угих  мест, приезжавшие сюда в
качестве   преподавателей  институтов,   музыкантов,  инженеров,   партийных
работников и представителей прочих непроизводительных профессий. Они вошли в
привилегированный слой  области  и  никогда не помышляли  о каких-то  особых
национальных  правах.  И  все  же  пробуждение  национализма в  Прибалтике и
Закавказье не прошло незамеченным в Партграде.
     В  одном  из  районов области  испокон  веков  жило  несколько деревень
бордян. Сами они  считали себя русскими и не  знали никакого  другого языка,
кроме русского. В университете работало несколько выходцев из этих деревень.
Они-то  и  открыли  в  каких-то  архивах,  что  жители  этих  деревень  были
насильственно  обращены в православие и руссифицированы. Услыхав  о том, что
прибалты  взбунтовались  против  русского  владычества  и  стали  добиваться
независимости,   бордянские  интеллектуалы  решили   пробудить  национальное
самосознание  у  своих односельчан.  Упившись  "горбачухи",  потомки  бордян
потребовали  от областного  начальства  предоставить  им  автономию  и  свою
конституцию, дать право говорить на  своем родном языке, ввести свои деньги,
причем  --   конвертируемые.  Приехавшие  из  города   представители  власти
разъяснили взбунтовавшимся бордянам, что на бордянском  языке  сейчас в мире
никто  не  говорит.  А  на изучение  бордянской  письменности  нужно кончать
университет и потом лет  десять  корпеть в научном кабинете. Из особых денег
для  бордян  ничего  хорошего не выйдет, так как  иностранцы  на  них ничего
купить не смогут. Отделиться от области бордяне не могут, так как их деревни
находятся  в середине  области. Если  они захотят  куда-то переселиться,  им
препятствий  чинить  не  будут.  Но  куда?  Никто  не  знает,  где  была  их
историческая  родина. В США их  сами американцы не пустят,  они уже  сыты по
горло  советскими  эмигрантами. В Сибирь  -- в  любое время.  Выслушав такие
речи, потомки бордян еще раз упились "горбачухи" и набили друг другу  морды,
в первую  очередь  --  своим  родным  интеллектуалам. Что  произошло  потом,
сведений не имеется.


Массовое сумасшествие

     Покатившись  в   каком-то   направлении,   страна,   лишенная   внешних
препятствий  и  внутренних тормозов, должна  была докатиться  до самого  дна
пропасти.  Партград долго сопротивлялся  этому качению в силу провинциальной
инертности.  Но  покатившись,  скоро наверстал  упущенное  и  стал  катиться
вровень с Москвой. В Партграде перестали  употреблять понятия  и утверждения
марксизма-ленинизма. О Марксе как будто  позабыли совсем, а  о  Ленине стали
говорить даже не столько в противопоставлении Сталину, сколько с намеками на
то,  что   "с   него   все   это  и  началось".   Преподаватели   философии,
марксизма-ленинизма  и  истории   КПСС,  пропагандисты  и  вообще  работники
идеологии стали стыдиться  своей профессии,  скрывать  ее  и вместе со всеми
покатились в идеологический хаос и цинизм.
     Процесс   идейного  разложения   общества   дополнился  общим  кризисом
морально-психологического  состояния  населения.  Началось   состояние,  для
которого  трудно подобрать иное название, кроме  как  массовое сумасшествие.
Всякого рода шарлатаны всплыли на  поверхность и стали  популярными.  Власти
стали  относится  к  ним с  почтением,  предоставляя  им  страницы  газет  и
журналов,  телевидение, помещения для  выступлений. В Партграде  в  огромном
количестве появились  пророки,  гадалки,  целители.  Кульминационным пунктом
этого  массового  сумасшествия   стало  появление  на   экране   телевидения
выпущенного из сумасшедшего дома Ивана Лаптева, знаменитого в  свое время  в
городе целителя и  проповедника, имевшего намерение создать свою собственную
религию "лаптизм".
     Помнившие Лаптева партградцы узнали его с трудом: он поседел, сбрил усы
и бороду, потолстел, вернее распух, так как на харчах сумасшедшего дома, как
известно, поправиться было трудно. Его представили как легендарную личность,
наделенную   необыкновенными   целительными   способностями,   несправедливо
пострадавшего в застойные брежневские годы. Сообщили также, что  он получает
свою целительскую  энергию  непосредственно из  каких-то  отдаленных  миров,
предположительно -- от звезды Сириус,  и может передавать эту энергию другим
людям  и  даже  неживым предметам,  причем  --  передавать  даже посредством
телевидения.  Сеансы Лаптева по телевидению  стали регулярными. На это время
партградцы  кидались к телевизорам.  Чтобы приобрести целебную  энергию  про
запас, перед  телевизорами ставили кастрюли и ведра с водой, а также банки с
мазями.  Лаптев  мысленно сосредоточивался  на  Сириусе  и,  вытянув  вперед
длинные пальцы, начинал источать целебную энергию на телезрителей, воду у их
ног  и мази.  Таким путем  он в течение часа вылечивал тысячи партградцев от
тяжких недугов и заряжал целебной энергией многие тонны  воды  и  килограммы
мазей.  Партградцы  потом пили целебную  воду и мазались  целебными  мазями,
здоровея не по дням, а по часам.  Чудеса евангельского Христа померкли перед
таким чудом массового исцеления: Попы, однако, не сдавались. Будь во времена
Христа  телевидение, --  говорили  они, -- Христос  кое-что похлеще  Лаптева
придумал бы.
     Услугами  Лаптева  стали  пользоваться  партийные   и   государственные
служащие.  Они  стали  заряжать  целебной лаптевской  энергией даже водку  и
закуску.  А  их  матери,  жены  и  дочери  круглые  сутки  мазались  мазями,
заряженными  энергией  Сириуса,  уверяя  знакомых,  что  они  с  каждым днем
становились здоровее, красивее и моложе. В газетах напечатали, что благодаря
чудесному  дару Лаптева наша медицина уже поднялась выше уровня  западной, а
очереди в больницах сократились вдвое.
     Город  заполнился  слухами.  Говорили,  будто  Лаптев за доллары  будет
заряжать своей энергией  американцев- через сателлиты. Говорили также, будто
Лаптев собирается  кормить  партградцев через телевидение. Многие  стали  во
время сеансов Лаптева ставить перед телевизорами пустые тарелки  с ложками и
вилками.   И  со  страстью  уверяли,  будто  испытывали  чувство  насыщения,
воображая филе, бифштексы, цыплят, икру, крабы и прочие вкусные вещи, о коих
знали только из книжек.
     Шутники назвали сеансы  Лаптева по телевидению облаптиванием населения.
На самом деле исцелялись лишь те, кто не болел. Прочие же кричали о чудесных
исцелениях и превозносили Лаптева в силу массового сумасшествия, овладевшего
городом.  --  Если  этот  шарлатан пообещает через телевидение напоить  всех
желающих водкой,-- сказал Горбань, попивая заряженную Лаптевым  "горбачуху",
--  то  советский  период русской  истории можно будет считать  законченным.
Вспомните Распутина!
     Насчет  Распутина  Горбань  оказался  провидцем.  В  газетах  появились
доброжелательные  статьи  о  нем.  А  когда  вспыхнула  сенсация  по  поводу
обнаружения останков царской семьи, в Партграде срочно сделали многосерийный
фильм  о  Распутине. --  Заставь  дурака  богу  молиться,  так  он  рад  лоб
расшибить,  --   резюмировал  Горбань  свою  оценку  идейно-психологического
состояния партградского общества.
     -- Кого ты имеешь в виду, -- спросил его Крутов.
     -- Всех без исключения. Нас с тобой в первую очередь.
     -- Что же делать?
     -- Ничего. Ждать, когда это наваждение пройдет
     само собой.


Помоечная оппозиция

     Вернулся из  ссылки старый пьяница и  певец по кличке  Бард, о  котором
упоминалось выше.  На  пустыре около рынка возродились  пьяные  сборища,  на
которых он пел политические песенки. Осведомители КГБ аккуратно переписывали
их и, как  в застойные  годы, приносили  своим начальникам,  а те передавали
самому  Горбаню,  слывшему  покровителем   искусств.   Новые  песенки  Барда
встревожили Горбаня. И было от чего. Вот, например, как расценить такое?

     Весь мир вопит: Ура! Ура!
     Ликуют все свободные народы:
     Стал наконец ЦК источником добра,
     А КГБ -- прибежищем свободы.

     Все вроде бы правильно. Но ощущается скрытая насмешка.

     А я в том хоре не пою.
     Я на своем стоял и на своем стою.
     Бывает, что, устав от порок, палачи
     На время прячут кнут и дарят калачи.
     Но срок придет, узнаешь скоро ты,
     Припомнят кнут, устав от доброты.

     А  это намек  на  возврат  к прежним суровым  методам.  Честно  говоря,
возврат такой  необходим, иначе  докатимся до полной катастрофы.  Но  это мы
сами  решать должны, а не какой-то помоечный поэтишка. А  к чему зовет такая
песня?

     Набив мозги соблазнами идей,
     Из искры деды возгорали пламя.
     И ради призрачного братства всех людей
     На каторге звенели кандалами.

     А мы от дедовских идей
     Впадаем в скуку и зевоту
     И в воплощенье их затей
     Не веруем ни на йоту.

     Отцы, не требуя заслуженных наград,
     Сгнив в лагерях, в огне войны сгорая,
     Сполна познавши, что такое ад,
     Воздвигли здание того земного рая.
     Мы ж, эру новую открыв,
     Не чтим отцовскую науку.
     В нас вызывает гнев и скуку
     Их исторический порыв.

     Сыны пошли не так и не туда.
     Не зная страха прошлого ГУЛАГА,
     Отважно требуют свободы от труда
     И прав на даровые западные блага,

     Но если деды и отцы
     Все подлецы или слепцы,
     То кто же мы в конце концов?
     Дрянь, недостойная отцов.

     Это  --  настроения консерваторов. Конечно, в  чем- то они правы. Народ
распустился. Идеалы  наши не ценят. Наше прошлое и наши достижения не ценят.
Этот Бард вроде бы и хочет это сказать.  Но как? Эти люди,  собирающиеся  на
пустыре, -- не наши союзники. Они суть наши будущие враги. С перестройщиками
можно договориться. Изменится установка -- они мигом перестроятся. А те, кто
собирается на  мусорной свалке  и аплодирует этому Барду,  навеки  останутся
нашими врагами. Надо за них взяться всерьез!


Неосталинисты

     Появились, конечно,  и неосталинисты.  Это  были  отнюдь  не "недобитые
сталинисты", а  молодые люди не  старше  двадцати  пяти лет, в  основном  --
учащиеся. Они сочинили воззвание "К гражданам  Партграда!", размножили его в
большом  количестве,  разбрасывали  в  местах скопления людей, запихивали  в
почтовые ящики, Крутов  заподозрил, что это  -- дело рук агентов Горбаня. Но
тот поклялся,  что  не  имеет к  этому никакого отношения,  что  его  агенты
сбились  с  ног, пытаясь раскрыть  структуру организации,  ее руководителей,
тайную типографию и  склады с  оружием.  Эти  сопляки  оказались  достойными
учениками Сталина, надо отдать им должное.
     В воззвании неосталинистов говорилось следующее. "Неужели все пережитое
нашей  страной  есть  лишь  черный  провал в  истории?! Неужели наши прадеды
напрасно  шли  -на  виселицы,  в тюрьмы,  на  каторгу?! Неужели  был ошибкой
выстрел  "Авроры"?!  Неужели  наши  деды  ни  за  что  погибли   на  фронтах
Гражданской  войны,  мерзли,  голодали, жертвовали самым дорогим  в  жизни и
самими жизнями?! Неужели были впустую  пятилетки и великие стройки, массовый
героизм  и  энтузиазм?! Неужели зазря погибли миллионы наших отцов, матерей,
братьев  и сестер  на фронтах Отечественной войны?!  Зря горели в самолетах,
бросались со  связками гранат  под вражеские  танки?! Разгром фашизма -- это
тоже не  в  счет?! А  покорение  космоса?!  А  тот факт,  что  на нас боятся
напасть?!  Мы  пережили  страшную,  но  великую историю. Любой  другой народ
гордился бы такой историей. А мы? Что делаем мы? Мы сами черним и оплевываем
нашу  великую  и  многострадальную  историю. И инициатива этого  осквернения
исходит сверху, от циничных и тщеславных карьеристов и авантюристов, готовых
за ничтожную похвалу на Западе предать все то, за что жертвовали жизнью наши
прадеды,  деды, отцы.  Позор  этим  изменникам!  Мы,  внуки  и правнуки  их,
протестуем против этого, Защитим дело Ленина и Сталина от предателей! "
     На  толкучке стали продаваться уцелевшие  бюсты,  портреты и  сочинения
Сталина. Причем, последние стоили дороже, чем  книги эмигрантских писателей,
теперь  разрешенные и прославляемые.  Дороже была  лишь  книга Нострадамуса,
якобы предсказавшего перестройку, но  почему-то забывшего  предсказать,  чем
она кончится.


Смута

     Постепенно и как-то незаметно Партград втянулся в смуту, охватившую всю
страну. Началось  такое мазохистское саморазоблачение  и самобичевание,  что
даже самые  злобные антикоммунисты и антисоветчики растерялись. Они  на этом
фоне  стали  выглядеть  как  мелкие жалобщики  и порою  даже  как  защитники
коммунизма.  Все старались  превзойти друг друга в оплевывании прошлого  и в
очернении всего сделанного за послереволюционные годы. Лишь попы  сдерживали
город от религиозного  мракобесия, неосталинисты --  от разгула  демократии,
мафия  --  от засилия частников. Неоднократно  упоминавшийся выше писатель в
интервью, напечатанном в "Партградских новостях", заявил, что "теперь дышать
стало  легче".  И  укатил на  Запад  с  лекциями  о перестройке.  В  Париже,
напившись   и  нажравшись  за   счет  советских  эмигрантов,   он  в  порыве
откровенности признался,  что  "такой  помойки, какая сейчас разбушевалась в
России, еще никогда не  было в русской истории". Эмигранты сделали  из этого
вывод, что Россия на самом  деле  встала  на  путь  западной демократии.  Но
возвращаться на покинутую ' родину не захотел никто.
     Власти  стремительно теряли контроль за  жизнью в области.  Инициативой
завладевали политические  демагоги,  ловкачи,  наиболее циничные карьеристы,
гангстеры,  хулиганы,  тунеядцы  и  прочие  отбросы   общества.  Нужны  были
чрезвычайные меры, чтобы остановить процесс, ведущий к  катастрофе. Поползли
слухи о введении военного  положения. Но  они скоро заглохли. Все  понимали,
что в случае применения крутых мер Запад  не  даст ни компьютеров, ни хлеба,
ни мыла. Положение казалось безвыходным. Крутов фактически самоустранился от
руководства,  пустив все на самотек.  Дни  и  ночи он проводил на даче  и на
рыбалке. Или сидел  в кабинете,  запершись  и поглощая бутылку  за  бутылкой
водку. И тут в его кабинете прозвенел телефонный  звонок. На проводе был сам
Сусликов.


Сигнал Москвы

     После той исторической встречи с Горбачевым, о которой говорилось выше,
Сусликов  лично связался с Крутовым и сообщил ему о предстоящем  превращении
Партграда в  маяк перестройки  и об  О собой комиссии во  главе с Корытовым,
которая вот-вот прибудет в Партград.  Услыхав ату новость,  Крутов наложил в
штаны,  так как догадывался, чем для него пахнет такая перспектива. Показать
Партград с его грязными и  серыми  улицами, пустыми магазинами, бесконечными
очередями,  неистребимыми пропойцами и прочими  атрибутами советского образа
жизни -- это означало угрозу мирового скандала и превращение его, Крутова, в
козла отпущения.  Но  делать было нечего. Крутов  заверил  Сусликова, что он
оправдает высокое доверие  партии.  Он  хотел  было сказать, что  ему  такое
представляется сделать "не в первый раз", но  вовремя опомнился, так как это
должно  было  произойти  именно в  первый  раз в истории  Партграда и в его,
Крутова, личной карьере партийного руководителя областного масштаба.
     Сразу же после разговора с Сусликовым Крутов приказал срочно созвать на
совещание руководящий  актив области  и города. На  совещание прибыли  члены
бюро обкома  и горкома партии и  заведующие  отделами, начальники  областных
управлений  КГБ  и  МВД  (милиции),  председатели  областного  и  городского
Советов, главы  профсоюзов  и  комсомольские  руководители области и города,
секретари  райкомов партии  и председатели районных Советов и многие  другие
лица, фактически играющие  важную роль в  жизни области и  города. Совещание
закончилось далеко  за полночь. "Командиры  области"  (как  называл  товарищ
Крутов руководящих  лиц  области) разъехались  по  своим  ведомствам,  чтобы
провести аналогичные  совещания на  более низких  уровнях вплоть  до  уровня
отдельных  учреждений  и  предприятий, в  которых будут проведены  заседания
партийных  и  комсомольских  бюро   и  профсоюзных   комитетов,   партийные,
комсомольские и общие собрания и другие многочисленные мероприятия.
     На совещании в обкоме партии  была создана  комиссия в помощь комиссии,
ожидаемой  из  Москвы.  Аналогичные комиссии  были созданы  на  городском  и
районном уровнях, а также в первичных партийных организациях. Были проведены
совещания и образованы особые комиссии во всех учреждениях области,  которых
хоть в какой-то  степени касалось решение Москвы. Короче говоря, один звонок
секретаря   ЦК  КПСС  товарища  Сусликова  привел  в  состояние  возбуждения
гигантский механизм  власти  Партградской  области  и  вынудил тысячи  людей
развить  кипучую деятельность,  причем  -- деятельность,  имеющую  целью  не
ускорение развития  области и  не повышение  эффективности  деятельности  по
производству всякого рода полезных вещей, а создание видимости того, что это
"ускорение"  и "повышение" на самом  деле имеют место. В деятельности такого
рода, т.е. в имитации настоящей деятельности коммунистическое общество имеет
более высокую степень эффективности, чем общество западное. В этом отношении
людей  не надо принуждать и поощрять к функционированию в нужном духе: они к
этому приучены и умеют это делать в совершенстве.


Прибытие комиссии

     Раньше  говорили,  что  город  начинается   с  вокзала.  В  наше  время
стремительного  прогресса можно сказать,  что город начинается  с аэропорта.
Партградский аэропорт, как и вообще Партград,  являет  собою  фантастическое
сочетание   современности  и  допотопной   убогости.   Привезенные   из  ФРГ
"гармошки",  к  которым  по  идее  должны были бы  подруливать самолеты,  не
работали.  Самолеты чуть  ли не  на волах подтаскивали  к зданию  аэропорта.
Пассажиры выгружались,  подводились к "гармошкам" и по примитивным лестницам
поднимались  в   них.  При  выходе   из   них  путь  пассажиров  преграждали
невероятного вида  уборщицы с  ведрами и тряпками, от которых пассажиров  со
слабыми  нервами  начинало  мутить.  При  этом  уборщицы  таскали  за  собой
уборочные машины, тоже купленные в ФРГ и тоже не работающие.
     Здание  аэропорта было  украшено  портретами членов Политбюро.  Портрет
Горбачева'  был  в два раза  больше остальных.  Такого не  было даже  в годы
осмеянного Брежнева: его  портрет лишь в полтора  раза  превосходил  прочие.
Повсюду   висели   лозунги   перестройки   и   плакаты,   бичующие   пьяниц,
консерваторов, бюрократов. Главный зал был разделен на две части прозрачной,
но пуленепроницаемой перегородкой. Одна часть, предназначенная для прохода и
встреч  важных  персон, была обычно пустая.  Другая же,  предназначенная для
простых смертных, была переполнена публикой, какую можно видеть на вокзалах.
     Членов московской  комиссии  провели, конечно,  через часть для  важных
персон.  Прозрачная  стена была  построена  еще тогда, когда Корытов  жил  в
Партграде. Он  пояснил членам комиссии, почему  она была сделана прозрачной:
чтобы трудящиеся могли видеть своих обожаемых руководителей,  но  чтобы  они
при этом не  могли учинить им  какую-нибудь пакость. Наш брат Иван способен,
сам того  не подозревая  и не помышляя  об этом заранее, запустить в  важное
лицо кирпичом или покрыть его матом, если лицо  проходит поблизости.  Так уж
лучше избавить людей от такого искушения. Из репродукторов  на весь аэропорт
неслись  истошные  вопли  популярной  певицы,  завоевавшей  первый  приз  на
фестивале рок- музыки. -- Хоть убейте, но я эти истерические  вопли  не могу
принять за музыку, -- сказал один из  членов комиссии. -- Сейчас это  модно,
-- сказал другой.  -- На ее концерты в Лужниках  десятки тысяч молодых людей
собирается.  --  Это  не  показатель  прогресса  искусства,  Миллиарды людей
слушали  поповские бредни.  И сейчас число так называемых верующих растет, А
разве  это п