Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Приключения
   Приключения
      Сабатини Рафаэль. Любовь и оружие -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  -
остоинства того, о ком я говорю, кого она видит во сне, у вас не возникло бы никаких проблем. Но раз Бог сотворил вас таким, каков вы есть, - незавидной наружности, толстым, низкорослым, занудным... С диким ревом герцог бросился на шута, но ноги у того оказались столь же проворными, что и язык. Он ускользнул от Джан-Марии, пулей вылетел на террасу и нашел убежище за юбками своей госпожи. Глава VII КОВАРСТВО ГОНЗАГИ Пожалуй, не следовало мессеру Пеппе распускать язык перед Джан-Марией, ибо речь его только подхлестнула герцога. Он никогда никому не спускал обид, а тут шут прямо, без обиняков, подсказал ему, что сердце Валентины занято другим. И влюбленного, но отвергнутого герцога обуяла ревность. Кто-то, неизвестный ему, загораживал тропу, ведущую к девушке, и Джан-Мария видел лишь один выход - убрать препятствие. Но для этого требовалось установить, кто его соперник, в чем, с мрачной улыбкой подумал Джан-Мария, шут мог оказать ему немалую услугу. Поэтому, вернувшись в свои апартаменты, где вовсю готовились к отъезду, герцог вызвал Мартина Армштадта, командира своей гвардии, и отдал ему короткий приказ. - Возьми четырех человек и останься в Урбино. Выясни, где живет шут Пеппе. Схвати его и доставь в Баббьяно. Соблюдай осторожность, чтобы не возникло ни малейших подозрений. Наемник поклонился и ответил, что воля герцога будет исполнена. Перед самым отъездом Джан-Мария заглянул к Гвидобальдо, пообещал вернуться через несколько дней, дабы обвенчаться с Валентиной, и у правителя Урбино создалось впечатление, что молодые люди пришли к взаимному согласию, что далеко не соответствовало действительности. И лишь от самой Валентины, когда Джан-Мария уже покинул Урбино, Гвидобальдо выяснил подробности визита герцога к его племяннице. Она нашла дядю в маленьком кабинете, где тот уединялся, когда его мучила подагра или если он просто хотел отдохнуть от дворцовой суеты. Он лежал на диване с книгой Пиччинино в руке. Красивый, одетый с иголочки, тридцати с небольшим лет от роду. По побледневшему лицу, по темным кругам вокруг глаз Валентина поняла, что у дяди очередной приступ и ему сейчас не до нее, но не смогла сдержаться. Отложив книгу, Гвидобальдо выслушал ее жалобы. Поначалу он, отличавшийся безукоризненными манерами, рассердился на мужлана из Баббьяно, затем начал улыбаться. - Откровенно говоря, выслушав тебя, я не вижу особого повода для негодования. Разумеется, любой мужчина, пусть и герцог, должен соблюдать определенные приличия в общении с такой знатной дамой, как ты. Но, раз вы в самом ближайшем будущем поженитесь, мне кажется, можно закрыть глаза на некоторые вольности в поведении Джан-Марии. - Похоже, я говорила впустую, - вздохнула Валентина. - Во всяком случае, вы меня не поняли. Я не намерена выходить замуж за этого увальня-герцога, которого вы выбрали мне в мужья. Брови Гвидобальдо взметнулись вверх, в красивых глазах отразилось удивление. Затем он пожал плечами. С младых лет в нем воспитывали правителя, и Гвидобальдо забывал, что он еще и человек. - Мы многое прощаем запальчивой юности, - ледяным тоном ответствовал он. - Но у каждого из нас есть предел терпения. Как твой дядя и правитель государства, в котором ты живешь, я имею над тобой двойную власть, и ты - дважды моя подданная. Данной мне властью я повелеваю тебе выйти замуж за Джан-Марию. Ответила же ему не принцесса, а женщина. - Ваша светлость, я не люблю его! - Я тоже не любил твою тетю. Но мы поженились, а со временем научились любить друг друга и обрели счастье. - Нет ничего удивительного в том, что монна Элизабетта полюбила вас, - нашлась и Валентина. - Вы же не Джан-Мария - толстый и уродливый, глупый и жестокий... Польстить тщеславию мужчины - испытанный способ смягчить его сердце, но с Гвидобальдо у Валентины вышла осечка. Он лишь покачал головой. - Спорить тут не о чем. Мы оба не лишены недостатков. Принцы, дитя мое, не простые люди, и отношение к ним иное. - Но в чем отличие? - нападала на дядю Валентина. - Разве они не должны есть и пить? Или они не болеют теми же болезнями и им неведомы радости обычной жизни? Ведь и рождаются они и умирают точно так же, как все. Так в чем заключается то особенное, свойственное лишь принцам, и почему им запрещено выбирать себе пару по душе? Гвидобальдо, ужаснувшись, всплеснул руками. Теперь он ясно видел, что Валентина абсолютно не понимает, какая роль уготована ей на сцене жизни. И ахнул от боли, вызванной резким движением. Заговорил он, когда боль утихла. - Особенность в том, что они не вольны распоряжаться собой в той степени, как им хотелось бы. Жизнь их принадлежит государству, коим они рождены править, и наиболее ярко это проявляется в выборе супруга. Они могут вступить лишь в тот брачный союз, который принесет наибольшую выгоду их подданным. - Валентина покачала золотоволосой головкой, не соглашаясь с дядей, но тот говорил сурово и холодно, словно обращаясь не к юной девушке, а к своим воинам. - В настоящий момент нам, Урбино и Баббьяно, угрожает общий враг. Порознь мы не сможем противостоять ему, а объединившись, получим шанс на победу. Таким образом, союз этот настоятельно необходим. - Я не отрицаю его необходимости. Но, если обойтись без него нельзя, почему не ограничиться чисто политическим договором, вроде тех, что связывают вас с Перуджей и Камерино? Зачем жертвовать мною? - Ответ несложно найти, заглянув на страницы истории. Подобные договоры быстро заключаются, но и рвутся с той же легкостью, если противоположная сторона предлагает более выгодные условия. Но, сцементированная браком, связь эта, оставаясь политической, становится и кровной. Говоря же об Урбино и Баббьяно, следует принять во внимание, что у меня нет наследника. И может статься, что твой сын, Валентина, еще крепче свяжет наши герцогства. А со временем оба они объединятся под его началом и станут такой силой, с которой в Италии придется считаться кому бы то ни было. А теперь оставь меня, дитя. Как ты видишь сама, я страдаю и в те минуты, когда болезнь, этот злобный тиран, цепко держит меня в своих когтях, предпочитаю оставаться один. В наступившей паузе Гвидобальдо пытался встретить ее взгляд, но Валентина упорно смотрела в пол. Она нахмурилась, пальцы сжались в кулаки, губы закаменели. Жалость к страдающему от подагры дяде боролась в ней с жалостью к самой себе. Наконец, Валентина вскинула головку, жестом своим давая понять, что смирения от нее не дождаться. - Я сожалею, что приходится докучать вашей светлости в такой час, но умоляю простить меня. Должно быть, все сказанное вами справедливо и планы ваши - самые благородные. И для их осуществления вырешили пожертвовать вашей плотью и кровью, то есть мной, вашей племянницей. Но я не хочу принимать в них никакого участия. Возможно, мне не хватает величия души, а может, я недостойна высокого положения, на которое обречена с рождения, безо всякой на то вины. Поэтому, мой господин, - в голосе ее звучала непреклонная решимость, - я не выйду замуж за герцога Баббьяно, не выйду, даже если этот брак сцементировал бы союз сотни герцогств. - Валентина! - воскликнул Гвидобальдо. - Не забывай, что ты моя племянница. - Похоже, вы первым забыли об этом. - Эти женские причуды... - он не договорил, потому что девушка прервала его. - Возможно, они напомнят вам, что я - женщина, а вспомнив об этом, вы, скорее всего, поймете, что нет ничего более естественного для женщины, как отказаться выходить замуж из... из политических мотивов. - Отправляйся к себе! - скомандовал Гвидобальдо, не на шутку рассерженный. - И, раз мои слова тут бессильны, на коленях проси Господа нашего помочь тебе осознать собственный долг. - О, скорее бы герцогиня возвращалась из Мантуи, - вздохнула Валентина. - Добрая монна Элизабетта, возможно, выжмет из вас хоть каплю жалости. - Монна Элизабетта достаточно благоразумна и лишь постаралась бы убедить вас в необходимости этого союза. Дитя, воинственность тебе не к лицу, не надо упорствовать в неповиновении. Мы устроим такую пышную свадьбу, какой еще не знала Италия. Все принцессы позеленеют от зависти. Приданое тебе определено в пятьдесят тысяч дукатов, и обвенчает вас кардинал Джулиано делла Ровере . Я уже послал гонца в Феррару, чтобы несравненный Аникино изготовил для вас экипаж. Из Венеции привезут... - Разве вы не поняли, что под венец я не пойду? - побледнев, как мел, но твердым голосом прервала его Валентина. Гвидобальдо встал, тяжело оперся на трость с золотым набалдашником и, хмуря брови, смотрел на племянницу. - О твоей свадьбе с Джан-Марией уже объявлено, - говорил он, словно судья, выносящий окончательный, не подлежащий обжалованию приговор. - Я дал слово герцогу, что вы поженитесь, как только он вернется в Урбино. А теперь иди. Такие скандалы крайне утомительны для больного человека да и не свойственны нашей семье. - Но, ваша светлость... - в голосе Валентины зазвучала мольба. - Уходи! - взревел Гвидобальдо, топнув ногой, а затем, опасаясь столкнуться с прямым неповиновением, повернулся и вышел первым. Валентина постояла, тяжело вздыхая, потом смахнула злую слезу и последовала за дядей. Она прошла длинной галереей, сверкающей новыми фресками Мантеньи, миновала анфиладу комнат - ту, где несколько часов назад посмел прикоснуться к ней Джан-Мария, - оказалась на террасе, с которой открывался прекрасный вид на райские сады дворца. Села на скамью белого мрамора у фонтана, на которую одна из ее дам набросила алое бархатное покрывало. Теплый воздух наполняли ароматы садовых цветов. Но мерное журчание воды в фонтане не успокоило ее. Глаза ее вскоре устали от сверкающих в солнечных лучах, словно бриллианты, капелек, и она перевела взор на мраморную балюстраду, по которой разгуливал преисполненный достоинства павлин, а затем на цветущий сад, окаймленный строем кипарисов. Тишина и покой, нарушаемые лишь журчанием воды да редкими криками павлина, царили вокруг, и лишь в душе Валентины продолжала свирепствовать буря. Вдруг новый звук донесся до ее ушей: поскрипывание гравия дорожки под мягкими шагами. Она повернулась. К террасе приближался улыбающийся и, как обычно, роскошно одетый Гонзага. - Мадонна, вы одна? - в голосе его слышалось удивление, пальцы легонько перебирали струны лютни, с которой он не расставался. - Как видите, - ответила она тоном человека, занятого своими мыслями. Взгляд ее вновь вернулся к кипарисам, а про Гонзагу она словно забыла, думая о своем. Но придворного не смутило такое пренебрежение. Он подошел к скамье, облокотился на спинку, чуть наклонился над Валентиной. - Вы печальны, мадонна, - ласково проворковал он. - Да что вам до моих мыслей? - Похоже, они грустны, мадонна, и я был бы плохим другом, если б не попытался отвлечь вас от них. - Правда, Гонзага? - не поворачиваясь к нему, спросила Валентина. - Вы - мой друг? Он склонился еще ниже. - Ваш друг? Больше, чем друг, мадонна. Считайте меня вашим рабом. Теперь она посмотрела на него и в выражении лица отметила ту же страстность, что звучала в голосе. Отодвинулась, и он уже подумал, что его ждет суровый выговор за проявленную дерзость. Но Валентина указала на скамью рядом с собой. - Присядьте, Гонзага. Он повиновался, еще не веря свалившемуся на него счастью, фортуне, вдруг улыбнувшейся ему, опустился на скамью, засмеялся - возможно, чтобы скрыть робость, - скинул украшенную драгоценной пряжкой шляпу, положил ногу на ногу, поставил лютню на колено, и пальцы его вновь прошлись по струнам. - Я написал новую песню, - объявил он с явно наигранной веселостью. - В подражание бессмертному Никколо Корреджо , сочиненную в честь той, чью красоту невозможно описать словами. - Однако вы поете о ней? - Песня моя лишь признание в бессилии человеческого языка. Сочным баритоном он пропел несколько слов, но Валентина остановила его, коснувшись руки. - Не сейчас, Гонзага. Я не в настроении и не смогу по достоинству оценить вашу песню, не сомневаюсь, очень хорошую. Тень разочарования и уязвленного тщеславия проскользнула по его лицу. Обычно женщины жадно вслушивались в слагаемые им песни, наслаждаясь как изяществом слов, так и сладкозвучностью голоса. - О, ну что вы так насупились, - Валентина даже улыбнулась. - Сегодня мне не до песен, но все еще переменится. Простите меня, милый Гонзага, - перед нежностью ее голоска, разумеется, не мог устоять ни один мужчина. А потом вздох сорвался с ее губ, Валентина всхлипнула, сжала пальцами руку Гонзаги. - Друг мой, у меня разрывается сердце. Лучше бы вы оставили меня в монастыре святой Софьи. Гонзага, взгляд которого лучился состраданием, повернулся к ней и спросил, кто же обидел ее. - Меня заставляют выйти замуж за этого человека из Баббьяно. Я сказала Гвидобальдо, что не пойду за герцога. Но с тем же успехом я могла утверждать, что никогда не умру. От меня отмахнулись, как от назойливой мухи. Гонзага глубоко вздохнул, изображая сочувствие, но промолчал. В горе этом помочь он не мог, его вмешательство ничего бы не изменило. Валентина резко отвернулась от него. - Вы вздыхаете, сожалея о той жестокой участи, что уготована мне. Но сделать ничего не можете. Слова, одни слова, более вы ничем не порадуете меня, Гонзага. Вы можете называть себя моим другом, даже рабом. А вот когда мне действительно нужна помощь, что вы можете предложить? Вздохи, и только! - Мадонна, вы несправедливы! - с жаром воскликнул Гонзага. - Я и не мечтал, даже помыслить не мог, что вам понадобится моя помощь. Сочувствие, полагал я, вот и все, что ждете вы от меня. Но если вы нуждаетесь в моей помощи, если ищете способ избежать этого союза, я в полном вашем распоряжении и сделаю все, от меня зависящее. Говорил он твердо, уверенно, хотя и не имел четкого плана помочь Валентине. Впрочем, если бы таковой план существовал, уверенности у Гонзаги поубавилось бы, ибо по натуре он не был человеком действия и никогда не рвался в герои. Но актерским талантом, несомненно, обладал, потому что, играя, мог обмануть даже самого себя. Вот и теперь, столь активно встав на сторону Валентины, в воображении своем он уже видел себя могучим рыцарем, готовым сокрушить любую преграду. К тому же на это вдохновляла его и страсть, разбуженная красотой Валентины, страсть, которую мать-природа закладывает в каждого мужчину. И готовность, с которой девушка обратилась к нему в час беды, Гонзага истолковал как знак того, что Валентина не глуха к его любви, которую он не решался показать даже вздохом. Ревность, которую испытывал он с тех пор, как увидел Валентину с раненым воином неподалеку от Аскуаспарте, покинула его. Судя по нынешнему отношению к нему, девушка забыла о том рыцаре. Что до Валентины, то жаркая речь Гонзаги не прошла для нее бесследно. Если б не он, костер ее недовольства тут же бы и затух. В худшем случае она ушла бы в монастырь. Других возможностей нарушить дядины планы она не видела. А тут, когда Гонзага столь смело вызвался сделать все, что в его силах, чтобы она могла ускользнуть от ненавистного ей жениха, в душе ее зародилась мысль о спасении. Надежда, робкая надежда блеснула в прекрасных карих глазах, когда Валентина вновь повернулась к своему собеседнику. - А есть ли путь к спасению, Гонзага? - спросила она после паузы. Пауза эта пришлась очень кстати. Гонзага лихорадочно искал выхода. Поэт, он обладал быстрым умом и ярким воображением. И его осенило. Дельная мысль вызвала вторую, третью, и нескольких мгновений хватило ему, чтобы придумать план, исполнение которого ставило крест на намеченном союзе Баббьяно и Урбино. - Думаю, - проговорил он, уставившись в землю, - я знаю, что нужно делать. У Валентины загорелись глаза, дрогнули губы, она придвинулась к Гонзаге. - Скажите мне, - голос ее дрожал от нетерпения. Гонзага положил лютню на скамью рядом с собой, подозрительно огляделся. - Не здесь. Во дворце Урбино слишком много ушей. Не соблаговолите ли прогуляться со мной по саду? Там я вам все и скажу. Поднялись они одновременно, так снедало Валентину нетерпение. Переглянулись. И бок о бок спустились с террасы в сад по мраморным ступеням. Долго шагали молча средь удлинившихся теней: день уже клонился к закату. Гонзага подбирал нужные слова, Валентина ждала. Но не выдержала и первой нарушила молчание, вновь спросив, что же он придумал. - Мадонна, - ответил Гонзага, - я предлагаю открытое сопротивление. - Я сразу выбрала этот путь. Но куда он меня приведет? - Я говорю не о словах. Одними протестами, топаньем ножкой, заявлениями, что замуж за Джан-Марию вы не пойдете, тут не обойтись. Слушайте, мадонна! Вам принадлежит замок Роккалеоне. Едва ли в Италии найдется более неприступная крепость. Если в достатке запастись провизией, небольшой гарнизон выдержит в нем и годичную осаду. Валентина повернулась к Гонзаге, глаза ее светились изумлением. Его предложение ей понравилось. От него так и веяло романтикой, не зря же зародилось оно в голове поэта. Идея опасная, но очень уж привлекательная. - Это осуществимо? - Конечно, - судя по тону, Гонзага не знал сомнений. - Укройтесь в Роккалеоне и оттуда объявите о своей независимости от Баббьяно и Урбино. Обороняйтесь до тех пор, пока они не примут ваши условия - самой выбрать себе мужа. - И вы мне в этом поможете? - эта безумная затея все более привлекала ее. - Я весь в вашем распоряжении, - галантно ответил Гонзага. - Позабочусь о доставке съестных припасов, чтобы их хватило на год, если замок подвергнут осаде, и найму солдат. Двух десятков нам хватит за глаза, ибо главное наше оружие - удачное местоположение Роккалеоне. - Но солдатам нужен капитан. Гонзага низко поклонился. - Если вы удостоите меня такой чести, мадонна, я буду верно служить вам по гроб жизни. Легкая улыбка на секунду-другую тронула ее губы, но исчезла, когда придворный выпрямился после поклона: Валентине не хотелось ранить его сердце. Но ее не прельщала и перспектива иметь в капитанах этого надушенного, расфуфыренного красавца, ибо едва ли он умел командовать грубыми наемниками, да и мог ли он разумно организовать защиту замка. Однако, если ответить сейчас отказом, Гонзага, скорее всего, оскорбится и откажется от дальнейшей реализации их замысла. Подумала она и о том, что, подведи он ее в решающий миг, ей хватит мужества взять командование на себя. Поэтому Валентина ответила согласием, и Гонзага поблагодарил ее еще одним поклоном. Но тут же возникла новая проблема. - Послушайте, Гонзага, но для закупки провианта и оплаты наемников нужны деньги. - Если вы позволите мне доказать свою верность еще и в этом... Но Валентина прервала его, найдя более удачное решение. - Нет, нет! - лицо его вытянулось. Он-то рассчитывал как можно сильнее закабалить Валентину, а тут споткнулся. А Валентина тем временем торопливо снимала с головы золотую сетку для волос, густо усыпанную жемчугом. Стоила она целое состояние. - Вот, возьмите! - она протянула сеточку Гонзаге. - Продайте ее, мой друг, и я думаю, что выр

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору