е
расширили, а вторые сузили человеческое
     сознание.
     Здесь, однако, я сосредоточусь на том, что мы делаем самим  себе и друг
для друга.
     Давайте  возьмем простейшую межличностную  схему.  Рассмотрим отношения
Джека  и  Джил.  Поведение  Джека  по отношению  к  Джил  переживается  Джил
определенным образом. То, как она переживает его, значительно влияет на  то,
как она ведет себя по отношению к нему. То,  как она ведет себя по отношению
к  нему,  влияет  на  то,  как  он  переживает  ее.  А  его  переживание  ее
складывается  с его  образом поведения по  отношению  к ней, который, в свою
очередь... и т. д.
     Каждая  личность может принять два, отличающихся в  своей основе образа
действия  в этой межличностной системе. Каждый  может  действовать на основе
своего  собственного  переживания  или   под  влиянием  переживания   другой
личности, и не существует никакого иного  образа личностного действия внутри
этой  системы. Пока мы рассматриваем личностное воздействие  "я" на "я"  или
"я" на другого,  единственным  образом, которым можно действовать,  является
действие на основе либо собственного переживания, либо переживания другого.
     Личностное  действие  может  либо  раскрыть   возможности  обогащенного
переживания, либо скрыть эти  возможности. Личностное действие является либо
в   основном  усиливающим,   утверждающим,  ускоряющим,   поддерживающим   и
расширяющим, либо  ослабляющим,  низвергающим,  замедляющим,  подрывающим  и
суживающим. Оно может быть созидающим и разрушающим.
     В  мире,  где  нормальным  условием является  отчуждение, большая часть
личностных  действий  должна  быть  разрушающей -на основе как  собственного
переживания,  так  и переживания другого. Я покажу здесь несколько  способов
того, как это происходит. Я  оставлю читателю рассмотреть с точки зрения его
опыта, насколько распространены подобные действия.
     Под  заголовком  "механизмы  защиты"  психоанализ  описывает  множество
способов,  при которых личность  становится отчужденной  от  самой себя. Эти
механизмы часто  описываются  с точки  зрения  психоанализа как сами по себе
"бессознательные", то есть личности, по-видимому, неизвестно, что она делает
с  собой. Даже когда у  личности  наблюдается достаточная  проницательность,
чтобы   увидеть,  что  происходит,  к  примеру,  "расщепление",  она  обычно
переживает  это  как  действительно  механизм,  так  сказать,  безличностный
процесс,  который  она может наблюдать,  но  не может  ни контролировать, ни
остановить.
     Таким  образом,  есть  некоторая  феноменологическая  обоснованность  в
обозначении подобных "защит" термином "механизм". Но мы должны пойти дальше.
Они  имеют  такой  механический  характер,  потому  что  личность,  как  она
переживает самое себя, отделена от них. Ей и другим кажется, что она  от них
страдает. Они кажутся процессами, воздействующими на нее, и в таком виде она
переживает себя в качестве пациента с какой-то психопатологией.
     Но так обстоит дело лишь  с точки  зрения ее собственного  отчужденного
переживания.  Когда же  она  становится неотчужденной, она в первую  очередь
узнает о них, если она этого уже не сделала, а  во-вторых, что  более важно,
делает шаг к постепенному осознанию того, что она делает или делала это себе
самой.
     В  конечном  итоге можно  обрести  ушедшую из-под  ног почву.  Подобные
защитные механизмы суть действия, предпринимаемые личностью на основе своего
собственного  переживания.  В  результате всего этого  она отделила  себя от
своего собственного  действия. Окончательный продукт такого двойного насилия
-личность, которая  переживает себя  скорее не  как полную личность, но  как
часть  личности, подверженную  вторжению  разрушительных психопатологических
"механизмов", перед лицом которых она -относительно беспомощная жертва.
     Такие "защиты" это  воздействие на себя самого.  Но  "защиты" не только
внутриличностны, они и межличностны. Я воздействую не только на самого себя,
я  воздействую  и  на  вас. И вы  воздействуете не только на самих себя,  вы
воздействуете и на меня. В любом случае - на переживание.
     Если Джек  преуспевает  в забвении чего-то,  то  нет проку от того, что
Джил продолжает напоминать  ему  об этом.  Он  должен принудить ее не делать
этого. Самый безопасный способ - не просто заставить ее  об этом молчать, но
принудить ее так же это забыть.
     Джек может  воздействовать  на  Джил  различными  способами.  Он  может
заставить  ее чувствовать себя виновной в постоянном "возвращении к  этому".
Он  может свести на нет  ее  переживание. Это  может быть  сделано более или
менее   полностью.  Он   может   показать,   что  это  просто   неважно  или
незначительно, в то время как для нее  это важно и значительно.  Идя дальше,
он может  сменить модальность ее переживания с воспоминания на  воображение:
"Это все твое воображение".  Более  того, он может свести на нет содержание:
"Этого никогда  не было". В конце концов, он может свести  на нет  не только
значение, модальность  и содержание, но и  саму ее  способность . помнить  и
заставить ее чувствовать себя виноватой в том, что она это делает.
     Подобное далеко не необычно. Люди проделывают  друг с другом такие вещи
все  время.  Однако для  того  чтобы  такое межличностное  сведение  на  нет
работало,  полезно  покрыть  его  толстым слоем мистификации [30]. Например,
путем отрицания того, что делается именно это, а затем сведения на нет любой
мысли, что  это  делалось, заявлениями  вроде  подобных: "Как ты могла такое
подумать?" или "У тебя, наверно, паранойя" и т. д.
     6. Переживание отрицания
     Существует   множество   разновидностей  переживания   недостатка   или
отсутствия  и  множество  тонких  различий  между переживанием  отрицания  и
отрицанием переживания.
     Любое переживание  как  активно, так  и  пассивно- единство  данного  и
истолкованного.  И  построение,  помещаемое  на  то,  что  дано, может  быть
положительным и  отрицательным: это то, что человек хочет, или  чего боится,
или готовится принять, или не принять. Элемент отрицания
     присутствует   в  любом   взаимоотношении   и   в   любом   переживании
взаимоотношения. Разница между  отсутствием  взаимоотношений  и переживанием
каждого  взаимоотношения  как отсугствия -это различие  между одиночеством и
постоянной  уединенностью,  между временной надеждой  или  безнадежностью  и
нескончаемым  отчаянием. Роль,  которую,  но  своим  ощущениям,  я  играю  в
создании  такого  положения вещей, определяет то, что, по моим  ощущениям, я
могу или должен сделать в отношении этого.
     Первым  намеком на небытие,  возможно, была грудь или мать  в  качестве
отсутствующих.  Кажется,  это было предположение Фрейда. Уинникотт  пишет  о
"дыре",  сотворении  ничто  посредством  поглощения  груди.   Бион   относит
происхождение  мышления  к  переживанию   не-груди.  По  выражению   Сартра,
человеческое существо не  создает бытие,  но скорее  вводит небытие в мир, в
исходную полноту бытия.
     Ничто, как  переживание,  возникает как отсутствие кого-то или чего-то.
Нет друзей,  нет взаимоотношений, нет радости, нет смысла в жизни, нет идей,
нет счастья, нет денег.  Применительно к частям тела -нет груди, нет пениса,
нет  ни здоровых, ни  больных внутренностей -  пустота. Перечень  в принципе
бесконечен. Возьмите что угодно и вообразите отсутствие этого.
     Бытие и небытие -  центральная тема любой философии и на Востоке, и  на
Западе. Такие выражение -не безвредные и невинные словесные украшения, разве
что в профессиональном философствовании декаданса.
     Мы боимся достичь бездонной и безграничной беспочвенности всего сущего.
     "Бояться нечего". Высшее успокоение и высший ужас.
     Мы переживаем  объекты  нашего  переживания  как  находящиеся  там,  во
внешнем мире. Источник нашего переживания, видимо, находится вне нас  самих.
При творческом переживании мы переживаем источник сотворенных образов, форм,
звуков находящимся  внугри нас, но по-прежнему  за  нашими пределами.  Цвета
исходят из  источника до-света,  самого  по себе не зажженного,  звуки -  из
тишины, образы - из бесформенного. Такой дообразный до-свет,  такой до-звук,
такая до-форма есть ничто, но, однако, это источник всего сотворенного.
     Мы отделены друг от друга и связаны друг с  другом  физически. Личности
как воплощенные бытия связаны  друг с другом посредством пространства. И  мы
отделены   и   соединены  нашими  точками  зрения,  образованием,   прошлым,
организациями,  группами,  членством,  идеологиями, социально-экономическими
интересами класса, темпераментами. Эти социальные "вещи",  объединяющие нас,
являются в то же  время . в е щ  а м и,  множеством социальных вымыслов, что
встают между нами.  А  если бы  мы  смогли отбросить все эти необходимости и
случайности  и  открыть  друг другу  свое обнаженное  присутствие?  Если  вы
выкинете все -  любые одеяния, маски,  костыли,  грим, а  также общественные
проекты, игры, дающие нам повод нарядить их в маскарадные костюмы собраний и
заседаний,- если  бы  мы  смогли  встретиться,  если бы  был  такой  случай,
счастливое совпадение человеческих существ, что бы нас сейчас разделяло?
     Двое людей,  между которыми и в начале и в конце ничего нет. Между нами
ничто.  Ничто. То, что в  действительности  "между", нельзя назвать ни одной
вещью, находящейся между. Между -это само ничто.
     Если  я  рисую что-то на  листе бумага,  то  вот  действие,  которое  я
предпринимаю  на основе  своего  переживания  своего  положения. Что  я  сам
переживаю  в качестве  действия  и  какое  у меня  намерение? Пытаюсь  ли  я
передать  кому-то  нечто  (сообщение)?  Перестраиваю  ли  я  части  какой-то
внутренней головоломки (намерение)? Пытаюсь  ли  я  раскрыть свойства  этого
вновь появляющегося  гештальта  (открытие)?  Удивлен  ли  я, что  появляется
нечто, чего раньше не существовало? Что эти строки не  существовали на  этой
странице до того, как я их написал? Здесь мы подходим к переживанию творения
и ничто.
     То,  что  мы  называем  стихом,  составлено  из  сообщения,  намерения,
оплодотворения,  открытия, производства  и сотворения. В  борьбе намерений и
побуждений  произошло чудо. Под солнцем есть  нечто новое: бытие возникло из
небытия, из камня забил ключ.
     Без чуда ничего не происходит.  Машины уже стали общаться друг с другом
успешнее,  чем человек с человеком. Ситуация -иронична. Все  больше и больше
интереса к сообщению, все меньше и меньше интереса сообщить.
     Мы  не  так  уж  заняты  переживаниями  "заполнения  пробелов" в теории
познания,  заполнения дыры,  занятия  пустого  пространства.  Вопрос  не  во
вставлении  чего-то в  нечто иное,  но в  сотворении  чего-то из ничего.  Ex
nihilo. То  ничто,  из которого возникает творение, в  чистом виде не пустое
пространство и не пустой промежуток времени.
     В   вопросе   небытия  мы  находимся  на  внешних  границах  того,  что
установлено  языком, но мы  можем  показать  языком,  почему язык  не  может
сказать того, чего он не может сказать. Я не могу сказать того, что не может
быть сказано,  но звуки могут  заставить нас слушать тишину.  В рамках языка
возможно показать,  когда должно начаться многоточие... Но, используя слово,
букву, звук, ОМ, нельзя сложить звук с беззвучностью, имя с неименуемым.
     Тишину до-сотворения,  выраженную в  языке и  посредством языка, нельзя
выразить языком. Но  язык можно использовать для того, чтобы описать то, что
он  не  может  сказать,-пробелами,  пустотами  и  описками,  решеткой  слов,
синтаксиса,  звучания  и  значения.  Модуляции  высоты  и  громкости   точно
изображают форму, не заполняя пространства между строк. Но  грубая ошибка  -
принимать строки за модель или модель за то, что она моделирует.
     Наиболее   основополагающе   человек   не   вовлечен   ни  в   открытие
существующего, ни в  сообщение, ни  в намерение.  Он делает  бытие способным
возникнуть из небытия.
     Переживание  бытия  действительного  посредника  непрерывного  процесса
творения  проводит мимо  любого подавления, или гонения, или суетной  славы,
даже мимо беспорядка и  пустоты, и вводит  в  само  чудо  того  непрерывного
полета  небытия  в  бытие.  Оно  может  стать  возможностью   того  великого
освобождения,  когда  осуществляется  переход   бытия,  боящегося  ничто,  к
осознанию того,  что нечего бояться. Тем не менее очень легко сбиться с пути
на любой стадии.
     Здесь  может ждать огромная  радость, но также легко  быть искалеченным
этим процессом или  слиться с ним. Он будет  требовать  акта  воображения от
тех,  кто  не знает из своего собственного опыта,  что за ад эта пограничная
полоса между бытием и небытием. Но воображение для этого и существует.
     Положение,  или  позиция,  человека  по отношению  к  этому  акту,  или
процессу,  может  стать  решающим  с  точки  зрения  безумия  или  душевного
здоровья.
     Есть люди, которые чувствуют, что  призваны даже самих себя производить
из  ничто,  поскольку  подспудное  чувство в них говорит,  что  они  не были
сотворены должным образом или были сотворены только для разрушения.
     Если нет ни смысла, ни ценностей, ни источника поддержки или помощи, то
человек как творец должен изобретать, призывать смыслы и ценности, поддержку
и помощь из ничто. Он -волшебник.
     Человек в  самом  деле  может создать  нечто  новое  -  стих,  картину,
скульптуру,  систему  идей,  размышлять  о  том,  о  чем  никто  никогда  не
размышлял,  видеть  так,  как  никто  никогда  не  видел.  Небольшая  выгода
заключается в  том, что  он,  вероятно,  происходит  из своего  собственного
творчества.  Фантазия  не  видоизменена  подобным  "действием",  даже  самая
возвышенная.  Судьба,  ожидающая творца  после того,  как его  не  замечают,
замалчивают, презирают, состоит в том, чтобы -к счастью или  к несчастью,  в
зависимости от точки зрения,- быть открытым чем-то нетворческим.
     Бывают  неожиданные,  даже  необъяснимые  самоубийства, которые  должны
пониматься  как  рассвет  надежды,  столь  ужасный  и  мучительный,  что  он
невыносим.
     При нашем "нормальном" отчуждении от бытия личность, обладающая опасным
знанием   о  небытии  того,  что  мы  принимаем  за   бытие  (псевдожелания,
псевдоценности,  псевдодействительность эндемических заблуждений о  том, что
принимается за  жизнь,  смерть и  т.  п.), в современную эпоху  являет  миру
творческие акты, которые мы презираем и страстно желаем.
     Слова в  стихе, звуки в движении, ритм  в пространстве пытаются  увести
обратно в  личностное  пространство и время  личностное значение из звуков и
форм обезличенного, обесчеловеченного мира. Они являются плацдармом на чужой
территории.  Они  представляют  собой  мятеж.  Их  источник  -  Безмолвие  в
сердцевине  каждого из  нас.  Когда бы и где бы во внешнем мире ни появлялся
подобный  вихрь оформленного  звука и  пространства, сила, что  содержится в
нем,  порождает новые силовые линии, чье воздействие ощущается на протяжении
веков.
     Творческое дыхание  "исходит из области человека,  в которую человек не
может спуститься,  даже если б  его  вел  Вергилий, ибо Вергилий  туда бы не
пошел" (из "Дневников Жана Кокто").
     Эта  область,  область  ничто,  область  безмолвия безмолвии  - и  есть
источник. Мы забываем, что все мы все время находимся там.
     Деятельность должна  пониматься с точки зрения переживания, из которого
она возникает. Эти узоры, что таинственным  образом воплощают математические
истины, увиденные лишь немногими,- столь прекрасные, столь изящные,-неважно,
что они суть бултыхания и трепыхания тонущего человека.
     Мы существуем здесь вне всяких вопросов, за  исключением вопросов бытия
и небытия, перевоплощения, рождения, жизни и смерти.
     Творение  ex  nihilo было объявлено невозможным  даже  для  Бога. Но мы
занимаемся чудесами. Нам нужно услышать музыку гитар Брака (Лорка).
     С  точки  зрения  человека,  отчужденного  от  своего  истока, творение
исходит из отчаяния  и  кончается провалом. Но такой человек не прошел  весь
путь  до конца  времени,  до конца пространства, до  конца тьмы и  до  конца
света. Он не знает, что там, где все кончается, все и начинается.

     II. ПСИХОТЕРАПЕВТИЧЕСКОЕ ПЕРЕЖИВАНИЕ'
     За последние двадцать лет  психотерапия  значительно  усложнилась как в
теории,  так  и  на  практике. Но,  однако,  из-за  всей  этой  чрезвычайной
сложности, а порой и путаницы невозможно, как сказал Пастернак, "не  впасть,
как в ересь, в неслыханную простоту".
     В  практике  психотерапии  само  многообразие  методов   сделало  более
очевидной необходимость такой простоты.
     Неизменными составляющими психотерапии  являются  психиатр, пациент,  а
также постоянные и определенные время  и  место. Но даже при этом двум людям
встретиться не так легко. Мы все живем надеждой, что подлинная встреча между
человеческими существами все еще может  произойти.  Психотерапия  состоит  в
выкидывании прочь всего того, что стоит между нами: бутафории, масок, ролей,
лжи,  защит,  тревог,  проекций  и  интроекций  -  короче,  всех  пережитков
пропитого,  которые  мы  используем  по  привычке  и  тайком,  умышленно или
неумышленно, в  качестве  денежных знаков  при взаимоотношениях. Именно  эти
деньги, эти самые средства воссоздают  и усиливают  условия  отчуждения, что
первоначально послужили им причиной.
     Психоанализ  внес существенный вклад,  пролив свет на такие пережитки и
вынужденные повторения. Сейчас среди психоаналитиков и психиатров наметилась
тенденция сосредоточения  не  только на  переносе,  не  только  на том,  что
произошло прежде, но и на том, чего прежде никогда не происходило, на новом.
Таким образом, на практике  использование  толкований для раскрытия прошлого
или  даже  прошлого-в-настоящем может применяться лишь в качестве  одной  из
тактик, а в теории предпринимаются
     *С точки зрения психиатра.

     попытки  более  глубокого  понимания  и  нахождения  терминологии   для
непереносных элементов в психиатрии.
     Психиатр может  позволить себе действовать спонтанно и  непредсказуемо.
Он  может активно раскрываться, чтобы разрушить старые модели переживания  и
поведения. Он может активно усиливать и укреплять новые модели. Теперь можно
услышать  о  психиатрах,  приказывающих,  смеющихся, орущих, плачущих,  даже
встающих  со  своего священного  стула.  Все возрастающее  влияние со  своим
акцентом на  озарение,  достигаемое посредством внезапного  и  неожиданного,
оказывает   дзэн.  Конечно   же,   подобные  методы  в  руках  человека,  не
испытывающего неослабное внимание  и уважение к пациенту, могли бы оказаться
пагубными. Хотя  некоторые  общие  принципы  этих  усовершенствований  можно
сформулировать, на практике они по-прежнему предназначены -  а на самом деле
так  всегда и  должно  быть - для человека, который обладает как  совершенно
исключительной властью, так и способностью к импровизации.
     Я не стану перечислять все это многообразие  практической психотерапии.
Я лучше рассмотрю более подробно критическую функцию теории.
     Эти  линии роста, что,  похоже, распространяются  эксцентрично  во всех
направлениях,  увеличивают потребность в сильной, твердой  исходной  теории,
которая сможет связать любую практику  и теорию с основными  предметами всех
форм  психотерапии.   В   предыдущей   главе  я   набросал  основополагающие
требования,  предъявляемые к подобной теории, а  именно:  нам нужны понятия,
показывающие как взаимодействие, так и взаимное переживание двух личностей и
помогающие  нам  понять связь между  собственным переживанием личности  и ее
поведением  в контексте взаимоотношений  между ними. И  мы  должны,  в  свою
очередь,   стать   способны   постичь   это   взаимоотношение  в   контексте
соответствующих социальных систем. Более фундаментально  критическая  теория
должна