ители  Амбинанитело давно  уже  считают  их  своими.  Они
относились к нам хорошо и (приходили на дружеские беседы.
     Сейчас я  не  узнаю обычно солидного и  разумного Берандро.  Он ошалел.
Волочит больного Тамасу за ноги по земле, бранит последними словами, щиплет,
топчет ногами и  издевательски хохочет.  Я  также  не  узнаю кротких жителей
деревни:  все смотрят на жуткую сцену с  тупым спокойствием,  почти радуясь.
Никто не заступается, никто не защищает. Мальгашская деревня снова озадачила
меня загадочным явлением.
     - Куда ты его тащишь, Берандро? Постой! - кричу я возмущенный.
     Но тут неожиданно вступается за тирана сам пострадавший. Тамасу умоляет
меня прерывающимся голосом:
     - О вазаха, не мешай ему! Пусти нас, пусти!
     И  присутствующие при  этом  жители деревни тоже  знаками дают  понять,
чтобы я не вмешивался. Разозлившийся Берандро тащит лихорадочного больного к
реке и  бросает его в воду.  Деревня воспринимает это зрелище с облегчением,
больше  -   с  удовольствием.  Берандро  посылает  больному  вслед  какие-то
изощренные ругательства и  уходит довольный,  с чувством выполненного долга.
Постепенно  шум  стихает,   люди  успокаиваются,   а  родственники  больного
вытаскивают  его   из   воды.   Странное   происшествие  закончилось  совсем
неожиданно:  Тамасу,  вопреки моим предположениям,  не умирает, а наоборот -
быстро поправляется, и уже через несколько дней я встречаю его разгуливающим
по  селению.  Чары,  что ли?  Чары не  чары,  но невероятная вера в  старое,
необычное предание.  Его  рассказал мне  позднее сам  Берандро,  снова,  как
прежде, спокойный, милый, рассудительный житель тихой деревни.
     С  незапамятных времен живут на Коморских островах,  кроме арабов,  два
племени:  коморцы,  напоминающие мадагаскарских мальгашей,  и  макоа,  негры
африканского  происхождения.   Темнокожие  макоа  отличались  проворством  и
снискали себе славу колдунов и заклинателей.  И вот,  когда многочисленные и
жестокие пираты стали налетать с  моря и грабить коморцев,  последние решили
искать  защиты  у  колдунов макоа.  Колдовство макоа  произвело ошеломляющее
действие:  всевозможные болезни подкосили налетчиков,  а  жестокие штормы  в
щепы разнесли их  лодки.  Увы,  такое колдовство -  дорогое удовольствие,  и
чародеев нужно было  щедро вознаградить.  Но  обедневшим коморцам нечем было
расплатиться. Тогда с племенем макоа был заключен торжественный, действующий
на  века  договор:  всегда,  во  всех  поколениях любой макоа,  когда только
захочет,  может  забрать  у  первого  попавшегося коморца часть  его  добра:
курицу,  свинью,  корову,  даже  ребенка;  может  бранить его  какими угодно
словами и  бить.  Много времени прошло,  но  коморцы до  сих  пор с  большим
уважением относятся к  давнишнему уговору даже здесь,  на  Мадагаскаре.  Они
уверены,  что  в  святой воле  отцов  таится скрытая сила:  если  туземец из
племени макоа изобьет больного коморца, последний обязательно выздоровеет.
     - Теперь ты  понимаешь,  вазаха,  -  кончает свой  рассказ Берандро,  -
Тамасу -  из рода коморцев,  а я -  макоа. Я издевался над больным Тамасу, и
это  было как сильнодействующее лекарство:  Тамасу выздоровел.  Мы  почитаем
волю отцов и стараемся запомнить каждую подробность из их жизни...
     - А ты знаешь,  -  неожиданно спрашиваю Берандро,  - какие враги в свое
время так жестоко расправлялись на ваших Коморских островах?
     Берандро насупился: нет, он не знает.
     - Ты говорил, что штормы разбили лодки разбойников.
     - Так рассказывал мой прадед, когда я был еще мальчишкой.
     - Значит,  это были лодки,  а не большие суда.  И,  наверно, было много
лодок.
     - Не иначе.
     - И ты действительно не знаешь, кто так часто нападал на Коморы?
     Берандро -  живая летопись,  но этого он не знает. Не знает этого и мой
старый  друг  Джинаривело,  знаток  истории племени бецимизараков.  А  он-то
должен  был  бы  знать;  хищные  набеги  на  Коморские острова совершали его
собственные предки,  воины бецимизараки.  Происходило это в конце XVIII века
вплоть до  1816  года.  Почти ежегодно выходили в  море  мальгашские пироги.
Всюду по пути,  начиная с Таматаве, собирали они воинов и отправлялись вдоль
побережья Мадагаскара,  сначала на север, а потом к западному берегу. Оттуда
при  попутном ветре  перебрасывались на  Коморы.  Это  были  дерзкие походы,
полные  удали.   Воины   захватывали  большую  добычу,   терпели  поражения,
испытывали штормы и  мор,  но их набеги были прекращены только объединенными
силами трех владык: Англии, султана Занзибара и короля Радамы в Тананариве.
     - Откуда  ты  все  это  знаешь?  -  спрашивают  изумленные  Берандро  и
Джинаривело.
     - Я  все  узнал из  книг  в  Тананариве.  В  этих книгах я  нашел более
интересные вещи:  не  было бы дерзких походов бецимизараков,  не было бы бед
коморцев, удивительного договора между коморцами и макоа, твоего магического
лечения,  Берандро,  если бы не один великий человек и  воин,  тот самый,  о
котором вы  так позорно забыли и  который вон на той горе построил свой форт
Августа. Одним словом, всего этого не произошло бы, не будь творца всех этих
приключений Беневского.
     Трудно  передать,  с  каким  напряженным вниманием слушали  мои  слова,
которые я  умышленно произносил торжественным тоном,  двое  моих  коричневых
друзей. Впервые они обеспокоены тем, что не знают как следует истории своего
народа и могут потерять авторитет сограждан.
     - Расскажи нам подробнее о Беневском! - просят они.
     - Когда Беневский вторично приехал на  Мадагаскар,  на этот раз уже как
ампансакабе,   король  мальгашей,  он  высадился  со  своими  товарищами  на
северо-западном побережье острова.  Но  в  ту  же ночь его постыдно предали:
капитан корабля тайком поднял якорь и  бежал на  запад,  в  сторону Коморов.
Беневский срочно отправил на пирогах двоих белых товарищей и  около двадцати
мальгашей к своему другу,  султану Анжуану на Коморах,  с просьбой задержать
беглеца,  но  погоня  опоздала -  корабль уже  ушел.  Мальгаши,  принимавшие
участие в  погоне,  впервые познакомились с  богатствами Коморских островов.
Когда они вернулись на  Мадагаскар и  рассказали обо всем виденном,  туземцы
взволновались,  и их обуяла жажда наживы.  Таким образом,  Беневский, помимо
своей воли, указал мальгашам путь на Коморы. Вскоре и начались прославленные
набеги,  длившиеся тридцать лет.  Не  будь Беневского,  не  было бы  никаких
набегов и легенд, связанных с ним.
     Оба старика слушают меня с нарастающим волнением.  Прошлое,  их родное,
важное мальгашское прошлое, чудесно раскрывается перед ними. Из мрака, рядом
с их собственными предками,  возникает вдруг образ сильного человека, уже не
чужого,  если его влияние сильно по сей день и проникает в быт и обычаи. Они
уже не равнодушны к нему.
     - Ты говоришь, вазаха, что он был нашим ампансакабе и построил крепость
на этой горе?
     Ночью меня  разбудил стук  в  дверь моей  хижины.  Пришли Джинаривело и
Берандро,  а  за ними стояли Манахицара и  Тамасу.  С таинственным видом они
хотят  сообщить  мне  важное  известие.   Требуют,   чтобы  я   внимательней
присмотрелся к  горе Амбихимицинго,  которую я  называю горой Беневского.  Я
смотрю, но ничего особенного не замечаю; темная, высокая глыба, как и каждую
ночь, выступает из тумана, и при блеске звезд видны черные пятна деревьев.
     - Там на вершине мы видим дух Беневского!  -  шепчут они взволнованными
голосами.
     Смотрю внимательно на моих друзей, не издеваются ли они.
     - Я вижу только туман и красивую плантацию гвоздики.
     Кажется,   не  то  сказал.  Стало  не  по  себе  от  суровых  взглядов,
недоуменного пожатия плеч и недовольного ворчания.
     - Господин, не смейся над нашими духами!
     Над вашими духами?  Над вашими?!  Нет, я уже не смеюсь. И вдруг начинаю
понимать  всю  серьезность  этой  минуты,   значительной  и  для  нас,  двух
пришельцев, и для Амбинанитело.
     Кто  поймет таинственные хитросплетения судьбы?  Стоны больного Тамасу,
странности древних обычаев и  запутанный узел старинных мальгашских легенд -
все  это  неожиданно  привлекло  в  уединенную  долину  Амбинанитело кого-то
живого, нарушившего ваш покой, но дружески настроенного - дух Беневского.


        ""НЕТ, ПОКОЯ ЗДЕСЬ НЕТ!""

     На этих днях в  Амбинанитело появилось новое беспокойное и  беспокоящее
существо,  но  не дух,  а  человек:  врач Ранакомбе.  Ему тридцать два года.
Живой,  энергичный хова,  невысокий,  хорошо сложенный,  круглолицый. Кожа у
него коричневая,  намного темнее,  чем у  бледно-оливкового Раяоны,  но зато
лицо  его  привлекательнее и  живее,  чем  у  его  уродливого  земляка.  Это
красивый,  разговорчивый и  обаятельный мальгаш.  Служит он  в  колониальных
органах здравоохранения и  в  нашу  деревню заглянул в  качестве санитарного
инспектора.
     Так же,  как староста Раяона и учитель Рамасо, он посещал школу Le Myre
de Vilers в  Тананариве,  недавно окончил медицинский факультет,  на котором
изучал общую гигиену и курс лечения простых болезней на Мадагаскаре.
     Ранакомбе поселился у Раяоны,  школьного товарища и друга. Оба приходят
ко мне с визитом,  и между нами,  разумеется, завязывается оживленная беседа
за  рюмкой  рома.  Раяона  просит,  чтобы  я  показал  его  другу  альбом  с
мадагаскарскими фотографиями.
     - Охотно,  -  отвечаю и,  значительно "осмотрев на Раяону,  добавляю: -
только, дорогой шеф кантона, попрошу без всяких фокусов.
     - Каких фокусов? - разыгрывая дурачка, спрашивает Раяона.
     - А этих, с хамелеоном и Безазой.
     Увидев смущение Раяоны, я обращаю все в шутку, но староста уверяет:
     - Ранакомбе не суеверный Безаза.
     - Но  в  альбоме вы  можете отыскать еще какого-нибудь демона,  который
напугает вас.
     Шутки шутками, а все-таки они нашли кое-что неуважительное.
     Среди  фотографий  мальгашских  типов  была  молодая  девушка  ховка  с
чувственным лицом и кокетливой улыбкой.  Я не должен был снимать их землячку
с таким неприличным, вызывающим выражением лица.
     - Будете потом разглашать по свету,  что мы распутники и бесстыдники, -
укоряют меня.
     - Зачем так думать?! Вы щепетильны до предела! - журю я их по-дружески.
- Вы сами даете повод для насмешек, и это, как известно, ваш злейший враг.
     Они соглашаются, и знакомство с альбомом продолжается без происшествий.
     У Ранакомбе глубокий и ясный ум;  он не так сдержан, как Раяона. У него
порывистый   темперамент   национального  радикала,   ограниченный   рамками
мальгашской осторожности.  Молодой  врач  знает,  что  я  путешественник,  а
значит,  в основном человек безвредный, и не скрывает от меня своих взглядов
и своей страсти к политике.
     - А  что,  итальянцы все  еще  хотят купить Мадагаскар у  французов?  -
спрашивает он.
     Я  ничего  не  слыхал  об  этом,   и  Ранакомбе  объясняет:  английский
еженедельник "Санди экспресс" со  всей  серьезностью напечатал в  1935  году
сообщение,  что  якобы Франция хочет продать Италии Мадагаскар за  семьдесят
пять миллионов фунтов.
     - Сумма не плохая! - говорю.
     - Да и "утка" неплохая, - добавляет Ранакомбе.
     Врач  довольно подробно знает  о  том,  что  некоторые круги буржуазной
Польши заинтересованы в Мадагаскаре*,  знает и о сумасбродных планах послать
на остров большое количество переселенцев**.
     ______________
     * А.Фидлер жил на Мадагаскаре в 1937-1938 годах. (Прим. ред.)
     **  Площадь  Мадагаскара  около  600  тысяч  квадратных  километров,  а
население составляет всего три и три четверти миллиона человек.  Значит,  на
один квадратный километр приходится немногим больше шести жителей. Но только
два процента всей площади острова обрабатывается, девяносто восемь процентов
- бесплодная  земля  и  частично  лес.  Девять  десятых  поверхности острова
покрыто латеритом. Это красноватого цвета почва, непригодная для обработки и
неурожайная.  За исключением некоторых заливных долин, вся лучшая урожайная,
намытая водой  земля Мадагаскара заселена мальгашами.  Некоторые районы даже
перенаселены.
     Правительственные круги  в  Европе в  злобном упорстве не  хотели найти
правильного решения жгучих вопросов о  земле и  хлебе и  распускали по свету
бредни о блестящих перспективах переселения европейцев на Мадагаскар. (Прим.
автора.)

     Единодушно соглашаемся,  что это дикий бред. Слова эти услыхал вошедший
учитель Рамасо, которого я тоже пригласил к себе.
     - Вы говорите:  бред? - переспросил он. - То, что сперва кажется глупым
и наивным бредом, чаше всего отдает скрытой подлостью империалистов...
     Меня  очень интересует эта  тройка,  особенно врач  Ранакомбе.  Что  он
думает  о  будущем  Мадагаскара и  как  относится  к  нынешним  колониальным
властям?  Тема  опасная,  потому что  даже разговорчивый Ранакомбе старается
держать язык за зубами и отвечает только историческими аналогиями:
     - Как  мы  относимся к  колониальным властям?  А  каково было отношение
поляков к своим захватчикам, поделившим Польшу в девятнадцатом веке?
     - Каково?  Мы ежедневно высказывали свои взгляды на страницах печати, в
разговорах,   в   демонстрациях,   каждое  поколение  поднимало  вооруженное
восстание... А у вас здесь тишина.
     - Тишина?!  -  протяжным возгласом отзываются вдруг Раяона и Ранакомбе.
Они загорелись, разволновались. Врач поднялся и стал ходить взад и вперед по
хижине.
     - Если я не ошибаюсь, - заговорил староста Раяона, - вы, вазаха, хорошо
знаете историю государства ховов в девятнадцатом веке.  А ведь отличительной
чертой   того   времени  была   отчаянная  защита  нашей   независимости  от
иностранного вторжения.  Сопротивление вошло в  плоть и  кровь,  стало нашей
манией. Дважды мы оказали вооруженное сопротивление захватчикам: в 1830 году
мы  нанесли  поражение  французам,   а  в  1845  году  -  даже  объединенным
франко-английским силам,  которые высадились в Таматаве. Этого так просто не
забудешь.
     - А полвека спустя, в решительный момент, вы почти без единого выстрела
сдаетесь французам?
     - Правильно!  -  соглашается староста.  -  Это  черное  пятно  в  нашей
истории.  Королевство Мадагаскара было изнурено. Управление дворян-андрианов
привело его в упадок.
     - С падением королевства,  -  вмешивается Ранакомбе, - окончилась раз и
навсегда историческая роль андрианов. Французы уничтожили их и все, что было
с  ними связано.  С  той поры в  нашем обществе нарождается и с каждым годом
набирает  силы  новое  сословие  -  среднее,  современное,  патриотическое -
интеллигенция, опирающаяся на демократию. Мы - его представители...
     - А  вот  теперь,   в  настоящее  время,   не  идете  ли  вы,   ховские
интеллигенты, целиком на поводу у колониальной администрации?
     Мой  вызывающий тон  смутил их.  Наступает молчание.  Оба они чиновники
одной и той же администрации и в уме взвешивают, что им ответить.
     - Вы во многом правы,  вазаха! - говорит Ранакомбе. - Мы должны идти на
поводу,  потому что иначе у  нас не  будет никакого доступа к  просвещению и
развитию.  Мы, колониальные народы, отрезаны от всего мира и во всем зависим
от колониальных государств.
     - Даже совесть и угоднические политические взгляды зависят? - спрашиваю
с нескрываемой иронией.
     - Простите, вазаха, но вы не знаете, какие взгляды могут быть скрыты от
иностранцев под внешней оболочкой.
     - Какие взгляды? - недоверчиво переспрашиваю.
     Но Ранакомбе не успел ответить. Староста Раяона вдруг резко срывается с
места и бежит к двери.
     - Бабакуты появились!  -  говорит он,  подняв руку и  прислушиваясь.  -
Слышите?
     С окраины леса, начинающегося всего в тысяче шагов, слышится протяжный,
жалобный вой  лемуров.  В  неподвижном предвечернем воздухе этот  вой  резко
разносится по всей долине и рисовым полям.
     - Они часто воют в  это время,  -  говорю,  не придавая значения словам
старосты.
     Раяона хочет оправдать внезапный перерыв в беседе и объясняет:
     - Бабакуты в  наших  легендах занимают большое  место.  Вы  обязательно
должны использовать рассказы о них в своих записях.
     - Охотно запишу,  но в другой раз,  - отмахиваюсь от него и стараюсь не
замечать  предостерегающих взглядов,  которые  Раяона  украдкой  бросает  на
врача.
     Однако хитрому старосте не удается направить разговор по другому руслу.
Мы возвращаемся к прежней теме. Ранакомбе, хотя и предупрежден, не сдается и
с увлечением продолжает:
     - Вы говорите,  у нас тишина?  Так разрешите, вазаха, познакомить вас с
некоторыми фактами из нашей истории, опровергающими эту мнимую тишину.
     - Факты из последнего периода, колониального?
     - Вот именно.
     - Очень интересно.
     - Так слушайте: прошло несколько месяцев после бесславной капитуляции в
1895 году,  и тысячи ховов восстали против французских войск.  Партизаны, их
звали -  фахавало,  которых французы,  разумеется,  считали бандитами,  были
искренними  патриотами,  и  захватчикам  доставалось  от  них  как  следует.
Французские войска  с  трудом  подавили восстание и  жестоко  расправились с
патриотами.  Было  сожжено  более  трехсот  деревень.  Триста  деревень  для
населения,   насчитывающего  не  полный  миллион,  -  вот  вам  убедительное
доказательство сопротивления ховов.
     Ранакомбе закуривает папиросу, и руки его слегка дрожат.
     - А через несколько лет,  - продолжает он, - в первые годы нашего века,
восстал весь юг  Мадагаскара.  Объединились все  южные племена,  до  тех пор
враждовавшие между  собой:  танала,  бара,  антаносы,  антандрои,  махафалы.
Годами  продолжалась борьба,  пока  французам удалось  овладеть  положением,
причем снова самыми возмутительными приемами, не щадя жизни детей и женщин.
     - Но это были не ховы.
     - Не  ховы,  но  все равно мальгаши.  Знаменательно,  что и  они на юге
восстали против иноземного господства. Но продолжаю дальше. Во время мировой
войны*  среди  ховов  возник  тайный  союз  "Вы-Вато-Сакелила",  что  значит
"закаленные,  как железо и скала".  Участвовали тысячи заговорщиков, главным
образом интеллигенция:  учителя,  пасторы,  врачи,  колониальные чиновники и
даже  школьники.  Цель  была  -  уничтожить  или  прогнать  с  острова  всех
колонизаторов.   Но  в   последнюю  минуту  перед  восстанием  кто-то  донес
французам,  и  заговор был  раскрыт.  На  этот раз патриотов не  уничтожали,
мировая  война  продолжалась,  и  Франции  нужны  были  мальгашские рекруты.
Несколько десятков руководителей восстания были  приговорены к  многолетнему
или пожизненному заключению,  а  несколько сот повстанцев высланы за пределы
острова.
     ______________
     * Речь идет о первой мировой войне. (Прим. автора.)

     Еще  одно  событие:  в  мае  1929 года три  тысячи ховов организовали в
Тананариве  демонстрацию  под   лозунгом  "Прочь,   вазахи!".   Демонстранты
ворвались  во  дворец  генерал-губернатора  и  в  течение  нескольких  часов
занимали здание,  пока подоспевшая полиция и войска не изгнали их оттуда.  А
что   делается  сейчас,   в   настоящее  время?   Несколько  месяцев   назад
генерал-губернатор  Кайла   произнес   знаменательную  речь   на   заседании
хозяйственных представителей колонии.  Кайла ни больше ни меньше как объявил
с  беспокойством,  что  среди мальгашей происходит сильное брожение,  какого
Мадагаскар много лет  уже не  испытывал.  Оно проявляется в  виде пассивного
сопротивления   всем    распоряжениям   колониальных    властей,    особенно
хозяйственным.   Между  прочим,   во  время  последнего  сбора  гвоздики  на
европейских плантациях мальгаши отказались работать,  и  владельцы плантаций
потерпели катастрофические убытки.  Нет, вазаха, что бы вы ни думали о нашем
острове, но покоя, о котором вы говорили, здесь не найдете.
     - Ранакомбе  прав,  -  подает  голос  учитель  Рамасо,  -  я  это  могу
подтвердить.  На  днях  я