раблекрушения.
     Тревожно стало на сердце у нас, но мы гордились тем, что рядом с опасностью делаем свою работу. С этим чувством легче переносились все трудности, которых было предостаточно...
     На этом мое знакомство с юношеской одиссеей на Новой Земле не закончилось. Через год, во время плаваний в США, мне попалась статья в ноябрьском номере журнала "Лайф" за 1943 год "Авария в русских полярных водах". Участник конвоя PQ-17 Росс Рассел рассказывал о своей встрече с архангельскими школьниками. Приведу выдержки из его статьи:
     "Старший помощник мог снабдить нас только небольшим запасом пищи... Положение было довольно грустное. Большинство было в плохом физическом состоянии. Мы выбивались из сил за одну-две мили. Плохая вода, добытая из растопленного снега, увеличивала наши лишения.
     Неожиданно в это тяжелое для нас время мы заметили вдали большую палатку. Люди то входили, то выходили из нее. Ага, люди, подумали мы, признаки цивилизации! Трое из обитателей палатки пошли к нам. На расстоянии они казались охотниками, но по мере их приближения мы поняли, что это дети. Старшему было пятнадцать лет и, как мы узнали позже, он был одним из трех комиссаров. Мы приняли приглашение отправиться к их палатке.
     Мало-помалу мы узнали всю историю. Все они были юнцами из Архангельска, большинство - пионеры (детская организация в Советском Союзе). Они добровольно вызвались поехать на Север с целью охоты на уток и сбора утиных яиц для фронта.
     Шхуна привезла их и высадила на этот остров, в 700 милях от Северного полюса. В течение двух месяцев они собирали яйца, просаливали убитых гарпунами уток, собирали гагачий пух. Затем шхуна возвращалась за собранными припасами и переправляла их на материк.
     Дети были вполне самостоятельны. Поддержка дисциплины и распорядка поручена трем пятнадцатилетним комиссарам, но в этом было мало нужды. Дети имели большое чутье к кооперативным началам, которые нам трудно вообразить.
     Каждый день они ползали вверх и вниз по скалам, как обезьянки. Они ставили свои ялики в скалистые убежища у берегов, когда отправлялись опустошать многочисленные гнезда, где несметное число уток несли яйца. Дети пылали здоровьем и были полны радостной живучести.
     Когда я говорю, что они спасли нам жизнь, я хочу сказать этим, что именно так оно и было. Любопытными синими глазами они сразу увидели тяжесть нашего положения.
     Немедленно дети принялись за доставку провизии нашим страдающим людям. Они притащили жареных уток, круто сваренные яйца и печенье, сделанное из муки и яиц. Они даже снабдили нас просоленной рыбой и черным хлебом из собственных запасов. Что еще важнее, они научили, как добывать пропитание на суровом острове. Смеясь и болтая, они брали нас с собой на прогулки, указывая места, где находится здоровая питьевая вода, лучшие места для сбора яиц, учили отличать хорошие яйца от плохих и ловить силками уток".
     Вот как показали себя советские ребята на дальнем северном острове! Написать бы о них кому-то из нас не две странички, а книгу для школьников...
     В последних числах июля я встретил старого друга Илью Павловича Мазурука! Должен сказать о нем несколько слов. Познакомились мы в Александровске на Сахалине летом 1933 года.
     Я был в то время помощником капитана на дальневосточном пароходе, а он - командиром самолета. Я с завистью посматривал на большой маузер, с которым Илья Павлович разгуливал по городу. На деревянной кобуре была серебряная пластинка, а на ней надпись: "Мазуруку И. П. за успешную борьбу с контрреволюцией от коллегии ОГПУ". Было чему позавидовать! Илья Павлович в конце двадцатых годов выполнял опасные задания по борьбе с басмачами. В 1932 году он Первый открыл воздушную линию на Магадан и линию Хабаровск - Владивосток.
     В 1937 году И. П. Мазурук участвовал в полете на Северный полюс, стал Героем Советского Союза. Война застала его в должности начальника полярной авиации Главсевморпути.
     С самого начала войны Мазурук был мобилизован и назначен начальником второй авиагруппы ВВС Северного флота. Илья Павлович - отважный, опытный летчик. Он участвовал в поисках потерпевших бедствие моряков конвоя PQ-17, многих спас от смерти.
     Мы вспоминали прежние встречи, обсуждали и нынешние события. Во время одного из недавних полетов Илья Павлович попал в тяжелейшее положение и чудом остался жив. Это его "Каталина" стояла в бухте против Малых Кармакул, неподалеку от лагеря архангельских пионеров <Вторая "Каталина" принадлежала ВВС Беломорской флотилии.>.
     - В поисках потерпевших бедствие пробыл в воздухе 24 часа,- рассказывал Мазурук.- В бухту сели для заправки горючим и отдыха. На самолете остался командир Матвей Ильич Козлов, механик Косухин и второй механик Перов. Козлов дежурил у орудия. Остальной экипаж - штурман Жуков, радист Челыгаев, второй пилот Сырокваша - вместе со мной устроился в одном из маленьких домиков полярной станции. Здесь были четыре домика и барак, где жили рабочие с семьями.
     Только расположились на ночлег - орудийный выстрел. Я вскочил и увидел в окно (ночь была светлая) всплывшую подводную лодку. У пушек орудовали фашисты. Один из них, видимо офицер, указывал артиллеристу, куда стрелять.
     Первый выстрел был по самолету, он загорелся сразу. Механик Перов сгорел в машине. Козлов вывалился в воду и поплыл к берегу. Второй выстрел лодки был по бараку. Видел, как поднялась его крыша и он стал разваливаться и гореть. Из барака выбежали люди, бросились прятаться в каменистых отрогах гор. Едва мы успели отбежать от своего домика, как его разрушил третий выстрел. Вскоре подлодка ушла из бухты...

Глава шестая. Отзвуки торпедных залпов

     В один из первых дней работы в штабе И. Д. Папанин приказал мне участвовать в комиссии по расследованию событий на танкере "Азербайджан", который совершил переход в составе конвоя PQ-17.
     Танкер стоял у одного из причалов Северодвинска. Первое, что нам бросилось в глаза,- страшные повреждения в корпусе. Трудно было представить, как с такими дырами судно могло дойти до своих берегов.
     Капитан танкера Владимир Николаевич Изотов принял комиссию в обширной каюте за столом, покрытым зеленой скатертью.
     - В конвое с самого начала не было порядка. Когда появились самолеты, нас не предупредили,- были его первые слова.- Я считал, что самолеты английские, а это оказался противник, и мы узнали об этом, когда левый фланг конвоя был атакован.
     - Где конвой находился в это время?
     Капитан взял вахтенный журнал со стола, полистал.
     - Утром 3 июля мы находились на сто двадцать миль западнее острова Медвежий. Курс проходил севернее острова. В ночь на 4 июля шли, отстреливаясь от самолетов. На всех транспортах были подняты аэростаты заграждения. В 2 часа 50 минут в одно из судов попала бомба, транспорт вышел из колонны и развернулся поперек курса.
     - Повреждения были значительные? - спросил кто-то из членов комиссии.
     - Когда мы проходили мимо, видели, что разбито левое крыло мостика. Ни пожара, ни крена не заметили.
     - А команда уже сходила с судна?
     - Да, садились в шлюпки.
     - С судов эскорта запрашивали - почему?
     - Нет. Куда там! - Изотов махнул рукой.
     Капитан показал по карте, как дальше шло его судно в конвое. Курсы на карте были проложены отчетливо черным карандашом...
     - Конвой продолжал двигаться своим курсом. В 15 часов 40 минут 4 июля впервые за все время перехода командование объявило общую тревогу,- продолжал свой рассказ капитан Изотов.- У нас на танкере и на других судах прислуга заняла места у пулеметов и пушек.
     Примерно через час появилось шесть двухмоторных торпедоносцев, с высоты 30-40 метров они пытались атаковать конвой справа. Со всех кораблей открыли сильный огонь и отогнали противника.
     Через два часа мы снова заметили на горизонте самолеты. Снова торпедоносцы. Я насчитал двадцать две штуки. Возможно, их было больше. Они летели группами по три - пять и очень низко, над самой водой. Стрелять в них было нельзя - снаряды могли задеть свои суда.
     Самолеты сбросили торпеды и ушли неповрежденными. Однако и торпеды прошли мимо, только одна попала в судно. Оно сразу накренилось, но пожара не было.
     Следующая волна самолетов атаковала мой "Азербайджан" и идущий слева английский танкер. Торпеды прошли близко от борта.
     Наконец, 18 часов 20 минут... Торпеда с самолета угодила в нас, в корму. Сильный взрыв потряс судно, все загрохотало вокруг. Взметнулся столб огня выше мачты. Судно осело кормой и стало крениться на правый борт. Через несколько минут перекачкой груза удалось выровнять крен.
     Одна машина от взрыва остановилась, и, предполагая худшее, я приказал спустить шлюпки. Однако машину удалось исправить, шлюпки подняли на тали...- капитан замолк.
     Мы слушали его, боясь пропустить хотя бы слово.
     - Когда дым разошелся и прояснилось, я увидел, что бот номер четыре был спущен неправильно, а потому затонул.
     - А люди? - спросил член комиссии секретарь обкома Буданов.
     - Одни оказались в воде и держались за борт шлюпки, другие висели на талях. Двух вытащил из воды старпом Демидов, а остальные пересели на плотик и были подобраны английским спасателем. В 18 часов 45 минут, проверив руль и телеграф, дали полный ход и легли курсом вслед уходящему каравану.
     - Значит, через двадцать пять минут после торпедирования?
     - Так точно.
     - Что же натворила у вас торпеда, расскажите поподробнее.
     - Она попала в нефтяные отсеки 15-16 и разорвала соседние танки с грузом льняного масла. Загоревшаяся в момент взрыва нефть покрылась маслом и потухла. Кормовая часть палубы вздулась. Из пробитых бортов вытекало топливо и масло... Да, забыл сказать, к нам подошел спасатель и предложил снять экипаж. Я им сообщил, что остаемся на борту и пойдем дальше.
     4 июля, в 20 часов 30 минут, вот в этом месте,- капитан показал точку на карте,- военные конвойные суда увеличили скорость и стали расходиться вправо и влево.
     - Вам не сообщили причину?
     - Нет. Я пытался узнать, но безуспешно. Вызывал прожектором танкер "Донбасс", но он не ответил. Судя по курсам и скоростям кораблей, конвою дали распоряжение расходиться веерообразно и следовать на предельной скорости. В 21 час 30 минут меня обогнал эсминец.
     Он спросил о скорости "Азербайджана". Я передал лампой по Морзе: "Пожалуйста, охраняйте меня, пока не соединимся с конвоем". Ответ получил такой: "Конвой не будет вновь формироваться, очень сожалею, спасайтесь самостоятельно, советую держать на север, как позволит лед. Всего вам хорошего". И ушел. Наши светограммы записаны в вахтенном журнале,- Изотов перелистал несколько страниц и дал присутствующим посмотреть журнал.
     - И вы остались одни? - спросил кто-то.
     - Так точно, если не считать вражеских самолетов. Около 23 часов нас с правого борта атаковал торпедоносец. Орудийным огнем мы его отогнали. Большинство судов конвоя уже скрылось из видимости.
     Ночью вошли в туман. Когда туман рассеялся, по носу на горизонте показалась кромка льда. Далеко впереди были видны дымы двух судов. До утра 5 июля следовали вдоль ледяной кромки. По радио слышали сообщения многих судов, что их атаковали и торпедировали самолеты и подводные лодки.
     Я решил войти в лед. Там еще держался туман и было безопаснее. Взял курс на северную часть Новой Земли.
     - Военных кораблей вы больше не видели? - спросил Буданов.
     - Нас догнали суда ПВО, два корвета и спасательное. Они прошли близко по правому борту. Корабль ПВО просигналил: "В море находится неприятельская эскадра, в ее составе линкор "Тирпиц", эскадра идет от мыса Нордкап курсом 45°".
     - Нагнал, видать, страху на англичан этот "Тирпиц"?
     - Получилось так... Но сопровождавшая нас английская эскадра была далеко не слабой и могла бы защитить транспорты.
     Вечером нас обогнал американский пароход. Несколько раз появлялись неприятельские самолеты. Были слышны взрывы и орудийная стрельба. А утром огнем из пушек и пулеметов отогнали вражеский самолет, который шел прямо на нас. В 15 часов открылись берега Новой Земли.
     На следующий день в шесть часов утра вошли в Русскую гавань и стали на якорь. Отсюда благополучно дошли в Белое море в сопровождении советских кораблей.
     Один из членов комиссии, начальник Северного пароходства И. В. Новиков, спросил:
     - Чем вы объясните, капитан, крупные потери и неразбериху в конвое?
     Изотов пожал плечами.
     Разговор в каюте капитана "Азербайджана" состоялся в июле 1942 года, всего через несколько дней после описываемых событий. Однако и тогда всех, кто пытался разобраться в них, поражало совершенно необъяснимое: огромной ценности караван брошен поенными кораблями на произвол судьбы, вернее, отдан в руки врага.
     Нам хотелось узнать о поведении членов экипажа танкера во время боев.
     - Люди вели себя превосходно,- рассказывал Владимир Николаевич.- По сигналу боевой тревоги вся прислуга орудий и пулеметов мгновенно занимала свои места и прямо в упор открывала огонь по самолетам. Никто ни на одну минуту не оставил свой пост.
     - А 4 июля?
     - В тот памятный день экипаж открыл ураганный огонь по десяткам низко летящих торпедоносцев. Больше всего пришлось поработать кормовому орудию сержанта Волобуева и матросов Овчинникова и Архипова. Отличились также пулеметчики Ульянченко, Никишев, Черноусов и Иванов. Хорошо работало и носовое трехдюймовое орудие, командиром которого был второй помощник Турчин.
     В момент взрыва сильно ударило Ульянченко, но он не выпустил пулемета из рук. И Волобуев в тот момент не отошел от своего орудия.
     Очень тяжело было в машинном отделении. Старшим на вахте стоял второй механик Слаута, секретарь нашей парторганизации. От взрыва остановился один двигатель. Машинные плиты с грохотом слетели со своих мест, посыпались сверху болты и гайки. Через световой люк полилась вода... Жутковато... Слауту отбросило от поста управления. Едва удержавшись на ногах, механик пустил насосы и стал осматривать двигатели. Серьезные повреждения он быстро исправил. И о мотористе Маленькове можно сказать только хорошее. Он умело и четко выполнял все приказания механика.
     Да что говорить, почти все достойны самой высокой похвалы. Именно благодаря сознательному отношению к долгу и личной храбрости команды покалеченный танкер был спасен и приведен в порт.
     В разговоре с капитаном выяснилось, что никто из моряков танкера не просился на берег, все хотели продолжать плавание, несмотря на пережитое.
     Помню, нас заинтересовало, почему конвои называют так странно - PQ или QP, но Владимир Николаевич тоже не знал этого.
     Оказалось, как я выяснил позже, код возник совершенно случайно. В оперативном управлении английского адмиралтейства, ведавшем в то время планированием конвойных операций на севере России, был офицер P. Q. Edwards. Кто-то предложил назвать его инициалами P. Q. конвои, шедшие в восточном направлении, а возвращавшиеся на запад - QP <См. Ирвинг Д. Разгром конвоя P.Q.17. М., Воениздат, 1971, с. 25.>

***

     "Азербайджан" надо было отремонтировать и отправить в рейс. Обком партии предложил сделать это немедленно. Но как ремонтировать? В док поставить возможности не было, а повреждения большие. От командования танкера поступило предложение: ремонтировать с помощью кренования. А. С. Буданов поддержал инициативу моряков, так и сделали. На ремонтном заводе повалили судно на один борт, исправили все, что нужно, а потом повалили на другой. В результате танкер в самом начале арктической навигации вышел в плавание.
     После разгрома PQ-17 вражеские подводные лодки стали появляться на востоке Баренцева моря и даже в Карском море не только с целью разведки, но и для нападения на советские суда.
     Еще недавно наши моряки после бомбардировок авиации и торпедных атак подводных лодок на западе Баренцева моря спокойно входили в защищавшие их арктические льды.
     25 августа бюро Архангельского обкома партии приняло специальное решение: без охраны плавание судов в море недопустимо.
     Учитывая активность противника на востоке Баренцева моря, в губе Белушьей (Новая Земля) командованием Северного флота была образована Новоземельская военно-морская база. Командиром ее стал капитан первого ранга А. И. Дианов. Базе придавали один из отрядов Беломорской флотилии.
     База строилась не на пустом месте. В Белушьей на каменистых холмах крепко стояли четыре десятка деревянных домиков. Здесь же располагался новоземельский островной совет. Многие годы его возглавлял Илья Константинович Вылка.
     В Архангельске было наконец получено долгожданное сообщение: ледоколы "Ленин", "Красин" и "И. Сталин" прибыли на Диксон. Там же находятся ледокольные пароходы "Г. Седов", "А. Сибиряков", "Монткальм". Отлегло от сердца. Думалось, что в Арктике им будет спокойнее. "И. Сталин" вышел на восток к Берингову проливу.
     Наш штаб на Петроградском проспекте посетил знаменитый полярный летчик, подполковник авиации Борис Григорьевич Чухновский. Он тоже был связан с конвойной охраной. Борис Григорьевич прославился давно: он принимал участие в спасении экипажа дирижабля "Италия" в 1928 году, на его долю выпала удача отыскать во льдах группу Мальмгрена. Мы с Чухновским познакомились на ледокольном пароходе "Садко" во время сверхраннего рейса к острову Рудольфа в 1937 году. В это время на острове нес вахту четырехмоторный самолет И. П. Мазурука. Для него мы привезли бензин.
     Когда стояли в бухте Тихой, Мазурук совершал облет островов архипелага, а Чухновский неподалеку от судна деятельно готовил площадку для посадки. Но неожиданно навалил туман, и Мазуруку пришлось сесть в одном из проливов на молодой лед. Наш "Садко" сразу же отправился на поиски, подошли к самолету и подняли его на борт. Подошли вовремя, лед опасно прогибался под машиной Мазурука...
     В эти дни я снова увидел Илью Павловича. Вечером он зашел в гостиницу, рассказал о последних полетах в Арктике. На восточном берегу Новой Земли, километрах в шестидесяти от мыса Желания, он обнаружил посадочную площадку и заправочный пункт для... немецких самолетов! Это новость... Но еще более удивительной была его находка на Земле Франца-Иосифа.
     - Мой радист доложил,- рассказывал Илья Павлович,- что слышит какую-то длинноволновую станцию на севере. Я запросил радиста бухты Тихой. Ответ был неожиданный. Оказывается, что он тоже слышит совсем близко чью-то радиостанцию и даже видел красные ракеты. Я посоветовал ему перекреститься, чтобы не мерещилось. Но решил все же обследовать подозрительный район архипелага Франца-Иосифа. И что же? На Земле Александры мы заметили не наши склады продовольствия и боеприпасов, закрытые металлическими сетками от белых медведей. Доложил начальству: "Что-то там есть..."
     Эта встреча с И. П. Мазуруком была последней в Архангельске. В сентябре Илье Павловичу поручили возглавить перегон самолетов из США по сибирской трассе. Поэтому он, к сожалению, не мог участвовать в зимних проводках в Белом море.
     Как вспоминаю теперь, в Архангельске в 1942 году побывали основные силы моряков и авиаторов Главсевморпути. Но не только они. Здесь жили или надолго приезжали многие интересные люди. В тот памятный год я познакомился с писателем Юрием Германом. В гостинице мы жили в одном коридоре. Встречался с Владимиром Беляевым, он приехал из блокированного Ленинграда. В частях Беломорской флотилии служил Александр Миронов.
     Часто на проспекте Павлина Виноградова встречал талантливого художника и северного сказочника Писахова. Ближе я познакомился с ним уже после войны, получил в подарок картину: маленькая сосенка на скале у Белого моря - автокопия одной из лучших его работ.

Глава седьмая. Враг пробрался в арктику

     Разгрузки-погрузки, неприятности с ледовой обстановкой на востоке Арктики порядком измучили Ивана Дмитриевича Папанина, он стал хвататься за сердце, глотал лекарства.
     - Поеду завтра на рыбалку,- сказал он как-то после моего вечернего доклада.- Как будто можно: все разгрузили, всех неплохо снабдили, парох