Желтошкурый
исчез. Среди ветвей сидело  несколько  дрожащих  мокрых  обезьянок,  -
наверное, из новоприбывших и  не  успевших  перебраться  на  берег.  Я
отметил  приятную  перемену:  мое  дерево  крепко-накрепко   сцепилось
ветвями с другим. Деревья были прямо-таки вдавлены друг в  друга.  Мне
стало страшно, когда я подумал, что со мною стало бы, окажись я  среди
ветвей  в  момент  их  столкновения.  Зато  теперь,  получив   хорошую
устойчивость и дополнительную плавучесть, мой "корабль" стал надежнее.
Приятные перемены одним  этим  фактом  и  ограничились,  поскольку  во
многих других отношениях я чувствовал себя отвратительно  -  на  зубах
скрипел песок, во рту горечь,  тошнота...  Потом  я  вырвал,  чуть  не
вывернулся наизнанку. Обезьянки, глядя на меня изумленными глазенками,
притихли. Освободив желудок от грязной воды, я растянулся  на  стволе.
Мне полегчало, но забрала в  свои  лапы  тоска.  Я  сел  и,  глядя  на
обезьян, стал громко жаловаться на свою несчастную судьбу:  -  Грегор,
за какие грехи  ты  терпишь  такие  мучения?  Не  проще  ли  один  раз
наглотаться этой мутной воды и разом покончить с муками?..
   Обезьянки оторопело слушали меня, прижимаясь друг к дружке. Для них
я - невидаль. Но когда я  сделал  движение  в  их  сторону,  поудобнее
располагаясь среди толстых  ветвей,  они  завизжали,  щеря  желтоватые
клыки.
   -  Успокойтесь,  никто  вас  не  трогает,  -   говорю   как   можно
миролюбивее. - Я не ем обезьятину... Мне надоело жить, но больше всего
я хочу спать...
   Словом, я устроился вполне сносно. Сцепленные деревья уже не  могли
перевернуться. Это утешало. Дождь лил как из ведра, но это была чистая
и не очень холодная влага. Перед глазами еще какое-то  время  медленно
проплывали холмистые окрестности,  затопленные  у  берегов  деревья  с
торчащими ветвями... Я и не заметил, как это все тихо исчезло.

   Ного  никак  не  мог  прийти  в  себя  после  встречи  с  огромными
динозаврами, на бегу растоптавшими наш  лагерь,  если  это  пристанище
можно так назвать. На песчаной отмели мы  оставались  несколько  дней.
Плот, выброшенный на  песок  неловким  движением  динозавра,  оказался
целым и мог бы еще служить нам. Но он был тесноват.  Я  строил  его  в
одиночку,  в  бамбуковых  зарослях,  все  время   опасаясь   нападения
крокодилов. Меня донимали четырехкрылые кровососы, похожие на комаров,
разве что потолще. Плот я строил втайне  от  плоскоголовых,  пользуясь
тем, что они крайне редко и неохотно подходили к реке. Да в этом и  не
было для них особой нужды - озера и лужи в  том  дождливом  году  были
всегда переполнены.
   Сооружая с помощью Ного новый плот, я уже имел кое-какой опыт,  мне
не надо было таиться. Ного с упорством слона тащил к месту  сооружения
плота любой древесный ствол, казавшийся мне подходящим.  И  получилось
то, что надо. Великолепное сооружение!
   Костер у нас пылал ночью и днем, в экономии топлива не было никакой
нужды. Плавника, высушенного жарким  солнцем,  хватило  бы  на  месяц.
Днем, когда мы были заняты работой, костер был обычный, - дров получал
ровно столько, чтобы не погаснуть. Зато ночью мы старались утолить его
ненасытный аппетит самыми большими ветками, пламя освещало и  заросли,
и реку, отпугивая непрошеных гостей. Притащив одно-другое бревно, Ного
торопился на отмель и через  несколько  минут  возвращался  к  огню  с
довольно крупными ракообразными и небольшими, как я понял, безвредными
змейками. Ного укладывал их  на  горячий  плоский  камень  с  горячими
углями, и через пять-десять минут можно было лакомиться вкусным мясом.
Забот о еде у нас не было.
   Иногда нас навещали  крокодилы.  Их  отсвечивающие  рубинами  глаза
тлели, словно угольки, отлетевшие от нашего костра  в  ночную  темень.
Обычно, поглазев, они убирались восвояси. Но как-то  появился  наглец,
посчитавший нас легкой  добычей.  Он,  медлительный  и  самоуверенный,
выполз из воды и направился к нам.
   Я схватил длинную жердь, горящую с  одного  конца,  и  ткнул  ее  в
полураскрытую крокодилью пасть. Он взревел, развернулся, и  я  вовремя
отскочил - удар тяжеленного  хвоста  прошумел  в  полуметре  от  меня.
Чудовище заторопилось назад, в воду, и долго еще в ночи мы слышали его
злобный рев. Урок, полученный нахальным экземпляром,  не  подействовал
на остальных.  Парные  красноватые  точки,  сновавшие  в  воде  вокруг
отмели,  заставляли  нас  быть  настороже.  И  дело  тут  не  в  одних
крокодилах.
   В зарослях вокруг нас бесшумно двигались  неясные  тени;  желтым  и
зеленым  светились  хищные  глаза.  Их   владельцы   не   осмеливались
приближаться к огню, шастали на границе света и мрака. И только  когда
порыв ветра в  сторону  зарослей  обдавал  их  жарким  дыханием  огня,
слышались испуганное рычание и треск веток, затихающий в отдалении.
   По тому, как все чаще срывался  ветер,  как  пыль  и  сухие  листья
поднимались в воздух короткими, энергичными вихрями,  а  на  восточной
стороне неба появлялись темные тучи,  было  ясно,  что  не  за  горами
период дождей. Порывы ветра доносили к нам  запахи  выжженных  солнцем
холмов. Ветер предупреждал: еще неделю-две  хорошей  погоды,  а  потом
земля смешается с небом. Надо  торопиться  с  плотом.  Надо  выстроить
крепкий шалаш на плоту, потому что не очень уютно сидеть под  открытым
небом, когда на голову льются потоки небесной влаги.
   Прошел день. За ним - другой. Крокодилы лениво загорали на  отмели,
не обнаруживая своих пиратских поползновений. В  зарослях  ни  единого
шелеста...
   Выбрав более или менее свободных полчаса, я поднялся вверх по реке,
к месту, где лежали останки динозавра. К нему невозможно было  подойти
поближе - мешал невыносимый смрад. Я,  зайдя  с  наветренной  стороны,
несколько минут наблюдал за  разнокалиберными  стервятниками.  Зверей,
питающихся  свежим  мясом,  не  было  даже  в  отдалении.   На   дугах
обглоданных ребер сидели сытые грифы. Чем-то они все же отличались  от
земных.
   Утром пятого дня мы были готовы к продолжению  пути.  Я  попробовал
приподнять плот за угол, но не смог даже качнуть  его.  Мы  разрыхлили
небольшой песчаный холмик, отделявший нашу площадку от воды, разбросав
его по  сторонам.  Потом,  пользуясь  жердями,  как  рычагами,  начали
подвигать к воде.
   За полдня  тяжелой  работы  нам  удалось  спихнуть  наше  массивное
сооружение в воду. То, что еще оставалось сделать, не требовало  таких
напряженных усилий, от которых судорога сводит мышцы, позволяло слегка
расслабиться. Шалаш вышел прочный, ветром не разнесет. Кровлю  сделали
из коры. Над глиняной площадкой для костра соорудили  навес.  В  одном
углу сложили толстые сухие ветки, то есть дрова. Я решил,  пока  нужда
не  заставит,  не  есть  ничего  сырого.  Мой  цивилизованный  желудок
постоянно протестовал против сыроедства... Сделали  мы  еще  кое-какие
удобства. В оставшееся время занялись изготовлением оружия.
   Племя  плоскоголовых  не  знало  другого  оружия,  кроме   дубинок.
Некоторые дикари иногда вставляли в расщепленный конец  длинной  палки
обломок песчаника, кое-как закрепляли его -  и  получался  примитивный
топор. Копьем они не могли орудовать, оно мешало им пробираться  через
заросли. Лук и стрелы были  чем-то  непостижимым,  чем-то  из  области
шаманства...
   В первую очередь я решил изготовить лук и стрелы. Дубина подходящих
размеров для моих интеллигентных рук тяжеловата и не всегда  пригодна.
Длинное заостренное копье - это уже лучше. Передо мной  стояла  задача
не только вооружиться самому, но и обучить Ного владеть оружием.

   Теперь,  когда  Ного  ушел  из  племени,  он  был  свободен  и   от
многочисленных запретов, регламентирующих жизнь  туземцев.  Он  многое
сможет постигнуть, парень смышленый. В первую очередь надо обучить его
плаванью. Ного ужасно боится глубокой воды. Как избавить его  от  этой
боязни? Я сколотил клетку - и она  стала  источником  мучений  дикаря.
Напрасно я говорил, что в клетке, опущенной в  воду,  Ного  недоступен
для крокодилов. Он  залезал  в  нее  со  страхом  и  всячески  норовил
выскочить из нее. В клетке я пытался приучить его к  глубине.  Глубина
для Ного - это значит выше колен. А если вода к шее  подбирается,  так
ужас дикаря  неописуем.  Для  него  глубина  и  крокодил  -  синонимы.
Придется с ним повозиться. Я понимаю, что берусь за неблагодарное дело
- научить Ного плавать или хотя бы держаться на воде. Наш путь по реке
продлится не знаю сколько времени, во всяком случае не меньше  месяца,
а одно неосторожное движение, неверный шаг на качающемся  плоту  могут
лишить меня верного спутника и товарища.
   Страх Ного и его соплеменников перед  водой  рожден  страхом  перед
крокодилами. Чтобы показать Ного, что  крокодилов  нечего  бояться,  я
плавал около плота, когда на берегу справа и слева  лежали  крокодилы.
Ного испуганно таращился то на меня,  то  на  крокодилов  и,  кажется,
начинал бояться еще больше.
   - Смотри, Ного, - кричал я из реки, - ни один крокодил не плывет ко
мне! Крокодил боится человека в реке! Крокодил боится реки!
   Ного сидел на плоту на корточках в метре от воды,  стучал  кулаками
по бревнам и скулил:
   - Нет! Ного боится! Крокодил съест Ного! Тебя держит в воде Большая
Рыба, Ного не держит!
   Ного слепо верит в мое небесное происхождение. Его вера восходит  к
тому времени, когда я мог объясняться с туземцами вполне сносно.  Ного
необыкновенно любопытен. Он никак не  мог  понять,  откуда  я  взялся.
Земля, "Титан", "Викинг" - для него пустые звуки. Вот и  пришлось  мне
понятие космического  корабля  перекладывать  на  язык  доступных  ему
понятий. Так родилась Большая Небесная Рыба, на спине  которой  Грегор
прилетел  на   землю   племени   Ного.   Девственное   сознание   Ного
безоговорочно поверило бы любой моей сказке,  только  не  правде.  Его
воображение, усиленное первобытной мистикой, сделало  из  меня  Белого
Колдуна, который потерпел поражение в  схватке  с  неким  таинственным
божеством. Это божество отняло у меня силу и сбросило с высокого  неба
на холмы, а Большая Небесная Рыба подхватила меня и опустила в реку...
Таков я в глазах Ного.
   - Смотри, Ного! Нет здесь Большой Рыбы - я держусь на воде,  потому
что вот так делаю руками и ногами, -  я  старательно  показывал  моему
товарищу, как двигать конечностями.
   - Большая Небесная Рыба есть, - рассуждает он, сидя на плоту. - Она
помогает тебе, как  Мать  крокодилов  помогает  своим  детям.  Она  не
поможет Ного. Ного утонет.
   Идею использовать клетку мне  подсказала  память  о  прочитанном  в
детстве.  Люди  заинтересовались  жизнью  акул.  Пребывать  среди  них
небезопасно. Вот и сварили клетку из металлических прутьев, о  которые
акулы обламывали зубы.
   Утром я говорю Ного:
   - Ночью прилетала Большая Небесная Рыба. Она сказала мне,  чтобы  я
изготовил волшебство, которое научит Ного плавать.
   Если уж Ного верит в мое  небесное  происхождение,  надо  его  веру
использовать для его же блага, и да простит Всевышний мой обман.
   - Она так сказала? - глаза Ного полезли на лоб.
   - Да! И еще сказала: если Ного не научится плавать за десять  дней,
то она сама заколдует Ного.
   Бедный дикарь начал трястись мелкой дрожью.
   Меня мучила совесть. Ее  оппонент  утешал  меня  тем,  что  другого
выхода нет:
   - Она очень сердилась и хотела перевернуть плот!
   После этого бедняга сдался и даже помогал сколачивать клетку. Я  не
разъяснял, как мы будем ее использовать,  сам  же  он  не  осмеливался
спросить. Он подносил мне крепкие ровные жерди, из которых я  связывал
сначала каркас, а потом и стенки, или, вернее сказать, решетки. Это не
была клетка в полном смысле слова, потому что у  нее  были  всего  три
стороны, а четвертой она примыкала к плоту.
   Мы сидели около костра  и  поджаривали  на  углях  раков  и  змеек,
наловленных туземцем. Я начал объяснять ему  смысл  клетки.  Пусть  за
ночь обмозгует все и успокоится.
   - Как ты думаешь, эти жерди крепкие?
   - Крепкие, - подтвердил Ного.
   - Крокодил может их перекусить?
   - Нет.
   - Он не смог бы  эти  жерди  перекусить,  даже  если  бы  они  были
толщиной с эту  веточку!  -  я  демонстративно  ломаю  ветку  с  палец
толщиной.
   - Такую он перекусил бы, - смеется Ного.
   - Нет, не перекусил бы!
   - Почему?
   - Не позволит сила Большой Небесной Рыбы, - я поднялся и прыгнул  в
воду, огороженную решетками у плота. - Большая  Небесная  Рыба  хочет,
чтобы ты купался в этой клетке.
   У Ного даже челюсть отвисла.
   - Большая Небесная Рыба сказала: если  Ного  будет  купаться  между
заколдованными решетками, крокодилы будут бояться  Ного.  Так  сказала
Большая Рыба.
   Ного, обуреваемый разными чувствами, среди которых страх был не  на
последнем месте, переминался с ноги на ногу.
   - Когда надо купаться?
   - Завтра с утра.
   Ного провел беспокойную ночь. Он несколько раз просыпался и смотрел
на решетки. Утром он  стоял  на  краю  плота  и  зябко  поеживался  от
утренней прохлады, а может, от страха.
   - Не бойся, Ного, - продолжал я беззастенчиво вешать  дикарю  лапшу
на уши, - если ты выполнишь повеление Большой Рыбы, она тебя  полюбит.
Она не будет переворачивать плот, и ты будешь плавать, как я.
   Ного кивнул. Он, кажется мне, готов  делать  все,  что  я  велю.  Я
соскочил в воду и взялся за край плота:
   - Прыгай в воду и становись вот здесь!
   Ного не прыгнул, Ного осторожно соскользнул в воду.
   - Держись руками вот здесь и делай ногами вот так! - я показал.
   Ного, сначала неловко, а  затем  и  уверенно  стал  взбивать  воду.
Несколько раз его руки срывались с  бревна,  он  окунался  с  головой,
выныривал и хватался снова, поднимая ногами тучу брызг.  Сила  у  него
была завидная. Вскоре он уже без всякого  страха  барахтался  в  воде,
только глаза ужасно таращил и шум поднимал такой,  что  распугал  всех
крокодилов.
   - Ного, стоп! Теперь смотри сюда! Держись руками за бревно.  Теперь
вытяни ноги в воде... так! Теперь подтяни их  под  себя,  коленки  под
живот... так... хорошо! Теперь изо всех сил  отталкивайся  ногами  вот
так... ну, давай!
   Ного оттолкнулся так, что плот сдвинулся в сторону берега.
   - Ого! - кричу, - молодец Ного! Большой Рыбе это понравится. Теперь
я буду стоять на плоту, а ты делай так много-много раз...  ну  не  так
сильно, можно чуть полегче!
   Ного - способный ученик. Я понял это, когда  наблюдал  за  ним  при
строительстве  плота.  Он  быстро  преодолел  страх  перед   глубиной,
старательно копировал мои движения. Мы занимались  плаваньем  утром  и
вечером. А днем я решил изготовлять оружие.
   Еще раньше, когда мы с  Ного  заготавливали  жерди  для  клетки,  я
отобрал несколько гибких и ровных жердин  для  лука.  Тетиву  я  решил
сплести из  волокон,  которыми  со  мной  поделилась  пальма,  уступив
несколько листьев.
   Ного некоторое время наблюдал за моими действиями.  Потом  уверенно
заявил:
   - Я знаю, что ты делаешь... Ты уже делал это, но Крири поломал твои
палки... Вру сказал, что ты хочешь всех заколдовать.
   Ного упомянул имена плоскоголовых, которые вызвали во  мне  приступ
ярости. У  шамана  был  злобный  и  властный  характер.  Он  боялся  и
недолюбливал меня, подозревая, видно, соперника. Первый сделанный мною
лук Вру рассматривал с неподдельным интересом, и это меня  обрадовало.
Я подумал, что смогу поднять возможности дикарей в добывании пищи, они
всегда и постоянно страдали от недоедания.  Я  показал  туземцам,  как
надо обращаться с оружием. Шаман начал убеждать вождя, что лук  -  это
злое  колдовство.  Меня  вождь  не  захотел  слушать,  не  пожелал   и
стрельнуть из лука. Он взял его и сломал. И запретил  кому  бы  то  ни
было делать подобные вещи.
   - Наш Вру глуп, как лягушка в луже, - сказал Ного, - только прыгает
и квакает.
   - Если бы шаман не помешал, если бы  Крири  его  не  послушался,  у
людей твоего рода было бы вдоволь мяса. Для того, чтобы из лука  убить
антилопу, не надо приближаться  к  ее  острым  рогам.  Можно  поразить
издали.
   Мне приходилось часто видеть, как охотники  плоскоголовых  погибали
или получали тяжелые раны, охотясь за кабанами и антилопами. Дубинка -
не самое надежное оружие, если зверь крепок.
   - Шаман Вру - плохой и вождь Крири тоже плохой, - поддакивал  Ного,
- ты сделал большое колдовство.
   - Ного, это было не колдовство! -  там,  где  возможно,  я  пытаюсь
поколебать в душе Ного веру в  духов.  -  Не  колдовство...  Когда  ты
бросаешь камень, почему он летит?
   - Потому, что его бросает Ного!  Бросает  рука  Ного!  -  в  голосе
туземца звучит самодовольство. - Ного сильный! Камень летит далеко!
   - Верно, - соглашаюсь, - Ного очень сильный!
   Туземцы падки на похвалу. И не упускают случая  прихвастнуть.  Это,
как я заметил, у них в крови.
   Выбираю среди жердей дубинку потолще и предлагаю Ного  согнуть  ее.
Он внимательно осматривает ее, берется за концы, упирает в колено...
   - Сильнее!
   Все мышцы Ного вздулись узлами. Жердь слегка согнулась.
   - Еще немного! Давай еще!
   Ного, видно, не понимает, чего я добиваюсь.
   - Почему ты не согнул ее сильнее? Почему не переломал?
   - Сила дерева не позволила, - отвечает слегка сконфуженно  туземец,
отшвыривая жердь.
   - Значит, у дерева тоже есть сила?
   Ного испытующе смотрит на меня, потом начинает пояснять:
   - У толстого дерева сила большая. У тонкого - слабая  сила.  Тонкая
ветка поломается, если наступишь  на  нее.  Когда  лезешь  на  дерево,
тонкая ветка ломается, и ты падаешь с дерева...
   Браво, Ного! Ты постигаешь азы "Сопротивления материалов"!
   - Итак, Ного, сила твоей руки бросает камень, а сила этого  дерева,
этой гибкой жерди будет бросать стрелу намного дальше.
   Ного выпячивает нижнюю губу - признак серьезной умственной  работы,
- берет жердину  и  сгибает,  как  бы  проверяя  на  упругость.  Затем
осторожно кладет ее обратно и садится напротив меня, наблюдая,  как  я
осколком кремня затесываю гибкий стержень будущего оружия. Мне хочется
думать, что дикарю понятен смысл моей работы, а  его  нецивилизованный
мозг получает все новые импульсы для  интеллектуального  развития.  На
моих глазах и с моей помощью хомо эректус превращается в хомо сапиенс.
Правда, до человека разумного моему спутнику еще далеко, но что  такое
человек разумный? Только ли мозг,  набитый  тьмой-тьмущей  знаний?  Но
сколько я встречал неразумных людей с энциклопедией  вместо  мозга!  А
Ного по-своему  разумен.  Я  протягиваю  ему  жердину,  вручаю  острый
кремневый осколок  и  показываю,  как  надо  затесывать  сучки.  И  он
затесывает. Со старательностью ученика, желающего возвыситься в глазах
учителя. При этом все время о чем-то думает.
   - Сыновья Большой Небесной Рыбы все  колдуны?  -  вдруг  спрашивает
Ного, глядя мне в глаза.
   - Почему ты так думаешь?
   - Они много умеют. Много знают. Дерево несет  их  по  реке.  Дерево
будет убивать антилопу...
   - О, сыновья Большой  Рыбы  еще  не  то  тебе  покажут.  Ты  только
внимательно смотри и запоминай...
   Так проходят день за  днем.  В  честолюбивом  замысле  цивилизовать
дикаря я обретаю смысл жизни,  в  то  время  как  сам  я,  безусловно,
регрессирую: вот сейчас изготавливаю, например  кремневые  наконечники
большого размера...
   Я так погрузился в эту работу, что забыл о рыбалке. Ного звал  меня
обедать и, поскольку я не торопился, один умял все, что оставалось  от
ужина, а оставалось достаточно. Мне казалось, что хватит на весь день.
Теперь он с унылым выражением топчется передо мной и  напоминает,  что
надо наловить рыбы.
   - Стань подальше, - нетерпеливо ответил я, - не  видишь  -  осколки
летят в лицо.
   - Нужно поймать рыбу, - упорствует Ного.
   Я рассердился. Дело в том, что делать наконечники из кремня  -  это
адская работа. Я когда-то вычитал, что  люди  каменного  века  владели
секретом отдавливания осколков. Не знаю, как  это  у  них  получалось.
Приноравливаюсь по-в