и ожидал возвращения бандитов. Как и  полагалось  человеку,
знавшему индейские и, в частности, апачские традиции, он думал только  о
двух вещах, а фантастические видения близкого освобождения или  хотя  бы
помилования  оставлял  несмышленым  дилетантам.  Когда  все  сказано   и
сделано, истинное значение имеют: во-первых, жизнь, а во-вторых, смерть.
Натуральменте.

ТАЙНА СНО-ТА-ЭЙ

   Болтливую индианку, к тому же женщину из племени апачей, найти не так
просто. Через пять минут Маккенна понял, что  со  старухой  ему  здорово
повезло.  В  истории,  что  она  рассказывала,   сплелись   одиночество,
старость,  женская  хитрость  и  несомненная  симпатия  к  голубоглазому
белому.
   Для начала она ему поведала, радостно набив свою  трубку  табаком  из
кисета Маккенны и позволив ему покурить впервые за двенадцать часов, что
в этом походе Пелона  есть  доля  и  ее  вины.  Она,  оказывается,  была
последним оставшимся в живых  ребенком  сестры  Наны  и  Эна.  Ее  мать,
разумеется,  никакого  отношения  к  тайне  каньона  Дель  Оро,  который
по-апачски назывался Сно-та-эй, не имела,  как,  впрочем,  и  доступа  в
священное место. Вход туда разрешался только мужчинам.
   В  те  давние  времена,  когда  была  жива  ее  мать,  это  считалось
нормальным.  Но  времена,  а  с  ними  и  апачи,  сильно  изменились.  И
племянница  Наны  не  захотела   мириться   со   столь   явной   женской
дискриминацией.
   Старая скво замолчала, внимательно изучая своего слушателя.  Наконец,
видимо, приняв какое-то решение,  кивнула.  Звали  ее,  продолжала  она,
Маль-и-най.  Это  было  переделанное  испанское  слово  "мальпаис",  что
означало  сильно  пересеченную  местность  или   бэдленд.   Рассматривая
рассказчицу,  Маккенна  решил,  что  имя  женщине  подобрали  совершенно
правильно. Ведь апачи всегда называли камень камнем, а жабу - жабой.
   В ответ на столь прямолинейное признание бородач ответно заявил,  что
у него самого, как говорится, ни  рожи  ни  кожи.  Любая  проницательная
женщина сразу поймет, что в нем больше костей, чем мяса, а  жил  больше,
чем сил.
   Но хорошее впечатление о нем, запавшее женщине в  голову,  ничуть  не
поколебалось этим откровением. Просто она еще раз убедилась, что рыжик и
впрямь является тем, за кого себя выдает. Теперь она была готова  верить
в то, что он может наслаждаться пением  птиц,  вдыхать  свежесть  ручья,
наблюдать за тем, как растет трава и не обижать братьев  меньших.  Ну  и
белый!
   - Знаешь что, Маккенна, - покачала головой старуха. - Как женщина,  я
отказываюсь признавать твой наговор на себя. Но если даже и признаю,  то
кто посмеет  отрицать,  что  хорошая  порция  костей  когда-либо  мешала
мужчине, а? Что ты на  это  скажешь,  омбре?  -  Она  разразилась  своим
идиотским кудахтаньем, и  Маккенна,  вспыхнув,  согласно  кивнул.  Через
секунду старуха вытерла с глаз слезы, выступившие от  непонятной  белому
радости, и продолжила.
   - Значит так: много лет я ухаживала за старым Эном.  Тебе,  наверное,
известно, что ему было лет девяносто. Если вспомнишь, то Нане, когда  он
выступил в последний поход против регулярной армии, -  а  это  было  лет
пятнадцать назад, - стукнуло всего семьдесят. А Эн был помоложе Наны, но
не сильно.
   - И вот я готовила и ухаживала за старой развалиной и, поскольку умом
меня природа не обидела, в мозгу у меня начало созревать убеждение,  что
женщина - это, по крайней мере, половина мужчины, а значит, мне  следует
узнать, где находится золотой каньон.
   - Тогда я начала издалека заходить к старому  Эну,  постепенно  сужая
круг вопросов. Поначалу он думал, что я болтаю просто так. Но поняв, что
я действительно интересуюсь тем,  о  чем  спрашиваю,  замкнулся  и  стал
раздражительным и злым.
   - Видишь ли, он понимал, что близится время его ухода, и не знал, что
делать со своей тайной. Одна его половина была готова  похоронить  ее  в
глубине сердца, а вторая всячески противилась, так как считала, что  это
нечестно по отношению к апачам. Я понимала, что его гнетет  и  особо  не
наседала. Но несколько недель назад  вдруг  поняла,  что  он  сделал  не
правильный выбор. И мне стало ясно, что если кто-нибудь не вырвет у  Эна
тайну Сно-та-эй, то она умрет для нашего народа. Я принялась  долбить  в
одну точку, выставляя этот аргумент главным, я говорила, что если  белые
целиком подчинят себе апачей, то это  не  умерит  скорби  индейцев  всей
страны, но только ее увеличит. Через несколько лет нужда в золоте станет
куда большей, чем во времена таких вождей, как  Нана,  Викторио,  Мангас
Колорадас, Начеза, Голеты и Кочиз - этих великих воинов, сражавшихся  за
свободу Аризоны и, конечно, Нью-Мексико, тоже.
   Она замолчала, чтобы вытащить кусочек мяса  из  застывшей  кукурузной
каши и положить его на остывающие уголья. Потом, засунув объедки в  рот,
стрельнула глазками в сторону белого.
   -  Ставлю  свой  винчестер  против  твоего  седла,  что   ты   сейчас
недоумеваешь: почему среди великих воинов нашего  народа  я  не  назвала
Джеронимо. Так?
   Маккенне пришлось признаться, что эта мысль, действительно, мелькнула
в  его  голове.  Так  солдат  регулярной  армии  не  понял  бы,   почему
рыжебородого  генерала  Крука  вычеркнули  из  списков  тех,   кто   вел
беспощадные войны с апачами.
   - Ага! -  закричала  старая  карга,  -  всегда  так  с  вами,  белыми
идиотами! Невдомек вам, кто истинный краснокожий, а кто нет.
   - Что ж, - признал Маккенна, - здесь ты права. Но я, например,  знаю,
что и Мангас, и Кочиз никогда не здоровались с Джеронимо. Для них он был
трусливым псом. Как и его воины, ушедшие вместе с ним, после того как он
нарушил данное слово и сбежал от Крука после сдачи в плен. Каков  бы  ни
был цвет кожи, но подобных мужчин ни ты, ни я не хотели бы видеть  среди
наших друзей.
   Старуха долго-долго смотрела на Маккенну, а потом  выплюнула  кусочек
шкуры мула, приставшей к ее "вкусностям", но с которой обрубкам ее зубов
было не справиться.
   - Беру назад слова о твоем языке, - сказала она.  -  Не  белый  он  у
тебя. И голос странно звучит для янки. Не так, как ему положено.  Это  я
заметила в самом  начале  разговора  и  поневоле  задумалась.  Маккенна,
скажи, ты не настоящий американо?
   - Верно, матушка, я приемный сын этой страны.  А  родился  в  далеком
краю под названием Шотландия. Отец с  матерью  привезли  меня  сюда  еще
ребенком, поэтому я в принципе такой же американо, как  и  любой  другой
белый, родившийся здесь. Но именно вы,  краснокожие,  настоящие  хозяева
Америки.
   Старая ведьма обнажила остатки  клыков  в  некоем  подобии,  как  ей,
наверное, казалось, добродушной улыбки.
   - Верно, - сказала она, - все об этом постоянно талдычат,  но  именно
янки, а не апачи, не понимают сути разговора.
   - Верно, мамаша, верно. Но я невольно тебя перебил.  Ты  рассказывала
про Сно-та-эй.
   Маль-и-пай хитро закивала.
   - Кое-что о Сно-та-эй, - поправила она.
   - Ну, разумеется, - сказал Маккенна. - Продолжай, пожалуйста.
   Самое интересное, что расположения каньона никто  не  знал,  и  апачи
считали, что эта тайна умерла вместе с
   Наной.  Старый  вождь  умер  внезапно,  поэтому  не   мог   нормально
подготовиться к переходу в Страну  Вечной  Охоты,  а,  следовательно,  и
передать доверенному лицу тайну золотого каньона. Но индейцам  следовало
знать Нану получше. Все эти годы тайна надежно хранилась в племени и, по
крайней мере, еще один апач знал, что она не утеряна. Этим  единственным
человеком был, разумеется, Эн. Он все время держал тайну  в  голове,  но
почувствовав, что пришло  время  уходить,  понял,  что  придется  искать
преемника, чтобы передать ему сведения о местоположении каньона.
   Тут Маккенна сказал, что узнал об этом  от  Пелона,  на  что  получил
сердитый ответ, что, мол, рассказ Пелона основывается  исключительно  на
сведениях, полученных от Маль-и-пай, и что если  Маккенне  не  интересно
слушать, то надо было сказать об этом раньше.
   - Какого черта я трачу на тебя время? - В сердцах спросила старуха. -
Неужели ты не понял, что я могу рассказать то, чего не выдаст Пелон?
   Потребовалось целых пять минут лжи и льстивых речей, чтобы перышки на
старой вороне улеглись и чтобы  она  перестала  браниться  и  продолжила
рассказ.
   Койот-Эн не нашел в своем клане человека, которому смог  бы  передать
тайну каньона Сно-та-эй. Все дело в том, что  он  со  своей  племянницей
Маль-и-пай был последним "старожилом" племени: молодые воины  никогда  в
каньоне не бывали,  а  знали  о  нем  лишь  понаслышке.  Говорили,  -  и
Маль-и-пай этому верила, - что после смерти Наны в каньоне не побывал ни
один апач. Другие считали, что на самом деле тайной каньона владели  три
клана: чирикауа, где вождем был  Кочиз,  мимбреньо,  во  главе  которого
стоял Мангас Колорадас Старший, и клан Наны. Но так ли  это,  Маль-и-пай
не знала. Ей было доподлинно известно лишь  то,  что  на  протяжении  ее
жизни в каньон приходили воины только из  клана  Наны.  Конечно,  вполне
возможно, что изначально и  чирикауа,  и  мимбреньо  тоже  знали  секрет
Сно-та-эй, но к чему теперь эти предположения? Если раньше индейцы  этих
кланов и знали путь в каньон, то сейчас забыли так же, как и люди  Наны.
Это была проблема Йосена - Бога. Старую Маль-и-пай  интересовало  только
то, что было известно лично ей.
   А знала она вот что: Эн, не нашедший в племени человека, которому мог
бы доверить тайну, в момент старческой подавленности  нарушил  старинные
традиции апачей и рассказал все  женщине!  Да!  Маккенна  не  ослышался!
Женщине!
   - Не стоит, наверное,  объяснять  человеку  со  столь  проницательным
взглядом, - сделала старуха старателю глазки,  -  какой  именно  женщине
поведал Эн тайну золота, не  так  ли?  Конечно  же  мне,  Маль-и-пай.  -
Маккенна  развел  руками  и  развернул  плечи  во  всеобъемлющем   жесте
понимания, который перенял у латинян и индейцев этой выжженной земли.
   - А почему нет? - спросил он. - Разве можно найти оллу (сосуд) лучше,
чтобы перелить туда столь драгоценную влагу?
   Не принимая во  внимание  неприкрытую  лесть,  Маль-и-пай  решительно
продолжила рассказ. И вот, после того как Эн доверил ей  тайну  Каньона,
старик исчез. Естественно, в племени это вызвало лавину толков и споров.
Но недоверие к старинным легендам и сказаниям вовсе не умерило  молодого
пыла и алчности. Эти современные индейцы -  да  будут  они  прокляты  до
десятого колена! - унаследовали от белых поклонение желтому металлу. Они
знали, что на него можно купить много виски, хорошей еды, горячих  коней
и новых винтовок - в общем все то, что необходимо мужчине  для  счастья.
Поэтому они стали считать Сно-та-эй не священной землей, которую следует
оберегать от белых и мексиканцев, потому что она принадлежала апачам  со
времен сотворения мира, а местом, где их ждут горы денег.
   Но с исчезновением Эна открылось непоправимое. Люди различных кланов,
считавшие, что кто-то  из  их  племени  должен  хранить  тайну  золотого
каньона, начали поиски, и поняли, что путь в Сно-та-эй знал только Эн.
   - И можешь мне поверить, - сказала старуха, ткнув  Маккенне  в  грудь
когтистым пальцем, - что  после  этого  началось  такое  столпотворение,
которое не утихает и по сей день.
   - По крайней мере, - продолжила она после паузы, - отзвук его донесся
по апачскому "телеграфу" до Соноры, где его  уловили  омерзительные,  но
чуткие уши Пелона Лопеса.
   Пелон, естественно, тут же помчался в Аризону, собирая по пути банду,
и включив в нее предательницу -  безобразное  и  трусливое  чудовище  по
имени Маль-и-пай.
   Услышав эту информацию,  Маккенна  приоткрыл  глаза,  а  старая  скво
вытащила черенок трубки из дыры между еще держащимися  пеньками  четырех
оставшихся  зубов.  Облизав  языком  губы,  индианка,  покивав  головой,
сплюнула в костер и, сунув руку под юбки, вытащила на  свет  мешочек,  в
котором  белый  распознал  своеобразную  "аптечку"  с  хиддентином,  или
"магическим порошком священной значимости". Взяв большим и  указательным
пальцами щепотку порошка,  старуха  швырнула  ее  в  огонь.  За  секунду
сменилось голубое, желтое и зеленое пламя, словно  сгорала  обыкновенная
соль, и тут  же  образовался  столб  плотного  белого  дыма,  словно  от
выстрела испанского фитильного мушкета. Темные губы Маль-и-пай беззвучно
зашевелились, а глаза с набрякшими веками мельком взглянули на  утреннее
солнце.
   - Это Йосену, - словно извиняясь объяснила она Маккенне. - Никогда не
угадаешь, слушает он тебя или нет. Хитрый старый дьявол.
   Какое-то время она сидела, что-то вспоминая.
   - Ну вот, - наконец продолжила старуха, - что произошло дальше,  тебе
известно. Пелон, так как его мать  была  из  клана  Наны,  услышав,  что
старый Эн улизнул вместе с тайной Сно-та-эй, тут же примчался в Аризону.
В ранчерии жила и его сестра по матери. Он рассчитывал выяснить все, что
известно о каньоне, если не от простых  воинов,  то  хотя  бы  от  своих
женщин.
   - Ты говоришь о женщине по имени Хеш-ке? - спросил  Маккенна.  -  Эта
та, которая без носа?
   Старуха  запрокинула  назад   костистую   головенку   и   разразилась
квохтаньем, словно гагара на закате.
   - Хеш-ке! - фыркнула она. - Вот еще! Очередная  пелонская  дребедень.
Собачье имя этой девки - Салли. Да-да, не удивляйся, обыкновенное  белое
имя. Просто ее маманя делила свою подстилку с  каждым  вонючим  койотом,
забегавшим в ранчерию. Один  из  этих  постельных  захватчиков  оказался
белым. Имени называть не буду, потому что он занимает высокое  положение
в Аризоне Ну, а так как эта сучья матерь была полной дурой, то, чтобы ее
выблядку перепали милости от  муниципалитета,  она  заявила,  что,  мол,
белое ничтожество и является отцом девочки. Но ты же по роже этой  дряни
видишь, каким белым был ее  жеребчик-производитель.  Ха!  У  меня  самой
шкура, что твоя седельная кожа, и все-таки я раз в  шесть  светлее,  чем
эта сучка. Ну, что ты - белый отец! Диос Мио!
   Маккенна, почувствовав, что старуха  наконец-то  добралась  до  сути,
никак не отреагировал на это восклицание, и индианка продолжала:
   - Ты, конечно,  можешь  считать,  что  во  мне  сошлись  лучи  многих
добродетелей, но - увы! -  только  обманешься.  Слабостей  у  меня  хоть
отбавляй, и главной из них является невозможность противостоять  ударной
силе тулапай.
   "Тулапай" - это кукурузная апачская самогонка, крепостью раза  в  два
превышающая самодельное приграничное виски. Маккенна, пробовавший ее  во
время своих долгих странствий не на  одной  ранчерии,  прекрасно  понял,
почему Маль-и-пай так горестно вздыхала. Эта жидкость  была  незаменимой
во многих случаях. Например, ею можно было заправлять  лампы.  Прижигать
раны.  Отбеливать  одежду.  Дезинфицировать  "йакаль"  после  оспы   или
туберкулеза, а еще лучше железистой эпизоотии. Ею  было  хорошо  сводить
ржавчину со старых ружей. На ее основе  можно  было  готовить  мазь  для
втирания в больные конечности хромых лошадей, или коровью  микстуру  для
выведения ленточных червей. Но пить ее было нельзя  ни  в  коем  случае.
Разве только позарез понадобится хорошая дыра в желудке или кишечнике.
   - Мои соболезнования, мамаша, - кивнул бородач. - Я  сам  едва  выжил
после ее приема.
   - Вальенте! - закричала старуха. - Я знала, что ты настоящий мужчина!
И как долго ты болел?
   - После приема тулапай? Неделю или около того. И то лишь потому,  что
выпил в один присест одну  небольшую  чашку.  И,  разумеется,  это  было
несколько лет назад.
   - Айе! - Вновь старая леди вздохнула с раздирающим сердце  хрипом.  -
Когда мы молоды, нас ничто не страшит, даже тулапай. Но я-то,  Маккенна,
давно не девочка! Так вот: когда Пелон добрался до ранчерии  и  вынюхал,
что Эн передал тайну каньона мне, ему  припомнилась  эта  моя  слабость.
Потратив полчаса на то, чтобы перелить тулапай из горшочка в мое  брюхо,
он узнал о Сно-та-эй все, что было известно мне. Эй, Мария!
   Маккенна нахмурился.
   - Что-то не понимаю я, мамаша - сказал он. - Если Пелон узнал о тайне
золотого каньона от тебя, тогда зачем он охотился за Эном? И зачем,  пор
Диос, держит меня здесь?
   - Все очень просто, - пожала плечами старуха. - Я так  напилась,  что
начисто забыла дорогу к каньону. Помнила только то, что Эн  рисовал  мне
те же карты, что и тебе. Мне казалось, что я смотрю в зеркало и никак не
могу сообразить, что к чему. Этот проклятый тулапай  выбелил  мне  мозги
лучше самого гремучего отбеливателя. Эх!
   - Вот уж точно - эх! - сказал Маккенна. - А дальше?
   - Осталось немного. Буквально крохи. Например, что  Пелон,  выйдя  на
охоту за Эном, взял с собой меня, надеясь, что я все  вспомню.  Он  ведь
прекрасно знает, что пытать меня бесполезно. Я из племени апачей.
   - Еще бы, - отозвался Маккенна.
   - Потом надо было как-то пристроить Салли! Но  и  тут  все  обошлось:
дело в том, что  Пелону  приходится  ублажать  Манки,  потому  что  этой
обезьяне женщина нужна ежедневно. Поэтому  Пелон  прихватил  с  ранчерии
свою полусестру, а заодно приволок девку из племени пима,  которая  была
рабыней в одном клане мескалерских апачей, и за  которую  он  отдал  три
пояса  патронов  для  винчестера  и,  насколько  мне  помнится,   хромую
лошаденку. Он не  крадет  вещи  у  родственников,  этот  Пелон.  Хороший
мальчик.
   - Куда уж лучше, - кивнул Маккенна. - За все твои рассказы, мамаша, я
у тебя в неоплатном долгу. Ты ведь знаешь, что мужчинам больше всего  не
по себе, когда они не знают о делах и замыслах противников.
   Старая женщина блеснула змеиными глазками.
   - На мой взгляд, ты не слишком беспокоишься о своих врагах, Маккенна.
Меня не проведешь. Я видела, как ты прошлой ночью зырил на эту костлявую
девку. Вот, о ком ты по-настоящему беспокоишься.
   Маккенна не знал, что сказать, но все-таки  решил  не  сворачивать  с
прямого курса, считая его наилучшим.
   - Похоже, - сказал он, - не наступит то  утро,  когда  мне,  матушка,
удастся тебя обмануть.  Признаю:  стройная  девушка  меня  действительно
интересует.
   - Ха! Интересует, говоришь? Айе де ми! Если бы ты не  был  связан,  и
рядом не было ее родителей  и  здоровенного  старшего  брата,  ты  бы  в
секунду затащил ее в ближайший каньон и завалил на травку  даже  быстрее
этого чертова Манки!
   - Боже мой, мамаша, - запротестовал Маккенна, - да  что  ж  ты  такое
говоришь?!
   - Да все то же, - откликнулась старуха. - Валялся бы с ней  в  травке
целый день и вопил от счастья.
   - Не собираюсь я слушать эту гнусную болтовню, - огрызнулся Маккенна.
- Этого бедная, славная девушка не заслужила, и тебе это известно.
   - Сражена твоим возмущением, - фыркнула Маль-и-пай. - Будем надеяться
на то, что вернувшись сегодня, она все еще будет оставаться славной.
   Этого-то Маккенна и дожидался; именно для этого  он  затеял  поедание
каши. Где девушка? Куда все уехали? Что собираются делать?
   - Мамаша, - начал старатель,  пытаясь  изобразить  придурка,  -  куда
подевались мужчины? Куда  они  могли  поехать,  если  прихватили  Салли,
женщину-пима и белую девушку? Тут что-то не  так.  Я  чувствую,  что  не
так...
   - Лучше тебе заменить чувствовальник! - гаркнула Маль-и-пай.
   - О? Даже так?
   - Естественно. Потому что ничего  страшного  не  произошло.  Пелон  с
Хачитой и Санчесом уехал наблюдать за тропами, пока Беш, Манки и  Лагуна
не вернутся из Джила-Сити, с твоими  белыми  приятелями.  Еще  с  первым
лучом солнца. Что до женщин, то Пелон решил держать их  в  поле  зрения.
Видишь ли, Салли очень понравилась твоя рыжая борода и голубые глазки. К
тому же она страшно устала от Манки. Их! Кто бы  не  устал,  скажите  на
милость! Что за мерзкое животное. В общем Салли положила на тебя глаз.
   - Черт побери! - рявкнул Маккенна. - Не смей так говорить!
   -  Вот  поэтому,  -  продолжала  собеседница,   игнорируя   последнее
замечание, - Пелон, который отвечает за все, происходящее в этом лагере,
решил прихват