о. Я пошел за Клодией по длинной пустой
улице. Она стояла у  ворот  Джексон-сквер,  вцепившись  в  кованую  железную
решетку. Я подошел и встал рядом.
   "Что бы ты ни думала и ни  говорила,  одно  я  знаю  наверняка:  тебе  не
удастся убить его", сказал я.
   "Почему? Ты думаешь, он такой сильный?" - она не сводила глаз  со  статуи
на площади, освещенной двумя фонарями.
   "Он сильней, чем ты думаешь, чем  ты  можешь  себе  представить!  Как  ты
собираешься это сделать? Ты не знаешь,  на  что  он  способен",  -  я  снова
попытался отговорить ее, хотя понимал, что это бесполезно. Она уперлась, как
ребенок у витрины магазина игрушек. Вдруг Клодия просунула язык между  зубов
и быстрым, странным движением провела  его  трепещущим  кончиком  по  нижней
губе. Я вздрогнул и почувствовал вкус крови, и мне показалось, будто  я  уже
держу в руках податливое, безжизненное тело. Во мне с новой силой  вспыхнула
жажда крови. До меня доносились запахи и голоса людей, они прогуливались  по
площади вокруг базарных рядов, вдоль плотины. Я хотел было взять ее на руки,
встряхнуть, заставить посмотреть  на  меня,  выслушать  меня,  но  она  сама
обратила ко мне огромные влажные глаза и сказала:
   "Я люблю тебя, Луи".
   "Тогда послушай меня, Клодия, умоляю тебя, - прошептал я и взял ее  руку.
Человеческие  голоса  переполняли  мой  слух,  они  шептали  что-то,   потом
зазвучали все громче и громче и заглушили смешанный гул ночи. - Он уничтожит
тебя. Подумай, нет ни одного надежного способа справиться  с  ним.  Если  ты
вступишь с ним в поединок, он окажется  для  тебя  роковым.  А  я  этого  не
вынесу".
   Клодия едва заметно усмехнулась.
   "Нет, Луи, - зашептала она в ответ, - я смогу его  убить.  Я  скажу  тебе
кое-что по секрету".
   Я покачал головой, но она сильней прижалась ко мне и  опустила  веки,  ее
длинные ресницы почти легли на круглые щечки.
   "Дело в том, Луи, что я хочу убить его. Я жажду его смерти!"
   Я безмолвно опустился на колени подле нее. Она изучающе смотрела на  меня
в упор, как часто бывало прежде. Помедлив, она продолжала:
   "Я убиваю людей каждую ночь. Я завлекаю их в сети, притягиваю  к  себе  в
ненасытной жажде, в бесконечном поиске чего-то...  не  знаю  чего...  -  Она
прижала пальцы к губам, приоткрыла рот, ее зубы ослепительно сверкали. -  Но
мне на них наплевать. Мне все равно, откуда они пришли и куда  направляются,
если только наши пути не пересекутся. Иное дело - Лестат: я не люблю его!  Я
хочу, чтобы он  был  мертв,  и  он  умрет.  Вот  тогда  я  получу  настоящее
удовольствие".
   "Клодия, опомнись, он бессмертен. Бессмертен.  Ему  не  страшны  болезни.
Время не властно над ним. Ты посягаешь на жизнь,  которой  суждено  длиться,
пока существует мир!"
   "Именно так! - В ее голосе мне почудился благоговейный  страх.  -  Жизнь,
длящаяся столетия. Сколько сил должно быть накоплено в ней. Ты думаешь,  она
перейдет в меня, когда я напьюсь его крови?"
   Я потерял терпение. Вскочил на ноги и отвернулся, чтобы не видеть  ее.  Я
услышал, как кто-то шепчет,  что  эти  отец  и  дочь,  должно  быть,  сильно
привязаны друг к другу... И вдруг понял, что  люди  нас  заметили,  что  это
говорят про нас.
   "Но  зачем,  Клодия?  -  сказал  я.  -  В  этом  сейчас  нет  нужды.  Это
бессмысленно, это..."
   "Что? Это жестоко? Он - убийца, - прошипела она. - "Одинокий хищник!"  --
Она с издевкой повторила слова Лестата. - Не пытайся помешать мне или узнать
день, который я намечу. Не вздумай вставать  между  нами...  -  Она  подняла
руку, приказывая мне молчать, маленькие пальцы стальной хваткой вцепились  в
мою ладонь. - Если ты вмешаешься - я погибну. Меня ничто не остановит".
   Она повернулась, взметнув ленты шляпки, и быстро  зашагала  прочь.  Скоро
стук ее каблучков затих. Я пошел куда  глаза  глядят,  не  разбирая  дороги;
хотел раствориться в ночном городе. Голод уже начал заглушать во  мне  голос
разума, мучительный голод; но я не хотел  прекращать  эту  пытку.  Я  хотел,
чтобы она длилась, чтобы жажда крови захватила меня целиком и чтобы я уже ни
о чем не мог думать, кроме убийства; я  медленно  шел  по  улицам  навстречу
будущей жертве - жажда вела меня - и говорил себе: эта ниточка тянет меня по
лабиринту, но я разматываю  клубок,  и  она  тянет  меня...  На  Рю-Конти  я
остановился: из окон дома доносился глухой шум. Я прислушался и узнал его. В
гостиной наверху шла дуэль - топот ног по голому дощатому полу и  серебряный
перезвон шпаг. Я перешел улицу и поглядел в незанавешенное окно. Двое юношей
фехтовали; изящно, точно в танце, они приближались  к  смерти  -  одна  рука
откинута назад, другая метит шпагой в сердце соперника. Я вспомнил  молодого
Френьера, как он сделал  свой  последний  выпад...  Я  надолго  задумался  и
очнулся, только когда кто-то вышел из дома и спустился по  узкой  деревянной
лестнице на тротуар. Это был юноша, почти мальчик, на гладкой коже  его  щек
едва начал пробиваться первый пушок. Его лицо раскраснелось после  поединка,
на нем были щегольской серый  плащ  и  рубашка  с  кружевными  манжетами.  Я
почувствовал запах одеколона и жар молодого тела: он вышел из круга света  у
входа в дом и приблизился ко мне. Он смеялся и шепотом  разговаривал  сам  с
собой; с досадой потряс головой, пытаясь откинуть темные волосы, липнущие на
глаза. Вдруг он замер - заметил  мою  неподвижную  фигуру.  Он  сощурился  и
посмотрел на меня, потом нервно рассмеялся.
   "Извините, - сказал он по-французски. - Вы меня напугали!" - Он  собрался
было отвесить галантный поклон и следовать дальше своею  дорогой,  но  вдруг
ужас отразился на его лице. Я услышал, как громко и часто  заколотилось  его
сердце, и почувствовал резкий запах пота  -  признак  внезапного  напряжения
мышц.
   "Вы увидели мое лицо при свете фонаря, - обратился я  к  нему,  -  и  оно
напомнило вам маску смерти".
   Он с трудом разлепил губы, но не сумел выдавить ни звука, только  кивнул,
оцепенело глядя на меня.
   "Уходите отсюда! - приказал я ему. - Быстро!"
 
*** 
 
   Вампир замолчал ненадолго,  потом  вдруг  шевельнулся,  словно  собираясь
продолжить рассказ, но вместо этого откинулся в кресле, вытянул  под  столом
длинные ноги и сжал виски, точно хотел унять боль.
   Юноша медленно распрямился, расправил плечи. Проверил кассету и  взглянул
на собеседника.
   - Но вы все же убили кого-то в ту ночь? - спросил он.
   - Да, как и во все другие ночи.
   - Почему же вы позволили ему уйти?
   - Не знаю, - отозвался вампир, но его ответ прозвучал как "оставим  это".
Он добавил:
   - Я вижу, вы замерзли и устали.
   - Это не важно, - поспешно  сказал  парень.  -  Здесь  и  правда  немного
холодно, но мне все равно. Вы ведь не мерзнете?
   - Нет, - вампир улыбнулся. Его плечи вздрогнули от беззвучного смеха.
   На минуту он, казалось, погрузился в  свои  мысли,  а  юноша  внимательно
изучал его лицо. Затем вампир посмотрел на часы на руке собеседника.
   - Ей не удалось осуществить задуманное? - тихо спросил тот.
   - А вы как думаете? - Луи выпрямился в кресле и пытливо глядел на него.
   - Я думаю, что он ее... как вы сказали сами, уничтожил, - ответил молодой
человек и судорожно глотнул воздух. - Я прав?
   - Вы думаете, она не смогла справиться с Лестатом?
   - Но он был так силен... вы говорили, что не знаете, что  в  его  власти,
какие тайны он хранит.
   Вампир ответил  ему  долгим,  загадочным  взглядом.  Молодой  человек  не
выдержал и отвернулся - так горели глаза напротив.
   - Почему бы вам не выпить, ведь у вас в кармане бутылка, - сказал вампир.
- Это поможет согреться.
   - Я как раз собирался... Просто подумал... - Юноша замялся.
   - Что это невежливо? - рассмеялся Луи и вдруг  хлопнул  себя  ладонью  по
колену.
   - Да, - пожал плечами тот,  смущенно  улыбаясь.  Он  вытащил  из  кармана
плоскую  бутылку,  открутил  желтую  крышку  и  сделал  глоток,  после  чего
вопросительно посмотрел на вампира.
   - Нет, спасибо, - отмахнулся  тот.  Его  лицо  посерьезнело,  он  глубоко
вздохнул и продолжил рассказ.
   - Незадолго до того у  Лестата  появился  друг  -  музыкант.  Он  жил  на
Рю-Дюмейн. Мы видели его на концерте в доме мадам Ле Клэр, на той же,  в  то
время очень престижной и фешенебельной,  улице.  Собственно  говоря,  именно
мадам Ле Клэр, чей салон  частенько  посещал  Лестат,  нашла  бедному  юноше
комнату в особняке по соседству. Лестат познакомилсяс ними и  стал  наносить
регулярные визиты. Я уже говорил, что он любил играть  со  своими  жертвами,
входил к ним в доверие, заводил с ними дружбу, заставлял себя  полюбить.  Но
кончалось все одинаково, и я не сомневался, что он всего лишь забавляется  с
молодым музыкантом, хотя их дружба длилась дольше, чем любое другое  из  его
знакомств на моей памяти. Юноша писал действительно хорошую  музыку;  Лестат
нередко приносил домой ноты с отрывками из его новых вещей  и  играл  их  на
большом рояле у нас в гостиной. У молодого человека был несомненный  талант,
но музыка приносила ему сущие гроши,  желающих  платить  за  нее  находилось
немного - это была странная, беспокойная музыка.  Лестат  встречался  с  ним
чуть не каждый вечер, помогал ему деньгами,  водил  по  ресторанам,  которые
были юноше не по карману, и даже покупал ему бумагу и перья.
   Их знакомство, повторюсь, длилось необычайно долго для Лестата. Я силился
понять, то ли он действительно нашел человека,  сумевшего  ему  понравиться,
вопреки всем его  предубеждениям  против  смертных,  то  ли  просто  задумал
особенно изощренную и жестокую  подлость.  Неоднократно  он  говорил  мне  и
Клодии, что собирается  убить  юношу,  но  всякий  раз  ему  что-то  мешало.
Естественно, я ни о чем его не спрашивал, не  хотел,  чтобы  на  мою  голову
обрушилась буря ярости. Только подумать:  Лестата  приворожил  какой-то  там
смертный! Да скажи я ему такое, и  он  бы  разнес  на  части  всю  мебель  в
гостиной.
   На следующий вечер, после того как Клодия сообщила мне, что  хочет  убить
Лестата, он вдруг ни с того ни с сего принялся уговаривать меня пойти вместе
с ним на квартиру к его другу. Он вел себя весьма  дружелюбно,  как  всегда,
когда хотел, чтобы я составил ему компанию. Собираясь в театр или оперу,  он
всегда упрашивал меня пойти вместе. Только на "Макбет"  я  ходил  с  ним  по
меньшей мере раз пятнадцать. Мы видели все постановки этой трагедии в  Новом
Орлеане, включая даже любительские.  Возвращаясь  из  театра  домой,  Лестат
вслух повторял отдельные, особенно понравившиеся ему строки  и  иногда  даже
кричал, обращаясь к поздним прохожим, угрожающе вытянув указательный  палец:
"Завтра, завтра, завтра!", пока они не переходили на другую  сторону  улицы,
сочтя его пьяным. Но все его благодушие улетучивалось бесследно, стоило  мне
всего лишь намекнуть, что  мне  тоже  приятно  его  общество,  и  следующего
подобного случая приходилось ждать месяцами, а то и годами. В тот  вечер  он
даже снизошел до того, что положил руку  мне  на  плечо.  Я  скучно  и  вяло
выдумывал самые жалкие отговорки,  звучавшие  совершенно  не  правдоподобно,
поскольку мои мысли были целиком заняты Клодией, нашим  планом  и  грядущими
несчастиями. Меня до глубины души поражало, как он  умудряется  не  замечать
этого. В конце концов он понял, что напрасно  теряет  время,  в  раздражении
поднял с полу какую-то книгу и швырнул ею в меня:
   "Ну и читай свои чертовы книги! Крыса!" - И с оскорбленным видом вышел из
комнаты.
   Это встревожило меня до крайности. Я предпочел бы, чтобы он встретил  мой
отказ, по обыкновению, холодно и презрительно. Я решил еще  раз  попробовать
отговорить Клодию, хотя у меня уже не было сил и я знал, что ничего не смогу
поделать. Но дверь в ее комнату была заперта, она еще не вернулась. За  весь
вечер я видел ее лишь мельком, когда говорил с Лестатом. Она одевалась перед
зеркалом в прихожей. На ней было платье с  буфами  и  лиловой  ленточкой  на
груди, из-под  него  выглядывали  кружевные  чулочки  и  ослепительно  белые
туфельки. Уходя, она бросила на меня холодный взгляд.
   Я проголодался и тоже отправился на улицу. Я вернулся  домой  через  пару
часов, сытый и слишком ленивый, чтобы предаваться  унылым  размышлениям.  Но
едва переступил порог, во мне появилось и начало расти чувство,  что  Клодия
задумала сделать это сегодня.
   Не знаю, как я это понял. Скорее всего, меня встревожило что-то в доме. Я
слышал шаги Клодии во второй  гостиной.  Дверь  туда  была  заперта.  И  мне
показалось, что ей отвечает другой голос, тихо, шепотом. Еще ни разу  ни  я,
ни Клодия не приводили людей сюда, только Лестат время от времени  таскал  в
дом уличных женщин. Скоро я уже был твердо уверен, что там кто-то есть, хотя
не  мог  уловить  ни  отчетливого  запаха,  ни  громких  слов.  Но  потом  я
почувствовал аромат изысканной пищи и вина.  В  хрустальной  вазе  на  рояле
стоял букет хризантем. Для Клодии эти цветы символизировали смерть.
   Вскоре появился Лестат. Он что-то тихо напевал себе под  нос,  отстукивая
тростью ритм по перилам винтовой лестницы. Он вошел в длинный холл, его лицо
разрумянилось, губы порозовели. Сел за рояль и поставил ноты на пюпитр.
   "Убил я  его  или  нет?  -  спросил  он,  указывая  на  меня  пальцем.  -
Догадайся!"
   "Нет, - отрешенно ответил я. - Ты ведь звал  меня  с  собой,  значит,  не
собирался убивать его".
   "Ara! Но я мог сделать это со злости, из-за того,  что  ты  не  пошел  со
мной!" - сказал он и поднял крышку инструмента. Теперь он будет там  болтать
до рассвета, подумал я.  Он  был  необычайно  оживлен.  Я  смотрел,  как  он
разбирает ноты, и спрашивал себя в который раз: мотет ли он умереть? Неумели
она решится его убить? Я почти собрался духом пойти к Клодии и сказать,  что
мы должны отказаться от наших планов, от путешествия и всего  остального,  и
продолжать жить так, как жили до сих пор. Но  внутренний  голос  подсказывал
мне, что назад дороги нет и что с того самого дня, когда она начала задавать
вопросы, развязка - все равно какая  -  стала  неизбежной.  И  непреодолимая
тяжесть приковала меня к креслу.
   Лестат заиграл. У него был превосходный слух, в прежней жизни он  мог  бы
стать отличным пианистом. Но он играл без чувства, не погружался в музыку, а
вытягивал ее из инструмента, как фокусник; правда, виртуозно, потому что  он
был вампиром и его способности превышали человеческие. Он  играл  без  души,
холодно и точно.
   "Так убил я его или нет?" - повторил он.
   "Нет", - снова ответил  я,  но  с  таким  же  успехом  мог  утверждать  и
обратное. Я думал только о том, как бы не выдать себя.
   "Ты прав, я  его  не  тронул,  -  сказал  он.  -  Наша  близость  приятно
возбуждает меня, и я не хочу пока лишаться  удовольствия  обдумывать  каждый
раз заново, как убью его. Убью, но  не  сейчас,  и  тогда  я  найду  другого
смертного, похожего на него. Если бы у него были братья... я занялся бы  ими
по очереди. Вся семья вымерла бы от таинственной лихорадки, иссушающей тело!
- продекламировал он тоном аукциониста. - Кстати, у Клодии  тоже  страсть  к
семьям, да ты и сам, наверное, знаешь. Ах да, к вопросу  о  семьях,  я  чуть
было  не  забыл.  Ходят  слухи,  будто  на  плантации   Френьеров   завелись
приведения. Рабы и надсмотрщики разбегаются кто куда".
   Я не хотел его слушать. Бабетта умерла, она сошла с ума. Она  бродила  по
руинам Пон-дю-Лак, утверждала, что видела там дьявола и хочет отыскать,  где
он прячется. До меня дошли слухи о ее безумии, а  потом  я  узнал,  что  она
умерла. Пока она была жива, я иногда подумывал  навестить  ее  и  попытаться
как-то исправить содеянное, но потом говорил себе, что  все  устроится  само
собой. Я был уже не тот - жизнь ночного убийцы стерла воспоминания  о  былых
привязанностях, о любви к Бабетте и к сестре. Я  следил  за  трагедией,  как
зритель из ложи, и не видел смысла перешагивать через рампу и вмешиваться  в
ход действия.
   "Не надо об этом", - сказал я Лестату.
   "Как угодно. Впрочем, я говорил о плантации, а вовсе не о  женщине  твоей
мечты! - Он ухмыльнулся. - Хотя, ты знаешь,  на  поверку  все  получилось  в
точности, как я предсказывал. Но вернемся к моему юному другу..."
   "Я бы предпочел, чтобы ты не отвлекался от музыки", -  сказал  я  тихо  и
ненавязчиво, но  стараясь,  чтобы  мой  голос  звучал  убедительно.  Как  ни
странно, иногда мне это удавалось, и он  слушался  меня.  Вот  и  теперь  он
презрительно хмыкнул, как будто хотел сказать: "Ты - дурак", но  вернулся  к
нотам. И тут скрипнула дверь, и я услышал шаги Клодии в холле.
   "Не ходи сюда, Клодия, мысленно молил я, не ходи, или все  мы  погибнем".
Но она неизбежно приближалась, задержалась у зеркала в прихожей, я  услышал,
что она выдвинула ящик комода,  достала  гребешок  и  теперь  причесывается;
почувствовал запах ее  цветочных  духов,  и  вот  она  сама,  вся  в  белом,
появилась в дверях. Неслышно ступая по ковру,  подошла  к  роялю,  поставила
локти на деревянную  панель,  подперла  рукой  подбородок  и  посмотрела  на
Лестата.
   "Это еще что! - проворчал  он,  перевернул  страницу  и  уронил  руки  на
колени. - Уйди. Ты меня раздражаешь!" - Он даже не взглянул на Клодию.
   "Неужели?" - нежно пропела она.
   "Да, - отрезал он. - Кстати, я хотел сказать  тебе,  что  нашел  кое-кого
получше на роль вампира".
   Я замер.
   "Ты меня поняла?" - спросил он.
   "Ты хочешь напугать меня?"
   "Беда в том, что ты единственный ребенок, -  ответил  он.  -  Тебе  нужен
брат. Но еще больше он нужен мне самому. Вы оба мне надоели. Два  ненасытных
чудовища, вечно в раздумьях и терзаниях... Не даете покоя ни мне,  ни  себе.
Мне это осточертело".
   "Втроем мы могли бы заселить вампирами весь мир", - сказала Клодия.
   "Да ну?" - Лестат торжествующе улыбнулся. - Думаешь, у тебя получится? Ах
да, конечно, Луи рассказал тебе, как это бывает, но ведь  он  сам  не  знает
ничего. Это не в вашей власти".
   Слова Лестата встревожили  Клодию.  Этого  она  не  ожидала  услышать.  И
посмотрела на него долгим взглядом: мне показалось, что она ему не верит.
   "Откуда же у тебя такая власть?" - она говорила спокойно, но с неуловимым
сарказмом.
   "Это, моя дорогая, один из тех секретов, которые тебе, возможно,  никогда
не удастся узнать. Даже в Эребе существует своя аристократия".
   "Ты лжешь. - Клодия коротко рассмеялась.  Лестат  отвернулся  и  коснулся
клавиш, а она сказала как бы невзначай:
   - Но ты расстроил мои планы".
   "Твои планы?" - озадаченно переспросил он.
   "Ну да. Я пришла сюда, чтобы помириться с тобой, хоть ты и великий  лжец.
Все-таки ты - мой отец. - Клодия глубоко вздохнула. - И  я  не  хочу  больше
ссориться. Мне хочется, чтобы вернулись старые, добрые времена".
   Наступил его черед не поверить ее словам.  Он  перевел  взгляд  на  меня,
затем опять на нее.
   "Что ж, это возможно, - протянул он - Только перестань приставать ко  мне
с расспросами, ходить следом за мной по улицам и искать  других  вампиров  в
каждом темном переулке. Забудь про них, их нет!  Ты  живешь  и  будешь  жить
здесь со мной! - Он  замялся,  смутившись  собственной  запальчивости.  -  Я
забочусь о тебе, и тебе ничего не нужно".
   "Но ты ничего не знаешь. Вот почему ты злишься, когда я задаю вопросы. Мы
все выяснили, осталось только помириться. Ради такого случая  я  приготовила
для тебя подарочек".
   "Надеюсь, это женщина с прелестями, которых у тебя никогда не будет".
   Он оглядел Клодию с ног до головы. Она изменилась в лице и почти потеряла
самообладание, чего с ней никогда не случалось, но тут же взяла себя в руки,
тряхнула головой и потянула его за рукав.
   "Я говорю правду. Мне надоело ругаться  с  тобой.  Ненависть  -  это  ад,
оставим его людям. Ты можешь принять подарок или  нет,  это  неважно.  Прошу
только об одном: давай покончим с грызней, а то Луи не  выдержит  и  покинет
нас обоих".
   Она убрала его руки с клавиш, опустила крышку и повернула его на винтов