и  безумно
холодной зимы, находясь в поле, Маккенна не испытывал нужды в постоянном
пристанище и никогда не задумывался над  тем,  чтобы  его  завести.  Так
протекли одиннадцать лет его пребывания в Аризоне, в течение которых  он
считал себя счастливым  человеком.  Запад  стал  для  него  убежищем,  в
котором он спасся от  прелестей  культурной  жизни  и  от  отвращения  к
перенаселенным   городам   Востока,   где   его   отец   -    неутомимый
врач-естествоиспытатель  -  практиковал  в  течение  девятнадцати   лет,
которые Маккенна провел под его крышей.
   Теперь  же  этой  свободе  и  мирному  существованию  грозило  полное
уничтожение. Маккенне приходилось отбиваться от  индейцев,  мексиканцев,
метисов... В первую очередь от Пелона. Но сейчас  хоть  шансы  несколько
уравнялись. Бандитские силы, сокращенные до лысого вожака Санчеса,  Беша
и Хачиты, были, что называется, на один зуб таким закаленным людям,  как
Бен Колл, Рауль Дэплен и Глен Маккенна.
   По  крайней  мере  белый  отряд  мог   претендовать   на   счастливое
путешествие до Сно-та-эй и возвращение с набитыми  карманами  ничуть  не
меньше эгоцентричного бандита-полукровки, дезертира мексиканской армии и
двух апачей, один из которых был слаб на голову, а  второй,  похоже,  до
безумия честен.
   Но девушка, девушка, черт побери! Что, ради всего святого,  с  ней-то
делать? Маккенна не знал. Зато понимал, что если им ничего не помешает и
девушка его не  бросит,  то,  видимо,  это  будет  его  последнее  лето,
проведенное в Моголлах и прощальная зима в  иссушенных  каньонах  Солта.
Если так ставить вопрос, то он женится на Френчи Стэнтон и позабудет  об
одиночестве. Но только если ставить именно так...
   И еще Маккенна знал: если кто-нибудь хотя бы попытается увести у него
девушку, то этому кое-кому  не  поздоровится:  он  разорвет  его  голыми
руками.

БЛОКАДА ЯКИ-СПРИНГ

   В скоплении нависающих над стоянкой солдат  суровых  скал  на  высоте
шестисот ярдов Пелон приказал своему отряду остановиться и перестроиться
из единой линии в плотную группу, чтобы проскочить  мимо  кавалерийского
бивуака.
   - И запомните, - прошептал он, обращаясь к Маккенне и Бену Коллу, что
моя сестра будет держать белую девчонку на пушке.
   Мужчины обернулись. Салли сидела бок о бок с Френчи. Дуло  винчестера
смотрело белой девушке прямо в бок. Последняя  изо  всех  сил  старалась
держаться спокойно,  да  еще  успокаивать  норовистую  лошадку,  которая
шустро топталась на месте. Но с руками,  притороченными  к  луке  седла,
ногами, связанными у  животного  под  брюхом,  да  еще  и  дулом  ружья,
болезненно тыкающимся под ребра, бедняжка едва  сдерживалась,  чтобы  не
пустить пони паническим галопом.
   - Сестричка Салли, - мягко произнес Бен Колл, - ты бы лучше  не  била
по ребрам эту девушку. А  то,  если  ее  лошадь  понесет,  нам  всем  не
поздоровится.
   Услышав это, Пелон грязно выругался и с разворота  въехал  полусестре
по рту, раззявившемуся над безносой физиономией.  Звук  удара  получился
подмокшим,  Маккенне  не  нужно  было  пристально  всматриваться,  чтобы
разглядеть в свете луны струящуюся из рваного уголка рта кровь. Скво  не
пошевелилась и никак не  отреагировала  на  удар.  Пелон  с  проклятиями
вернулся в голову отряда.
   - Йосен бы ее побрал! - прорычал он. - Вот ведь волчица, черт возьми.
   Маккенна кивнул, плотно сомкнув губы.
   - Нам тоже стоит вознести хвалу Творцу в  благодарность  за  то,  что
злоба ее от природы, а не от воспитания милого братца.
   Пелон подъехал к старателю так близко, что их лошади могли потереться
боками.
   - Снова шуточки? - потемнел он от ярости.
   - А ты что, хочешь начать разборку прямо сейчас?  -  невинно  спросил
шотландец.
   Пелон ухмыльнулся.
   - В общем-то нет. Но знаешь, Маккенна, чем больше я тебя  узнаю,  тем
меньше доверяю.  Вся  петрушка  из-за  этих  чертовски  голубых  глаз  и
невинного взгляда: вводят в заблуждение.
   - Снова не повезло, - откликнулся Маккенна, -  а  то  я  считал,  что
обвел тебя вокруг пальца!..
   - Каким это образом?
   - Да каким сказано.
   - Предупреждаю...
   - Намек понял, - ответил белый.
   - Тут есть еще один намек, который вам  обоим  лучше  понять,  -  это
встрял Беш. - Сбавьте тон и ищите Санчеса вон там, рядом с руслом ручья.
   - Недурное предложение,  -  быстро  согласился  Пелон.  -  А  ты  его
видишь?
   Молодой  воин  чирикауа  наклонился  вперед,  и  его   черные   глаза
заблестели.
   - Да, - сказал он. - Я разглядел отражение  лунного  света  на  дулах
ружей. Стоит помолиться за то, чтобы в  дозоре  сейчас  не  стоял  Микки
Тиббс. Зрение у него не хуже моего.
   - А где стоят Санчес с Дэпленом? - спросил Пелон.
   - Вон в том кустарнике  чуть  выше  солдатского  лагеря,  видите,  на
откосе? Вскоре они должны ворваться в бивак.
   Тут же отряд услышал голос Санчеса, которому вторил  франко-канадский
говор Дэплена, вопящих во всю глотку и будящих солдат. Затем  послышался
топот вырывающихся  из  кустарника  коней,  во  весь  опор  несущихся  к
сторожевым кострам солдатского лагеря.
   Негры-кавалеристы, испуганно таращась, стали поспешно  вскакивать  на
ноги, сбрасывать одеяла, а  дозорные  орать,  чтобы  никто  не  стрелял,
потому что скачущие по всей видимости друзья или  во  всяком  случае  не
совсем индейцы. В то же самое время Санчес на  испанском,  а  Дэплен  на
ломаном английском  вторили  патрулям:  они-де  не  апачи  и  благодарят
Господа за то, что он послал в эту безлюдную пустыню отряд  американских
солдат.
   Вся эта кутерьма совершенно дезорганизовала лагерь.  Дозорные  орали:
"Не стрелять!"; белый лейтенант жалобно просил своего  первого  сержанта
сообщить, что  тут  происходит,  трое-четверо  цветных  все-таки  начали
палить, несмотря на мольбы стоящих в карауле. Лучшую  суматоху  вряд  ли
можно было спланировать.
   - Поехали! - ликующе крикнул Пелон своим товарищам. - Боже праведный!
Да с подобным переполохом мы можем  шататься  под  самым  носом  у  этих
черномазых. Ай, да Венустиано!
   - Может быть и можно, -  сказал  Колл  по-английски,  -  но  я  лучше
поскачу во весь опор.
   - Держись, Фрэнчи! - услышал Маккенна свой голос. И только помчавшись
по склону, понял, что впервые назвал девушку по имени. Его так захватила
победа над  собственной  холостяцкой  осмотрительностью,  что  шотландец
проскочил мимо кавалерийского лагеря и углубился в  пустыню  на  полмили
прежде, чем сообразил, что следовало бы испугаться или по  крайней  мере
побеспокоиться о шквале ружейного огня, которым его встретили солдаты.
   Банда  Пелона  ускользнула  от  кавалеристов  без  потерь.  Это   был
блестящий, восхитительный, можно даже сказать, потрясающий маневр.  Хотя
до полной победы пока еще было  далеко.  Увидев,  что  негры  совершенно
одурели от леденящих душу воплей Хачиты и Беша, Санчес и  Дэплен  решили
добавить подарочек и от  себя,  присовокупив  свой  отход  к  нахальному
удару, нанесенному их предводителем.
   Оставив Люпе - женщину-пиму - в окружении  восхищенных  ее  смелостью
негров, которые изо всех сил старались помочь бабе слезть с коня  и  как
можно быстрее развеять ее потенциальные страхи, двое негодяев потихоньку
провели своих пони к валунам и дальше, мимо сторожевых  костров.  Потом,
не  торопясь,  вскочили  на  коней  и  рванули  по  пустыне  под  светом
восходящей луны к тому  месту,  где  Пелон  делал  разворот  к  северным
холмам.
   Никто не надеялся на подобную удачу. Раненых и убитых не  было  ни  с
одной, ни с другой  стороны.  Солдатам  не  удалось  рассмотреть  членов
банды, кроме Санчеса и Дэплена, которые всегда  могли  свалить  вину  на
взбесившихся лошадей. План Пелона Лопеса блестяще удался, принеся отряду
сладкие плоды успеха,  и  теперь  перед  идущими  стремительным  галопом
лошадьми лежала лишь выжженная безжалостная земля,  -  ничто  больше  не
отделяло исстрадавшихся мучачос от несметных сокровищ каньона  Погибшего
Эдамса. Негры-кавалеристы сели в лужу. Юный Микки Тиббс  еще  позевывал,
завернувшись в одеяло, а  Санчес  с  Дэпленом  уже  покидали  солдатский
лагерь. Как бы ни был смышлен разведчик кавалеристов, ему не  оставалось
ничего другого, как дожидаться утра. Только тогда он мог пойти по следам
банды. Потому что на пути отряда Пелона было  чересчур  много  камней  и
непробиваемого, как асфальт,  песочного  покрытия;  подобную  тропу  без
достаточного количества света не мог расшифровать даже  такой  блестящий
разведчик, как Микки Тиббс. Пелон не смог сдержаться и  огласил  пустыню
лающим смехом, крикнув товарищам, чтобы попридержали лошадей  и  перешли
на более спокойную рысь. Даже столь умеренная езда доставит их к утру  в
Скаллз. Там они напоят лошадей и несколько часиков отдохнут, точно зная,
что в тот момент, когда они подъедут к источнику, юный Микки с солдатами
только-только выедут из Яки-Спринг.
   - Господи! - рявкнул Пелон, вытягиваясь и изо всех сил  стукая  Глена
Маккенну по влажному от пота плечу. - Это даже для  меня  круто!  Бедные
негритосы! Видел, как они бегали по  лагерю?  Точь-в-точь  -  запутанные
псы! Из пушек  палили  как  ненормальные!  Закатывали  глаза  и  вращали
белками, как жеребцы, старающиеся избавиться  от  веревки.  Ай,  да  мы!
Почему  Пелону  Лопесу  казалось,  что  эти  ненормальные  обезьяны  так
страшны?!
   Ни Колл, ни Маккенна не ответили.  Огромная  лысая  голова  угрожающе
стала вращаться из стороны в сторону.
   - Что такое?! - с ненавистью спросил Пелон. - Злобишься, Бенито,  что
не смог меня переиграть,  так?  А  ты,  друг  мой  Маккенна,  не  можешь
признать, что я оказался умнее тебя в данной ситуации?!
   - Ничего подобного, хефе, - отрицательно покачал  головой  шотландец,
заметив бешеный отсверк в глазах бандита. - Просто  мы  никак  не  можем
поверить неожиданной удаче.
   - Что ж, не могу с вами не согласиться. Я уникален.
   Глен Маккенна посмотрел на него и кивнул.
   - Не скромничай.
   - Опять шуточки, Маккенна?
   - Нет, хефе. Просто "уникальный"  какое-то  неопределенное,  дурацкое
слово... Ты заслужил эпитета похлеще.
   - Может у тебя что-нибудь отыщется?
   - Ага. Как насчет "омерзительный до икоты"?
   Предводитель шайки выпрямился в седле и  гордо  посмотрел  на  своего
пленника:
   - Я знаю, - сказал он высокомерно,  -  в  один  прекрасный  день  моя
истинная сущность откроется тебе во всем своем величии.
   - К сожалению, это неизбежно, - признал Маккенна.
   Они ехали сквозь ночь. Чудную. Вокруг пахло так,  как  может  пахнуть
только от пустыни после невероятно жаркого дня. Солнце прокалило  каждый
камешек,  каждую  песчинку,  и  измученные  растения   сменили   дневную
безвкусицу своих красок на ночные ароматы.  Те  несколько  часов  темной
прохлады, в течение которых  отдыхали  почва  и  воздух,  земные  запахи
соревновались вовсю, уничтожая вонь пыли, поднятой  копытами,  пропахшей
потом седельной кожи и резкими выхлопами лошадиной выработки. Эта  смесь
называлась  "вином  бродяг",  и  люди  типа  Маккенны  и   Бена   Колла,
наслаждались ею, вдыхая полной грудью.
   Пелон и Санчес - убийца и дезертир  -  тоже  были  околдованы  сменой
жаркого дня на прохладную  ночь.  Как  и  худощавый  Беш,  и  молчаливый
Хачита. Даже сухопарая  Салли  и  Маль-и-пай  с  лицом  мумии  не  могли
надышаться ночным воздухом. Фрэнчи Стэнтон  переполнило  чувство  полной
свободы.  Восхищение  природой  превозмогло  страх  смерти,  и   она   с
удивлением призналась самой себе, что не ощущает даже усталости.
   Такая уж это  штука  -  ночной  воздух  пустыни,  которая  превращает
крестьян в поэтов, мужчин  -  в  мальчишек,  а  женщин  -  в  девушек  и
наоборот. Даже бандитов-полукровок из Соноры превращает в  философов.  А
рыжебородых золотоискателей и подозрительных, правда, бывших, помощников
шерифа - в искусных политиков и спорщиков. Ночь наполняла тела людей  до
отказа   живительной   прохладой.   Маль-и-пай   отъехала   от   Пелона,
придвинулась ближе к Маккенне и Френчи и, смотря прямо в  голубые  глаза
старателя, выложила ему родословную Эль  Хефе  вместе  с  рассказом  про
настоящего отца Салли - не белого, а воина, дяди Начеза, а также историю
печального недоразумения, следствием которого стала утрата носа  молодой
скво. Маккенна не удивился, услышав, что Салли, как и ее  милый  братец,
"хорошая девочка". На  самом  деле  она  вела  себя  вполне  лояльно  по
отношению к мужу, можно даже сказать, была верна ему, просто как-то  раз
решила показать мужчине, притязавшему на  ее  благосклонность,  что  его
чары никак на нее не действуют. Ни в каком виде. Как на грех,  во  время
демонстрации случился поблизости муж. Не поняв, что Салли на самом  деле
отбивается от мужика, он отказался слушать  объяснения  жены  и,  сказав
посетителю, что вовсе не желает лишать его законного мужества, а  просто
хочет показать, что он упустил, вытащил нож и  поставил  подруге  клеймо
позора.
   - Такие вот поспешности и превращают жизнь в скопление несуразностей,
- сказала старуха. -  Если  бы  мужчины  сначала  слушали,  а  уж  потом
хватались за ножи и ружья, в мире было бы намного меньше слез.
   Маккенна,  собираясь  спросить,  нет  ли  у  Пелона   и   Салли   еще
каких-нибудь полубратцев  или  полусестриц,  был  поражен,  увидев,  что
буквально  за  его  спиной  скачет   огнеглазая   героиня   только   что
рассказанной истории. Разумеется, она  слышала  каждое  слово  матери  и
теперь  пожирала  Маккенну  глазами.  Шотландец  почувствовал,  как  они
раскаленными угольями со звериным упорством впиваются ему  в  душу.  Так
как старатель не очень понимал значение этого взгляда, то он  испугался.
Но когда сухопарая скво мельком взглянула на Фрэнчи, Маккенне стал  ясен
смысл недоброго полыхания индейских зрачков. В  нем  читался  не  только
звериный голод по белому мужчине, но и  ненависть  к  белой  девушке.  И
Маккенна понял, что, начиная с этой ночи, он ни на  секунду  не  оставит
Фрэнчи наедине с апачской  скво.  Отдельную  проблему  представляло  то,
каким образом он будет избавляться от притязаний Салли на  него  самого.
Так как до сих пор Маккенна не занимался сердечными делами,  поэтому  не
знал, можно ли назвать чувством то, что  испытывает  к  нему  Салли.  Ее
хищная, стремительная манера двигаться говорила о том, что  эту  женщину
следует опасаться, а чтобы получить желаемое, она, не задумываясь, убьет
белую девушку.  Эти  мысли  никак  не  вязались  с  удивительной  ночью,
которая,  казалось,  очаровала  всех  участников   похода   и   сплотила
разноцветную массу искателей приключений в  единое  целое.  Но  Маккенна
знал, что, как говорится, апачский повод привяжется к любой лошади.
   Наконец, шотландец оторвался от преследовавших его пылающих угольев и
поскакал рядом с Беном Коллом,  Пелоном  и  Венустиано  Санчесом.  Салли
отстала и примкнула к остальным - Бешу и Хачите -  апачам.  Оставшись  с
белой девушкой наедине, Маль-и-пай, снявшая с Фрэнчи по  приказу  Пелона
все путы, недовольно пробормотала:
   - Жаль, мучача, что ты не говоришь по-испански; я бы могла тебе такое
порассказать об этой плосконосой сучке... Ты  мне  нравишься.  Такая  же
жилистая и тощая, как я, правда, немного посимпатичнее. Лично я  никогда
не отличалась особой красотой. Может, из-за этого ты мне и нравишься. А,
может, из-за того поразительного факта, что Маккенна по-настоящему  тебя
любит? Неважно, почему... Просто мне бы хотелось, чтобы ты  -  маленькая
симпатичная дурочка - меня понимала. Их! Хотя что мне за дело? Ты вполне
могла бы плюнуть мне в лицо, если бы узнала, кто я на самом деле  такая.
В конце концов, ты - белая,  а  я  -  коричнево-красная,  как  плеть  из
воловьей кожи, которую передержали на солнце. А, черт с тобой!  Надеюсь,
Салли вырежет тебе яичники живьем!..
   Непонятно от чего разъярившись, Маль-и-пай закончила речь подзаборным
апачским ругательством, но Фрэнчи  улыбнулась  в  ответ,  наклонилась  и
ласково потрепала старуху по костистой лапе.  Маль-и-пай  зашипела,  как
змея, и отдернула руку с такой поспешностью, словно боялась обжечься. Но
в лунном свете Фрэнчи заметила, как слезятся глаза старой матери  Пелона
Лопеса и, вновь улыбнувшись, ответила тихим, но страстным голосом:
   - Я верю в то, что ты не сможешь причинить мне боль. Не знаю,  о  чем
именно ты говоришь, но почему-то не боюсь.
   На мгновение она нахмурилась, раздумывая, каким образом  лучше  всего
донести до старухи то, о чем она думает и  что  чувствует.  Наконец,  ее
серые глаза радостно вспыхнули. Вытянув  руку,  девушка  дотронулась  до
груди старухи прямо над сердцем. Затем ткнула и  себя  в  то  же  место,
произнеся всего одно лишь слово:
   - Друзья.
   Где бы, на каком  бы  языке  оно  не  произносилось,  его  невозможно
спутать ни с каким другим.  Старуха  изумленно  воззрилась  на  девушку.
Глаза их встретились, обменялись сообщениями, разошлись...
   - Не знаю я, - пробормотала старая скво по-испански. - Не знаю...

"НЕ НРАВЯТСЯ МНЕ ЭТИ СКАЛЛЗ"

   - Осталось всего ничего, - сказал Пелон. - Эй!  Вы  только  понюхайте
этот утренний ветерок! Что за  ночка  была.  -  Он  экспансивно  помахал
рукой, приветствуя Маккенну выразительной улыбкой. - Признайся,  старый,
старый друг, что я прав. Ведь тебе, как и мне, безумно хочется добраться
до сокровищ, и оторваться от этих придурочных черномазых солдат. Ох,  уж
мне этот юный Микки Тиббс! Их! Он и в подметки не годится своему отцу  -
тот был старик, что надо. Я-то думал... Но - увы! У такого  хитрющего  и
смекалистого мужика, как Старый Микки,  не  могло  родиться  его  полное
подобие.
   Он замолчал, вздохнув полной  грудью,  и  причмокнул  губами,  смакуя
свежий воздух пустыни, как хорошее вино.
   - Понимаешь, амиго, так всегда... Двух одинаковых вещей не бывает.  И
если старик Микки был крутым сукиным сыном, то - ха-ха-ха! - его отпрыск
- всего половина крутого сукина сына. Да, именно половинка или серединка
на половинку. Что скажешь об этой шутке, Маккенна? Хороша?
   - Не больше той, которую отмочила твоя мать о твоей сестре, - тут  же
отреагировал белый. - Но признаю, что ты унаследовал  от  своей  старухи
ровно половину ее таланта рассказчика. Почему ты мне раньше не  говорил,
что она твоя мать? Разве это тайна?
   - И да, и нет, амиго.  Знаешь,  если  узнают,  что  она  мать  Пелона
Лопеса, то ей не станет легче жить. - В его ответе внезапно промелькнула
все  та  же  искорка  сострадания,  отсвет   обыкновенной   человеческой
привязанности, которая, как показалось Маккенне, горела и  раньше.  -  Я
рассказал о Салли, разве нет? По крайней мере ты должен признать, что  я
был с тобой наполовину честен. Кроме того, какое это имеет значение?
   Для ответа Маккенна тщательно подбирал слова.
   - Имеет значение, хефе, - наконец сказал шотландец. - Только то,  что
я о тебе думал. Я видел, как  сегодня  ночью  ты  убил  двоих  и  дважды
нападал на меня, как безумный, без всякой причины, к тому же просто  так
ударил Салли. И все же я не считаю тебя похожим на Манки, ты  не  совсем
еще одичал.
   - А каким?
   - Плохим, конечно,  человеком,  которому  не  выпадало  случая  стать
хорошим. Тебе поздно меняться, но семена гордости, которые  посеял  твой
испанский  отец,  еще  могут  дать  всходы.  Несмотря  ни  на  что.   Ты
разбираешься в испанской религии, а, Пелон?
   - Ха! Еще бы! Все падре - лживые собаки. Они спят с монашками, крутят
мозги детишкам, отбирают деньги у бедняков и отсылают их папе в Рим, - в
общем все это так дурно пахнет, что честному разбойнику стало бы  дурно.
Нет уж, спасибо, лучше спокойно убивать и грабить!..
   - Видимо, - сказал Маккенна, - ты в  душе  -  революционер;  подобные
мысли высказывал небезызвестный тебе Бенито Хуарес.
   - Я всегда так говорил, -  уперся  Пелон.  -  У  этого  Бенито  мозги
работали, что надо! Он был настоящим воином. А тебе известно, что в  нем
текла индейская кровь?
   - Он был чистокровным индейц