ерегать...
   - Это вполне естественно. А ты? Ты веришь, что все это правда?
   - Да. Я понял это, как только прочитал твою книгу, - ответил он.
   Мы оба замолчали, и, возможно, каждый из нас в  эти  минуты  вспомнил  то
любознательное бессмертное создание, которое много-много лет назад  задавало
мне один и тот же вопрос: как и откуда все это началось?
   Слишком больно вспоминать. Это все равно что доставать из  архива  старые
фотографии  и,  стерев  с  них  пыль,  видеть,  что  изображение  и   краски
по-прежнему сохранились. Это  фотографии  наших  давно  ушедших  предков,  а
значит, и нас самих.
   Я нервно откинул со лба волосы  и  подставил  лицо  прохладному  ветерку.
Жест, свойственный главным образом смертным и  не  слишком  характерный  для
нас.
   - Почему ты так уверен, - поинтересовался он, - что Мариус не покончит  с
твоим экспериментом и с тобой, едва ты ступишь на сцену?
   - А ты считаешь, что кто-либо из древних способен на это?
   Он надолго задумался и, как всегда в  таких  случаях,  углубился  в  свои
мысли, забыв обо всем на свете и о моем присутствии в том числе.  Мне  вдруг
показалось, что мы с ним  вновь  в  нашем  старом  доме,  тускло  освещенном
газовыми лампами, я даже услышал звуки и ощутил запахи  прежних  времен.  Мы
вновь сидим в гостиной нашего дома в Новом Орлеане перед камином, в  котором
горят угли, и все вокруг постепенно стареет и ветшает. Все, кроме нас.
   Но он стоял здесь, рядом со мной,  -  дитя  нового  века  в  бесформенном
свитере и  поношенных  джинсах  -  и  задумчиво  смотрел  вдаль,  на  смутно
вырисовывающиеся во тьме холмы. В  его  затуманившихся  глазах  проскакивали
искорки внутреннего огня, волосы растрепались. Очнувшись от долгого сна,  он
медленно выпрямился.
   - Не знаю, но мне кажется, что,  если  твое  поведение  выведет  из  себя
древних, они постараются разделаться с тобой.
   - А тебя это волнует?
   - Ты же знаешь, что да.
   Его лицо слегка порозовело. И стало еще больше походить на лицо  обычного
человека. По правде говоря, он меньше, чем кто-либо другой из известных  мне
бессмертных, отличался от обычных людей.
   - Ведь я же здесь, - тихо добавил он.
   Я  почувствовал  в  его  голосе  боль,  которая  словно  рудничный  пласт
пронизывала его тело, и этот пласт способен был доносить  чувства  до  самых
глубин души.
   Я кивнул. Потом глубоко  вздохнул  и  отвернулся.  Как  бы  мне  хотелось
сказать ему все, что я  чувствовал  и  должен  был  сказать.  Я  обязан  был
признаться, что люблю  его.  Но  я  не  в  силах  был  сделать  это  -  меня
переполняли эмоции.
   - Что бы ни случилось, я ни о чем не пожалею... - сказал я. -  Оно  стоит
того, если таким образом мне хотя бы на короткое время удастся  собрать  вас
вместе - тебя, Габриэль, Армана и... и Мариуса. А вдруг появится и  Пандора?
И Миль. И кто знает, сколько еще. Что, если все  древние  соберутся  вместе?
Ведь оно стоит того! А все остальное меня не волнует.
   - Не правда, волнует, - с улыбкой возразил  он.  Я  чувствовал,  что  мои
слова произвели на него впечатление. -  Ты  просто  уверен,  что  это  будет
захватывающее  приключение  и  что  в  любом  случае  ты  выйдешь  из  битвы
победителем.
   Я опустил голову, чтобы скрыть смех. Совсем по-человечески сунув  руки  в
карманы брюк - в последнее время это стало весьма распространенным жестом, -
я пошел по траве вперед. Даже  в  эту  холодную  калифорнийскую  ночь  трава
по-прежнему пахла  солнцем.  Я  не  стал  рассказывать  ему  о  своих  чисто
человеческих чувствах -  о  желании  выступать  на  сцене,  о  той  безумной
радости, которая охватывает меня всякий раз, когда я  вижу  себя  на  экране
телевизора  или  на  конвертах  наших  альбомов,  выставленных  в   витринах
магазинов по всему Северному побережью.
   Он шел рядом со мной.
   - Не кажется ли тебе, что, если бы древние хотели уничтожить меня, они бы
давно это сделали?
   - Нет, - ответил он. - Я видел тебя и следил за  тобой.  Но  до  этого  я
очень долго не мог тебя разыскать. А  ведь  я  пытался  найти  тебя  с  того
момента, как услышал о твоем возвращении.
   - А где ты об этом услышал?
   - Во всех крупных городах существуют места встреч вампиров.  Уверен,  что
ты и сам уже знаешь об этом.
   - Не знаю. Расскажи мне о них.
   - Это  в  основном  бары,  которые  мы  называем  явками  вампиров,  -  с
иронической улыбкой  начал  объяснять  он.  -  Конечно  же,  их  постоянными
посетителями являются прежде всего смертные, а мы узнаем  эти  заведения  по
вывескам. В Лондоне это ?Доктор Полидори?, в  Париже  -  ?Ламия?.  Есть  еще
?Бела Лугоши? в Лос-Анджелесе,  ?Кармилла?  и  ?Лорд  Рутвен?  в  Нью-Йорке.
Здесь, в Сан-Франциско, пожалуй, самое красивое и лучшее  место  из  всех  -
кабаре ?Дочь Дракулы? на Кастро-стрит.
   Я невольно расхохотался и увидел, что и сам он едва сдерживает смех.
   - А почему среди них нет имен из ?Интервью с вампиром?? -  с  насмешливым
возмущением спросил я.
   - Исключено и строжайше запрещено, - ответил он, чуть приподняв брови.  -
Они  же  не  вымышленные.  Настоящие.  Однако  я  должен  поставить  тебя  в
известность, что на Кастро-стрит  постоянно  крутят  видеокассеты  с  вашими
клипами. Этого требуют смертные посетители. Они провозглашают тосты  в  вашу
честь и пьют за вас ?Кровавую Мэри?. От вашего  ?Танца  Невинных  мучеников?
сотрясаются стены.
   У меня едва  не  начался  приступ  истерического  смеха.  Сдерживаясь  из
последних сил, я затряс головой.
   - Хочу также сказать, что вы произвели своего рода  революцию  в  лексике
посетителей задней комнаты, - добавил он с насмешливой торжественностью,  не
в силах, однако, сохранить совершенно серьезное выражение лица.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Темный Обряд, Темный Дар, Путь Дьявола  -  эти  недоделанные  существа,
которые никогда  не  были  настоящими  вампирами,  только  и  повторяют  эти
выражения. Несмотря на то что они совершенно не желают признавать твою книгу
и обвиняют тебя во всех грехах, они тем не менее пользуются ею как  примером
для подражания. Навешивают на себя тонны египетских украшений. Черный бархат
снова вошел в моду.
   - Потрясающе! - воскликнул я. - А как выглядят эти места встреч?
   - Они напичканы разного рода снаряжением и символикой  вампиров.  Постеры
фильмов о вампирах украшают все стены, а сами фильмы постоянно крутят там на
больших экранах. Чтобы посмотреть регулярно  демонстрируемое  там  идиотское
шоу, приходят толпы смертных. В основном это люди с артистическими  натурами
- актеры, юнцы-панки, художники. Они  вставляют  себе  пластиковые  клыки  и
наряжаются в черные плащи. Нас они даже не замечают. В сравнении с  ними  мы
кажемся серыми и скучными. В полумраке среди бархатных нарядов и  египетских
драгоценностей на нас просто не обращают внимания. Мы практически  невидимы.
Конечно же, нам нет никакого дела до смертных завсегдатаев.  Мы  приходим  в
бары вампиров за новостями.  Во  всем  христианском  мире  бары  вампиров  -
наиболее безопасные места для смертных. Убивать их в таких барах запрещено.
   - Странно, что никто не подумал об этом прежде, - сказал я.
   - Почему же? Эта идея приходила кое-кому в голову и  раньше,  -  возразил
он. - В Париже таким местом был Театр вампиров.
   - Да, правда.
   - Примерно месяц назад по явкам вампиров прошел слух о твоем возвращении.
Сначала говорили о том, что ты охотишься в  Новом  Орлеане,  а  потом  стали
известны твои намерения. Бессмертные раздобыли самые первые экземпляры твоей
автобиографии.  Кроме  того,   постоянно   слышались   разговоры   о   ваших
видеофильмах.
   - Но почему я никогда не встречал вампиров в Новом Орлеане?
   - Потому что вот уже около полувека  Новый  Орлеан  является  территорией
Армана. Никто не осмеливается  охотиться  там.  Вампиры  узнали  о  тебе  от
смертных, новости пришли из Лос-Анджелеса и Нью-Йорка.
   - Я не видел Армана в Новом Орлеане.
   - Знаю, - ответил он, и  я  почувствовал  его  беспокойство  и  смущение,
ощутил, как сжалось его сердце. -  Никто  не  знает,  где  сейчас  Арман,  -
несколько вялым голосом продолжал он. - Но когда он еще  жил  там,  он  убил
нескольких из молодых. А потому Новый Орлеан оставили в полном  распоряжении
Армана. Говорят, что  многие  старые  вампиры  так  поступают  -  уничтожают
молодых. Даже обо мне говорят то же самое.  Но  это  не  правда.  Охотясь  в
Сан-Франциско, я веду  себя  как  призрак.  Я  не  беспокою  никого,  кроме,
конечно, моих несчастных жертв.
   Должен признаться, что его слова ничуть меня не удивили.
   - Нас слишком много, - сказал он. - Нас  всегда  было  слишком  много.  И
часто между нами происходят войны. Общество, существующее  в  том  или  ином
городе, дает  возможность  троим-четверым  наиболее  могущественным  из  нас
договориться  между  собой  о  том,  чтобы  не  уничтожать  друг  друга,   и
распределить территории в соответствии с законами.
   - Законы всегда были одними и теми же.
   -  Теперь  они  во  многом  изменились.  Стали  более  строгими.  Нельзя,
например, оставлять следы. Ни один труп не должен быть найден.
   - Естественно.
   -  В  мире,  где  существуют  фотография,   видеосъемка   и   электронные
микроскопы, не должно быть оставлено  ни  одного  свидетельства,  ни  одного
следа, пригодного для исследования.  Нельзя  допускать  ничего  такого,  что
может привести к аресту, заключению в тюрьму или получению  смертными  любых
подтверждений нашего существования.
   Я кивнул. Но сердце  мое  билось  как  сумасшедшее.  Мне  нравилось  быть
отступником, тем, кто нарушил все до единого законы.  И  кроме  того,  разве
сами вампиры не пользуются моей книгой как примером для подражания? Все так.
Колеса завертелись, машина пущена в ход.
   - Лестат, тебе кажется, что ты знаешь и понимаешь все. Но так ли  это  на
самом деле? - спокойно и терпеливо спросил он. - Стоит только получить им  в
свое распоряжение хоть крошечный кусочек нашей плоти,  исследовать  его  под
микроскопом,  и  в  мире  смертных  будет  положен  конец  любым  спорам   о
правдивости  легенд  о  нас  и   связанных   с   ними   предрассудках.   Все
неопровержимые доказательства окажутся в руках людей.
   - Я так не думаю, Луи. Все не так просто.
   -  У  людей  есть  все  средства,   чтобы   определить   нашу   сущность,
классифицировать нас и поднять на борьбу с нами все человечество.
   - Нет, Луи. Современные ученые ведут себя не лучше всякого рода  колдунов
прежних веков - они постоянно воюют между собой. Ведут бесконечные споры  по
самым элементарным и очевидным вопросам. Ты можешь положить по кусочку нашей
сверхъестественной плоти под все микроскопы мира, но даже тогда  публика  не
поверит ни единому слову.
   Он с минуту размышлял над моими словами.
   - А если одного из нас поймают? - наконец промолвил он. - Если кто-то  из
нас живым окажется в их руках?
   - Даже это ничего не изменит. И потом, каким образом им удастся схватить,
например, меня?
   Сама мысль,  однако,  показалась  мне  забавной.  Преследование,  борьба,
возможное пленение и побег... ах, как все это интересно!
   На  лице  его  появилась  странная  улыбка.  Он  смотрел  на  меня  и   с
неодобрением, и с восторгом.
   - Ты еще более безумен, чем прежде, - чуть  слышно  произнес  он.  -  Еще
более безумен, чем в те времена, когда бродил по Новому Орлеану и  намеренно
задевал прохожих.
   Я рассмеялся, однако быстро успокоился. Скоро наступит утро. У  меня  еще
будет время посмеяться, когда завтра вечером я поеду в Сан-Франциско.
   - Луи, - сказал я, - я все хорошо продумал.  Начать  настоящую  войну  со
смертными гораздо сложнее, чем ты думаешь...
   - А ты твердо намерен ее начать? - перебил он меня. - Причем неважно - со
смертными или бессмертными? С любым, кто встанет на твоем пути?
   - А почему бы и  нет?  Пусть  война  начнется.  И  пусть  люди  попробуют
уничтожить нас, так же как уничтожили  всех  других  своих  дьяволов.  Пусть
попробуют стереть нас с лица земли.
   Он смотрел на меня с тем выражением почтения, обожания и в  то  же  время
недоверчивости, которое я видел на его лице уже тысячи раз. И каждый раз это
выражение ставило меня в тупик.
   Однако небо  над  нашими  головами  начало  светлеть,  звезды  постепенно
исчезали. До  наступления  весеннего  утра  оставалось  буквально  несколько
минут.
   - Ты и в самом деле хочешь, чтобы все это произошло? - спросил он, и  тон
его был мягче, нежнее, чем прежде.
   - Луи, я хочу, чтобы случилось все, что должно случиться. В любом  случае
мы сами и все вокруг должны измениться. Кто мы  сейчас?  Всего  лишь  жалкие
кровопийцы - отвратительные пиявки, которые вынуждены скрываться и полностью
лишены права на справедливость. Прежней романтики больше нет.  А  потому  мы
должны найти новый смысл существования. Я жажду ярких  огней  в  не  меньшей
степени, чем жажду крови. Я жажду божественного ощущения  своей  реальности,
хочу, чтобы меня видели все. Жажду войны.
   - Новое зло, говоря твоими же словами, - произнес он в ответ. - И на этот
раз это будет зло двадцатого века.
   - Именно так, - подтвердил я.
   Однако я думал и о своем чисто  человеческом,  хотя  и  тщетном,  желании
мировой известности и признания. Я почувствовал легкий укол совести. Но ведь
это доставит мне такое удовольствие!
   - И все же почему, Лестат? - с оттенком подозрительности  спросил  он.  -
Зачем тебе эта опасность и такой риск? В конце концов ты своего добился.  Ты
вернулся. И сейчас ты силен как никогда. В тебе горит прежний огонь,  словно
ты никогда не утрачивал его. И тебе как никому известно, как ценна  сама  по
себе способность продолжать свое существование. Зачем же рисковать вот  так,
сразу? Разве ты забыл, как здорово, когда весь мир в  нашем  распоряжении  и
никто, кроме нас самих, не может причинить нам вред?
   - Это что, предложение, Луи? Ты вновь вернулся ко мне? Ты снова со  мной,
как говорят влюбленные?
   Глаза его потемнели, и он отвернулся.
   - В моих словах нет и тени насмешки, Луи, - объяснил я.
   - Это ты снова со мной, Лестат. Ты вернулся ко мне,  -  спокойно  ответил
он, вновь глядя мне в глаза. - Когда в ?Дочери Дракулы? я впервые услышал  о
твоем возвращении, я почувствовал нечто такое, что, как  я  думал,  давно  и
навсегда во мне умерло... - Он замолчал.
   Однако я понял, что он хотел сказать. Точнее, уже сказал. И я  понял  это
давным-давно, когда почувствовал, в каком отчаянии был  Арман  после  гибели
древнего  общества.   Возбуждение,   волнение,   желание   продолжать   свое
существование - такого рода чувства были для нас бесценными.  Следовательно,
у меня появляется еще больше оснований для участия в рок-концерте, для того,
чтобы все продолжалось, для начала войны.
   - Лестат, прошу тебя, не выходи завтра вечером на сцену, - попросил  Луи.
- Добейся того, чего ты хочешь, с помощью видеокассет и книги. Но  побереги,
защити себя. Подожди, пока  мы  соберемся  все  вместе  и  поговорим.  Давай
построим в этом веке такие отношения между нами, каких никогда  не  было.  Я
говорю об абсолютно всех нам подобных.
   - Весьма соблазнительная идея, радость моя, - усмехнулся я. - Было  время
в прошлом веке, когда я отдал бы все на свете  за  одну  только  возможность
услышать эти слова. Мы действительно соберемся  все  вместе.  И  обязательно
поговорим. И наладим отношения. Это будет прекрасно,  так  чудесно,  как  не
было никогда. Однако я выйду на сцену. Я вновь  собираюсь  стать  Лелио,  но
таким, каким никогда не был в Париже.  Я  буду  вампиром  Лестатом,  и  меня
увидят все.  Буду  одновременно  и  символом,  и  отступником,  своего  рода
причудой природы,  ее  уродливым  созданием,  которого  можно  и  любить,  и
ненавидеть, и презирать. Повторяю, я не могу отступить. Я не  могу  упустить
такую возможность. И если говорить  честно,  я  не  испытываю  ни  малейшего
страха.
   Почувствовав, как мне показалось, охватившую его не то холодность, не  то
печаль, я постарался взять себя в руки.  Как  никогда  прежде,  я  ненавидел
готовое взойти солнце. Он повернулся к горизонту спиной, потому что свет уже
начал причинять ему боль. Однако на лице его я увидел выражение все  той  же
теплоты и симпатии.
   - Что ж, хорошо, - сказал он, - в таком  случае  я  хотел  бы  поехать  в
Сан-Франциско вместе с тобой. Я очень хочу. Ты возьмешь меня?
   Я  даже  не  смог  ответить  сразу.  Безумный  восторг,   возбуждение   и
всепоглощающая любовь к нему, охватившие меня, показались мне вдруг едва  ли
не оскорбительными.
   - Конечно, я возьму тебя с собой, - откликнулся наконец я.
   Мы пристально посмотрели в глаза друг другу. Ему пора было  уходить.  Для
него утро уже наступило.
   - Еще два слова, Луи, - попросил я.
   - Слушаю.
   - Эта одежда... Нечто невозможное. Надеюсь, что завтра  вечером  ты,  как
теперь говорят, скинешь этот свитер и эти брюки.
 
   Он ушел, и мне вдруг показалось, что вокруг меня образовалась пустота.  Я
еще  немного  постоял,  не  переставая  вспоминать  о   странном   послании,
полученном мною: ?Опасность!? Я внимательно оглядел горы и  бескрайние  поля
вокруг.  В  конце  концов,  какое  теперь  имеет  значение,  было   ли   это
предупреждением  или  угрозой.  Молодые  звонят  по  телефону.   А   древние
используют  сверхъестественные  возможности  своих  голосов.  Что   в   этом
странного?
   Сейчас я мог думать только о Луи и о том, что он снова со мной. И  еще  о
том, что произойдет, когда появятся остальные.
 
Глава 2 
 
   Когда наш кортеж въезжал в ворота огромного ?Кау-паласа? в Сан-Франциско,
все обширное пространство вокруг было заполнено толпами возбужденных  людей.
Мои музыканты ехали впереди в лимузине,  а  Луи  сидел  на  кожаном  сиденье
?порше? рядом со мной. Свежий и сияющий, одетый в такой же,  как  и  у  всей
группы, костюм с черным плащом, он как будто только  что  сошел  со  страниц
собственного романа. Когда он оглядывал беснующуюся толпу наших  поклонников
- орущих и  визжащих  юнцов  -  и  сдерживающих  их  на  расстоянии  от  нас
охранников на мотоциклах, в его зеленых глазах я заметил страх.
   Все билеты были проданы за месяц до концерта,  и  разочарованные  фанаты,
которым не удалось попасть в зал, требовали,  чтобы  концерт  транслировался
через громкоговорители. Повсюду в огромном количестве валялись пустые  банки
из-под пива. Подростки  облепили  крыши  автомобилей,  они  сидели  даже  на
багажниках и капотах.  Из  включенных  на  полную  мощность  радиоприемников
неслась наша песня ?Вампир Лестат?.
   Рядом с моей машиной бежал наш менеджер,  на  ходу  через  открытое  окно
объясняя мне, что в зале будут установлены большие экраны и мощные динамики.
Чтобы предотвратить беспорядки, вся полиция Сан-Франциско была поставлена на
ноги.
   Я  чувствовал  растущее  беспокойство  Луи.  Когда   мотоциклисты   резко
повернули  в  сторону  вытянутого,  как  труба,  уродливого   зала,   группа
подростков прорвалась через оцепление и бросилась к нашей  машине,  прямо  к
стеклу с той стороны, где сидел Луи.
   Все происходящее буквально  завораживало  меня.  Возбуждение  и  волнение
достигли своего предела. Снова и снова наши фаны окружали машину, но  каждый
раз охранникам удавалось  оттеснить  их  на  безопасное  расстояние.  Только
сейчас я понял, как прискорбно недооценивал это мероприятие.
   Те рок-концерты, которые мне удалось посмотреть в записи, не  могли  дать
полного представления о том, что на них творится, и я оказался  не  готов  к
наэлектризованной  атмосфере,  уже  сейчас  полностью  захватившей  меня,  к
оглушительному звучанию музыки, от которого у меня гудела  голова,  по  мере
того  как  постепенно  улетучивалось  мое  постыдное,  чисто   человеческое,
тщеславие.
   В зале творился сущий ад. Под прикрытием телохранителей  мы  помчались  в
особо охраняемую зону, предназначенную  для  нас  и  обслуживающего  концерт
персонала. Таф Куки прижа