Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Приключения
   Приключения
      Сологуб Ф.К.. Капли крови -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  -
трах подо мной, ловило звездный свет главное зеркало. Представилось, как я перелезаю в кабинку, как теряю равновесие... Это было мимолетное, но неприятное ощущение -- в следующую секунду я уже стоял обеими ногами на мягком полу наблюдательной кабинки. Здесь оказалось очень удобно, как в спускаемом аппарате космического корабля. Мягко светился пульт, и окулярная панель была не над головой, а перед глазами, смотреть было удобно, хотя и непривычно. Я выключил подсветку пульта, и звездолет мой стартовал в непроглядную черноту. Я окунулся в звездный океан. Не в озерцо, как в искателе, а в огромное море. Стартовые двигатели отключились, и мы неслись в пространстве по инерции -- в глухой тишине, и мне показалось, что звезды, мерцая, шепчутся между собой. Я смотрел на ту, что была в центре. Все звезды лежали на черном бархате, как рубины в музее, а эта -- моя -- не лежала и висела над ними, необыкновенная в своем таинственном поведении. Эффект был чисто психологическим -- оттого, что звезда была ярче других, -- но мне показалось, что она неудержимо приближается, что звездолет мой мчится на недозволенной скорости, нарушая все правила межзвездного движения. И я увидел. Все осталось по-прежнему, но я уже научился отличать этот миг узнавания. Момент, когда звезда из точки превращается в диск. Звезда была старая. Глубокие черные морщины прорезали диск параллельно экватору. Морщины болезненно стягивались-- казалось, звезда силится улыбнуться, но ей трудно, потому что нет сил. Я не видел, как умирают, но, наверно, к людям и к звездам смерть приходит именно так. Неуловимо меняются черты лица -- только минуту назад черные полосы кружились на звездном диске, и вот они застыли, будто завороженные, образовав странный и грустный узор. А от полюсов, будто судороги, поползли к экватору, будто волны звездного вещества перекатывались с места на место. Я подумал, как все это выглядит на спектре и выглядит ли вообще. И еще я подумал: что станет с детьми, когда умрет мать? Планеты. Их было две. Они проявились и выросли не сразу. Я разглядел их боковым зрением -- сначала оранжевую искорку, потом зеленую. Зеленая искорка превратилась в серп с длинными рогами, протянутыми прочь от звезды. У меня захватило дух. Планета была как Земля. Огромные синие океаны, как глаза, белый серпантин облаков-- это точно были облака, рваные, мучнистые, закрученные в кольца. Между ними желтовато-зелеными пятнами пестрела суша. На границе света и тени что-то полыхнуло вдруг ярко и пугающе. Пламя разрасталось и тускнело, и что-то проявилось в нем, я хотел разглядеть, напрягал зрение и от рези в глазах не в силах был увидеть подробности. Только общее впечатление -- гигантский, в полматерика, диск медленно поднимался в космос. Почему я решил, что это звездолет? Потому ли, что ждал этого: если гибнет звезда, все живое должно спасаться? Строить огромные корабли и лететь к другим звездам, искать новую родину, чтобы вечно помнить о старой. Едва видимый шлейф пламени тянулся за диском. Улетают. В таком корабле может улететь все население. Когда звездолет стоял там, на чужом космодроме, то, наверно, казался горой с неприступными склонами. Я перестал следить за полетом диска, потому что на какую-то секунду пришлось закрыть глаза. Боль пробежала по нервам, как по проводам, к затылку и скопилась там, словно стекая постепенно в подставленный где-то в мозге сосуд. Когда я опять посмотрел в окуляр, то звездолета уже не увидел. Впрочем, я и не старался. Я хотел рассмотреть, что происходит на планете. Я представлял себе это. Те, кто остался, кто не смог или не захотел покинуть дом, смотрят сейчас в небо, а над горизонтом встает ущербное светило, чтобы в последний раз рассеять темноту. И миллионы глаз одновременно, на тысячу лет раньше меня, видят, как начинает вздуваться звездный шар, медленно и неотвратимо, как набухают, будто вены, темные морщины. Мой звездолет висел неподвижно в далеком космосе, экипаж собрался у иллюминаторов и смотрел, как гибнет звезда. Смотрел и ничего не мог поделать, ничем не мог помочь. И, будто сопровождая грандиозную агонию, грянул набат. Я не сразу догадался, что это всего лишь зуммер окончания экспозиции. Полет закончился, база дала приказ о немедленном возвращении. Я смотрел вверх. В двух метрах надо мной чернел срез купола, а над ним уже посерело небо, и нужно было срочно доставать кассету. Люлька повисла рядом со мной, как посадочная ступень ракеты, вызванная на орбиту спутника, чтобы доставить на Землю экипаж вернувшегося из дальней разведки космоплана... Теперь уже не смолчать, подумал я. Нужно сказать шефу, потому что такое нельзя упускать. Там, вдали, гибнет звезда, следующей ночью она может исчезнуть навсегда. Ни звезды, ни планет -- хаос и смерчи. Сейчас. Подпишу журнал наблюдений и пойду к шефу, думал я, укладывая кассету в шкаф. Вот только отдохну и пойду к шефу, думал я, шагая от телескопа к поселку по скользкой утренней траве. Дома я свалился как подкошенный, не раздеваясь. Закрыл глаза и успел подумать, что самая страшная катастрофа, если она так безмерно далека, оставит нас холодно-любопытными, не более. Там мечутся живые существа, тоска и боль разрн"ают сердце. Не атомная бомба, не смерч, тайфун, землетрясение. Нет -- гибнет все, огонь слизывает сушу, океан кипит. А нам -- любопытно, нам важно -- описать, классифицировать, понять... 7 Все пошло не так, как я хотел. Меня растолкал Юра и сообщил, что шеф ждет. Саморуков ходил по кабинету, рассеянно глядя в окно. С утра погода испортилась окончательно и. надолго -- небо заложило тяжелыми тучами, черными, будто вымазанными сажей. Моросил мелкий осенний дождь, конца которому не было и быть не могло: небо изливало свой запас такими мелкими каплями, что израсходовало бы всю влагу года за два. -- Что это? -- спросил Саморуков и поднял со стола пластинку со спектрограммой. -- Наверное, сегодняшний спектр, -- сказал я, подивившись быстроте, с которой он был обработан. -- Сегодняшний, -- согласился Саморуков. -- Но почему вы думаете, что это спектр? Это каша. Спектр сравнения смещен. Сильнейшая передержка. Засветка поля. Пять часов, вы понимаете это? Кто мне сейчас даст пять часов наблюдений? А звезда, между прочим, уходит, и следующий цикл можно будет вести не раньше лета. Я молчал. Саморуков сел за стол, аккуратно спрятал пластинку в пакет, сложил на подбородке руки, смотрел в окно. Молчание становилось невыносимым, но я точно знал, что первым не заговорю. Терпеть не могу оправдываться, даже когда виноват. Тем более сейчас. Ведь шеф не знает, что звезда вот-вот вспыхнет, наблюдать нужно непрерывно, и теперь, когда убедить Саморукова невозможно, мы не увидим этой гибели. Как же так получилось? В камере главного фокуса, наверно, иное расположение тумблеров, да и работал я в полной темноте -- мог ошибиться. Это легко выяснить, а может, уже выяснено: операции управления идут в память машины. -- Так, -- сказал Саморуков. -- Я тоже виноват. Не подумал, что вы здесь без году неделя и на вас еще нельзя полностью полагаться. А мне нужны люди, на которых я могу положиться полностью. И чтобы вы это поняли, Костя, получите выговор в приказе. -- Михаил Викторович, -- сказал я, подыскивая слова. Я решительно не знал, что говорить, и когда слова были произнесены, они были для меня такой же неожиданностью, как для шефа: -- Звезда эта сегодня взорвалась. Шеф поднял глаза, смотрел на меня без всякого выражения. -- Идите, Костя,-- сказал он. -- К чему фантазировать? Юру я нашел в библиотеке. Он рассматривал новые журналы и вполголоса разговаривал с Ларисой. -- Что шеф? -- спросил Юра, отложив журнал. В нескольких словах я пересказал разговор. -- Ты действительно видел? -- сказала Лариса. -- Или это твоя фантазия, из тех, что ты рассказываешь Людочке? -- Что-то он видел наверняка, -- сказал Юра. -- Спектр засвечен, и на нем яркие полосы. Если яркость звезды сильно возросла, то понятно, почему спектр плохо вышел. Экспозиция оказалась слишком длительной. Конечно, если звезда действительно вспыхнула... Юра вышел, а я остался. -- Иди отдохни, -- сказала Лариса. -- У тебя круги под глазами. -- Здесь тепло, -- сообщил я. Лариса посмотрела на меня удивленно. Костя, -- сказала она, -- что происходит? Эти твои фантазии... -- Давай-давай, -- пробормотал я. -- На меня скоро будут смотреть как на помешанного. Начни первая. Ты тоже не хочешь понять? -- Что понять, Костя? -- Что я не фантазирую. Ты меня знаешь не первый год -- когда это я отличался буйным воображением? Помнишь, я писал тебе записки и не мог придумать слов покрасивее-- фантазии не хватало. Я вижу звезды -- так, будто они рядом. И планеты вижу. И то, что на планетах. Я видел, как взлетал звездолет, он был... как бы это сказать?.. Я замолчал. "Черт, -- подумал я, -- почему, когда я рассказываю Людочке, нужные слова сами приходят в голову? Ага, вот оно. Жалость. Лариса меня жалеет -- глаза у нее круглые, испуганные. Она не хочет, чтобы я рассказывал, как не хотят слушать бреда больного". -- Костя, -- сказала Лариса. -- Хочешь совет? -- Давай, -- согласился я. Пусть посоветует, а потом я спрошу совета у Юры, у Валеры, у Саморукова и даже у Абалакина. Соберу все советы и выброшу в овраг у Четырехметрового. -- Понимаешь, Костя... Я не знаю астрономии. И ты не знаешь. Ты просто хочешь необычного... Иначе не ушел бы с завода, верно? Но ты неправильно начал. Ты еще не знаешь, что это такое, когда Саморуков злится. Он не простит, если ты не будешь поступать так, как он хочет. Я разозлился. Наверно, оттого, что Лариса была права. -- А я хочу поступать так, как считаю нужным! Когда-то я сделал по-твоему и оставил тебя в покое. Лучше тебе от этого? Я хлопнул дверью, побежал домой под дождем, дрожал от осенней сырости. Потом подумал, что в коттедже сейчас Валера с Юрой и мне предстоит выдержать еще один наскок. Я повернулся и, скользя по хлюпающей жидкой почве, побежал к телескопу. Вахтер дядя Коля посмотрел на меня удивленно, я ввалился в теплое помещение лаборатории спектрального анализа, содрал с себя мокрую куртку, бросил ее на батарею отопления. Посидел минут пять совершенно без мыслей -- как чурбак, брошенный для просушки. Потом достал с полки том "Оптика и спектральный анализ" и раскрыл его на первой странице. 8 Я не люблю праздничные вечера. На них обычно говорят не о том, о чем хочется, а о том, что приличествует случаю. Праздничный вечер был назначен на пятое ноября, потому что шестого автобус увозил людей в город отдыхать. Мы поднялись с Людочкой в актовый зал, разглядывая намалеванные на стенах точки-звезды. Звезд было неумеренное количество -- коридор стал похож на планетарий. Я поискал глазами Ларису -- она была сегодня в красном платье и выделялась в толчее, как сигнал светофора. Ларисе было весело. Мы с Людочкой тихо сидели в уголке, улыбались друг другу -- чувствовали себя заговорщиками, будто нам было известно, что все звезды на стенах ненастоящие. Только мы и знали, какие они на самом деле. Рассталкивая абалакинских ребят, к нам пробился Юра. Он вручил Людочке шоколадку, сказал значительно: -- Пришли телеграммы астросовета. Что-то напряглось внутри. После вчерашнего разговора с шефом я думал только об этом, как о великом пришествии. Дождь все лил, только и оставалось -- ждать информацию извне. -- Шеф тебе голову свернет, -- пообещал Юра. -- В ту ночь не было вспышки, понял? Спектр ты просто запорол. А звезда вспыхнула сегодня под утро. Теперь она называется Новая Хейли. Это в Паломаре -- погода там хорошая, не в пример нашей. -- Вспыхнула... -- сказал я. -- Именно, -- подтвердил Юра. -- Завтра шеф летит в Крым -- снимать спектры на ЗТШ... У тебя дар предвидения? -- Дядя Костя волшебник, -- сказала Людочка. -- Да? Послушай, волшебник, я хочу знать, что происходит. Расскажешь завтра в автобусе. -- Я не еду, -- сказал я. Это пришло неожиданно. Я подумал, какая будет благодать -- ни Саморукова, ни Юры, ни Валеры. Пустая лаборатория -- и книги. -- Послушай, ты, подвижник. -- Юра был ошарашен. -- Ты не был дома две недели! Тебя мама ждет! -- Я позвоню, -- пообещал я, -- поздравлю с праздником. -- Это же неправильно! -- сказал Юра, потому что больше слов у него не было. Его оттеснили, и он отступил, так и не удовлетворив своего любопытства. -- Что такое подвижник? -- немедленно спросила Людочка. -- Это когда играют в подвижные игры, -- брякнул я, думая о другом. Я смогу напроситься к кому-нибудь посмотреть Новую Хейли, если вдруг кончится бесконечный дождь. -- Хочу сказку, -- объявила Людочка. -- Ты не рассказывал сегодня. -- Верно... Сегодня страшная сказка, ты будешь бояться. Людочка не отступала, и я рассказал, как умирала старая звезда. -- Почему ты не помог ей? -- осуждающе спросила Людочка. -- Я только учусь на волшебника. Я еще не могу управлять звездами. -- Нет, можешь, -- убежденно сказала Людочка. -- Даже дядя Миша может. Он какую хочешь звездочку достанет с неба. Он маме обещал, на день рождения. Дядя Миша? Саморуков? Звезду с неба? Для Ларисы? Вот это новость... Шеф, вечно занятый, про которого и подумать нельзя, что он способен на нечто подобное! Любовь? Какая, к черту, любовь? Что можно полюбить в Саморукове? Научную честность? О чем он может говорить с женщиной, если не о работе? -- Что с тобой, дядя Костя? -- спросила Людочка. -- Тебе грустно? -- Нет, -- сказал я, -- просто подумал, какой хороший человек дядя Миша... 9 Назавтра дождь кончился, но тучи стали еще плотнее. Они висели так низко, что съедали вершину Медвежьего Уха. В читальном зале было прохладно и уютно -- круг света от лампы высвечивал полстола, и мне казалось; что я сижу в маленькой комнате и в камине тихо трещат дрова. Я записывал в бортовой журнал свои звездные экспедиции. Писал полдня и, когда перечитал написанное, подумал, что это даже как фантастика никуда не годится -- сухо и неинтересно. Одно дело рассказывать; будто заново все переживая, и другое дело -- записывать. Почему-то исчезают нужные слова и остаются одни штампы. Я отложил тетрадь и взялся за оптику. Толстый том "Глаз и свет" я одолел почти до середины. Правда, я пропускал формулы, ловил только идеи, факты -- все о зрении. Ничего в голову не приходило. К галлюцинациям мои видения не относились. Обман зрения исключен. Эйдетические образы?[1] Откуда им взяться? Ровно ничем эта книга не помогла мне. К вечеру голова гудела, распухнув от сведений, которые я в нее втиснул,. Я уже не помнил, где и что я вычитал. Этого и следовало ожидать при таком бессистемном подходе. Что сделал бы на моем месте настоящий ученый? Есть некий икс. Нужно узнать, откуда он берется. Прежде чем строить гипотезы, нужны добротные экспериментальные данные. Есть они у меня? Есть. Два десятка звездных экспедиций и неудавшийся полет к Марсу. Я просто не умею обрабатывать материал. Нет опыта. Нужно для начала отыскать хотя бы элементарные зависимости. Между чем и чем? Ну, хотя бы между расстоянием до звезды и ее размерами на сетчатке моего глаза. Я с удивлением подумал, что все звезды видел одинаковыми. А ведь они разные! Дзета Кассиопеи в диаметре намного больше Солнца, а Новая Хейли -- совсем карлик. Вот первый факт, который нужно учесть. Что еще? Планеты. Они во много раз меньше своих звезд, горошины по сравнению с арбузом. Они и мне кажутся меньше, но настолько ли? Я попытался вспомнить. Планеты будто плыли в недосягаемой дали, я напрягал зрение, и тогда диски их росли, я видел склоны кратеров на серой планете и звездолет со шлейфом пламени. Погодите! Значит, я могу видеть детали на планетах, но не в нашей Солнечной системе, а в других, где и самое-то существование планет еще не доказано. Какая же разница между Марсом и планетой в системе Новой Хейли? Расстояние. Я вижу то, что в далекой дали, и не могу различить того, что под самым, можно сказать, носом. Я и это записал в тетрадку. Пусть наберется хотя бы с десяток фактов -- потом попытаюсь отыскать систему. А может, я напрасно за это взялся? Может, дело в свойствах организма, которых я не знаю? Я не специалист -- вот в чем беда. А кто специалист? Кто специалист по явлению, которое никем и никогда не наблюдалось? Я -- первый. Не на кого свалить ответственность. Может, так и становятся учеными? Бросают человека в водоворот -- плыви. Выплывешь -- хорошо, будешь ученым. Когда я поздним вечером выполз из библиотеки на свет божий, то шел наклонив голову -- она казалась мне настолько распухшей, что я боялся задеть ею о потолок. Я нахлобучил кепку, приготовился бежать домой под дождем. И на пороге остановился. Было тепло. Ветер стих, и вечерняя тишина бродила по двору, осторожно шурша гравием. Тучи разошлись, только на западном горизонте они еще стояли толпою, будто торопились удрать подальше и в спешке устроили у горизонта неимоверную пробку. А сверху рассыпались звезды. Дома я наскоро заварил чай, жевал хлеб с колбасой, соображал, кто сегодня наблюдает. Кажется, по расписанию кто-то из планетчиков. Плохо, если так: планеты для меня -- что пустое место. А шеф-то не понадеялся на наше небо. Где он сейчас? Сидит под куполом ЗТШ или, может, уже отснял спектры и несет вахту у фотометра? А Лариса? Завтра -- седьмое. У Ларисы собрались, наверно, ее институтские подруги с мужьями. Разговаривают, танцуют. Людочка спит, раскинув руки... Стеклянные двери в здании Четырехметрового были закрыты, и на мой звонок, шаркая комнатными туфлями, вышел вахтер дядя Коля. Он подслеповато разглядывал меня, загородив проход. -- Шел бы спать, парень, -- сказал он наконец. -- Праздник нынче, ну и празднуй. -- Наблюдать надо, дядя Коля, -- сказал я, предчувствуя, что обстановка изменилась и не обошлось без воли шефа. -- Наблюдают, -- сообщил дядя Коля. -- А тебя пускать не велено. -- Почему? -- я разыграл удивление просто для того, чтобы выудить у дяди Коли информацию. -- Самовольный стал, -- пояснил вахтер. -- Доверия тебе нет. Телескоп -- машина точная. Я повернулся и пошел, поздравив дядю Колю с праздником, на что тот отозвался как-то невнятно, чем-то вроде "на посту не пью". В двух метрах от башни телескопа было темно, как в дальнем космосе, -- огни в поселке погашены, луна еще не встала. Только звезды глядели сверху и сокрушенно подмигивали -- что, не повезло? А почему не пойти на Шмидт? -- подумал я. Купол полуметрового телескопа системы Шмидта -- с зеркалом и коррекционной линзой -- казался крошкой после громады Четырехметрового. Вахтера здесь не полагалось, узенькая дверь была распахнута настежь, как разинутый люк маленького звездного катера -- юркого и быстрого. С непривычки здесь негде было повернуться, и я шарил в темноте, натыкаясь то на цилиндр противовеса, то на стул, поставленный в самом проходе, то на

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору