Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
жительно его парят
банщики, не откажет, для славы сделает... - хоть и печь, может, разобрать
придется, а то и не влезет крендель, таких никогда еще не выпекали... И
чтобы ни словечка никому: вот папашеньке по душе-то будет, диковинки он
любит, и гости подивятся, какое уважение ему, а слава такая на виду всем в
пример".
Крендель у Филиппова, конечно, исполнили, да еще воз лучины сухой
потребовали, да соломы для подрумянки. И вот торжественно его понесли. Как
раз по той площади, где теперь только мертвые и все вокруг мертвящие стекло
да камень, да еще этот... персонаж торчит посреди площади. А тогда стояла
церковь Казанской Божьей Матери. Тут около церкви инцидент произошел:
затрезвонила звонница, как крендель мимо несли. Дошло до владыки
благочинного. По какому случаю трезвон?
Кому трезвон? Не скажешь, что кренделю. Но когда отец Виктор этот
крендель сам воочию увидел...
"- Да вы поглядите на сей румяный крендель! Тут, под миндалем-то,
сердце человеческое горит любовно!.. Ведь это священный крендель!!.
И все мы стали глядеть на крендель. Всю рояль он занял, и весь
- такая-то красота румяная! Тут отец Виктор и говорит:
- ...Это не кренделю-муке трезвон был, а воистину - сердцу
человеческому. От преизбытка сердца уста глаголят, в Писании сказано.
А я добавлю: "...колокола трезвонят, даже и в неурочный час". Так и
донесу, ежели владыка потребует пояснений о трезвоне".
Так что прочитавшие эти строки (а еще лучше все "Лето Господне" Ивана
Шмелева, о чем они не пожалеют), если окажутся потом в Москве, на
Октябрьской площади, стеклянно-каменной, попираемой чугунной (или какая она
там) пятой вождя, пусть вспомнят, что еще несколько десятилетий тому назад
(ну, век) здесь светилась совсем другая, живая жизнь. Кстати и вспомним, что
сына Ивана Шмелева расстреляли в Крыму большевики, а сам он оказался в
изгнании в Париже. Не нужны были государству русские, духовно богатые,
талантливые люди: ни Гумилев, ни Блок, ни Иван Шмелев.
Теперь настала очередь после царствующего дома, дворянства,
интеллигенции, духовенства и купечества взглянуть на отношение Ленина к
основной массе российского населения - к крестьянам. Ведь даже и на гербе -
серп и молот. Рабоче-крестьянская власть. Уж крестьян-то, наверное, должен
был бы любить Владимир Ильич.
Парадокс состоит в том, что крестьян Ленин ненавидел больше, чем любое
другое сословие в России. В своем месте, в отдельной главе этой книги, мы
более обстоятельно разовьем эту тему, как он бросал против крестьян
регулярную армию, головорезные, грабительские продотряды, как он пол-России
выморил голодом и насильничал так, что крестьяне то и дело восставали, и
тогда целые крестьянские волости и губернии топились в крови. А схема была
знакомая. Точно так же, как при подавлении и уничтожении духовенства он
наклеивал ярлыки реакционеров и черносотенцев, точно так же на крестьян он
стал клеить ярлыки бандитов и кулаков. В Пензе восстало пять волостей. Это
сотни и тысячи повстанцев. Повстанцы? Бандиты и кулаки!
"Пенза Губисполком, Минкину.
Получил на Вас две жалобы. Первая, что Вы обнаруживаете мягкость при
подавлении кулаков. Если это верно, то Вы совершаете великое преступление
против революции..." (В. И. Ленин в основном цитируется по Полному собранию
сочинений, издание 5-е, М., Госполитиздат, 1962. - Ред.).
Телеграмма Ливонскому исполкому. 20.VIII. 1918 г.
"Приветствую энергичное подавление кулаков и белогвардейцев (?!) в
уезде. Необходимо ковать железо пока горячо и, не упуская ни минуты...
конфисковать весь хлеб и все имущество у восставших кулаков, повесить
зачинщиков... арестовать заложников из богачей и держать их, пока не будут
собраны и ссыпаны в их волости все излишки хлеба...
Телеграфируйте исполнение. Часть образцового Железного полка пошлите
тотчас в Пензу.
Предсовнаркома ЛЕНИН".
Тут надо пояснить, что "излишками" Ленин замаскированно называл весь
хлеб, добиваясь двух целей: сосредоточения всего хлеба в своих руках, как
орудия власти, и для того, чтобы инспирировать голод и детоедство.
"Пенза Губисполком, Копия Евгении Богдановне Бош.
Получил вашу телеграмму. Необходимо организовать усиленную охрану из
отборно надежных людей, провести беспощадный массовый террор... сомнительных
запереть в концентрационный лагерь вне города.
Экспедицию (карательную, тот самый "Железный полк". - В. С.) пустите в
ход. Телеграфируйте об исполнении. Предсовнаркома ЛЕНИН".
"12 августа 1918 г. Москва. Пенза, Губисполком. Бош.
Получил Вашу телеграмму. Крайне удивлен отсутствием сообщений о ходе и
исходе подавления кулацкого восстания пяти волостей. Не хочу думать, чтобы
Вы проявили промедление или слабость при подавлении и при образцовой
конфискации всего имущества и особенно хлеба..." Замечательный публицист
Дора Штурман добавляет от себя после этой цитаты:
"Видит ли Ленин голодную смерть детей за этими своими бесчисленными
приказами отобрать весь хлеб у сопротивляющихся продразверстке и не имеющих
никаких хлебных "излишков" людей, которых он именует "кулаками"?" (Слова
выделены Дорой Штурман.) Видит и знает. Вспомним его фразу из секретного
письма в Политбюро по поводу изъятия церковных ценностей: "Именно теперь и
только теперь, когда в голодных местах едят людей и на дорогах валяются
сотни, если не тысячи трупов, мы можем..." и т. д.
Более обширным, нежели Пензенское, было известное Тамбовское восстание
крестьян, против которых Ленин бросил регулярную армию под командованием
Тухачевского, а также ЧОНовские карательные войска. (Между прочим,
участником этой карательной войны с крестьянами был известный впоследствии
писатель Аркадий Гайдар.) С.П. Мельгунов в своей страшной по содержанию
книге "Красный террор в России" пишет на стр. 29: "Брали сотнями заложниц
- крестьянских жен вместе с детьми во время крестьянских восстаний в
Тамбовской губернии: они сидели в разных тюрьмах, в том числе в Москве и в
Петербурге, чуть ли не в течение двух лет. Например, приказ оперштаба
тамбовской ЧК 1 сентября 1920 года объявлял: "Провести к семьям восставших
беспощадный красный террор... арестовывать в таких семьях всех с 18-летнего
возраста, не считаясь с полом, и если бандиты выступления будут продолжать,
расстреливать их. Села обложить чрезвычайными контрибуциями, за неисполнение
которых будут конфисковываться все земли и все имущество".
Как проводился в жизнь этот приказ, свидетельствуют официальные
сообщения, печатавшиеся в тамбовских "Известиях":
"5 сентября сожжено 5 сел 7-го сентября расстреляно более 250
крестьян... В одном кожуховском концентрационном лагере под Москвой (в
1921-1922 гг.) содержалось 313 тамбовских крестьян в качестве заложников, в
числе их дети от 1 месяца до 16 лет. Среди этих раздетых (без теплых вещей),
полуголодных заложников осенью 1921 года свирепствовал сыпной тиф...
...Расстреливали и детей и родителей. И мы найдем засвидетельствованные
и такие факты. Расстреливали детей в присутствии родителей и родителей в
присутствии детей..." О "любви" Ленина к крестьянству, которую можно
выразить грубоватой, но справедливой русской пословицей - "Полюбил волк
кобылу, оставил хвост да гриву", говорит и его разговор с Уэллсом,
записанный последним в книге "Россия во мгле". Уэллс беседует с Лениным.
"- И вы возьметесь за все это с вашими мужиками, крепко сидящими на
земле?
Будут перестроены не только города деревня тоже изменится до
неузнаваемости.
- Уже и сейчас, - сказал Ленин, - у нас не всю сельскохозяйственную
продукцию дает крестьянин. Кое-где существует крупное сельскохозяйственное
производство. Там, где позволяют условия, правительство уже взяло в свои
руки крупные поместья, в которых работают не крестьяне, а рабочие. Такая
практика может расшириться, внедряясь сначала в одной губернии, потом в
другой.
Крестьяне других губерний, неграмотные и эгоистичные (подчеркнуто мной.
- В.С.), не будут знать, что происходит, пока не придет их черед...
Может быть, и трудно перестроить крестьянство в целом, но с отдельными
группами крестьян справиться очень легко.
Говоря о крестьянах, Ленин наклонился ко мне и перешел на
конфиденциальный тон, как будто крестьяне могли его услышать".
Не правда ли, каждое слово вождя так и дышит любовью к крестьянам.
Наконец, у меня в руках есть еще один, можно сказать, уникальный
документ, в котором говорится не о крестьянине, а голосом самого
крестьянина. Известно, что каждый писатель получает много читательских
писем. Обычно они приходят по почте. Но вот однажды в дверь моей квартиры
позвонили, я открыл. На пороге стоял коренастый мужчина лет сорока пяти, в
облике которого по каким-то неуловимым признакам угадывался сибиряк. Он
протянул мне завернутый в газету сверток трубкой, наподобие того, как
свертывают чертежи, и коротко пояснил:
- Мой отец просил это после его смерти отдать в хорошие руки, чтобы не
пропало. Я отдаю это вам. Делайте с этим что хотите.
В свертке не оказалось ни письма с обращением, ни обратного адреса. Но
подлинность документа и всех данных, содержащихся в нем, не вызывает никаких
сомнений. Все это полностью вошло в книгу "Слово исповеди и надежды",
изданной в "Молодой гвардии" в 1990 году, а в несколько сокращенном виде
опубликовано в журнале "Сибирские огни".
Дело в том, что рукопись начинается с длинного списка, с перечня 214
домохозяев некоего села Сивкова. Ладно, если бы крестьяне были просто
перечислены, а то они перечислены на разграфленных страницах, и если считать
за графу порядковую нумерацию, то набирается одиннадцать граф. Вверху
страницы заголовок: "Об отмщении взываем".
Под заглавием поименный состав домохозяев села Сивкова с 1908 по 1945
год.
Конечно, этот список печатным способом воспроизвести можно, но он
занимает много места, мелким шрифтом девять страниц. Мы его пропускаем.
Далее идут "Пояснения к списку". Летописец села Сивкова поясняет:
1. В графе 3 показаны:
а) Знаком "М" - хозяйства, имевшие в собственном владении и пользовании
ветряные мельницы. Мельниц в селе было 22.
б) Знаком "К" - хозяйства, владевшие собственными кузницами.
Кузнецов в селе было 8 человек.
в) Знаком "СТ" показаны 2 столяра, знаком "П"- один портной.
Далее летописец рассказывает, сколько было в селе простых изб, сколько
пятистенок, сколько крытых тесом и т. д. и вдруг...
3. Графа "Погибли в восстании 1921 года" имеет такое содержание:
а) Конным отрядом курганской ЧК 23 марта 1921 года были арестованы в
своих домах в селе Сивкове, собраны в группу, вывезены из села и в 15
километрах от него, на льду степного озера Сазыкуль были раздеты до нижнего
белья и расстреляны, трупы там брошены, а вся одежда похищена погибшие 7
человек следующие (следует перечень семи человек).
б) По приказу коменданта курсантского полка ЧОН 21 марта 1921 года были
арестованы в своих домах в селе Сивкове и зарублены саблей в прогоне
сивковского жителя Луки Мироновича Мальцева следующие пять человек...
в) Курганской ЧК были арестованы в своих домах в селе Сивкове, увезены
в село Макушино и там в ночь на 14 апреля 1921 года расстреляны на кладбище
и зарыты следующие 7 человек...
г) Арестованы отрядами ЧК в селе Сивкове и там расстреляны в марте 1921
года следующие 5 человек...
д) Убиты при участии разновременно в боях на стороне восставших в
феврале-марте 1921 года... (Перечислены четверо.) е) Захвачены в плен и
расстреляны Курганской ЧК ...
(Перечислены четверо.) 4. В графах "Погибли в 1930 году" показаны плоды
коллективизации и переустройства деревни, именно:
а) В ночь с 25 на 26 июня 1930 года в здании ОГПУ по Уралу в г.
Свердловске были расстреляны четверо из жителей села Сивкова,
принадлежавшие к большой группе в 58 человек, расстрелянных вместе с ними в
ту же ночь, там же.
История эта такова. В преддверии всеобщей коллективизации 1930 года
власти разработали ряд мер, чтобы накалить атмосферу в районах, намеченных к
коллективизации, и тем спровоцировать что-либо вроде выступления населения
против власти этим оправдано было бы введение чрезвычайных мер в районах
коллективизации. Одной из таких мер, разработанных ОГПУ, была засылка в
районы коллективизации специальных агентов с целью выявления там лиц,
нетерпимо относящихся к мероприятиям властей по коллективизации, и ведения
между ними подстрекательской агитации.
Так, в Частоозерском районе Ишимского округа в конце осени 1929 года
появился некто Власов, бесхозный житель и уроженец дер.
Власовки Утчанской волости Ишимского уезда, болтавшийся до этого на
подворье Частоозерского райкома ВКП(б) в качестве инструктора одного из
отделов. Выдавая себя за разошедшегося с властями правдолюбца и за
болельщика мужицкой несчастной доли. Власов стал энергично мотаться по селам
и деревням Частоозерского и Долговского районов, везде выискивая недовольных
мужиков и подбивая их вступать в организацию против власти и
коллективизации. Неискушенные в мерзостях ОГПУ, доверчивые мужики не
рассмотрели в жалостливых призывах новоявленного поборника мужицкой правды
подлинной рожи провокатора. Конечно же, все они были недовольны, больше
того, озлоблены всем тем, что творили с ними власти, и, как плотва на
крючок, кинулись на приманку, которую кидал перед ними Власов. Мужики
поверили этому проходимцу и охотно стали делать все, к чему он их подбивал.
Так за зиму 1929/30 года Власов вовлек в свою "организацию" более сотни
мужиков из деревень и сел Частоозерского и Петуховского районов Ишимского
округа. Такой успех выглядел внушительным, и власти вверху (ОГПУ) сочли,
видимо, это достойным. Они даже не посоветовали Власову (для большей
реальности и убедительности) организовать какое-либо, пусть даже
незначительное, выступление "заговорщиков". ОГПУ, видимо, рассуждало: к чему
это? Сойдет и так!
Ведь все равно разбираться публично никто не будет! Все это только для
внутреннего потребления!
В самом деле, если вглядеться внимательно и без предубеждений, вся
"организация", созданная Власовым, не представляла ничего опасного. Ничего
не было в ней реального, существенного! Одна поза взамен дела! Были одни
слова, одни высказывания своих желаний! Да чтоб было как можно более скрытно
все, более таинственно. В то же время чтоб выглядело всамделишным и было
похожим на реальность, а не на игру. Власов требовал, например, от опекаемых
им мужиков не просто агитировать и склонять других на свою сторону, а
обязательно собираться где-либо группой, лучше в бане или в амбаре, лучше
ночью при лампе, чтобы выглядело все не понарошку, а вполне солидно, как и
подобает настоящему заговору чтобы было не просто как случайная встреча или
мимолетный разговор, и чтобы на таком тайном собрании не просто
разговаривали, а чтоб один кто-либо обязательно докладывал, а другие чтобы
выступали в прениях, и чтоб велся протокол такого собрания, с повесткой
собрания и с приложением списка всех присутствующих и выступавших на этом
собрании. Протоколы эти Власов забирал потом себе. Уж это одно
обстоятельство, кажется, должно было и недалекому уму подсказать, что не все
чисто в этой игре, что скрыто тут что-то непонятное. Но неискушенный мужик
во все хотел верить и верил, он не замечал ловушки, хотя она и была почти не
замаскирована.
А операция по принудительной всеобщей коллективизации меж тем
приближалась к своему взрывному пункту. И вот в одну из ночей конца февраля
1930 года все "заговорщики" из всех деревень и сел Частоозерского и
Петуховского районов были бесшумно враз арестованы и препровождены в г.
Ишим, где их закупорили в тесных подвалах окружного ОГПУ. Началось
следствие, которое тянулось с марта до половины мая 1930 года. Состояло оно
в том, что каждого из заключенных вызывали из подвала к следователю и
добивались от него письменного подтверждения всего того, что и так ОГПУ было
известно по донесениям Власова. Некоторые из допрашиваемых первоначально не
сознавались или отказывались признать то или иное, тогда вызывался Власов и
начинал усовещевать упрямого мужика: "Ну как же ты, Петра Яковлевич, не
помнишь, ведь вот как дело-то было". И усовещенный мужик, потупив глаза,
признавался. Все это обстоятельство фиксировалось в протоколах допроса,
которые сшивались в папки, и создавалась таким путем занятная повесть о том,
как злобное мужичьекулачье в Ишимском округе замыслило свергнуть родную для
народа советскую власть, но бдительное ОГПУ своевременно раскрыло этот
коварный замысел и обезвредило врагов трудового народа. Так был задуман и
так составлялся этот сценарий. В действительности же все это было не больше
как сказка для малышей. Или материал для скудоумных творений литераторов
современности.
Под конец допросов главные обвиняемые признали и подписали все, что
подготовили им на подпись следователи ОГПУ, взамен чего получили от них
заверения: "К севу вас выпустят! Ведь не за что же держать-то вас! Ведь
ничего худого вы не сделали, вы только мечтали что-то сделать, зато
чистосердечно во всем признались и раскаялись".
В конце мая папки с протоколами допросов увезли в Свердловск, в ПП ОГПУ
по Уралу. Следом за ними всех мужиков вывели из подвалов ОГПУ в Ишиме,
посадили в тюремные вагоны, перевезли в Свердловск, ввели за решетчатые
ворота свердловского изолятора и разместили в просторных камерах этого
знатного сооружения, на втором этаже.
"О, как здесь хорошо! - ликовали мужики после подвалов Ишима. - И
просторно, и светло, и нары!" Условия в свердловском стационаре, конечно,
были несравнимы с ишимским: тут было обычное двухразовое питание, была
ежедневная прогулка, назавтра всем желающим было разрешено работать на
дворе, была почта, были газеты. Ничего этого в Ишиме не было. И мужики
воспрянули духом. Не зря, видно, их напутствовали в Ишиме, что скоро
выпустят. Хотя уже и сев прошел, сенокос на носу, а освобождения все нет.
Уже три недели, как они здесь. Уже жены поприезжали к некоторым, получив их
письма. Да что же это так тянут с освобождением? Видать, дел там наверху
много накопилось. Так уж поторопились бы. Ведь полевые-то работы не ждут.
И вот наконец к решетчатым воротам главного подъезда изолятора подошел
крытый черный автофургон и встал своей задней дверцей впритык к проходной
дверце в воротах. А по этажам и коридорам изолятора полетело: "Выходи с
вещами на освобождение!" Дважды в этот день приезжал к воротам изолятора
крытый черный автофургон, и за оба раза он увез 58 человек. Мужики ликовали,
подымаясь по ступенькам переносной лесенки из проходной дверцы в фургон и
размещаясь на лавках кузова: "Ну, наконец-то!" Наутро жены мужиков,
приехавшие из деревень, собрались к началу занятий в приемную прокурора
города за пропусками на свидание со своими мужьями. Секретарь прокурора в
окошечко объявил им, что их мужья этой ночью расстреляны.
Так закончилась мужицко-власовская игра в заговор.
А что Власов? Власова никто и нигде больше не видел.
б) "Раскрытие заговора", организованного Власовым, стало сигналом к
массовым и повсеместным репрессиям против "кулаков", то есть обыкновенных
крестьян-мужиков. В результате в селе Сивкове были арестованы 38 домохозяев
и вместе с их семьями в составе 131 чел