е,  означавшее  удовольствие.  Взяв  со  стола  горсть  беловатого
порошка, он бросил его в котел. Содержимое немедленно зашипело и запенилось,
причем пена капала на огонь внизу, вследствие чего пламя  приняло  странный,
зеленоватый оттенок, который мы заметили при приближении. Порошок, очевидно,
очистил жидкость, ибо, когда старик стал переливать ее из горшка в  бутылку,
она была уже не желтого цвета, а прозрачна как вода. На дне горшка  оказался
темноватый осадок, который он вытряс на лист бумаги.  Сделав  все  это,  сэр
Иаков Клансинг отодвинул все бутылки на место и, улыбаясь, повернулся к нам.
     - Ах да! Запах в этой комнате, может быть, неприятен  вашим  носам,  не
привыкшим к химическим опытам? Так мы его сейчас выгоним.
     Он бросил несколько крупинок какой-то пахучей смолы в костер, и комната
немедленно наполнилась благоуханием. Хозяин  между  тем  покрыл  стол  белой
скатертью и, вынув из буфета блюдо с холодной  форелью  и  большой  пирог  с
мясом, поставил все это на стол и пригласил нас садиться и есть.
     - Мне очень жаль,  -  сказал  он,  -  что  я  не  могу  предложить  вам
чего-нибудь лучшего. Если бы мы были в Снеллобейском замке, я не  оказал  бы
вам такого приема: будьте в этом уверены. Но, впрочем, для голодных людей  и
это хорошо. Кроме того, я могу вам предложить еще старого аликантского вина;
у меня есть две бутылки.
     Говоря таким образом, он из темного угла комнаты принес вино, налил его
в стаканы, уселся на дубовый стул с высокой спинкой и начал с  нами  любезно
беседовать. Я  рассказал  старику  о  наших  ночных  приключениях,  умолчав,
однако, о том, куда мы едем. Сэр Иаков выслушал меня до конца,  поглядел  на
меня пристально своими проницательными черными глазами и спокойно произнес:
     - Вы едете в лагерь к Монмаузу. Я знаю это, но, пожалуйста, не бойтесь.
Я вас не выдал бы даже в том случае, если бы мог  это  сделать.  Но  скажите
мне, неужели вы в самом деле думаете, что герцог может одолеть короля?
     Саксон ответил:
     - Видите ли, если герцог будет рассчитывать только на тех, кто прибыл с
ним, то его война с королем будет дракой деревенской курицы с дрессированным
боевым петухом. Но герцог рассчитывал, и вполне основательно, что вся Англия
в настоящую минуту представляет громадный пороховой склад,  и  он  старается
бросить в этот склад горящую искру.
     Старец печально покачал головой.
     - Не верю я в это, - сказал он. - У короля много сил; скажите,  откуда,
например, герцог возьмет обученных солдат?
     - А милиция? - сказал я.
     - Да, - подтвердил Саксон, - среди милиции  есть  много  людей  старого
парламентского закала. Люди охотно возьмутся за оружие, когда им скажут, что
нужно защищать свою веру. Да что там толковать! Пустите только  в  лагерь  к
Монмаузу полдюжины  гнусавых  проповедников  в  широкополых  шляпах,  и  все
просвитериане зароются около них, как пчелы около горшка с  медом.  Ни  один
сержант не наберет столько новобранцев, как они. Вы разве не знаете, что для
Кромвеля солдат в восточных графствах поставляли только  проповедники.  Ведь
эти сектанты чудной народ. Для них  посул  вечного  блаженства  куда  важнее
десятифунтового кредитного билета. Хорошо было бы, если бы  я  мог  уплатить
свои долги этими обещаниями.
     - По вашим словам я вижу,  сэр,-  заметил  наш  хозяин,  -  что  вы  не
сектант, и однако же вы не  отдаете  свою  шпагу  и  ваши  знания  слабейшей
стороне. Почему вы действуете таким образом?
     - Да именно потому, что это - слабейшая  сторона,  -  ответил  искатель
приключений, - я с удовольствием уехал бы с братом в Гвинею и не путался  бы
в это дело, ограничившись передачей писем и тому подобными пустяками. Но  уж
если мне привелось .принять участие в этой борьбе, то я  буду  сражаться  за
протестантизм и Монмауза. Мне все равно, кто будет сидеть на троне  -  Иаков
Стюарт  или  Иаков  Вольтере,  но  вот  армия  и  двор  Иакова  Стюарта  уже
сформированы и вакансий там нет. Другое дело - Монмауз. Ему нужны и солдаты,
и придворные, и может случиться, что он с радостью примет мои услуги и, само
собою разумеется, прилично их оплатит.
     - Вы рассуждаете здраво, - ответил сэр Иаков Клансинг, -  но  упускаете
из виду одно важное обстоятельство. Вы рискуете головой в том  случае,  если
партия герцога потерпит поражение.
     - Ну, уж это само собою разумеется; но ведь без риска  нельзя.  Если  в
карты садишься играть, то надо и на ставку что-нибудь  положить,  -  ответил
Саксон.
     Старик обратился ко мне:
     - Ну а вы, юный сэр? Что вас заставило принять участие в столь  опасной
игре?
     - Я происхожу из пуританского семейства, -  ответил  я,  -  мои  родные
всегда сражались за народную свободу против утеснителей. Я  пошел  на  войну
вместо отца.
     - А вы, сэр, что скажете? - спросил сэр Иаков, взглядывая на Рувима.
     - Я поехал для того, чтобы людей посмотреть, и, кроме того, потому, что
хочу быть вместе со своим другом и товарищем, - ответил Локарби.
     - Ну, господа, в таком случае у меня есть  гораздо  более  уважительные
причины ненавидеть всех, кто носит имя Стюартов! - воскликнул сэр  Иаков.  -
Если бы у меня не было дела, которое никак нельзя оставить, я,  может  быть,
отправился бы с вами на запад. Да, я еще раз покрыл  бы  свою  седую  голову
стальным шлемом.  Да,  я  ненавижу  Стюартов.  Скажите  мне,  в  чьих  руках
находится теперь Снеллобейский замок? Где те аллеи,  среди  которых  жили  и
умирали Клансинги с тех самых пор,  как  Вильгельм  Завоеватель  вступил  на
английскую  почву?  Собственником  этого  чудного  имения  является   теперь
купчишка,  темный  человек,  наживший  себе  богатство   мошенничествами   и
утеснением рабочих. Если бы я, последний из Клансингов,  осмелился  войти  в
наши родовые леса, этот купчишка приказал  бы  сельским  властям  арестовать
меня, а то просто выгнал бы меня при помощи своих наглых лакеев и конюхов.
     - Но как же случилось это несчастье?- спросил я.
     - Наполним наши стаканы! -  воскликнул  старик,  наливая  нам  вина.  -
Господа, я предлагаю следующий тост: да погибнут все вероломные и бесчестные
принцы! Вы спрашиваете, как случилось, что я потерял свое родовое имение?  Я
отвечаю вам. В то время когда Карла I преследовали  неудачи,  я  держал  его
сторону. Я защищал его как брата родного. Я сражался за него при  Эджехилле,
Незби и в двадцати  битвах  и  стычках.  Защищая  права  Карла  на  трон,  я
сформировал за  свой  счет  конную  роту.  Отряд  мой  состоял  из  моих  же
садовников, конюхов и окрестных крестьян, преданных нашему дому.
     Моя военная казна стала истощаться, а деньги были нужны, так как борьба
продолжалась. Пришлось расплавить серебряные блюда и подсвечники. Так  не  я
один делал, а многие кавалеры.  Серебряная  посуда  превратилась  в  деньги,
которые пошли на уплату солдатам. Мы тянули таким образом несколько месяцев,
а затем денег опять не стало, и опять мы стали искать их у себя же. На  этот
раз я продал дубовый лес и несколько ферм.  Нас  разбили  при  Марстоне,  и,
чтобы избегнуть последствий этой катастрофы, понадобились величайшие усилия.
Деньги требовались в большом  количестве.  Я  не  стал  вертеться  в  разные
стороны, я отдал  все  свое  состояние...  В  нашем  околотке  был  мыловар,
осторожный человек с толстой  кожей.  От  гражданских  распрей  он  стоял  в
стороне,  но  на  мой  замок  поглядывал  давно.  Этот  жалкий  червяк   был
честолюбив, его заветная мечта была в том, чтобы сделаться  дворянином,  как
будто можно сделаться  дворянином,  захватив  старый  дворянский  дом?!  Мне
пришлось удовлетворить этого лавочника,  я  продал  ему  родовое  имение,  а
деньги, вырученные от этой продажи, отдал все до последней копейки  в  казну
короля.  Когда  нас  окончательно  разбили  под  Ворчестером,  я   прикрывал
отступление молодого принца. Могу сказать положа руку на сердце,  что  в  те
времена я был последним роялистом - исключая тех; что были на острове  Мене,
- который защищал святость монархии. Республика объявила цену за мою голову,
я был объявлен  опасным  бунтовщиком  и  вынужден  был  спасать  свою  жизнь
бегством. Сев на корабль в Гарвиче, я прибыл в Голландию с мечом у  пояса  и
несколькими золотыми монетами в кармане.
     - Ну, что же, для кавалера и этого  довольно,  -  сказал  Саксон,  -  в
Германии ведь идут постоянные войны и  в  воинах  нуждаются.  Если  северные
немцы не воюют с французами и шведами, то уж будьте уверены, что южные немцы
дерутся с янычарами.
     - Я так и поступил, - ответил сэр Иаков, - я  нашел  себе  должность  в
голландской армии, и во время моей службы мне там пришлось  встретиться  еще
раз на поле битвы с моими старыми врагами - круглоголовыми. Кромвель  оказал
помощь Франции и послал королю на помощь  бригаду  Рейнольдса.  Людовик  был
очень рад прибытию этих прекрасных войск. Клянусь Богом, я  вам  рассказываю
правду...  Дело  это  было  в  Дюнкерке.  Я  стоял  на  крепостном   валу...
Представьте же себе:  мне  вместо  того,  чтобы  помогать  защите  крепости,
пришлось волей-неволей восхищаться атакой неприятеля. У  меня  прямо  сердце
запрыгало от радости, когда, я увидал своих круглоголовых соотечественников.
Они шли на нас в атаку через пробитую брешь.  Как  я  увидал  этих  ребят  с
лицами, как у бульдогов, так я не знаю, что со мной  сделалось.  Они  шли  с
пиками наперевес, распевая псалмы и не обращая внимания на пули, которые так
и свистали над ними. Ах! Какое это было  зрелище!  А  затем  они  схватились
врукопашную с фламандцами, и как схватились! Я должен был ненавидеть их. Они
были враги, но я не мог их ненавидеть. Совершенно напротив, я  радовался  за
них и гордился ими. Я почувствовал, что они - настоящие англичане. Прослужил
я в Голландии, однако, недолго, ибо скоро был  заключен  мир,  и  я  занялся
химией, к которой имею большую склонность. Сперва я работал  в  Лейдене  под
руководством Форхсгера, а затем перебрался в Страсбург к Дечюи. Но я  боюсь,
что эти великие имена вам совершенно незнакомы.
     - Право! - воскликнул  Саксон.  -  В  этой  химии  есть,  должно  быть,
что-либо этакое привлекательное. В Солсбери мы встретили  двух  офицеров  из
Голубой гвардии; весьма почтенные люди, но тоже, как и вы, имеют слабость  к
химии.
     - Да неужели? - Воскликнул сэр Иаков с любопытством. - А к какой  школе
они принадлежат?
     - Ну, этого я вам объяснить не сумею, - ответил Саксон, - я сам в  этом
деле ничего не понимаю. Одно только я знаю, что эти офицеры не верят,  чтобы
Гервинус из Нюренберга, которого я стерег  в  тюрьме,  да  и  всякий  другой
человек, мог бы превращать один металл в другой.
     - Ну, за Гервинуса я отвечать не  могу,  -  сказал  наш  хозяин,  -  но
относительно превращения металлов я могу дать вам мое рыцарское  слово,  что
это вполне возможно.
     Впрочем, об этом после, я продолжаю  свой  рассказ.  Наступило  наконец
время, когда Карл II был приглашен занять трон Англии. Все  мы,  начиная  от
придворного  карлика  Джеффри  Гудсона  и   кончая   милордом   Кларендоном,
возрадовались. Все мы надеялись вернуть свое положение. Что  касается  лично
меня, то я решил немного обождать с подачей прошения королю. Я думал, что он
сам вспомнит  о  бедном  кавалере,  который  разорился,  защищая  права  его
семейства. И  я  стал  ждать.  Ждал-ждал  и  ничего  не  дождался.  Тогда  я
отправился на утренний прием и был представлен Карлу.
     "А! - сказал король, сердечно приветствуя меня (вы знаете, конечно, что
Карл умел прикидываться сердечным). - Вы,  если  не  ошибаюсь,  сэр  Джаспер
Кильгрев?" - "Нет, ваше величество, - ответил я, -  я  сэр  Иаков  Клансинг,
бывший владелец Снеллобейского замка в Стаффордском графстве".
     И  я  напомнил  королю  о  Ворчестерской  битве  и  о  многих   военных
приключениях, которые мы с ним вместе испытали.
     "Верно-верно! - воскликнул король. - Как это я все позабыл? Ну,  как  у
вас там в Снеллобе?"
     Я сказал королю, что замок уже не принадлежит мне, и вкратце  рассказал
ему, в каком положении нахожусь. Лицо короля омрачилось, а  обращение  сразу
же сделалось холодным.
     "Все ко мне приходят  за  деньгами  и  местами,  -  произнес  он,  -  а
парламент так жадничает и дает мне так мало денег,  что  я  положительно  не
могу удовлетворить этих требований. Однако, сэр  Иаков,  мы  посмотрим,  что
можно для тебя сделать".
     И с этими словами король отпустил меня. В тот же  самый  вечер  ко  мне
явился секретарь милорд Кларендон и объявил мне с великой  торжественностью,
что ввиду моей давней преданности престолу и потерь, понесенных мною, король
милостиво соизволил пожаловать мне чин лотерейного кавалера.
     - Извините, сэр, что значит лотерейный кавалер? - спросил я.
     - А это значит не что иное, как утвержденный правительством содержатель
игорного дома.  Такова  была  королевская  награда.  Мне  позволили  открыть
притон. В этот притон я должен был заманивать молодых, богатых птенцов и там
их обирать. Мне дали право для того, чтобы вернуть благосостояние,  разорять
других. Моя честь, мое имя, моя репутация - все это не ставилось ни во  что.
Мне предлагали открыть игорный дом.
     -  Но  я  слышал,  что  некоторые  лотерейные  кавалеры  сделали   себе
состояние, - задумчиво сказал Саксон.
     - Это меня не касается. Я знаю только то, что я не гожусь в содержатели
игорного дома. Это не мое дело. Я отправился снова к королю  и  умолял  его,
чтобы он мне оказал свою милость в какой-нибудь иной форме.  Король  выразил
свое удивление по поводу того, как это я, такой бедный человек,  обнаруживаю
такую брезгливость и прихотливость. При дворе  я  пробыл  несколько  недель.
Было там много таких, как я, бедных кавалеров. И вот мы  имели  удовольствие
наблюдать, как братья короля тратили на  азартную  игру  и  на  девок  такие
суммы, на которые можно было бы вернуть наши потерянные  вотчины.  Я  помню,
как однажды сам Карл поставил на карту такую сумму, которая удовлетворила бы
самого требовательного из нас. Я бывал всюду: и в  Сентжемском  парке,  и  в
Уантгольской галерее, стараясь попадаться на глаза королю, надеясь,  что  он
вспомнит и сделает что-нибудь для улучшения моей участи. И я дождался:  Карл
обо мне вспомнил. Секретарь лорд Кларендон явился ко мне  во  второй  раз  и
объявил, что король освобождает меня от обязанности присутствовать во дворце
в том случае, если у меня нет средств одеваться по моде.
     Такова была милость, оказанная Карлом старому, больному воину,  который
для него и его отца пожертвовал здоровьем, состоянием, положением и всем  на
свете!
     - Какое бесстыдство! - воскликнули мы все.
     - И можете вы удивляться после того, что я проклял весь  род  Стюартов?
Лживый, развратный и жестокий род! Что касается моего имения, я его  мог  бы
купить хоть завтра, если бы захотел. Но зачем оно  мне,  когда  у  меня  нет
наследника?
     - Ага! - произнес  Децимус  Саксон,  бросая  искоса  взгляд  на  нашего
собеседника. - Вы, стало быть, поправили с тех  пор  ваши  дела?  Вы,  может
быть, открыли способ, как вы  уже  изволили  говорить,  превращать  железные
горшки и кастрюли в золото? Но нет, этого не  может  быть.  Я  вижу  в  этой
комнате, сосуды из железа и меди. Если  бы  вы  умели  превращать  железо  в
золото, они были бы, конечно, золотыми.
     -Золото полезно, но полезно и железо, - сказал сэр Иаков тоном оракула.
- Нельзя заменить один металл другим.
     - Но, - заметил я, - те  офицеры,  которых  мы  встретили  в  Солсбери,
уверяли,  будто  вера  в  превращение  металлов  нелепа  и  составляет  удел
невежественных людей.
     - В таком случае, - ответил старик, - эти офицеры доказали, что  у  них
меньше знания, чем предрассудков. Первым открыл тайну  превращения  металлов
шотландец Александр Сетоний. В марте месяце 1602  года  он  превратил  кусок
свинца  в  золото  в  доме  некого  Ганзена  в  Роттердаме.  И  это   Ганзен
засвидетельствовал  истинность  события.  Этот  Александр   Сетоний   удачно
повторил свой опыт перед тремя учеными людьми, посланными к нему императором
Рудольфом, и научил своей тайне Иогана Вольфганга Дингейма  из  Фрейбурга  и
Густенгофера  из  Страсбурга.  А  последний  преподал  это  искусство  моему
знаменитому учителю...
     - А уж он научил вас! - торжественно воскликнул Саксон. -  Добрый  сэр,
со мною, к сожалению, очень мало  металла,  но  вот  вам  моя  каска,  латы,
наплечники, наручники, наколенники; вот вам еще моя шпага, шпоры и бляхи  со
сбруи лошади: прошу вас, употребите ваше благородное искусство и  превратите
все это в золото. А через несколько дней я притащу вам целую кучу железа,  и
вам будет на чем показать свое искусство.
     - Не так скоро, не так скоро,  -  ответил  алхимик,  улыбаясь  и  качая
головой. - Металлы действительно могут быть превращаемы  в  золото,  но  это
делается Медленно  и  в  должном  порядке.  Золото  производится  небольшими
кусочками, и на это надо потратить много труда и терпения. Человек, желающий
обогатиться этим способом, должен много и долго трудиться. Но в конце концов
его труды увенчаются успехом; этого отрицать нельзя. Ну, а теперь,  господа,
бутылки пусты, и ваш юный товарищ начал клевать носом. Я полагаю, что  будет
благоразумно, если вы употребите остаток ночи на отдых.
     Он вытащил из угла несколько ковров и одеял и разостлал их на полу.
     - Это солдатское ложе, - сказал он, - но вам не раз придется спать  еще
в худшей обстановке, прежде чем вы посадите Монмауза на королевский престол.
Что касается меня, то я сплю во внутренней  комнате,  которая  выдолблена  в
самой горе.
     Сказав еще несколько слов и пожелав нам  спокойной  ночи,  старик  взял
лампу и вышел в дверь, находившуюся в дальнем углу комнаты и которую  мы  до
сих пор не замечали. Рувим, который не имел отдыха  со  времени  отбытия  из
Хэванта, лег на ковры и быстро заснул, положив себе под голову седло  вместо
подушки. Саксон и я просидели еще несколько минут около пылающего очага.
     -  Химия-то  не  очень  плохое  дело,  бывают  занятия  и   похуже,   -
глубокомысленно заметил мой товарищ, выколачивая золу из трубки, - видите ли
вы там, в углу, окованный железом сундук?
     - Ну и что же?
     - А то,  что  этот  сундук  наполнен  на  две  трети  золотом,  которое
нафабриковал этот почтенный джентльмен.
     - А вы почем это знаете? - недоверчиво спросил я.
     - А видите ли, когда вы постучали в дверь рукояткой меча,  он  подумал,
что мы ломимся в дом. Вы слышали, конечно, его шаги. Он ходил взад и  вперед
и суетился. Ну а я благодаря своему росту заглянул в дом через дыру в  стене
и видел, как он что-то бросил в сундук и запер его. Я слышал звон; в  сундук
я  заглянул  мельком  и  готов  поклясться,   что   там   светилось   что-то
темно-желтое. Так только золото светится. А посмотрим-ка, правда  ли  сундук
заперт?
     Саксон встал, подошел к сундуку и сильно дернул его за крышку.
     - Тише, тише, Саксон! - сердито закрич?л я.- Что подумает о вас хозяин,
если выйдет сюда?
     - А зачем же он держит такие вещи в доме?  Вот  что,  Кларк,  я  открою
крышку кинжалом.
     - Клянусь небом, Саксон, что я вас повалю на пол,  если  вы  осмелитесь
сделать что-либо в этом роде, - прошептал я.
     - Ну-ну, юноша, я пошутил! Мне просто хотелось посмотреть  еще  раз  на
сокровища... А знаете что? Если бы он не был  обижен  королем,  мы  были  бы
вправе взять это золото в качестве военного приза.  А  потом,  разве  вы  не
заметили, что он назвал себя последним английским роялистом? И  кроме  того,
он признался,  что  объявлен  опасным  бунтовщиком.  Ваш  отец,  на  что  он
благочестив, но непременно бы согласился  ограбить  этого  амалекитянина.  И
кроме того, Кларк, ведь мы его даже и не очень обидим. Ведь он делает золото
с такою же легкостью, как ваша добрая матушка - пироги с брусникой.
     - Довольно разговоров! -