайники,  и  мыши,  и
привидения!
   - Даже привидения? - засмеялся я, вспомнив о "духе Банко". - Фамильные?
   Родгейм внезапно помрачнел и ответил не очень охотно:
   - Мне бы не хотелось говорить об этом в таком тоне. Но  сам  виноват  -
сболтнул. А фамильные или нет, не знаю. Они появились совсем  недавно,  но
уже успели причинить зло.  Вы  думаете,  почему  мой  дядя  переселился  в
семейный склеп?
   Я промолчал: не хотелось обижать хозяина.
   - Не верите? Я тоже не верил. Но выслушайте свидетельские  показания  и
тогда уже судите. Сначала мое: дядю я почти не знал. Он  был  чудаковатым,
суровым и нелюдимым стариком, не встречавшимся  даже  с  соседями.  Только
Маргарет и Себастьян, ездивший в город за  продуктами,  прислуживали  ему.
Другие не уживались, не выдерживая неудобств здешнего средневекового быта.
Теперь второе показание - Себастьяна. Он  вызвал  меня  телеграммой  после
смерти дяди, рассказал обо всем,  что  произошло,  и  тотчас  же  попросил
расчета, не согласившись даже дня провести под этой  крышей.  А  произошло
вот что. Примерно месяц назад Себастьян заметил что-то неладное в  комнате
для гостей - есть такая в каждом  приличном  замке.  Ее  убирали  редко  -
гостей никогда не было, но раз в  месяц  Себастьян  выбивал  ковры,  менял
постельное белье и выметал пыль. Делал он это по вечерам, порой даже ночью
- заедала старика бессонница, да днем и некогда было. И в ту самую ночь он
пришел туда, когда Маргарет и дядюшка уже спали. Подошел к двери и обмер -
за дверью свет. Хотел бежать, да любопытство пересилило. Приоткрыл дверь и
видит: не фонарь, не свеча, а какое-то  странное  оранжевое  сияние  около
камина. И все ширилось  оно,  как  пламя  костра,  сопровождаясь  каким-то
монотонным жужжанием. А когда в комнате стало светло как днем,  Себастьян,
по его словам, совершенно отчетливо увидал в этом  оранжевом  ореоле  двух
человек. Это я говорю - "человек", а Себастьян сказал  -  "чертей,  только
голых и белых". Один из них будто бы повернулся к  нему  и  сказал  что-то
вроде "спасибо". Себастьян охнул и грохнулся на пол. Там  его  и  нашел  в
глубоком обмороке услышавший шум дядя.
   - Бывает, - сказал я, щелкнув по бутылке виски, стоявшей на столике,  -
если вот этим лечишься от бессонницы.
   - Я тоже так подумал сначала. Но слушайте дальше. Дядя Джон  пуританин,
ни виски, ни пива в рот не брал да и слугу-пьяницу не стал бы  держать.  А
уж в расстроенном воображении его никак не обвинишь - спросите кого угодно
в округе, хоть судью, хоть каноника. Но  он  в  точности  дублировал  опыт
Себастьяна. Кажется, на следующую же ночь. И все повторилось.
   - Что именно?
   - Все. Не похожее на огонь сияние и голые черти. Себастьян клялся  мне,
что дядя так именно ему и сказал. Дядя  Джон  даже  разговаривал  с  ними,
вернее, слышал их разговор. Один из них шагнул к нему,  направил  на  него
какую-то штуку - Себастьян так и не понял из слов дяди какую - и раздельно
произнес: "Ты... кто?" Старый Джон, человек не робкого десятка, обомлел  и
молчит, только губы дрожат. Тогда другой черт или призрак говорит первому:
"Отключайся... он нас боится". И все исчезло -  и  привидения  и  свет.  А
дядя, еле живой, добрался до  постели.  Когда  Себастьян  на  другой  день
привез врача, старику было совсем плохо. Инфаркт миокарда.
   - И вы поверили Себастьяну?
   - Дядя рассказал не только ему. И врачу.
   - Любопытно. Что же говорит врач?
   - Что может сказать врач? - пожал плечами Родгейм. -  Девяносто  девять
из ста скажут то же самое. Расстроенн