транные рваные гудки автомобиля, а один раз - топот бегущих
ног. Но он ни разу не вышел разобраться, что бы это значило.
В изборожденном  складками лице с ввалившимися глазами посе-
лился призрак  того, что,  по мнению  констебля, творилось в
Уделе. С  шеи Паркинса свисали: крест, образок Святого Хрис-
тофора и  знак мира. Зачем он нацепил все это, Паркинс точно
не знал, но так было спокойнее. Паркинс думал, что, если су-
меет пережить  нынешнюю ночь,  то завтра  уедет за тридевять
земель, а  значок шерифа  оставит на  полке рядом со связкой
ключей.
     Мэйбл Уэртс  сидела в кухне у стола перед чашкой остыв-
шего кофе,  впервые за много лет задернув занавески и зачех-
лив окуляры  бинокля. Впервые за шестьдесят лет Мэйбл не хо-
тела ничего видеть и слышать. Ночь была полна смертных шепо-
тов, которые Мэйбл не желала слушать.
     Билл Нортон  с неподвижным,  одеревеневшим лицом держал
путь в  Камберлендскую больницу,  откуда ему  позвонили (Энн
тогда была  еще жива). Мерно щелкали дворники, стирая с вет-
рового стекла  разошедшийся не на шутку дождь. Билл старался
ни о чем не думать.
     В Уделе  были и  другие нетронутые,  кто спал или бодр-
ствовал. Уцелели  в основном  люди одинокие, у кого в городе
не было  ни родственников, ни близких друзей. Многие даже не
подозревали, что что-то происходит.
     Однако те,  кто не  спал, зажигали в домах полный свет.
Случись кому-нибудь проезжать через город (а в сторону Порт-
ленда и  к югу  действительно проехало  несколько машин), он
был бы  поражен тем, что деревенька, так похожая на все про-
чие попадающиеся на пути, в самый мрачный утренний час непо-
нятно почему вовсю жжет свет в домах. Прохожий, может стать-



                            464

ся, замедлил  бы шаг,  чтобы посмотреть на пожар или аварию,
но, не увидев ни того, ни другого, заторопился бы прочь, вы-
бросив это из головы.
     Вот ведь странная штука! В Иерусалимовом Уделе никто из
бодрствующих не знал правды. Горстка, может быть, и подозре-
вала что-то,  но эти  подозрения были  несформировавшимися и
неопределенными, как  трехмесячный зародыш. Тем не менее они
без колебаний отправлялись к ящикам столов, сундукам на чер-
даке или в спальни к шкатулкам с украшениями, чтобы найти те
символы веры,  какие могли  там оказаться. Делалось это без-
думно - так человек, который долго вел машину в одиночестве,
начинает петь  и поет,  не зная об этом. Медленно, словно их
тела сделались стеклянными и хрупкими, они ходили из комнаты
в комнату, повсюду зажигая свет и не выглядывая в окна.
     Самое главное. Не выглядывая в окна.
     Неважно, что  за звуки раздавались в ночи, какие жуткие
возможности они  в себе  таили, неважно,  как страшила неиз-
вестность. Смотреть Горгоне в лицо было еще хуже.


     31.

     Шум проник  в сон  подобно тому,  как в толстую дубовую
доску вгоняют гвоздь: исключительно медленно, слой за слоем.
Сперва Реджи  Сойер подумал, что спит и во сне видит плотни-
ков. Блуждавшее  в лежащем  между сном и бодрствованием при-
зрачном царстве  сознание не преминуло откликнуться воспоми-
нанием, в котором они с отцом, как бы снятые "рапидом", при-
колачивали доски  к боковым стенам дачи, той, что в шестиде-
сятом выстроили на Брайант-Понд.
     Эта картина  растаяла, превратившись  в путаную  мысль,
что он  вовсе не  спит и  действительно слышит стук молотка.
Потом Реджи не мог сориентироваться, а потом проснулся. Уда-
ры обрушивались  на парадную дверь - кто-то с размеренностью
метронома долбил в дерево кулаком.
     Реджи быстро  посмотрел на лежащую на боку Бонни, S-об-
разный холмик  под одеялом.  Потом на  часы: 4:15. Он встал,
выскользнул из  спальни и  прикрыл за собой дверь. Включив в
коридоре свет,  Реджи направился  было открывать, но остано-
вился. Мысленно распушившись, как петух, Сойер с немым зади-
ристым любопытством разглядывал свою входную дверь. Никто не
стучится в дом в 4:15. Если кто из родни дал дуба, звонят по
телефону, а не являются барабанить в дверь.
     В шестьдесят восьмом Реджи семь месяцев провел во Вьет-
наме (тот год оказался очень тяжелым для попавших в Нам аме-
риканских парней), так что пороху он нюхнул. В те дни на пе-
реход от  сна к  яви уходило  не больше  времени, чем на то,
чтобы хрустнуть  пальцами или  щелкнуть выключателем: только
что ты  был камень  камнем, и вот уже бодрствуешь в темноте.
Почти сразу,  как их переправили по морю домой, эта привычка
Реджи отмерла,  чем он  втайне гордился. Бог свидетель, он -
не автомат.  Нажмете кнопку  "А" - Джонни проснется, нажмете
кнопку "Б" - Джонни прикончит несколько косоглазых.




                            465

     Но сейчас  сонная одурь, набившая голову ватой, слетела
с Реджи  безо всякого  предупреждения, как  кожа со змеи, он
озяб и заморгал.
     Снаружи кто-то  был. Скорей  всего, мальчишка  Брайант,
пьяный в  стельку и  при пушке. Готовый победить или умереть
за прекрасную деву.
     Реджи направился  в гостиную и подошел к дальней стене,
где над декоративным камином висели ружья. Света он не зажи-
гал, отлично зная дорогу на ощупь. Сняв со стены двустволку,
Реджи переломил ее, и на меди тускло блеснул падающий из ко-
ридора свет.  Реджи вернулся  к дверям гостиной и высунул за
порог голову. Мерный, но неритмичный монотонный стук продол-
жался.
     - Валяй, заходи,- позвал Реджи Сойер.
     Грохот прекратился.
     Наступила долгая  пауза, потом дверная ручка очень мед-
ленно повернулась.  Дверь открылась.  За ней стоял Кори Бра-
йант.
     Сердце Реджи  на секунду остановилось. На Брайанте были
те же  шмотки, в  которых Реджи  выкинул его из дому, только
теперь все  было мятым, в грязных пятнах. К штанам и рубашке
прицепились листья.  Полоска грязи  поперек лба подчеркивала
бледность.
     - Стой, где  стоишь,- велел  Реджи, поднимая дробовик и
щелкая предохранителем.- На этот раз игрушка заряжена.
     Но Кори  тяжело шагнул  вперед, не  сводя с  лица Реджи
тусклых глаз,  выражавших кое-что похуже ненависти, и облиз-
нул губы  выскользнувшим изо  рта языком. С башмаков Кори на
пол коридора  облетали комки густой, раскисшей от дождя лип-
кой грязи.  Было в  этом шаге что-то непрощающее, безжалост-
ное, оставляющее  у наблюдателя впечатление холодной, страш-
ной беспощадности.  Покрытые коркой  грязи каблуки топали по
полу. Их  было не  остановить никаким приказом, не задержать
никакой мольбой.
     - Еще два  шага, и  я тебе башку снесу, мать-перемать,-
жестко и сухо выговорил Реджи. Парень не был пьян - хуже, он
съехал с  катушек. Реджи неожиданно ясно понял, что придется
его застрелить.- Стой,- повторил он, однако небрежно, как бы
между прочим.
     Кори Брайант  не остановился. Он не сводил с лица Реджи