артграде   захватили  власть   и   готовят
контрреволюцию снизу в противовес горбачевской революции сверху.
     Выход из затруднения нашли такой. Одно отделение больницы решили вообще
освободить  от  больных и  устроить  в нем клуб для бывших жертв карательной
медицины, выпущенных на свободу. Иностранцы из бесед с ними  убедятся сами в
том, что эти жертвы суть нормальные сумасшедшие, и распространят слух, будто
прежние  слухи  на   счет   карательной   советской  медицины   были  сильно
преувеличены.
     В маршрут включили также встречи иностранцев с  зелеными, патриотами  и
демократами.  Зеленые  как  раз  начали  борьбу  за  спасение  трясины.  Они
установили, что с осушением трясины в области исчезнут мухи, комары и оводы.
В результате  птицам нечем  будет  питаться, и они вымрут или  эмигрируют на
Запад.  И  тогда  расплодятся  те же  мухи, комары и оводы,  но уже  в таких
количествах, что людям житья не будет, и они вымрут или эмигрируют на Запад.
В дискуссиях с зелеными иностранцы получат неповторимую возможность проявить
свой гуманизм и чувство ответственности за судьбы насекомых.
     Патриоты поняли москвичей с полуслова  и во  всем согласились  с  ними,
кроме  одного пункта:  отношения к  евреям.  Комиссия попросила патриотов не
обнажать  свой  антисемитизм  открыто. Но патриоты  заявили,  что без явного
антисемитизма   никакого  русского   национализма  не  получится.  А  тайный
антисемитизм выродится в явную русофобию.
     С демократами произошел курьез, о котором стоит рассказать особо.


Посткоммунистическая эра

     Слухи о том,  что на  Западе  решили  считать  наступившую эпоху полным
крахом коммунизма и началом посткоммунистической эры, дошли и до  Партграда.
Рядовые  партградцы  остались равнодушными к ним.  Им было  безразлично, как
называется то  свинство, в котором они жили испокон веков и обречены жить до
скончания   века   --   крепостничеством,   военным  коммунизмом,   развитым
социализмом  или посткоммунизмом.  Они  с  ускорением,  но  со  все  меньшей
эффективностью  рыскали по  городу и  его окрестностям в поисках  съестного,
глушили "горбачуху" и били морды перестройщикам, консерваторам и друг другу.
Намерение Запада освободить их от оков коммунизма было им так  же чуждо, как
и намерение перестройщиков улучшить коммунизм.
     Зато интеллектуалы  с головой окунулись в дискуссию на эту тему. А  что
им   оставалось   делать?!  Политические   анекдоты   были  все  рассказаны.
Перестроечные анекдоты вызывали скуку. Все язвы коммунизма были разоблачены.
Вся прошлая советская история была оплевана и замазана грязью настолько, что
уже  и  плюнуть  некуда  было.  "Горбачуха"  утратила  былую силу, -- к  ней
привыкли и пили с отвращением. Вот в этот идейно-критический момент Запад  и
подбросил мыслящей элите  Партграда животрепещущую  тему:  как  организовать
жизнь в области после того, как коммунизм совсем исчезнет?
     Возглавили  это  интеллектуальное  движение  демократы. Как  раз  перед
приездом московской комиссии они обратились в областной Совет с  требованием
(не  с просьбой,  а именно  с  требованием!)  предоставить им  помещение для
проведения  конференции  на  означенную  тему.  На  этой   конференции   они
собирались сказать во всеуслышание свое: "Есть такая партия!".
     В облсовете впали  в панику. Обратились за  советом в обком партии. Там
сначала послали их "на...". Мол, вы теперь высшая власть, вы и решайте. Лишь
после  того,  как  председателя  облсовета  свезли  в  больницу  с  обширным
инфарктом,  Крутов  и Горбань  пошли навстречу будущему парламенту.  Горбань
предложил  предоставить под конференцию пустующий барак  бывшего  лагеря для
политических  заключенных или  аналогичную палату  психиатрической больницы.
Крутов  сказал,  что на  Западе это могут неверно истолковать,  и  предложил
провести  конференцию  в  помещении  цирка,  которое  пустовало  в  связи  с
гастролями  цирковой   труппы   на  Западе.  Предложение  Крутова   приняли,
покатываясь от хохота. Сожалели только о  том, что  клоуны Ванюшка и Петюшка
тоже укатили  на  Запад.  А то во время конференции "посткоммунистов"  можно
было  бы  чередовать номера клоунов с речами  ораторов. Потребует, например,
какой-то демократ  приватизировать средства производства.  После его речи на
арену в слезах выходит Ванюшка, везет на тележке надутого резинового  слона.
Петюшка спрашивает  его,  в  чем  дело.  Тот  отвечает,  что  в  цирке  идет
приватизация, и  ему выдали слона в  собственность. А  чем его кормить, если
сам  перебивается с  хлеба  на  воду?  А  где его  держать,  если  у  самого
квартирка,  ноги вытянуть нельзя?  Петюшка утешает  Ванюшку  и советует  ему
складывать  слона,  Ванюшка  вытаскивает затычку  из слона.  Из того выходит
воздух. Ванюшка складывает слона  и прячет в карман.  В городе  после  этого
неделю смеялись бы все до слез.
     Комиссия в полном составе отправилась на конференцию. Ее появление было
встречено аплодисментами.  Корытова  пригласили  сесть в  президиуме рядом с
председателем.  На  повестку  дня конференции  был  поставлен  один  вопрос:
перспективы  коммунизма в  переживаемую эпоху.  Глава  демократов,  открывая
конференцию,  сказал,  что  на Западе сейчас  приобретает силу мнение, будто
коммунизм  терпит  крах,  будто начинается  посткоммунистическая эра. Задача
конференции -- обсудить, насколько это мнение соответствует реальности.
     Начались  выступления.  И тут партградские  интеллектуалы показали, что
они не зря учились  в советских школах,  институтах  и университетах, не зря
сдавали  экзамены  по  марксизму-ленинизму,  не  зря  прошли школу  жизни  в
советских  коллективах.  Они единодушно  говорили,  что сам факт  разрешения
конференции  на такую  тему  красноречиво свидетельствует о силе и прочности
коммунизма, о его способности  развиваться в направлении демократии, Ораторы
осудили  преступления и ошибки сталинского периода, смело  и бескомпромиссно
обрушились  на  Брежнева  и его  мафию, пересказали речи Горбачева  и прочих
энтузиастов перестройки, пересказали  газетные и журнальные статьи столичных
трепачей.   Что   касается   социально-политического   строя   и   экономики
посткоммунистической  эры, то ораторы  поддержали  "платформу" демократов  и
"парламентской оппозиции".
     После   конференции  Корытов  встретился  с  Крутовым  и  Горбанем.   О
посткоммунистах  он  сказал,  что  за  ними  надо  глядеть в оба.  Люди  они
грамотные. Из них можно укомплектовать всю пропагандистскую сеть области. Но
они способны на любую пакость. Перед иностранцами они начнут выпендриваться.
Ради похвалы  на  Западе они  мать  и отца  продадут,  а  не то  что  идеалы
коммунизма. С ними  надо провести индивидуальную воспитательную работу. Дать
им понять, что  не все коту масленица,  придет и Великий пост.  Мы и без них
проживем.  Кроме того, надо особое внимание теперь  обратить на неформальные
объединения   и   движения,   которые   гораздо   важнее    для   укрепления
морально-политического единства нашего общества, а именно на такие: общество
ветеранов Отечественной войны, союз ветеранов войны  в Афганистане, общество
комсомольцев 30-ых годов, общество активистов  колхозного движения, общество
ударников  пятилеток,  народные  дружины.   Одним  словом,  возможности  тут
огромные, и их надо использовать.
     Говоря  так, Корытов ощущал себя действительно эмиссаром  революции, но
не  этой  демагогической "революции сверху", поднятой в  средствах  массовой
информации  на  Западе  и отчасти  у нас самих,  а  той,  которая началась в
октябре  1917  года  и завоевания  которой оказались под угрозой  в нынешнюю
газетную "революцию".


Седьмой маршрут

     До революции область  в изобилии производила мясо, масло, овощи, фрукты
и хлеб, в общем  -- была отсталой  сельскохозяйственной. После революции все
это исчезло, и  область поэтому стала считаться передовой промышленной. Хотя
сельское  хозяйство  области во всю советскую  историю находилось  в  жалком
состоянии,    Портянкин,    Сусликов    и    Маоцзедунька    стали   Героями
Социалистического Труда за успехи в  его развитии. Маоцзедунька  прошла путь
от рядовой  колхозницы до  заведующего  сельскохозяйственным  отделом обкома
партии  исключительно  благодаря тому, что руководимые ею участки  сельского
хозяйства  и  затем  все  оно  постепенно  приходили  в  упадок.  К  моменту
описываемых   событий  оно  дошло  до  предела  деградации.  И  Маоцзедунька
высказалась решительно против  поездок  иностранцев  в деревню.  Но ее вдруг
осенило.  Она вспомнила  свою  тетку, которая  разводила кроликов  и успешно
торговала ими на колхозном рынке. -- У нее мешки набиты деньгами, -- сказала
Маоцзедунька, описав тетку как  отъявленную спекулянтку.--  Если сдать ей  в
аренду большой участок земли и позволить нанимать помощников, она  кроликами
всю  область завалит,  Кролики  плодятся быстро,  как  кролики.  Через  пару
месяцев от них житья не будет, как  в Австралии  в свое  время. На кроличьей
базе тетка построит птицеферму и свиноферму, а  там и за коров возьмется. Ей
только мешать не надо. Она  в два  года подымет животноводство в области  на
уровень  мировых  достижений.  И город будет обеспечен  мясом  по горло.  --
Отличная мысль, Евдокия  Тимофеевна, воскликнул Корытов. -- Пусть твоя тетка
подымает   сельское  хозяйство.   Пусть   будет  первым  советским  фермером
американского  образца. Пусть богатеет,  лишь бы мясо в магазинах появилось.
Пусть кролики,  пусть  хоть бы кошки,  лишь бы  мясо. Откроем  для нее  свой
магазин.  А  иностранцев  будем водить  в ее магазины и  возить на ее ферму.
Дорогу туда отремонтируем.
     Вечером  провели  время на  даче у Маоцзедуньки.  За ужином  вспоминали
хрущевскую перестройку.  Вспомнили о председателе  колхоза, посланце Москвы,
трагически погибшем в те героические годы.


Притча о председателе колхоза

     Произошло  это  в   первые  годы  правления  Хрущева.   Решило   высшее
руководство  перестроить  работу  колхозов,  повысить  их  продуктивность  и
улучшить жизнь колхозников. Послали  в  колхозы из  городов  добровольцев  в
качестве председателей. Дали им кредиты и повышенные полномочия. Большинство
таких  посланцев быстро приспособилось к  обстоятельствам и извлекло из  них
для  себя  пользу.  Были,  однако,  среди  них  и  идеалисты,  поверившие  в
наступление  новой эры, Один такой Посланец-идеалист оказался в Партградской
области.
     Перед войной этот Посланец окончил институт. В  войну ушел добровольцем
на фронт,  дослужился  до командира батальона, был  трижды  ранен, награжден
многими орденами. После  войны  работал инженером в Сибири.  Награждался  за
трудовые подвиги. Наконец,  был назначен  на важный пост  в  министерстве  и
зажил сытной жизнью столичного чиновника. Пошли бумаги,  заседания, доклады,
отчеты.  Стали редеть волосы, появилось брюшко. А в душу стала закрадываться
тоска:  за  что,  спрашивается, боролись?!  В этот психологически  кризисный
момент  партия  бросила клич:  работники  контор  --  в деревню!  Он  первым
откликнулся на  него.  Жена отказалась ехать с ним, и он  с ней развелся. Он
попросил направить его в самый бедный колхоз, в самую глушь. И его послали в
Партградскую область. Он отказался от всяких привилегий, поклявшись улучшать
свои личные жизненные условия только вместе со всеми колхозниками.
     Началась  реальная жизнь.  Кредиты оказались  ничтожными, а  полномочия
призрачными. Все попытки Посланца  поднять  производительность труда колхоза
разбились  о   полное   равнодушие  колхозников  и   скрытое   сопротивление
начальства. Колхозники над  ним издевались, используя послабления  для того,
чтобы увильнуть от работы, заняться личным  хозяйством,  съездить в город на
рынок. Начальство,  одобряя на словах  инициативу, фактически сводило ее  на
нет. Посланец начал выпивать, По пьянке женился. Жена оказалась оборотистой,
и  скоро  дом  председателя  стал  полной  чашей,  Жена  взяла  в  свои руки
закулисную  колхозную   жизнь.  В  колхозе  началось  твориться  такое,  что
анонимные письма и открытые жалобы потоком пошли в органы власти и газеты. И
Посланцу,  как писали газеты, колхозники отказали  в доверии, не  выбрав его
председателем. Придя домой после собрания, Посланец надел выходной костюм со
всеми орденами, изорвал в клочья партийный билет и повесился.
     Посланца  решили  считать  жертвой   "недобитых  сталинистов".  Корытов
посоветовал  увековечить память о нем, назвав  его именем колхоз и установив
там памятник ему. Вспомнили  также о Перестройщике. Обсудили, не стоит ли  и
из   него  сделать  жертву  консерваторов.  Корытов  посоветовал  подождать.
Маоцзедунька намекнула, что ждать опасно,  так  как  из Перестройщика  могут
сделать жертву реформаторов, а не консерваторов. Корытов сказал,  что именно
поэтому надо  подождать.  Маоцзедунька  мигом протрезвела и замерла с широко
разинутой пастью.


Последний маршрут

     Наконец  добрались до  приватизации. На первых порах  комиссия пришла в
замешательство: частные предприятия возникали и исчезали в течение считанных
дней,  и выбрать какое-то из них  с  надеждой  на  стабильность было  просто
невозможно. В  большинстве случаев частники  исчезали  за тюремной решеткой.
Лишь  немногие  избегали такой  участи, а  именно  те,  кто  заблаговременно
сворачивал  дело и  с  чемоданом  денег  удирал  из  города.  Процветал лишь
туалетный концерн. Его и решили превратить в образцово-показательное частное
предприятие.
     В туалете членов комиссии встретили, как говорится, по высшему разряду.
Дали посидеть на современных западных унитазах, причем бесплатно. Посадочная
поверхность унитазов была  сделана из синтетического материала, принимавшего
форму  зада. Корытов  сказал,  проведя  целых  полчаса в  кабинке  для особо
почетных посетителей,  что ему еще никогда в жизни не  доводилось испытывать
такое  удовольствие  от  сидения.  Не только система испражнения,  но и мозг
работали с поразительной ясностью. По выходе из кабинок всем членам комиссии
выдали  в  подарок  по куску немецкого  мыла  и по  рулону ароматизированной
туалетной  бумаги.  Потом  администратор  туалета,  одетый  в  черный  фрак,
предложил  гостям познакомиться с  новинками зарубежного интимного  туалета.
Гости  по  одному  уходили  с администратором вглубь  помещения через дверь,
замаскированную под зеркало.  Через  некоторое время они появлялись обратно,
Их глаза блудливо бегали по  сторонам. Мужчины виновато застегивали брюки, а
женщины поправляли юбки и кофточки. -- Если нас все  так работать будут,  --
сказал Корытов, -- то  мы через несколько  лет  не  только  догоним Запад  в
экономическом отношении, но и перегоним.-- Но лучше не перегонять, -- сказал
представитель КГБ, --  Почему? -- А  тогда  наша  голая задница  всем  видна
будет.
     По выходе  из туалета произошел  забавный казус. Группа  пожилых людей,
принявшая  членов комиссии  за американцев,  вручила  им  письмо  Президенту
Рейгану.  В  письме   они  просили   Президента  помочь  им  отремонтировать
канализацию и вставить стекла в подъезде, выбитые пьяными хулиганами.


Чрево Партграда

     После  туалета  комиссия  направилась  на   колхозный   рынок.  Дорогой
заспорили  о том,  почему рынок называется колхозным, хотя  торгуют на нем в
основном частники. Решили  переименовать рынок  в  кооперативный и присвоить
ему имя Бухарина.
     Вид рынка напомнил членам комиссии толкучку самых мрачных лет советской
истории. Бродили грязные, обросшие  щетиной личности, высматривая, где и что
можно  стянуть.  Валялись  пьяные.   Похожие  на   сказочных  ведьм  старухи
торговались с  забулдыгами, менявшими тряпье на самогон. На прилавках лежали
тощие пучки укропа  и петрушки,  скрюченные морковки, синеющие  картофелины,
куски  фиолетового мяса, издающие  зловоние кости. За  прилавками на  мешках
восседали  краснорожие не то  бабы,  не то  мужики. От них  за  версту несло
самогоном.  -- Да,  это  не  "Чрево  Парижа",  --  сказал Корытов, брезгливо
зажимая нос. -- Но все же хоть какое-то оживление экономики отрицать нельзя.
     Поинтересовались ценами. Корытов  аж присвистнул, узнав, сколько  стоил
жуткого вида  кусок мяса, которое не  тала бы  есть  его  собака. -- Ого, --
сказал он. -- Раньше за такие деньги целого быка  купить можно было.  -- Так
то когда было, -- проворчала "колхозница". При  царе. При культе личности. В
застойный  период. А  теперича, милок, перестройка. Скажи спасибо, хоть  еще
есть. Члены комиссии несколько  оживились около ларька, в котором продавался
русский квас.  От  ларька исходил  чад, какой  раньше  можно  было унюхать у
пивных  ларьков.  К ларьку стояла длинная  очередь.  Испив  квасу,  граждане
крякали,  вытирали рот рукавом.  Глаза у  них округлялись и вылезали на лоб.
Покачиваясь  и  рыгая,  они  уходили   на  пустырь,   где  уже  валялись  их
предшественники.  Одни из  них  тут  же падали  сами.  Более  стойкие  вновь
становились  в очередь,  так как квас  отпускался, согласно объявлению, лишь
"по одной кружке на рыло".
     Члены  комиссии  тоже решили  испробовать  совсем  было исчезнувшего  в
застойный  период, но  вновь  возродившегося благодаря  перестройке русского
кваску.  Толстомордая,  хамского вида бабища рявкнула хриплым голосом, чтобы
важных  гостей  пропустили без  очереди, и  приказала еле стоявшему на ногах
помощнику  напоить   их  "асобым  очишшаным".  Гости  выпили  по   кружке  и
повеселели.  После второй  кружки они ощутили  единство  с народом  и  стали
мочиться  тут же у  ларька. По дороге в гостиницу  они беспричинно хохотали,
обнимались,  клялись в любви  и  дружбе и горланили старинные песни на новый
рок-манер.


Итоговый сон

     Корытову в эту  ночь  приснился  прекрасный сон,  Он  увидел гигантское
здание  гостиницы "Илья  Муромец",  перестроенной  в  соответствии  с  новым
статусом Партграда. В гостинице теперь было  двести  этажей. Каждый этаж был
высотой в полметра. Шириной  тоже. Номера имели вид ящиков, куда иностранные
туристы заползали  на четвереньках. На всю гостиницу был один туалет с одной
сидячей и одной стоячей точкой, которые были прикреплены к потолку. В туалет
стояла  длинная очередь,  хвост  которой уходил  в  Новые  Липки.  В очереди
рассказывали перестроечные  анекдоты. --  Почему такая очередь,  --  спросил
Корытов, притоптывая  голыми  ногами от  нетерпения. -- Все  государственные
туалеты вышли из  строя,  сказали  ему, -- и туалетное дело монополизировали
частники. А им экономически выгоднее держать один туалет на весь Партград.
     Чувствуя,  что  ему  не  дотерпеть,  Корытов  решил  справить  нужду  у
монумента Портянкина. Оглядевшись и убедившись, что за ним  не  подглядывают
пенсионеры, он так и поступил. И сделал под  себя. Проснулся на миг от ужаса
по поводу  содеянного, перевернулся на другой бок и уснул  вновь. Теперь ему
приснился Похоронный  комплекс. К прессовальному цеху стояла очередь,  такая
же длинная, как  в  туалет.  И  в  ней  рассказывали перестроечные анекдоты.
Корытов  спросил, кто  последний. Ему сказали,  что живые стоят в  очереди с
другой стороны, а горбачевцев хоронят с ускорением. Корытов ринулся туда. По
дороге заглянул в прессовальный цех, где  покойников  прессовали до размеров
спичечной   коробки.  Рядом  разместился  частный   магазин,  где  продавали
миниатюрные  гробики  с  американскими  компьютерами.  Узнав  цену,  Корытов
ужаснулся:  гробик стоил годовую зарплату работника ЦК среднего уровня! -- А
где же такие деньги достать?! -- воскликнул он.  -- Нет денег -- не помирай,
-- сказали ему.
     Тут  же  продавался русский квас.  Корытов выпил  кружку,  отдал за нее
пальто,  костюм, очки  и совсем  еще новые  подштанники. Почувствовав  опять
приступ естественной  нужды, ринулся к монументу Портянкина. Все-таки нельзя
к  старым  партийным  кадрам относиться  нигилистически