полезной  для  русскоязычного  читателя,  мое   сердце
наполнится гордостью и на склоне дней моя жизнь обогатится еще одним,  новым
смыслом. Или, говоря словами Р. У. Эмерсона: "Есть  лишь  одна  честь--честь
оказать помощь, есть лишь одна сила-сила прийти на помощь".
   Человек перед вопросом о смысле
   У  каждого  времени  свои  неврозы-и  каждому  времени   требуется   своя
психотерапия.
   Сегодня мы,  по  сути,  имеем  дело  уже  с  фрустрацией  не  сексуальных
потребностей,  как  во  времена  Фрейда,  а   с   фрустрацией   потребностей
экзистенциальных. Сегодняшний пациент уже не  столько  страдает  от  чувства
неполноценности, как во времена Адлера, сколько от глубинного чувства утраты
смысла, которое  соединено  с  ощущением  пустоты,-поэтому  я  и  говорю  об
экзистенциальном вакууме [1].
   Я бы хотел просто  процитировать  здесь  пару  фраз  из  письма,  которое
написал мне один американский студент: "Здесь, в Америке, я со  всех  сторон
окружен молодыми людьми моего  возраста,  которые  отчаянно  пытаются  найти
смысл своего  существования.  Недавно  умер  один  из  моих  лучших  друзей,
которому  найти  этот  смысл  не  удалось".  Мои   личные   впечатления   от
американских университетов-а только в США я имел возможность читать лекции и
общаться  таким  образом  со  студентами  в  129  университетах-подтверждают
репрезентативность приведенного отрывка из письма в той мере,  в  какой  оно
касается  общего  настроения  и  ощущения  жизни,  которые  владеют  сегодня
академической молодежью.
   И  не  только  они.  Что  касается  поколения  сегодняшних  взрослых,   я
ограничусь лишь ссылкой на результат исследования, проведенного Рольфом  фон
Экартсбергом на выпускниках Гарвардского университета. Через  20  лет  после
окончания многие из них, несмотря на то что  за  это  время  они  не  только
сделали карьеру, но и жили внешне вполне благополучной и счастливой  жизнью,
жаловались на непреодолимое ощущение полной утраты смысла.
   Все множатся признаки того, что ощущение отсутствия смысла становится все
более   распространенным   явлением.   Сегодня   уже   и    коллеги    чисто
психоаналитической ориентации, и марксисты отмечают это.
   Что касается  марксистских  кругов,  следует  назвать  доктора  Выметала,
бывшего в  свое  время  руководителем  психиатрической  клиники  Оломоуцкого
университета (ЧССР). Ссылаясь на данные других  авторов  из  Чехословакии  и
Германской Демократической Республики, он привлек внимание к факту наличия в
коммунистических странах экзистенциальной фрустрации и  выдвинул  требование
разработки для ее преодоления новых терапевтических приемов. Наконец,  стоит
упомянуть   Клицке,   американского   ученого,   работавшего    приглашенным
профессором в одном из африканских университетов. В недавно опубликованной в
"Журнале гуманистической  психологии"  работе  ("Студенты  в  пробуждающейся
Африке-  логотерапия  в  Танзании")  он  аргументированно  показывает,   что
экзистенциальный вакуум становится заметным и ощутимым  явлением  в  странах
"третьего  мира"-по  меньшей  мере  или  в  особенной   степени   в   кругах
академической молодежи.  Подобными  данными  мы  также  обязаны  Джозефу  Л.
Филбрику  ("Кросскультурное  исследование  смысла  жизни  в   русле   теории
Франкла").
   Когда меня спрашивают, как я  объясняю  себе  причины,  порождающие  этот
экзистенциальный вакуум, я обычно использую  следующую  краткую  формулу:  в
отличие от животных инстинкты не  диктуют  человеку,  что  ему  нужно,  и  в
отличие  от  человека  вчерашнего  дня  традиции  не  диктуют   сегодняшнему
человеку, что ему должно. Не зная ни того, что ему нужно, ни  того,  что  он
должен, человек, похоже, утратил ясное  представление  о  том,  чего  же  он
хочет. В итоге он либо хочет того  же,  чего  и  другие  (конформизм),  либо
делает то, что другие хотят от него (тоталитаризм).
   За этими двумя следствиями важно не пропустить  и  не  забыть  третье,  а
именно  появление  специфических  невротических   заболеваний,   которые   я
обозначил как "нооген-ные неврозы" [2]. B отличие от неврозов в узком смысле
слова, являющихся, по  определению,  психогенными  заболеваниями,  ноогенные
неврозы проистекают не из комплексов  и  конфликтов  в  традиционном  смысле
слова, а из угрызений совести, из ценностных  конфликтов  и-не  в  последнюю
очередь-из экзистенциальной фрустрации, проявлением  и  воплощением  которой
может в том или ином случае выступать невротическая симптоматика. Джеймсу С.
Крамбо, руководителю психологической лаборатории  в  Миссисипи,  мы  обязаны
разработкой  теста  (PIL-Purpose  in   Life-Test),   позволяющего   отличить
ноогенные неврозы от психогенных в целях дифференциальной диагностики. После
того как он обработал полученные данные с помощью компьютера,  он  пришел  к
выводу, что при ноогенных неврозах имеет место  действительно  иная  картина
болезни, которая не только в диагностическом, но и в терапевтическом аспекте
не вмещается в границы компетенции традиционной психиатрии.
   Что касается частоты встречаемости ноогенных неврозов, то  на  этот  счет
имеются данные статистических исследований Нибауэр и Люкас в Вене, Фрэнка М.
Бакли  в  Уорчестере  (Массачусетс,  США),  Вернера  в  Лондоне,  Лангена  и
Вольхарда в Тюбингене, Прилла в Вюрцбурге, Попельского в Польше и Нины  Толл
в Мидлтауне (Коннектикут, США). Данные тестирований согласованно показывают,
что примерно 20% неврозов относятся к ноо-генным.
   Из статистики  известно,  что  среди  причин  смертности  у  американских
студентов второе место по частоте  после  дорожно-транспортных  происшествий
занимают самоубийства. При этом число попыток самоубийства (не закончившихся
смертельным исходом) в 15 раз больше.
   Мне сообщили интересные статистические данные, полученные при  опросе  60
студентов Университета штата Айдахо после подобных попыток  самоубийства.  У
них подробнейшим  образом  выяснялось  все,  что  связано  с  мотивом  этого
поступка, и вот что было обнаружено: 85 процентов из них не видели больше  в
своей жизни никакого смысла; при этом 93 процента из них  были  физически  и
психически здоровы, жили в хороших материальных условиях и в полном согласии
со своей семьей; они активно участвовали в общественной жизни  и  имели  все
основания быть довольными своими академическими успехами.
   Во всяком случае, о неудовлетворенных потребностях не могло быть и  речи.
Это тем более заставляет нас задать себе вопрос,  каковы  условия,  делающие
возможной попытку  самоубийства,  что  должно  быть  встроено  в  "condition
humaine", чтобы  когда-нибудь  привести  человека  к  такому  поступку,  как
попытка самоубийства, несмотря на удовлетворение повседневных  потребностей.
Представить себе это можно лишь в том случае, если человек  как  таковой-или
если он им уже перестал быть, это по крайней мере было изначально-добивается
того, чтобы найти в своей жизни смысл и осуществить его. Это и есть то,  что
в логотерапевтической теории мотивации мы описываем понятием  "стремление  к
смыслу"  [4].  На  первый  взгляд,  правда,   может   показаться,   что   мы
переоцениваем человека, ставя его на  чересчур  высокий  пьедестал.  В  этой
связи мне всегда вспоминается то, что мне  как-то  раз  говорил  инструктор,
обучавший меня в Калифорнии вождению самолета: "Предположим, я  хочу  лететь
на восток, и при этом дует  боковой  ветер  с  севера,  тогда  меня  с  моим
самолетом отнесет на юго-восток, если же направлю машину  на  северо-восток,
то тогда я полечу именно на восток и приземлюсь там, где я хотел". Не так ли
обстоит дело и с человеком? Принимая его таким, какой он есть, мы делаем его
хуже; принимая же его таким, каким он должен быть, мы  заставляем  его  быть
таким, каким он может  стать.  Эти  слова,  впрочем,  принадлежат  не  моему
калифорнийскому инструктору, а Г„те.
   Как    известно,    существует    так    называемая-сама     себя     так
называющая-"глубинная психология". Где же,  однако,  "вершинная  психология"
[5], включающая в поле своего зрения стремление к смыслу? Во всяком  случае,
от  стремления  к  смыслу  нельзя  отмахнуться,  как  от  простого  хотения,
смиренного  пожелания.  Скорее  речь  здесь  идет  о   "самоосуществляющемся
пророчестве",  как  называют  американцы  рабочую  гипотезу,  которая   сама
выступает  причиной  того,  что  в  ней  же   прогнозируется.   Мы,   врачи,
сталкиваемся с этим ежедневно и ежечасно (в  приемные  часы).  Например,  мы
измерили пациенту кровяное давление и установили, что оно равно 160. Если на
вопрос пациента о его давлении мы скажем "160", то это уже не будет правдой,
поскольку давление у пациента в ответ на это сообщение мгновенно  поднимется
до  180.  Если  же,  напротив,  мы  скажем  ему,  что  давление  практически
нормальное, то мы не солжем. Со вздохом облегчения он сознается, что у  него
был  страх  паралича,  но,  по-видимому,  этот  страх  оказался   совершенно
безосновательным. Если мы теперь снова измерим у него давление, то убедимся,
что оно действительно тем временем упало до нормального уровня.
   Оказалось, что концепция "стремления к смыслу" может быть  верифицирована
и чисто эмпирическими методами. Сошлюсь лишь на работы Крамбо и Махолика [6]
и Элизабет С. Люкас, разработавших оригинальные  тесты  для  количественного
измерения стремления к смыслу. В дюжинах диссертаций, выполненных в основном
с помощью этих тестов, логотерапевтическая теория  мотивации  получила  свое
подтверждение.
   Рамки, в которых я нахожусь, не позволяют мне остановиться на  всем  этом
подробно. Я, однако,  не  могу  отказать  себе  в  том,  чтобы  сослаться  в
дискуссии на результаты  исследований,  авторы  которых  не  являются  моими
учениками. Кто еще станет сомневаться в существовании  стремления  к  смыслу
(подчеркнем:  не  больше  и  не  меньше,  чем  специфической  для   человека
мотивации), взяв в руки доклад американского Совета по вопросам образования,
в котором приведены данные опроса  189733  студентов  в  360  университетах.
Главный интерес у 73,7 процента  опрошенных  выражается  в  цели  "прийти  к
мировоззрению, которое сделало бы жизнь  осмысленной".  Или  возьмем  доклад
Национального института психического здоровья: из 7948 студентов в 48  вузах
наибольшее число (78  процентов)  выразили  желание  "найти  в  своей  жизни
смысл".
   Отсюда понятно и пророчество Джозефа Каца из Университета штата Нью-Йорк,
что  следующая  волна  людей,  которые  вольются   в   производство,   будет
интересоваться лишь профессиями, которые приносят не  только  деньги,  но  и
смысл.
   Конечно, всякий  больной  желает  в  первую  очередь  стать  когда-нибудь
здоровым, а любой бедняк- когда-нибудь разжиться деньгами. Однако  столь  же
верно и то, что оба стремятся к этому лишь затем,  чтобы  иметь  возможность
вести такую жизнь, какую они считают осмысленной,  осуществить  смысл  своей
жизни!
   Как известно, Маслоу ввел различение низших и высших потребностей, имея в
виду при этом, что удовлетворение низших потребностей  является  необходимым
условием для того, чтобы были удовлетворены и высшие. К высшим  потребностям
он причисляет и стремление к смыслу, называя его даже  при  этом  "первичным
человеческим побуждением". Это свелось, однако, к тому, что человек начинает
интересоваться смыслом  жизни  лишь  тогда,  когда  жизнь  у  него  устроена
("сначала пища, потом мораль"). Этому, однако, противоречит то, что мы-и  не
в последнюю очередь мы, психиатры,-имеем возможность постоянно  наблюдать  в
жизни: Потребность и вопрос о смысле жизни  возникает  именно  тогда,  когда
человеку живется хуже некуда.. Свидетельством тому являются  умирающие  люди
из числа наших пациентов, а также  уцелевшие  бывшие  узники  концлагерей  и
лагерей для военнопленных.
   Вместе с  тем,  разумеется,  не  только  фрустрация  низших  потребностей
порождает вопрос о  смысле,  но  и  удовлетворение  низших  потребностей,  в
частности, в "обществе изобилия". Мы не ошибемся, пожалуй, если  усмотрим  в
этом кажущемся противоречии подтверждение.на-шей гипотезы, согласно  которой
стремление к смыслу представляет собой мотив sui generis, который несводим к
другим потребностям и невыводим из них  (как  это  уже  удалось  эмпирически
показать Крамбо и Махолику, а также Кратохвилу и Плановой).
   Мы встречаемся здесь с феноменом, который я  считаю  фундаментальным  для
понимания человека: с самотранс-ценденцией человеческого  существования!  За
этим понятием стоит тот факт, что человеческое  бытие  всегда  ориентировано
вовне на нечто, что не является им самим,  на  что-то  или  на  кого-то:  на
смысл, который необходимо осуществить, или на другого человека,  к  которому
мы  тянемся  с  любовью.  В  служении  делу  или  любви  к  другому  человек
осуществляет сам себя. Чем больше он отдает себя делу, чем больше он  отдает
себя своему партнеру, тем в большей степени он является человеком  и  тем  в
большей степени он становится самим собой. Таким образом, он, по сути, может
реализовать себя лишь в той мере, в какой он забывает про себя, не  обращает
на себя внимания.
   Здесь необходимо упомянуть один из 90 фактов, полученных  в  эмпирическом
исследовании госпожи Люкас,  а  именно:  оказалось,  что  среди  посетителей
Пратера-  знаменитого  венского  парка  отдыха  и  развлечений-   объективно
измеренный уровень экзистенциальной фру-страции был  существенно  выше,  чем
средний уровень у населения  Вены  (который  практически  не  отличается  от
аналогичных  результатов,  полученных  и  опубликованных   американскими   и
японскими  авторами).  Другими  словами,  у   человека,   который   особенно
добивается  наслаждений  и  развлечений,  оказывается   в   конечном   счете
фрустрировано его стремление к  смыслу,  или,  говоря  словами  Маслоу,  его
"первичные" запросы.
   Это  каждый  раз  напоминает  мне  один  американский  анекдот.   Человек
встречает на  улице  своего  домашнего  врача,  который  справляется  о  его
здоровье. Выясняется, что пациент стал в последнее  время  туговат  на  ухо.
"Вы, наверное, слишком много пьете,-отвечает ему врач.- Вам  надо  бросать".
Через пару месяцев они  вновь  встречаются  на  улице,  и  врач,  специально
повысив голос, спрашивает пациента о его здоровье. "О,-отвечает тот,-не надо
говорить  так  громко,  я  снова  прекрасно  слышу".  "Я  вижу,  вы  бросили
пить,-говорит врач.-Отлично, так и продолжайте".  Новая  встреча  еще  через
пару месяцев: "Как поживаете?"-"Простите, что Вы сказали?"-"Я спрашиваю, как
Вы поживаете?" Наконец, пациенту удается понять. "Вот, вы  видите,  я  опять
стал  хуже  слышать".-"Вы,  наверное,  опять  начали  пить?"  "Видите   ли,-
объясняет ему пациент,- сначала я пил и стал плохо слышать, затем  я  бросил
пить и стал снова слышать лучше, но то, что я услышал,  было  гораздо  хуже,
чем виски". Мы можем утверждать следующее: если у человека нет смысла жизни,
осуществление которого сделало  бы  его  счастливым,  он  пытается  добиться
ощущения счастья  в  обход  осуществлению  смысла,  в  частности  с  помощью
химических  препаратов.  На  самом  деле  нормальное  ощущение  счастья   не
выступает в качестве цели, к которой человек стремится, а представляет собой
скорее просто сопутствующее явление,  сопровождающее  достижение  цели.  Это
сопутствующее явление,  этот  "эффект"  может  быть,  однако,  "уловлен",  и
принятие алкоголя дает  такую  возможность.  Б.  А.  Маки,  директор  Центра
реабилитации алкоголиков военно-морских  сил  США,  утверждает:  "Работая  с
алкоголиком, мы очень часто убеждаемся, что жизнь, по-видимому, потеряла для
него смысл". Моя ученица в Международном университете Соединенных  Штатов  в
Сан-Диего  в  своих   исследованиях,   результаты   которых   составили   ее
диссертацию, получила данные о том, что для 90  процентов  исследованных  ею
случаев тяжелого хронического  алкоголизма  характерно  выраженное  ощущение
утраты смысла. Тем самым становится  и  более  понятным  то,  что  Крамбо  с
помощью  групповой  логотера-пии   алкоголиков,   направленной   на   снятие
экзистенциальной  фрустрации,  удалось  добиться  большего  успеха,  чем   в
контрольных группах, в которых терапия  велась  традиционными  общепринятыми
методами.
   Подобные вещи мы наблюдаем и в случаях  наркомании.  Если  верить  Стэнли
Криппнеру, 100 процентов  случаев  наркоманий  связаны  с  ощущением  утраты
смысла: на вопрос, все ли представляется  им  бессмысленным,  100  процентов
наркоманов отвечали утвердительно. Моя диссертантка Бетти  Лу  Педелфорд,  а
также Шин и Фехтман, исследовавшие  экзистенциальную  фрустрацию,  показали,
что у наркоманов уровень ее более чем вдвое выше, чем в контрольной  группе.
И  здесь  понятно,  почему  Фрейзеру,  возглавляющему  в  Калифорнии   центр
реабилитации наркоманов и применившему  там  логотерапию,  удалось  добиться
40-процентного  излечения  по  сравнению  с  11  процентами  в  среднем  при
традиционных методах лечения.
   Наконец, в этой связи нельзя не упомянуть  данные  Блэка  и  Грегсона  из
Новой Зеландии,  согласно  которым  уровень  экзистенциальной  фрустрации  у
преступников   существенно   выше   среднего.    Соответственно,    Барберу,
занимавшемуся логотерапией с несовершеннолетними преступниками,  помещенными
в его  калифорнийский  реаби-литационный  центр,  удалось,  снизить  процент
рецидивов с обычных 40  до  17.  Рискнем  теперь  сделать  еще  один  шаг  и
распространить наши соображения  и  рассуждения  на  масштаб  всей  планеты.
Спросим себя,  не  нужна  ли  подобная  переориентация  также  и  в  области
исследований проблем мира. По сути, эта область уже давно жестко завязана на
проблематику агрессивных потенциалов, и никто пока еще не осмелился выйти  в
человеческое измерение. А между прочим, именно войдя  в  то  измерение,  где
существуют собственно человеческие проявления-туда, где мы  только  и  можем
встретиться с такими феноменами, как стремление  к  смыслу,-можно,  по  всей
видимости,  установить,  что  в  конечном  счете  именно  фрустрация   этого
стремления к смыслу, экзистенциальная фрустрация  и  распространяющееся  все
шире ощущение бессмысленности поддерживают (подчеркиваем: не у животных, а у
человека, на человеческом уровне!) агрессивность, если вообще не являются ее
причиной.
   В пространстве собственно человеческих проявлений попросту не  существует
агрессии, которая, присутствуя в определенном "количестве", давит на  клапан
и заставляет меня, ее  "беспомощную  жертву",  искать  глазами  какие-нибудь
объекты,  на  которые  я  мог  бы  ее  направить.   Как   бы   агрессия   ни
преобразовывалась   на   биологическом   уровне   и   ни   укоренялась    на
психологическом, на человеческом уровне она у  меня  исчезает,  она  у  меня
"прорастает" (в гегелевском смысле) во что-то совсем иное.  На  человеческом
уровне  я  ненавижу.  А  ненависть  в  отличие  от  агрессии  интенционально
направлена на нечто, что я ненавижу.
   Ненависть   и   любовь-это   человеческие   проявления,   поскольку   они
интенциональны,  поскольку  человек,  ненавидящий   что-либо   или   любящий
кого-либо, имеет для этого основания. Речь идет именно об основании, а не  о
причине-психологической или биологической,-которая  "из-за  его  спины"  или
"через его голову" порождает агрессивность и сексуальность. С  биологической
причиной мы сталкиваемся, например, в эксперименте В. Р. Хесса,  которому  с
помощью  электродов,  вживленных  в  подкорковые  мозговые   центры   кошки,
удавалось вызывать у нее вспышки ярости.
   Как  несправедливы   были   бы   мы   к   борцам   Сопротивления   против
национал-социализма, если бы стали рассматривать их  как  жертв  собственных
"агрессивных потенциалов", которые лишь более или менее  случайно  оказались
направлены против Адольфа Гитлера. Объектом их борьбы был не  он,  а  именно
национал-социализм