- Знаю, - сказал Хмелик и бросил на стол злополучную нитку жемчуга. - С
этого все и пошло?
   - С этого?
   - Где взял?
   - Где-то в Лондоне. На витрине. Потом не мог вспомнить где.  А  тут  ты
подвернулся с Валей.
   - В синей каемке?
   - Потом в оранжевой.
   - Понятно, - усмехнулся Хмелик, - нуль-переброска украденных ценностей.
   - Почему же ты не загнал?
   - Между прочим, красная цена этой цацке три рубля. Дешевле "Столичной".
   - А как же золото?
   - Оно той самой пробы, которую негде ставить. Валяй дальше.
   Дальше пришлось рассказать о ящерице и  о  приключении  в  Рио.  Хмелик
поморщился. Зато конец дяди Мики вызвал у него поощрительное оживление.
   - Неужели выстрелил? Врешь!
   - Честное слово.
   - И попал?
   - Как будто. Я не дожидался... - Озеров не удержался от вздоха.
   Хмелик захохотал:
   - Неужто жалко?
   - Ну, знаешь... все-таки убить человека!
   - Во-первых, ты не знаешь, убил или только ранил. А во-вторых,  это  не
человек. Клопов морят, гадюк давят, а таких вешают.  А  тут  вместо  петли
пуля. Даже гуманно. В общем, не будем задерживаться на  сей  полезной  для
человечества акции. Закругляйся.
   - Все.
   - Что - все?
   - Последний опыт. Кентервильское привидение в гостях у  физика.  Теперь
ты знаешь не меньше меня.
   - Но и не больше. - Хмелик оттолкнулся от кресла и зашагал по  комнате.
- Чем дальше мы ушли  от  пресловутого  Аладдина?  У  него  лампа,  у  нас
браслет. Он тер ее тряпочкой и получал, что заказывал. Ты крутишь  браслет
и получаешь  примерно  то  же.  Словом,  в  руках  у  тебя  устройство,  о
конструкции и принципах работы  которого  мы  знаем  только  то,  что  оно
настроено на твои биотоки и создает в реальной действительности  физически
достоверный геометрический парадокс.
   - Почему парадокс?
   - А по-твоему,  не  парадоксально  то,  что  пространство,  которое  ты
считаешь  плоским,  искривляется  настолько,  что  любые  две  его   точки
соединяются в одну, притом с полнейшей физической достоверностью.
   - А почему браслет не снимается?
   - Потому что соединилось несоединимое - синтетический материал браслета
с живой тканью руки. У нас это уже  делается:  полубиологические  протезы.
Есть  такая  белковая  ткань  -  коллаген.  Она  и  приживает   синтетику,
рассасываясь в организме. Но как произошел сплав живого и неживого в твоем
случае, гадать трудно. Приживление полное, даже с утратой видимости.
   - А происхождение браслета? Откуда он? Ты же физик.
   Хмелик воздел руки к небу.
   - Падре, я верил в вас, как в бога! Нет, старик, я не Саваоф, а простой
кибернетик, и двери в антимир мне  не  подчиняются.  Не  выпучивай  глаза:
антимир - к слову. В данном случае - просто сосуществующий мир  с  тем  же
знаком. Ну вот, должно быть, там и нашли  способ  сближения  пространства,
этакого нуль-перехода в пределах планеты. И к нам такой переход ищут. Я бы
в  твою  колдовскую  рощу,  -  назидательно  прибавил  Хмелик,  -  научную
экспедицию послал, встретились бы  наши  братья  по  разуму  с  понимающим
товарищем. А то напоролись на полиглота-собственника.
   - Кончай треп! - вскипел Озеров. - Я и не собираюсь скрывать  от  науки
эту штуковину. Ты первый...
   Хмелик измерил его насмешливым взглядом.
   - Садись, благодетель человечества. Лингвист-филантроп. Блаженствовал с
кругосветным  билетом  Кука  без  паспортов  и  виз,  а  теперь:  "Хмелик,
об®ясни!" Да за эту неделю мы бы доклад в Академию наук подготовили.
   - Между прочим, из "Хмелик, об®ясни" ничего не вышло, - заметил Озеров.
   - А что ты хочешь? Формулу? Да ее сам Колмогоров  не  выведет.  Система
сложная, что-то вроде "черного ящика", о конструкции которого мы ничего не
знаем. Математическим языком ее не запишешь. Алгоритм неизвестен.  Что  же
можно  предположить?  То,  что  у  нее,  как  у  всякого  кибернетического
устройства, есть "входы" и "выходы". На "входы"  поступает  географическое
понятие или зрительное представление о нем, а с "выходов" - окно  с  синей
каемочкой или дверь с  оранжевой.  Сиречь  нуль-проход.  Географию  машина
знает лучше нас с тобой, может найти любую точку на карте.
   - Я все удивляюсь почему. Ведь это география нашего мира.
   - А может быть, у них та же география. И Лондон  на  том  же  месте,  и
Париж. Вероятно, совсем другие, но место-то одно. На том же меридиане.
   Оба умолкли, подавленные сложностью удивительной и едва  ли  об®яснимой
загадки.
   - Будем ставить опыт, - сказал Хмелик. - Сначала положим на место  этот
фальшивый жемчуг. Туда, где ты его взял.
   - Я не помню, где я его взял, - печально промолвил Озеров.
   - Улицу не помнишь?
   - Ни улицу, ни дом. Кто знает, сколько ювелирных магазинов в Лондоне. А
браслет сам найти не может.
   -  Ты  забываешь,  что  это,  возможно,   кибернетическое   устройство.
Следовательно, у него есть "память". Если он  показал  тебе  эту  витрину,
значит, он ее запомнил. А что ты запомнил на этой витрине?
   - Только подставку, на которой лежало ожерелье.
   - Вот и представь себе эту подставку. Поотчетливей и покрупней.
   Озеров задумчиво повернул браслет.  И  мгновенно  перед  ними  в  синем
"окошке" материализовалась хрустальная подставка с точно такой  же  ниткой
жемчуга, какая лежала у них на столе. Оба захохотали.
   - Дай-ка я положу, - возбужденно сказал Хмелик.
   Озеров  превратил  "окно"  в  "дверь",  и  Хмелик  с   каменным   лицом
осторожно-осторожно водрузил одно ожерелье на другое. Подставка с жемчугом
растаяла в воздухе.
   - Чудовищно интересно, - сказал Хмелик. Он уже не глядел на Озерова,  о
чем-то задумавшись.
   Оба молчали. Один - с  чувством  гордости,  как  обладатель  Аладдинова
чуда, другой - сосредоточенно  размышляя  о  каких-то  неведомых  партнеру
перспективах. Хмелик молчал долго. Озеров уже два раза спрашивал его: "Ну,
а теперь что?" Но Хмелик словно  не  слышал  вопроса.  Наконец  он  достал
тоненькую папку бумаг,  скрепленных  в  скоросшивателе,  просмотрел  их  и
сказал, словно подумал вслух, явно не обращаясь к Озерову:
   - Они выехали в четверг, - он загнул два пальца,  -  значит,  только  к
утру будут в Лондоне. Сейчас, должно быть, где-то в Северном море.  У  нас
первый час; у них, очевидно, десятый. Самое время - никто не спит.
   - Ты о чем? - спросил Озеров.
   - Надо найти наш теплоход. Следует курсом  Ленинград  -  Лондон,  через
Кильский канал и Северное море.
   - Зачем тебе?
   - Треба одного человечка повидать. Срочно. Едет в Лондон  на  симпозиум
по вопросам машинного перевода.
   - А ты при чем?
   - Материалы к докладу вместе готовили. И тема общая: задачи  дискретной
экстраполяции. Да ты, гуманитарий, все равно не поймешь.
   - Почему? - обиделся Озеров. - Как-никак  имею  некоторое  отношение  к
языкам.
   - Вот именно:  некоторое.  Не  зная  языка,  не  переведешь.  А  машина
переводит. Когда Игорь уже уехал - этот самый хлопец и есть, - мы  кое-что
сделали в группе. Буквально позавчера. У  нас  было  шестнадцать  образцов
перевода с грузинского на арабский. И ничего больше -  ни  грамматики,  ни
словарей. И представь себе: чисто формальными автоматными методами удалось
правильно перевести кусок совсем нового текста. Ты  соображаешь,  что  это
для математики?
   - Почему математики? - не понял Озеров.
   -  Чудак,  суть-то  ведь  в  алгоритмах,   перерабатывающих   буквенную
информацию. Игорь с этого и начнет. А вот  с  такой  тетрадкой,  -  Хмелик
торжественно потряс скоросшивателем, - совсем другой вес получится. Как  в
боксе. Из полусреднего в полутяжелый.
   Озеров задумался. Идея Хмелика казалась все более неосуществимой.
   - А  как  искать  теплоход?  Телевизорным  способом?  Елозить  по  морю
туда-сюда? Между прочим,  это  сотни  тысяч  квадратных  километров.  И  в
темноте. Это тебе не улица - фонарей нет.
   - Там другой пояс времени. Еще не ночь.
   - Сам по себе браслет не найдет, - продолжал сомневаться Озеров, - а  я
этот теплоход даже на фото не видел.
   - Другие видел. А все пассажирские лайнеры примерно на одно лицо. Кроме
того, я дам координаты. Это во-первых. Теплоход  белый,  однотрубный,  над
трубой,  вероятно,  витки  дыма,  на  корме  крупно   название   "Эстония"
латинскими буквами. На носу тоже. Представить сможешь. А во-вторых, у  нас
есть карта с маршрутными рейсами. - Хмелик достал  атлас,  раскрыл  его  и
ткнул карандашом в Кильский канал. - Пунктирчик видишь?  Это  и  есть  наш
рейс. Заводи игрушку и веди карандашом по пунктирной линии прямо к берегам
Англии. До конца не доводи: они еще в пути. Браслет  -  устройство  умное:
поймет.
   Озеров  посмотрел  на  карту,  повернул  браслет,   провел   карандашом
требуемую линию и представил себе вечернее море без берегов, темную, почти
черную пучину с завихряющимися барашками волн. Таким оно и предстало перед
ними,  обрезав  половину  комнаты;  возникло  в   кипучем,   стремительном
движении, как  будто  они  с  Хмеликом  наблюдали  его  с  низко  летящего
вертолета или с борта морского быстроходного катера, Хмелик даже взвыл  от
восторга:
   - Настоящее! Чудеса в решете!
   - Все настоящее, - сухо сказал Озеров, - только теплохода нет.
   - Найдем, - об®явил Хмелик, - я в эту игрушку верю. Настраивай  его  на
теплоход, настраивай! - закричал он. - Большой, высокий, широченная труба,
дым клубится, на корме - "Эстония" латинскими буквами. Что такое латинский
шрифт, браслет, конечно, не  знает,  ты  представь  зрительно.  Подхлестни
мозг, старик, воспроизведи картину. Ей-богу, не трудно.
   Озеров вспомнил теплоходы в одесском  порту  и  моментально  представил
себе круглую высокую корму с крупной латинской надписью. И  она  появилась
перед ними, вырванная невидимым  джинном  из  бескрайней  водяной  пучины,
слитного свинца моря и неба.
   - Нашли! - радостно прошептал Хмелик и толкнул Озерова. - Об®езжай.
   Озеров повиновался, и лайнер повернулся к  ним  боком;  его  высоченный
борт уходил под потолок комнаты, обрезанный  синей  светящейся  ленточкой.
Казалось, можно было коснуться белой металлической обшивки. Хмелик  так  и
сделал, но его рука вошла в борт, как в воздух.
   - Понятно,  -  сказал  он,  -  касание  не  полное.  Следующий  этап  -
нуль-проход. А какая каемочка?
   - Оранжевая, я говорил уже. А почему они светятся?
   - Откуда я знаю? Перед нами физически  необ®яснимое  чудо.  По  крайней
мере, законами нашей физики. Во всяком случае, это не аргон и неон.  Можно
предположить  какие-то  атмосферные  явления  на  границах  слоев  воздуха
различной плотности, но лучше подумать скопом. Тут много умов понадобится.
   Белая  стена  борта  растворилась  в  пустынной  прогулочной  палубе  с
покинутыми уже шезлонгами и закрытыми оконными жалюзи кают первого класса,
- это Озеров подумал о населении теплохода. Невидимый об®ектив телевизора,
как ножом, разрезал всю линию примыкающих к борту кают, но Игоря Хмелик не
обнаружил. Звуки рояля, доносившиеся из открытых дверей, привели в голубой
салон, где одиноко музицировала седая горбоносая дама.  За  мелькнувшей  в
коридоре белой  курткой  официанта  проследовали  в  ресторан,  светлый  и
шумный. Медленно маневрировали  между  столиков,  разглядывая  пассажиров.
Озеров чувствовал, как пальцы Хмелика все сильнее впиваются в его руку,  и
наконец Хмелик вскрикнул:
   - Стой! Он.
   Озеров  увидел  близорукого  блондина   лет   тридцати,   с   аппетитом
обсасывающего куриную  косточку.  Его  модный  элегантный  костюм  радужно
поблескивал в свете люстры, как нефтяная пленка на мокром асфальте.
   - Где будем выходить? - спросил Озеров.
   - Погоди, не отключайся, - заторопился Хмелик, открыл шкаф и принес два
пиджака. - Мы с тобой примерно одной комплекции, а то  как-то  неудобно  в
одних рубашках. Все-таки заграничный рейс.
   Озеров поднял "окно" до шлюпочной палубы. Здесь в  окружении  огромных,
затянутых брезентом шлюпок можно  было  высадить  целый  десант.  В  свете
далекого фонаря виднелись надраенные доски  палубы  с  просмоленно-черными
стыками. Озеров, перешагнув оранжевую ленточку, постучал каблуком по  этим
доскам.
   - Еще один парадокс - арифметический, - обернулся он к Хмелику. -  Чему
равен человеческий шаг? В данном случае  тысяче  километров.  А  может,  и
двум.
   - Давай, давай, - подтолкнул его  Хмелик,  -  пошли,  -  и  прыгнул  на
палубу.
   За ним Озеров. И сразу все, что осталось позади, - Москва,  набережная,
их восьмиэтажный дом, комната Хмелика - скрылось за сумеречной мглой  моря
и неба. В пролете  палубы  гулял  соленый  морской  ветер.  Глубоко  внизу
пенились неразличимые в брызгах вороненые волны.
   - Валька, наверно, уже пришла и потрясена: меня нет и  записки  нет.  А
как хорошо, Андрей! - проговорил Хмелик, впервые называя Озерова по имени.
Глаза его искрились неподдельным восторгом. - Как жаль,  что  человечество
еще не владеет этим открытием!
   Они спустились по трапу двумя этажами ниже и вошли в  ресторан.  Хмелик
решительно подошел к уже знакомому столику и, указав Озерову на  свободное
место, спросил не без лукавинки в голосе:
   - Может быть, разрешите присесть?
   Блондин в поблескивающем костюме, не узнавая, а может быть,  просто  не
вглядываясь, кивнул.
   - Недели не прошло, а он уже не узнает друзей и соратников. Ау,  Игорь,
ку-ку!
   Игорь положил на стол обкусанный ломтик хлеба и надел очки.
   - Севка! - воскликнул он. - Ты или не ты?
   - "Кто знает, ты явь или призрак... ты будешь ли, есть ли, была ль?"  -
продекламировал Хмелик.
   Зрачки Игоря за очками разлились до белков.
   - Откуда вы? Каким образом? - И вдруг с  ноткой  испуга:  -  Что-нибудь
случилось?
   - Случилось. - Хмелик положил на стол  свою  папку.  -  Пока  ты  плыл,
Лялька целый кусок выдала.
   - Какая Лялька? - спросил Озеров.
   - Наше кибернетическое сокровище.  Не  мешай,  -  отмахнулся  Хмелик  и
продолжал, почти гипнотизируя Игоря. - Еще при тебе  Мишка  Поливанов  над
программой работал?
   - При мне, - кивнул Игорь. - С грузинского на арабский. Не поет.
   - Запела, - сказал Хмелик. - Данелия произвольный текст взял. Из  курса
статистической физики на грузинском. В  основе  программы  те  же  образцы
перевода. Мы даже  букв  не  знаем,  ни  грузинских,  ни  арабских,  -  он
обернулся к Озерову, - а она выдала.
   - А верно? - усомнился Игорь. - Вдруг абракадабра?
   - Сверяли. Вот погляди, - он  подтолкнул  папку  к  Игорю,  -  тут  все
данные.
   Игорь медленно перелистал подшитые записи, потом начал читать. О чем-то
спросил Хмелика, тот ответил. Еще вопрос и ответ, но для Озерова  с  таким
же успехом разговор мог продолжаться и по-грузински и по-арабски.
   - ...точнейшая обработка буквенной информации.
   - ...дискретная экстраполяция отображения.
   - ...а правила эквивалентных преобразований?
   - ...а язык для сокращенных записей алгоритмов?
   - А закусить здесь можно? - не выдержал Озеров: с подноса  проходившего
мимо официанта пахло чем-то невыносимо вкусным.
   - Идея!  -  хохотнул,  отвлекаясь  от  разговора,  Хмелик  и  остановил
официанта: - Сообразите нам что-нибудь из ужина. Только быстро.
   - Шницель?
   - Два и бутылку рижского. А ты, Игорь, рассчитайся  и  ступай  к  себе.
Доклад дополнять придется: как-никак новый компонент!
   Игорь нерешительно поднялся; что-то его смущало.
   - А как вы догнали нас? На самолете?
   - На вертолете. Иди.
   - А с каютой как? Устроились?
   - В салоне на рояле. Иди, иди!
   - Мистика, - пробормотал Игорь, - ей-богу, мистика.
   - Физика! - заорал Хмелик. - Чистая физика!
   Игорь ушел с драгоценной  папкой,  а  Хмелик  с  Озеровым  молча  доели
принесенный официантом шницель и так же молча поднялись на  палубу.  Из-за
облака выглянула луна,  разрезав  черную  гладь  моря  блестящим  клинком.
Хмелик сказал мечтательно:
   - Теперь только я понимаю твои приключения, Андрейка. Это  как  магнит.
Неплохо бы так скоротать ночь в каком-нибудь шезлонге, а утром в Лондон.
   - Зачем ночь коротать? - равнодушно заметил Озеров. - Можно и  прямо  в
Лондон. Хоть сейчас.
   - Нет уж, не надо, - вздохнул Хмелик. - Давай в Москву.



        ЧЕЛОВЕК-БРАСЛЕТ. ПО МАРШРУТАМ ЖЮЛЯ ВЕРНА

   Озеров пришел к Хмелику обычным евклидовым путем, поднявшись  на  лифте
вместе с высоким, тщательно одетым и похожим на  англичанина  человеком  с
проседью в коротко подстриженных  волосах.  Это  был  коллега  Хмелика  по
университету, профессор с физфака Сошин. Следом пришел уже  совсем  седой,
но значительно менее отутюженный профессор-геолог Гиллер. Их уже ожидали и
бурно приветствовали хозяин и его ровесники -  хирург  Губин  и  океанолог
Минченко.
   Стол из комнаты был вынесен, хотя  Озеров  уверял,  что  он  ничему  не
помешает. Вместо стола водрузили на тумбочке привезенный  с  электрозавода
прожектор.
   - Это зачем? - удивился Озеров.
   - Увидишь, - загадочно ответил Хмелик.
   Он зашторил окно, и в полумраке  браслет  Озерова  тотчас  же  приобрел
видимость, освещенный изнутри слабым розоватым мерцанием. А в  двух  шагах
сквозь щель между шторами властно пробивался воскресный солнечный день,  и
его пронизанные пляшущими пылинками лучики делили затемненную  комнату  на
две зоны. В одной разместились  хозяин  и  гости,  в  другой  должно  было
открыться им непостижимое озеровское "окно".
   - Леди и джентльмены, - с иронической торжественностью начал Хмелик,  -
коллеги!  Наша  авторитетная  аудитория  включает  двух  докторов  и  трех
кандидатов наук  по  специальностям,  непосредственно  заинтересованным  в
эксперименте. Каждый о  нем  уже  в  общих  чертах  информирован.  Поэтому
симпозиум по вопросам работы уникального кибернетического  устройства  под
условным названием "человек-браслет" можно считать открытым.
   - Нельзя ли серьезнее? - недовольно  откликнулся  Сошин.  -  Я  вас  не
узнаю, Хмелик.
   - Это совершенно сознательно, Павел Викторович.  Эксперимент  настолько
необычен, настолько граничит с чудом, что какая-то  доза  юмора  -  просто
средство  самозащиты.  Когда  я  увидал  это  в   первый   раз,   сознание
собственного бессилия, невозможности научно об®яснить увиденное  подавляло
чуть ли не до отчаяния.
   Хмелик  воспользовался  паузой,  последовавшей  за  его   репликой,   и
продолжал:
   -  Озеров   уверяет,   что   нашел   обыкновенный   металлический   или
пластмассовый браслет. Правда, странно теплый для  металла  или  пластика.
После того  как  надел  его  на  руку,  браслет  исчез.  При  дневном  или
электрическом свете он невидим. Почему? Только  в  темноте  возникает  это
мерцающее розовое свечение. Опять почему? Каковы причины этой прозрачности
и свечения? Какова их физическая природа? Мы не  можем  об®яснить  это  ни
умозрительно, ни экспериментально. А каким  образом  браслет  стал  частью
организма человека, как произошло это сращение живого и неживого? Это твой
департамент, Губин. Проверь.
   Губин осторожно пощупал светящееся кольцо на руке Озерова.
   - Это живая ткань, - сказал он. - Твердая и в то  же  время  подвижная.
Впечатление перемежающейся опухоли. Дичь какая-то. Медицина знает  примеры
приживления синтетических материалов. Есть даже средства специальные.
   - Колларген? - спросил Хмелик.
   - Не  только.  Здесь  и  вещества,  препятствующие  свертыванию  крови.
Полагаю, однако, - задумчиво прибавил Губин, - что  вживление  происходило
другим путем, нам неизвестным. Может быть,  это  совсем  не  синтетика,  а
биоткань.
   - Но ведь это же механизм, - заметил кто-то.
   - Я назвал его микрокибернетическим устройством чисто условно, - сказал
Хмелик. - Возможно, это еще более сложная, неизвестная  нам  система.  То,
что удалось обнаружить экспериментально, - она, сращиваясь с  человеческим
организмом, настраивается на его биотоки и, как волшебная лампа  Аладдина,
выполняет мысленные приказы хозяина. Какие именно и как именно, вы  сейчас
увидите. Предпошлю только маленькое  введение.  Помните  старый  пример  с
двум