ти как  можно дальше к югу от Ивисы, которую  мы увидели во вторник утром.
Ветер  продолжал  нам  благоприятствовать.  Питались  мы  неплохо  благодаря
удачной подводной охоте. Время от времени нас навещали дельфины.
 Во вторник примерно  около 16 часов  мы с беспокойством заметили,  что,
несмотря на ветер, который должен был нас гнать вперед, наша лодка совсем не
двигается. Течение мешало нам плыть на  запад. Если ветер  переменится,  нас
отнесет  обратно  к  Мальорке. Тогда мы  решили  идти  возле самого  берега.
Последний  в этом  месте изобиловал отмелями, на  одну  из которых мы решили
вывести "Еретика". Итак, за весла!  Раз-два! Раз-два!  Берег казался  совсем
рядом, но нам удалось добраться до него лишь поздним вечером.
 Подойдя совсем близко, мы не на шутку испугались, так как заметили, что
нас окружают сотни рифов. Наконец, когда уже совсем  стемнело, мы наткнулись
на маленькую бухточку,  казавшуюся волшебной из-за  необычайной прозрачности
воды. Ночь была теплой и звездной. Какое блаженство спать на твердой земле!
 Мы находились примерно в 15 милях от главного города острова.  Тем хуже
для нас.  Было  решено  добраться  до порта, как только позволят условия, и,
погрузившись  на пароход,  переправиться  в Танжер.  Кружить по Средиземному
морю было бесполезно.
 Какой-то любезный фермер пригласил нас выпить винца, кисленького и зело
слабящего. Он  ничего не знал о международных событиях: даже имена  Трумэна,
Сталина, Эйзенхауэра ему ничего  не говорили. Подумать только, что  есть еще
люди  на  свете,  которые  ведут  столь  растительное существование... Какую
чудесную ночь провели мы под звездным небом на уютном ложе из сосновой хвои!
Нам казалось, что мы переселились в иной мир.
 На следующий день Джек попросил  меня поохотиться.  Я  нырнул  и  почти
тотчас же вытащил великолепного  морского окуня. Четверг и пятницу  мы также
провели  в вынужденном отдыхе  посреди высоких  красных  скал, нависших  над
многоцветным  дном, подобным дну  у берегов коралловых  атоллов, на  котором
вспыхивали солнечные  зайчики от проплывающих рыб. И когда в субботу в шесть
часов утра поднялся  попутный  ветер и  "Еретик" смог двинуться к Ивисе,  мы
даже  расстроились. Мы покинули  эти очаровательные  места, едва осмеливаясь
тревожить веслами  зеркальную  поверхность гостеприимной бухты -  последнего
мирного виденья перед бушующим океаном.
 Как только мы вышли из своего убежища, нам  сразу же пришлось приналечь
на весла. Вскоре ветер снова упал хорошо, что он хоть не дул нам навстречу!
Увы, увы! Старая шутка:  к полудню он снова подул, но на этот раз в обратном
направлении, и  мы  были  вынуждены  укрыться  в  бухточке  вблизи  островка
Тагоманго, у пляжа Эскана.
 Нам  все  больше  нравились такие  импровизированные остановки. Джек со
свойственной ему милой беззаботностью спрашивал: ну что  нас толкает снова и
снова в это неблагодарное море?
 Вечером  12 июля к нам подошли два представителя гражданской гвардии, и
один из них, поглаживая ружье, сказал:
 -   Приставать  к  берегу  разрешается  только  на  территории   порта.
Немедленно отчаливайте!
 - Это невозможно: навальный ветер.
 - Нас это не касается, - ответил он, побагровев от злости.
 - Ну что  ж, почтеннейшие господа, садитесь к нам  в лодку, и попробуем
отчалить.
 Удар попал в цель, и два  представителя международной военщины пришли в
замешательство.  В конце концов после совещания "генеральный штаб"  разрешил
нам дождаться попутного ветра.
 На следующий день, надев  маску, я ныряю, чтобы  раздобыть нам завтрак.
Вдруг  две  очаровательные ступни и  еще  более прелестные  ножки совершенно
преображают мой подводный горизонт. Их обладательницу  звали Мануэла,  и она
была   старшей  из   трех  сестер-чилиек,  находившихся  здесь  же.  Купанье
заканчивалось впятером: усевшись в кружок прямо в море, мы едим арбуз.
 У Мануэлы  был  с  собой томик Малларме.  Я его  листаю, и  мой  взгляд
задерживается на следующих строках:

 Прощайте все! Корабль поднимает якоря,
 И парус повлечет нас в дальние моря
 Как дань последняя душе моей в тоске,
 Последний раз мелькнут платочки вдалеке
 Ведь скоро, может быть, срывая паруса,
 Ломая мачты, вихрь обрушит небеса,
 И будет нас носить среди валов белесых...
 О сердце, слушай же, о чем поют матросы!

 Погода меняется,  верхушки деревьев  клонятся к  западу. Вот и попутный
ветер.  Мы  отплываем. В тот  же день мы  входим в  порт  острова  Ивиса.  В
яхт-клубе нас встречают с подлинно испанским гостеприимством. Решив поскорей
распроститься  со Средиземным  морем,  мы  грузимся  в  пятницу  на  пароход
"Сьюдад-де-Ивиса", который доставляет нас в Аликанте.
 Вывернув карманы, нам удалось набрать на билет, дающий право проезда из
Аликанте  в Сеуту  в  качестве палубных пассажиров без питания.  На пароходе
"Монте-Бискарги" вначале на нас бросали косые взгляды, но вскоре весь экипаж
проникся к нам симпатией. А пассажиры даже обещали сводить меня в Бильбао на
концерт.
 На всех стоянках мы  выходили  на берег  вместе  со  старшим механиком.
Радист  тоже  к нам благоволил, хотя однажды, будучи "под мухой", признался,
что считает нас "ун поко локос" - немного сумасшедшими.
 Капитан  дал  мне  свою рубашку, так  как  моя была  совершенно порвана
ветром. Радист подарил Джеку туфли, а стюард подкармливал нас всю дорогу.

ПЕРВЫЕ ИТОГИ

 Какие же выводы можно сделать уже из первой части нашего эксперимента?
 Питье. В период с 25 по 28 мая  я пил соленую  воду  три дня, а Джек  -
два.  Все  это  время  выделения  организма были  в  норме,  и жажды  мы  не
испытывали. Значит, морскую воду пить можно, не следует только доводить дело
до  обезвоживания  организма.  Для того  чтобы  уменьшить жажду,  мы  иногда
закрывали  себе лицо тряпкой, смоченной  в морской  воде, и  подставляли его
солнцу. Пойманный морской окунь два дня снабжал нас и едой и питьем. В таких
случаях самое опасное - это  слишком поспешное возвращение  к обычным нормам
питания.  Затем  мы  шесть дней  сидели  на  морской  воде, и это,  пожалуй,
является  пределом. Потом два дня  снова  пили рыбий сок. Никакого нарушения
работы почек не замечалось.  Короче говоря, из  четырнадцати дней три-четыре
дня мы пили рыбий сок, а десять дней - морскую воду. Нам удалось  без  труда
выдержать  этот  период в десять дней,  потому  что он был  разделен  на две
части.
 Еда. Голод заявляет  о себе следующим образом:  в  первый и частично во
второй день схваткообразные боли. На третий день боли исчезают и  вместо них
появляется  сонливость  и  чувство  постоянной  усталости.  Чтобы  уменьшить
потребность  организма в  питании, необходимо  его "натренировать" и вести в
основном вегетарианский образ жизни.
 Кровяное  давление у нас почти не менялось,  но  в этом отношении  наша
экспедиция была слишком непродолжительной, чтобы можно было делать выводы.
 Следует  остерегаться конъюнктивита  или  воспаления  глаз  в  связи  с
сильным солнечным отражением на блестящей поверхности моря.
 Употребление морской воды не вызвало у нас ни поноса, ни рвоты. Желудок
почти не работал в течение двенадцати дней, но это не сопровождалось болями,
налетами на языке и слизистых, дурным запахом изо рта или чем-либо подобным.
Правда, газы выделялись в большом количестве.
 Склонности к обморокам не было ни у Джека, ни у меня.
 Уже  на  третий день  кожа  у нас  стала  сухой,  но  никакой  сыпи  не
показывалось.  Ноги  не отекали. У  меня в течение  двух дней был отек лица,
ясно видный в кинофильме. Раны заживали очень плохо, и замечалась склонность
к нагноениям.
 На  пятый день у меня  появился флюс на первом правом  нижнем  коренном
зубе.  Он  вскоре  назрел  и прорвался,  но  затвердение  и  небольшая  боль
чувствовались еще долго.  Слизистые,  в  частности губы,  были  сухи  только
вначале.
 Я не хочу останавливаться на подробностях,  но скажу еще несколько слов
о  снаряжении и о моем спутнике. Снаряжение  не обмануло моих  ожиданий: оно
выдержало самые сильные волны. Нужно  было укрепить только две вещи: мачту и
кили.
 Что  же  касается  Джека, то  он  оказался  прекрасным  моряком.  Сумев
проделать путь от Монако до  испанских берегов, он сделал то, что многие  из
опытных  моряков  считали  невозможным специалисты ожидали,  что  в  лучшем
случае  мы доберемся до Корсики  или до Сицилии. Кроме того, он проявил себя
деятельным,  мужественным  и  бескорыстным  товарищем.  Он всегда  стремился
занять самое неудобное место в лодке и всегда был наготове в трудные минуты.
Никогда  он  не жаловался и  никогда не  был пессимистом  больше,  чем  того
требовали обстоятельства. Он доказал, что можно  определить  координаты даже
на таком простом суденышке, как  наше. Ни  разу он не терял веры в  успех. О
таком спутнике можно было только мечтать!
 Джек  Пальмер  сопровождал  бы меня  до конца.  Больше того,  вздумай я
отказаться от своей затеи, он заставил бы  меня продолжать путь.  Но... я не
мог  предвидеть, что слишком  продолжительная остановка лишит его мужества и
заставит  отказаться  от  дальнейшего  плавания.  Джек привел  нашу лодку  в
Танжер, к начальному этапу моей большой атлантической экспедиции. Если бы не
он, я бы никогда туда не добрался.
x x x
 Наконец, вот и Сеута. День был праздничный, никто не работал, и капитан
отказался  следовать дальше, чтобы  выгрузить нас в Танжере. Он даже не стал
слушать наших  доводов. Наконец, когда вмешался  радист, капитан  согласился
довезти  нас  до  Танжера,  если  мы  достанем  тройное разрешение: полиции,
таможни и  начальника порта.  Было  10  часов 30  минут.  Судно должно  было
отчалить в 15 часов. Уходя, мы слышали  голос капитана: "Разрешение из  трех
учреждений... и в праздничный день?  Я  совершенно спокоен!.."  Однако в  12
часов 30  минут  все было улажено.  Испанские власти - полиция  и таможня  -
выполнили все формальности на основе простого устного заявления, а начальник
порта  приказал  внести  в  судовой  журнал  "Монте-Бискарги"   распоряжение
выгрузить нас вблизи Танжера.
 Вскоре  "Монте-Бискарги"  покинул  Сеуту.  В 21 час 30 минут  "Еретик",
накачанный на палубе, был спущен на  воду. Капитан,  чрезвычайно скептически
относившийся  к  нашему опыту, признал,  однако, что в  такую погоду ни одну
шлюпку  спустить на воду  невозможно,  потому что, когда  поднимается ветер,
вода в проливе бурлит, как в котле.
 "Монте-Бискарги" послал нам последний  привет  своим гудком... И вот мы
идем  сквозь тьму к огням международного  города, где я найду  деятельных  и
энергичных  друзей  и...  опасных  врагов,  которые  разлучат  меня  с  моим
спутником.
 В полночь мы прибыли в  Танжер. Причалили к яхт-клубу. Средиземное море
было позади!
 Танжер  - большой красивый город. Национальные  предрассудки  не  имеют
здесь никакого значения. На следующее утро, когда я отправился в консульство
за почтой,  вице-консул  господин Бержер предложил  мне  свои услуги,  чтобы
достать  билет  на самолет во  Францию, оплачиваемый в Париже.  Больше того,
господин  Мужно  дал  мне  взаймы  денег на  этот билет.  Консульство  также
одолжило  мне определенную сумму, чтобы я  мог приобрести приличное платье и
заплатить за гостиницу.
 В понедельник 28 июля я покинул  Джека и отправился  в Париж.  Это было
роковой  ошибкой.  Но я  не мог  не лететь:  для  того  чтобы  пуститься  по
Атлантическому  океану,  необходимо  было  сменить  "Еретика".  Нельзя  было
отправляться впервые  в такое плавание, не обеспечив заранее максимум шансов
на  успех. А это надувное суденышко не  только прошло  не одну сотню миль по
Средиземному морю, но и до того плавало уже три года. Наш меценат подготовил
другую такую же лодку. Надо было ее получить.
 Благодаря любезности руководителей компании "Эр Франс"  я в тот же день
прибыл в Париж.
 Со  времени  моей  последней  поездки  обстановка  в Париже  еще больше
ухудшилась. Денег ждать было неоткуда. Я пошел к нашему меценату и рассказал
ему  о первых итогах. Я объяснил ему причины, по  которым считал необходимым
продолжать.  К концу разговора он обнял меня и сказал: "Будете вы продолжать
со мной или без меня, я все равно согласен вам помогать".
 Он приказал передать мне лодку. Экспедиция продолжалась.
 Мы должны были встретиться снова за обедом. Что произошло в промежутке?
Я  не  знаю,  но  факт  остается  фактом: он снова  переменил свое мнение  и
отказался предоставить нам лодку.  Он хотел во  что бы то ни стало  помешать
нам продолжать путь.
 Тогда я уговорил его поехать со мной в Танжер, надеясь, что Джек сумеет
его убедить.
 До отъезда мы разговаривали  с некоторыми инженерами,  и эти  разговоры
могли  бы  ему  показать  значение  достигнутых  нами  результатов.  Но  мне
казалось,  что  в  действительности  его больше всего интересует,  могут  ли
потерпевшие крушение пользоваться пульверизатором или работающим на батареях
аппаратом для опреснения морской воды и  заведется ли мотор с помощью шнура,
обмотанного вокруг лодки!
 А  я отплывал, чтобы доказать, что на море  можно  прожить без  пищи  и
патентов... Очевидно,  в начале  экспедиции  нас  вдохновляли  одни и  те же
идеалы, но теперь наши пути расходились!
 Получив  прямо с фабрики новую  надувную лодку,  я вернулся  в Танжер с
предметом моих  мечтаний. Меценат  приехал  вместе со  мной. В этот  день мы
долго разговаривали: Джек, он и я. Став сторонником  официальной теории, наш
меценат  хотел убедить Джека, что  надувное  судно не сможет продержаться на
море больше десяти дней. Но мы прекрасно  знали,  что это не так, и Джек был
просто возмущен. Я думал тогда, что  все  в порядке и мы получим необходимую
помощь.
 Наш покровитель  предложил  мне купить радиоприемник,  чтобы  мы всегда
знали точное время и могли определить свои координаты.
 - Это слишком дорого, - ответил я.
 - Сколько стоит приемник?
 - Здесь, в Танжере, пятьдесят-шестьдесят тысяч франков.
 - А во Франции?
 - Примерно в два раза дороже.
 - Я вам его дарю.
 Мы пошли к  торговцу.  Наш благодетель заплатил  и  оформил  квитанцию:
"Д-ру Бомбару, Океанографический музей, Монако".
 На следующий день он уехал... вместе с радиоприемником.

АТЛАНТИЧЕСКИЙ ОКЕАН

ОТПЛЫТИЕ ИЗ ТАНЖЕРА

 Последнее  время  Джека не  узнать. Его энтузиазм  постепенно  угасает.
Позднее  мне рассказали, что в те дни он признавался одному из наших друзей:
"Если  Ален  оставит  меня здесь еще  на  некоторое  время,  я  уже не смогу
отправиться вместе с ним..."
 Но зато в те же дни нам со всех сторон начали помогать. Для  начала нас
по-царски приняли в Морском клубе. Затем г-н Клименс дал нам свои рыболовные
снасти, г-н Мужно  связал меня с  бывшим радистом Ле Ганом,  чтобы тот помог
нам достать радиоприемник, бумаготорговец г-н Тарпэн подарил мне бинокль  и,
наконец, в самый последний момент г-н Бержер ссудил меня деньгами.
 Несмотря на  это  дружеское  содействие, дальнейшее ожидание становится
невыносимым. Каждый  раз Джек  подыскивает  новый  предлог,  чтобы  отложить
отплытие: мешает то ветер, то прилив, то неблагоприятное время года. Но ведь
он моряк, и мне  остается  только соглашаться. Наконец,  однажды  я узнаю от
шофера такси новость, которую в Танжере давно уже знают абсолютно все, кроме
меня: Джек решил сделать все от него зависящее, чтобы я дальше не поплыл. Он
уверен, что в одиночку я ни за что не отправлюсь в путь.
 Совершенно  обескураженный, я уже решил на все  махнуть  рукой, но  тут
подумал:  "Ведь тогда  обо  мне скажут: видите, он не может  этого  сделать!
Значит, его теория ошибочна!" Но я-то знаю, что не ошибаюсь! И я это докажу.
 В  конце  концов  после долгих  споров  и уговоров  Джек  нехотя  начал
собираться в путь. Сначала он предложил  отплыть снова в Средиземное море. Я
твердо  стоял на  своем.  Американский  военно-морской  атташе  пытался  мне
доказать со штурманскими  [1] картами в руках, что сейчас мы не доберемся до
Касабланки, а  до Канарских островов и  подавно. Это, мол, невозможно. Но  я
знаю, что это возможно! Недаром я целый год изучал в Океанографическом музее
морские течения. С отплытием мы еще не запоздали. Наоборот, я знаю, что если
мы тронемся в путь через месяц, у нас будет максимум шансов на успех.

 1 Штурманские, или навигационные, специальные карты издаются английским
и американским  военно-морскими  штабами  каждые  два-три  года. На  них,  в
частности, отмечаются течения и ветры. Однако, за исключением тех  мест, где
эти течения и ветры  до  какой-то степени постоянны, такие карты не очень-то
надежны.

 Джек  продолжает  тянуть, ссылаясь то на ветер,  то на  приливы, то  на
отсутствие карт. Наконец, в понедельник 11 августа он с неохотой соглашается
попробовать.  Но я чувствую,  что мне  не  удалось его убедить, и в мою душу
закрадывается  опасение: ведь  стоит ему  изменить  курс, пока  я сплю,  и я
проснусь  уже в Средиземном море. А с другой стороны, все время следить друг
за другом - хорошенькая перспектива!
 Но вот  и восточный ветер. Теперь он, наверное, не утихнет дня три. Нам
предоставлялась  прекрасная возможность выбраться из Гибралтарского пролива,
из этой гигантской реки, стремительно несущей свои воды в Средиземное море.
 Испанский  баркас берет нас  на  буксир.  Внезапно  вместо  того  чтобы
скомандовать курс на запад в сторону Атлантического океана, Джек кричит:
 - Держать на Малабатский мыс!
 Я удивлен и встревожен. Ведь это  значит идти на восток, в  Средиземное
море!  В  свое  оправдание Джек  говорит, что нам нужно  под прикрытием мыса
выждать, пока ветер немного поутихнет.
 Море и в самом деле неспокойное, однако если мы сейчас не воспользуемся
попутным  ветром, потом  нам уже не удастся войти  в  "пасть  чудовища". Это
выражение,  относящееся  к   Гибралтарскому  проливу,  хорошо  передает  мои
чувства.  В  самом деле, мы покидаем Средиземное  море,  чтобы  углубиться в
нечто неизмеримо большее, нечто  чудовищно  огромное. Атлантика! Этот  океан
поглотил Атлантиду, целый  материк,  который дал ему свое имя. Что для  него
стоит проглотить нашу жалкую скорлупку!
 Испанский баркас буксирует нас все дальше к  востоку. Наконец, пристаем
к маленькому  пляжу, расположенному  у дома графа Феррето Феррети, одного из
наших  друзей. Здесь в  полном безделье мы проводим  вторник. Наутро в среду
ветер  держится по-прежнему.  Часов в  девять  Джек уезжает в  Танжер, чтобы
навестить  кое-кого и сейчас же вернуться, потому  что  благоприятный  ветер
держится сегодня последний  день и мы должны отплыть не позднее восемнадцати
часов.  В восемнадцать часов Джека  все  еще нет. Это уже слишком! Чувствую,
что если буду еще колебаться, все пойдет прахом.
 Оставляю таможенному досмотрщику Жану Стодель записку для Джека:
 "Беру  ответственность на  себя и отправляюсь в  плавание  один.  Чтобы
добиться победы,  нужно в  нее верить.  Если даже меня постигнет неудача, то
потому, что я не специалист. До свидания, брат!

 Ален".
 Затем  с  помощью  Жана  Стоделя  я  отчаливаю,  преисполненный ярости,
честолюбия и веры в успех.

ОДИН В ОКЕАНЕ

 Прежде  всего мне  нужно  было  выбраться из  Гибралтарского пролива  в
открытый  океан,  чтобы  там  меня подхватило  Канарское  течение.  Близость
берегов меня пугала, и я уходил от них все дальше. Как я был тогда наивен!
 О  своем одиночестве я не думал: сейчас нужно было бороться и победить.
Речь  шла  о переходе из  одного мира в другой - дело  нешуточное! Выйти  из
Средиземного моря в Атлантический океан  далеко не  просто.  Всего несколько
миль разделяют эти  два мира, но в  каждом  из  них и  время  и пространство
измеряются  по-иному.  Все понятия  смещаются:  в Атлантическом  океане  дню
соответствует неделя, миле - сотня миль. Но прежде чем достичь океана, нужно
было еще, как  говорится  в восточных  сказках, выдержать высшее  испытание,
совершить почти невероятное. Только тот, кто видел,  как во время наводнения
поток мчится со  скоростью  шести-семи  узлов  и сметает все на своем  пути,
может  себ