Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Приключения
   Приключения
      Сологуб Ф.К.. Капли крови -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  -
покрытую чехлом приставку телевизионной системы. -- Осторожнее, молодой человек, не наступите на меня,-- сказал тихий высокий голос, я его не сразу узнал -- не ожидал встретить здесь Абалакина. Говорили, шеф теоретиков наблюдать не умеет и не стремится. Согнувшись крючком, Абалакин сидел на низком стульчике в углу, подальше от телескопа и приборов. Я услышал характерный щелчок и завывающий звук протяжки -- оказывается, Абалакин включил автомат и снимал одну и ту же звезду на короткой выдержке. Должно быть, собирался вести фотоэлектрические измерения -- искать быструю переменность блеска. -- Присаживайтесь, -- предложил Абалакин тоном радушного хозяина. -- Хотите пить? Он протянул мне термос, и я отхлебнул обжигающий напиток -- это был крепчайший кофе, горький как полынь, у меня запершило в горле, я закашлялся. Но голова неожиданно стала ясной, как небо над куполом. ---- Что вы снимаете? -- спросил я. -- Новую Хейли. Хочу вашему шефу конкуренцию составить. Новую Хейли! Я не пошевелился, не сразу до меня дошло, что это мою звезду Абалакин сейчас щелкает на короткой выдержке. Везение казалось слишком невероятным, чтобы я поверил. -- Шучу, конечно, -- сказал Абалакин. -- Какой из меня конкурент. Михаилу Викторовичу нужны спектры, а мне достаточно кривой блеска. Хочу ребятам задачку подсунуть -- развитие оболочки Новой перед вспышкой... Дайте, пожалуйста, кассету. Справа от вас, на столике. Я протянул руку и, не видя, взял холодную кассету ^новой пленкой. Абалакин между тем достал отснятую и спрятал в карман. Он заглянул в искатель, проверяя, не ушел ли объект, и пустил новую серию. -- Видно? -- спросил я, стараясь не выдать волнения. -- Что? -- не понял Абалакин. -- Ах, это... Видно, почти на пределе. Хотите поглядеть? Там в центре желтоватая звездочка. -- И все? -- спросил я с наигранным разочарованием. -- Все, -- подтвердил Абалакин. -- Слишком далекая звезда... Я посмотрел в искатель. Пришлось нагнуться, вывернуть шею. Долго в таком положении не выдержишь, а что я смогу разглядеть за минуту-другую? В темно-синем блюдечке ("А засветка поля зрения здесь сильнее, чем в Четырехметровом",-- подумал я) плавало несколько неярких звезд. Посредине я разглядел нечто очень слабое, нечто неощутимое, как огонек свечи на вершине Медвежьего Уха. Я не почувствовал мгновения прибытия, все произошло очень быстро, как в любительском фильме с трансфокатором. Я не заметил, как изменилась звезда, -- не обратил внимания. Но зеленая моя планета все так же плыла по своей орбите справа от звезды, и сначала мне показалось, что ровно ничего не изменилось за две ночи. Но это был обман зрения, просто я еще не вгляделся. Потом я увидел. Планета горела. Горела суша, покрытая сплошной, густой и липкой маслянисто-черной мглой. Сквозь клочковатый дым пробивались языки пламени. Мне они казались языками, за сотни световых лет, а там, вблизи, это были, наверно, океаны пламени, гудящие, ревущие, беспощадные, тупо съедающие все: почву, металл, постройки, машины, растения, стада животных -- все, все, все... И горело море. Наверно, в их океанах была не вода, а какая-то другая жидкость: иссиня-голубая в прошедшие мирные дни, а теперь такая тускло-желтая, вся встопорщенная красной рябью. Пламя в океане поразило меня больше всего, поразило ощущением совершенной безнадежности. Если горит океан -- конец всему. Кожей лица я чувствовал, как согрелось от моего прикосновения стекло окуляра. Но мне казалось, что это пожар умирающей планеты согрел за много парсеков стекло и металл. Я знал, что ничего больше сегодня не увижу -- слишком слаб телескоп, -- но все на что-то надеялся. Я хотел знать -- спаслись ли они? Ушли под землю? Скрылись в бронированных постройках? Улетели на диске-звездолете? И в это время на ночной стороне планеты, где в серой мгле рваные клочья пламени были особенно заметны, выступили какие-то белые точки, похожие на маленьких мошек. Они возникали в пламени и разлетались во все стороны, как искры на ветру. Мне начало казаться, что точки -- живые. Они вели себя как бактерии на предметном столике микроскопа. Конечно, они были живыми: я увидел, как одна из точек затрепыхалась, удлинилась и, совсем как в учебнике биологии, разлетелась на две половинки, две точечки, которые сразу разбрелись по сторонам, затерялись среди таких же точечек-бактерий, и снова забулькала, закипела мешанина точечек и пламени. Неожиданно точки сорвались с мест, понеслись ко мне, впились в мозг. Я уже не видел серпа планеты, потому что его не было на небе, он поселился у меня в мозгу и раздирал его. Боль стала невыносимой. Кажется, я закричал. Точечки испугались крика, заметались, но не вернулись на свою планету, они просто гасли одна за другой, а боль ширилась, захватила меня целиком. Боль была везде -- не только в моем теле, но во всей Вселенной. А потом исчезла и она. 10 Точечки остались. Когда я приподнял веки -- осторожно, будто тяжелые шторы, -- точечки выпрыгнули из глаз и разбежались по стенам. Боль исчезла. Я лежал на постели одетый, а в ногах у меня с мрачным видом сидел наш фельдшер Рамзес Второй. Полное его имя было Радий Зесоян, и был он вторым нашим медфараоном из династии Зесоянов -- до него шаманил его старший брат, но однажды сбежал на более удобную работу в городскую амбулаторию. Рамзес Второй слыл хорошим малым, но вряд ли кто-нибудь доверял ему свое здоровье больше чем на одну простуду. Как-то не везло обсерватории на врачей. Молодые и гордые выпускники мединститута не желали ехать в захолустье, ибо врачи нужны и в городе. Старые да опытные тоже не горели желанием, вот и оставались добрые и сговорчивые, вроде Рамзеса. -- Проснулся, -- сообщил Рамзес, увидев, что я разглядываю его белый халат. -- И слава богу, -- послышался голос Юры. Я повернул голову: Рывчин сидел у стола и штудировал мои записи. "Никогда не отличался корректностью, -- с неудовольствием подумал я. -- Когда он успел вернуться из города? Ведь уехал на праздники. Неужели я провалялся без памяти двое суток?!" Сразу вспомнилось -- горящая планета, точки-бактерии, боль и что-то еще... -- Число, -- сказал я. -- Молодой человек, -- пояснил Юра Рамзесу, -- желает знать, какой нынче год. Он воображает, что проснулся в двадцать втором веке. Рамзес Второй растолковал мне, что к чему, своим густым и скрежещущим, как поезд на тормозах, басом: -- Ты проспал два часа. Я дал тебе выпить кое-что. У тебя болела голова. Тебя привел Абалакин. Ты переутомился. Много работаешь. Я за тебя возьмусь. Каждый вечер -- прогулки. Утром -- обтирания холодной водой. А сейчас спи. Я хотел было сказать, что чувствую себя, как никогда, бодро, но Юра подмигнул мне, кивнул на подушку, и я послушно закрыл глаза. -- Все в порядке, -- сказал Юра. -- Вали отсюда. Я открыл глаза, когда хлопнула дверь. -- Откуда ты взялся? -- спросил я. -- Из города, естественно. Надоело... Валере хоть бы что, а меня джаз изводит. В общем, сбежал. Ключ свой забыл у Валеры, пришлось идти сюда. Прихожу -- тебя нет, лежат эти тетради, я человек любопытный, ознакомился. А тут вваливается Рамзес, тащит тебя. Говорит -- нервное переутомление. Я себе думаю -- с чего бы это? Ну ладно,-- оборвал он себя, и взгляд его неожиданно стал жестким. -- Что случилось у телескопа? Что ты там видел? -- Какая разница? -- сказал я. Вспоминать не хотелось. После случившегося -- может, кончилась моя способность? Об этом я думал, этого боялся. Не до объяснений. -- Не хочешь, не надо, -- миролюбиво сказал Юра.-- Тогда я сам скажу. Все, что у тебя тут написано, страшная чепуха. Для фантастики нефантастично, для науки -- антинаучно. Ты ищешь объяснений, а сам толком не установил -- может, это галлюцинации. К примеру... Вспомни одно из э-э... видений и попробуй в нем что-нибудь изменить. Мысленно. Если это плод воображения... Ты слушаешь? Я слушал. Я представил себе диск-звездолет на фоне зеленой планеты. Я попробовал пристроить к диску ходовую рубку -- как на атомном ледоколе. Не получилось. Я четко видел сероватый диск, тусклое пламя, сквозь которое мог даже разглядеть контуры материка с желтой береговой полосой. А рубка расплывалась, исчезала, едва только я переставал думать о ней. "Доказательство, -- подумал я. -- Какое это, к черту, доказательство? Для кого оно? Для шефа или для психиатра? Мало ли что я могу себе мысленно представить, а что -- нет?" Я начал вспоминать все звезды подряд, воображал их иными, и мне это не удавалось. Я видел, что видел -- не больше и не меньше. -- Не можешь? -- сказал Юра и сел на кровать, я почувствовал, как застонали пружины. -- Это уже хорошо. А теперь попробуй представить себе планету около Новой Хейли. Попытайся разглядеть новые подробности, каких ты не увидел или не заметил, когда смотрел в телескоп. Смотри и описывай. Ищи новое. Юра говорил как гипнотизер -- внушительно и, по-моему, не своим голосом. Новое. Я вгляделся в картинку и почувствовал, как опять появляется боль. Как нарастающая волна цунами -- нужно остановить ее. Вот она медленно опадает. Стихла. Но в какое-то короткое мгновение, когда волна уже перевалила через береговые заслоны, будто именно боль прорвала плотину. Я понесся еще ближе к планете, к какой-то точке на границе света и ночи. Это был город. Он раскинулся как спрут: улицы-щупальца, дома-шпили с длинными четкими тенями. Город не горел, но вокруг него все дымилось, и над домами, площадями редкими зеленоватыми пятнами неслись клубы полупрозрачного дыма и облачка пламени. Город казался вымершим, но в то короткое мгновение, когда я увидел его, я мог просто не различить движения. Главное -- это был город, настоящий город, чужой город. -- Ну что? -- нетерпеливо сказал Юра. -- Как будто город, -- неуверенно ответил я. -- Дома, улицы. А может, показалось. Раньше я ничего такого не видел. Или не обращал внимания. Запомнил механически. Я больше смотрел на пожары... "Разговорился, -- подумал я. -- Зачем я все ему рассказываю? Сейчас наш Юра глубокомысленно нахмурит брови, посидит минут пять и родит мышь. Совершенно ясно. Потому что в сознании у него, как и у меня, впрочем, сверлит одна мысль -- невозможно. Никто никогда не видел звезд вблизи, этого не допускают физические законы". -- Чего нам недостает, так это гениальности, -- пробормотал Юра. Точно. Гениальности нам не хватает. Если человек заявляет, что может читать мысли, можно дать ему мысленное задание. Если может спать на гвоздях, готовят ему постель. Ну, а если человек говорит, что ему являются привидения? Чем проверишь? Энцефалографом? Окулист и невропатолог ничего не скажут. Остается психиатр. Вот и весь сказ. Таких, как я, только более настырных, нужно искать в желтых домах. Собрать всех с аналогичными синдромами и попросить описать горящую планету. Психи расскажут кто во что горазд. Но если найдутся несколько человек, которые опишут одну и ту же, в мельчайших деталях картину... До чего я дошел? Общее собрание психов. Старший инженер Луговской отправляется в командировку по сумасшедшим домам Европы... А если я один такой? Если таких за всю историю человечества были десятки? Может быть, таким был Свифт, писавший триста лет назад о спутниках Марса? Безнадежная затея -- искать себе подобных. Что остается? Первое: искать объяснение самому. Второе: смотреть на звезды, искать подробности, которые сегодня не были бы видны никому ни в какие телескопы, но завтра должны были бы проявиться. А я бы каждый раз предупреждал заранее. После десятого предупреждения даже Саморуков заинтересуется... Есть и третий вариант: смотреть и молчать. Записывать. Ждать удобного часа. Так и буду, как мистер Кэйв в уэллсовском "Хрустальном яйце". Уж он-то мог убедить кого угодно. Вот яйцо, смотрите сами. Нет, молчал, прятал под подушкой, глядел по ночам, наслаждался неведомым... Я открыл глаза, вспомнив, что Юра сидит и ждет. Но Рывчина не было. У самого моего носа лежала на одеяле записка: "Спи спокойно, дорогой товарищ. Тетради я взял с собой. Поговорим утром". "Куда же он пошел, -- удивился я, -- у него же нет ключа..." Мысль шевельнулась лениво -- я уже засыпал. 11 На меня шеф не взглянул. За пультом телескопа сидел Юра и страдал. Страдал явственно и нарочито, чтобы Саморуков понял: заставлять Рывчина вести наблюдения есть кощунство. Шеф вернулся утром, не очень довольный: ночи в Крыму были облачными, удалось снять всего один спектр. Сейчас Саморуков ходил под куполом быстрыми шагами, натыкался на толстый кабель, ушанка висела на нем, как опрокинутая кастрюля, полы пальто развевались. Снаружи было ясно, но очень холодно. Снег еще не выпал, но я был уверен, что к утру тучи закроют небо. Видимо, и шеф в этом не сомневался. -- Вот первый спектр, -- шепнул мне Юра, протянув кассету. -- Отнеси проявлять. -- Мир? -- спросил я. -- Временное прекращение огня. Праздник -- операторы и лаборанты танцуют в городских кабаках. Так что я на твоем месте. Ты -- на чьем-то еще. -- Понятно. -- Ему понятно!--вскричал Юра и оглянулся на шефа.-- Что за абракадабра в твоих записях? -- Не про тебя писано, -- сказал я и проскользнул в фотолабораторию. Было за полночь, но спать не хотелось. Весь день по совету Рамзеса я провалялся в постели, встал под вечер, поработал с гантелями и пошел гулять. В окнах Ларисы горел свет -- неяркий и теплый. Почему-то и Ларисе не сиделось в городе... На дороге меня и догнал вахтер с приказом шефа явиться на телескоп. Я вытащил пластинку из фиксажа и включил свет -- в глаза будто впились иглы, маленькие снаряды были прямой наводкой в затылок. Каждый фотон -- снаряд. Я стоял, привыкая к свету и к той мысли, что мелькнула в голове. Сумбурная и, вероятно, неверная идея, но в моей тетради ее еще не было. Я вышел под купол. Все-таки было у меня какое-то везение -- шеф ушел, а Юра, воспользовавшись случаем, читал детектив. Я и спрашивать не стал -- влез в люльку и поехал к телескопу. Юра у пульта поднял голову, но ничего не сказал. Подниматься в главный фокус я не решился. Не знаю, чего я ждал. Мрачный выжженной пустыни и скалистых впадин на месте океанов? Все было иначе, и это "иначе" означало, что разум победил. Он набирал силы, ждал и взялся за дело в тот самый миг, когда яркость Новой достигла максимума. Пожаров на планете не было. Исчезли черные тучи дыма, и лишь кое-где появлялись искорки пламени. Я хотел увидеть город, но на терминаторе -- границе света и тени -- был океан, такой же голубой и спокойный, как несколько ночей назад. Планета вращалась, и город погрузился во тьму, в ночь. Исчезли и точечки-мошки, они сгинули вместе с огнем, может, именно они и погасили пламя. Они были пожарными, питались жаром огня и умерли вместе с ним. Так я подумал, и мне захотелось увидеть, что стало со звездой. Яркий желтовато-белый диск был окружен почти невидимым ореолом. Ореол будто проявился на сетчатке глаза и стал сетью. Впечатление было именно таким -- будто на звезду набросили тонкую сеть-паутинку. Она была похожа на каплю, острый ее конец смотрел в сторону зеленой планеты. Я продолжал искать и нашел паука. Он висел в самой вершине паутинки -- на острие капли. Это был диск, тот самый диск-звездолет или другой, такой же. Значит, это не было бегством, диск летел к звезде, чтобы укротить ее, запереть, поймать в сети, силовые или энергетические. Сети, которые не дадут звезде разогреться. "Куда нам до них, -- подумал я. -- Вспыхни сейчас Солнце-- и все, конец роду людскому. А они выстояли. Они все предвидели и были готовы". Мне стало радостно, будто не чужие, может быть, страшные на вид существа, а я сам командовал сражением и спас свой мир. Я хотел разглядеть диск поближе, увидеть, как выходит из него сеточка-паутинка. Но что-то удерживало меня: я боялся повторения вчерашнего. "Пора слезать, -- подумал я. -- Я и так увидел больше того, что могу понять. И голова начинает болеть. Стучит в висках". -- Нагляделся? -- спросил Юра, когда я подъехал к пульту и спрыгнул на пол. Он уже не читал, рука его лежала на клавише возврата люльки. Он не хотел мне мешать -- слушал, идет ли шеф. Сейчас он ждал рассказа. Я рассказал, и Юра вздохнул: -- Может, ты все это и видел, но кого ты сможешь убедить? Нужно разглядеть что-то такое, что можно подтвердить спектроскопически. Наука изучает объективную реальность. А твоя реальность пока необъективна... -- Вот тебе и фонтан идей, -- сказал я, зная, что Юра обидится. -- Что ты понимаешь в астрофизике, технарь несчастный,-- спокойно сказал Юра. -- Фонтан идей тебе нужен? Пожалуйста! -- Послушай, Юра, -- начал я, но Рывчин уже завелся. -- Идея первая, -- грохнув стулом, Юра стал ходить в узком промежутке между пультом и балконной дверью.-- В обсерватории поселился представитель иной цивилизации, который раньше уже побывал во многих звездных системах. Он обладает даром телепатии, и ему ничего не стоит внушить тебе картинку с экзотическим видом. Вопрос в том, почему он выбрал тебя? -- Я не астрофизик, -- сказал я, -- эксперимент чище. Пропустив мои слова мимо ушей, Юра перешел ко второй гипотезе. -- Представление о каждой звезде, обо всем, что человек видит, складывается в мозгу на основе предыдущих представлений, на основе прочитанного и вообще всего, что человек знает. Складывается подсознательно в определенный образ, и образ этот всплывает, как только картинка оказывается завершенной. Образ воспринимается как реальный. Ты даже можешь изучать его, искать подробности, которые в нужную минуту всплывают из подсознания. -- Отлично, -- сказал я. -- Как ты объяснишь, что я видел начало гибели звезды на сутки раньше вспышки? -- В главном фокусе и не то увидишь, -- буркнул Юра.-- Что, не нравятся идеи? -- Они сколочены по модным рецептам... -- Ну-ну... -- заинтересованно сказал Юра. -- Пришельцы, телепатия и подсознание. Самые модные темы для салонных интеллектуальных бесед. -- Может быть, -- пожал плечами Рывчин. -- На моду тоже можно смотреть по-всякому. В десятых годах модно было говорить о теории относительности. Не понимали, а говорили. Теория относительности от этого хуже не стала. Пришельцы, телепатия и подсознание. Когда Юра перечислял эти химерические гипотезы, какая-то фраза или слово прозвучали у меня в мозгу резонансом, я даже на секунду подумал -- вот решение. Но секунда улетучилась, и теперь я не мог вспомнить. Мне почудились шаги внизу, приглушенный разговор. Юра тоже услышал, сказал: -- Шеф. -- Всегда он не вовремя, -- буркнул я. -- Не скажи, -- с готовностью подтвердил Юра. -- Говорят, наш шеф даже родился не вовремя. На два месяца раньше срока. Или на два столетия. И жениться решил не вовремя. Шастает по ночам... -- Кто собрался жениться? Шеф? -- Для меня это было новостью. Шевельнулось что-то, связанное с женитьбой шефа. Я не успел додумать, Саморуков уже ходил под куполом большими шагами, на меня и не смотрел. Он н

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору