Авеля, написать пашпорт и отпустить его честно
со всяким довольством; а сам сделался болен от многия печали; поразил его
Господь лютою болезнею, тако и скончался", Получил Авель паспорт и свободу
и вышел из Соловецкого монастыря 1 июля 1813 года. Душа его пела и
ликовала. По прибытии в Петербург он явился к князю Александру Николаевичу
Голицыну, с которым был преизрядно знаком.
  Надо сказать, что у Авеля было много знакомых высокопоставленных лиц и со
многими "сильными мира сего" он вел регулярную переписку. Встретились они -
монах и князь, и завязалась доверительная беседа двух хорошо знавших друг
друга взаиморасположенных людей, которая в Житии... описана следующим
образом:
  "Князь же Голицын, видя отца Авеля, и рад бысть ему до зела; и нача
вопрошати его о судьбах Божий х и о правде его. Отец же Авель начал ему
рассказывать вся и обо всем, от конца веков и до конца, и от начала времен,
до последних..."
  И снова возникает вопрос: какой же период "просматривался" Авелем? Как
глубоко во мглу времен, в будущее, проникал его пророческий дар и взгляд?
Вопрос этот не случаен. К нему мы еще вернемся.
  Пока же познакомимся с некоторыми свидетельствами, в значительной мере
расширяющими и уточняющими сообщения Жития. В работе "прорицатель Авель.
Новые подлинные сведения о его судьбе" сообщается, что сразу же после
убийства Павла Первого, по вступлении на престол его старшего сына
Александра Павловича была учреждена специальная комиссия для пересмотра
прежних дел.
  Была пересмотрена и переписка об Авеле, согласно которой оказалось, что
он содержался в С.-Петербургской крепости с 26 мая 1800 года за разные
сочинения его, заключающие в себе пророчества и другие инакозначащими
литерами нелепости. В марте месяце 1801 года Авель отослан бьл к Амвросию
для помещения в монастырь по его усмотрению и далее в Соловецкий монастырь,
а 17 октября Архангельский гражданский губернатор донес, что Авель
вследствие указа Синода из-под стражи освобожден и отдан архимандриту в
числе прочих монашествующих. Выпущенный на полю, Авель сочинил третью
книгу, с предвещением взятия Москвы неприятелем, за что его снова заточили
на многие годы в Соловецкий монастырь. В исходе 1812 года министр духовных
дел князь Голицын выписал его к себе в Петербург. После таинственных бесед
с главою тогдашнего духовничества ему дана полная свобода. Он повел опять
скитальческую жизнь.
  Из тетрадей его и писем видно, что в своих фантазиях он был убежден
совершенно и готов за них отдать свою жизнь.
  Несомненный интерес вызывает то обстоятельство, что при обыске
сказавшегося больным Авеля, учиненном настоятелем Валаамского монастыря
Назарием вместе с одним иеромонахом того же монастыря, в келье Авеля была
найдена и изъята книга, "писанная языком неизвестным", и листок с русскими
литерами. А при пересмотре же переписки об Авеле упоминаются "разные
сочинения его, заключающие в себе пророчества и другие инакозначащими
литерами нелепости...".
  Создается впечатление, что литеры в книге были русские, то есть
гражданский шрифт, утвержденный указом Петра Первого в 1708 году, или
славянскими буквами, кои изредка Авель применял и, несомненно, знал.
  Не пришел ли он в конце концов в результате множества гонений за "писания
нелепые, вздорные и злокозненные и оскорбительные" к шифрованным записям? В
этом случае естественным было бы использование им привычных известных ему
литер гражданского, скажем, шрифта именно в той форме, которая определена в
тексте протокола "Дела" как ИНАКОЗНАЧАЩИЕ?
  А тогда не являлся ли вложенный в книгу листок с русскими литерами ключом
простейшего шифра, примененного Авелем для обеспечения скрытности записей и
невозможности дальнейших обвинений в "семидесяти семи грехах"?
  Так или иначе, но было бы крайне интересно поискать эту "шифровку" Авеля,
а в случае удачи - даже им собственноручно исполненный ключ. Но и без
ключа, надо полагать, шифровальщики наших дней без особого труда прочли бы
текст книги Авеля. Если бы удалось ее найти в архивах, то мы бы прочли то,
что никому пока неведомо!
  Надо сказать, что факт предсказания Авелем нашествия Наполеона и сожжения
Москвы задолго до вторжения армий Наполеона на территорию Российской
Империи подтверждает в своем докладе о монахе Авеле на первом Всербссийском
съезде спиритуалистов сотрудник дореволюционного журнала "Реоус" Сербов.
  Косвенно свидетельствует о существовании этого предсказания и упомянутое
ранее "Дело о крестьянине...". Так очевиден повышенный интерес "высших
эшелонов власти" тех лет к названному документу сразу же после вступления
Наполеона в пределы Российской Империи.
  Оказывается, "Дело о..." было отослано 29 августа 1812 года (а Наполеон,
как известно, пересек границу России 12 июня 1812 года. - Ю. Р. ) министру
юстиции Дмитриеву по предложению его, а в августе 1815 года возвращено от
министра юстиции Трощинского. Только желание сравнить предсказания с
последовавшей затем реальностью может оправдать подобный запрос министра в
горячую пору вторжения. Но вернемся к тексту Жития.

                                ПОД ЗАНАВЕС

  Житие сообщает, что, обретя свободу, отец Авель пришел в Невский
монастырь и получил благословение у митрополита Амвросия. "Отец же Авель,
видя у себя пашпорт и свободу во все края и области, и потечет из
Петербурга к югу и востоку и в прочие страны и области. И обошел многая и
множество. Был и в Царь-Граде, и во Иерусалиме, и в Афонских горах; оттуда
же паки (паки - опять. - Ю.Р.) возвратился в Российскую землю: и нашел
такое место, где вся своя исправил и вся совершил. И всему положил конец и
начало, и всему начало и конец; там же и жизнь свою скончал; пожил на земли
время довольно, до старости лет своих. Зачатия ему было месяца июня,
основания сснтяоря; изображения и рождения, месяца октября и марта. Жизнь
свою скончал месяца генваря, а погребен в феврале. Тако и решился отец наш
Авель, новый страдалец... Жил всего время - 83 года и 4 месяца".
  "Жизнь его прошла в скорбях и теснотах, гонениях и бедах, в напастях и
тяжестях,. в слезах и болезнях, в темницах и затворах, в крепостях и в
крепких замках, в страшных судах и в тяжких испытаниях..."
  Так заканчивается повествование "Житие и страдание отца и монаха Авеля".
  Именно сейчас, по завершению рассмотрения Жития, мне кажется, нужно
сообщить о некоторых важных событиях в жизни Авеля, умалчиваемых по
каким-то причинам в рассмотренном документе. Речь идет о пострижении в
монахи.
  Внимательный читатель, вероятно, уже обратил внимание на некоторые
связанные с этим несообразности. В самом деле. Событие, надо полагать,
основополагающее в жизни человека, решившего удалиться от мирской суеты в
стенах монастыря, дать обет безбрачия, посвятить себя служению Богу -
постриг, - не нашло почему-то в Житии отражения. Я не беру на себя смелость
это объяснить, однако считаю себя обязанным поделиться тем, что мне об этом
удалось узнать.
  Вы, быть может, уже обратили внимание на несколько слов в названии
неоднократно цитированного выше документа Тайной Экспедиции "Дело о
крестьянине вотчины Льва Александровича Нарышкина Василие Васильеве,
находящемся в Костромской губернии в Бабаевском монастыре под именем
иеромонаха Адама, а потом названном Авелем, и о сочиненной им книге",
датированном 17 марта 1796 года?
  В названном документе Авель предстает в трех разновременных ипостасях:
Василий Васильев, Адам и уже привычном нам - Авель.
  Не правда ли, странно? Но странность эта лишь кажущаяся. Дело в том, что
после обнаружения настоятелем монастыря Бабайки первой дерзостной и
оскорбительной книги нарушителя отправили в костромскую епархию, где:
  "Епископ Костромской (Павел. - Ю.Р.), находя в книге Авеля ересь,
полагал, что за это, на основании указа 1737 года 14 ноября, его следовало
бы предать светскому суду; но так как в книге своей он проводит дерзостной
и вредный толк об особе Императрицы и о ея царском роде, в чем заключается
секрет важный, относящийся до первых двух пунктов (названного указа. -
Ю.Р.), то, сняв с Авеля монашеское одеяние на основании указа доя
исследования и поступления по законам, епископ за крепким караулом
предоставил его в Костромское наместническое правление.
  Что было дальше - вы уже знаете. Итак, примерно в феврале 1796 года Авель
(тогда именовавшийся Адамом) был расстрижен и доставлен в Тайную Экспедицию
как крестьянин Василий Васильев.
  Замечу, что это обстоятельство, видимо, осталось неизвестным ряду
исследователей и архивистов XIX столетия, занимавшихся Авелем.
  Мне же, к сожалению, пока так и не удалось выяснить, в какой обители и
когда милый моему сердцу Авель был пострижен впервые под именем Адам?
  Что касается второго пострижения, то его детали подрооно описаны выше,
участие Павла Петровича в этом событии вам известно. Что же касается даты
этого пострига, то он имел место после того, -как князь Куракин сообщил
митрополиту Гавриилу высочайшее пожелание Павла о скорейшем пострижении
Василия.
  Много позже в документе, датированном 1823 годом, после определения Авеля
в Выейтский монастырь, говорится, что "в монашество пострижен в
Александро-Невской лавре в 1797 году", что, вероятно, и следует принять к
сведению.
  Несомненно отмечаемая читателями неполнота информации Жития о последнем
двадцатилетии жизни Авеля в какой-то мере восполняется публикациями, к
этому времени относящимися. Итак:

                    ПОСЛЕДНЕЕ ДВАДЦАТИЛЕТИЕ ЖИЗНИ АВЕЛЯ

  К свидетельствам этого времени относится сообщение генерал-майора Льва
Николаевича Энгельгардта, в котором он, подтверждая то, что Авелем были
предсказаны детали смерти Екатерины и Павла, вторжение Наполеона, взятие и
сожжение Москвы, сообщает, что:
  "По изгнании неприятелей он (Авель - Ю.Р.) был выпущен. Сей Авель после
того был долго в Троице-Сергиевой лавре в Москве; многие из моих знакомых
его видели и с ним говорили: он был человек простой, без малейшего сведения
и угрюмый: многия барыни, почитая его святым, ездили к нему, спрашивали о
женихах их дочерей; он им отвечал, что он не провидец и что он только тогда
предсказывал, когда вдохновенно было ведено ему что говорить. С 1820 года
уже более никто не видел его, и неизвестно, куда он девался".
  Дальнейшие события в жизни Авеля достаточно детально описаны в подборке
на страницах журнала "Русская старина", приводимой ниже с некоторыми
сокращениями. Эта публикация прошла под рубрикой "Листки из записной книжки
"Русской Старины" под заголовком "Предсказатель монах Авель в 1812-1826
гг.".
  Здесь сообщается, что в сентябре 1823 года монах Авель подал московскому
архиепископу Филарету прошение об определении его в Серпуховской Высотский
монастырь.
  Из публикации видно, что еще в ноябре 1812 года князь Голицын как
обер-прокурор Синода предложил Синоду высочайшее повеление: "Освободив его,
Авеля, из-под стражи, принять в число братства. Между тем как Авель имеет
намерение идти для поклонения святым местам в разные города, то снабдить
его надлежащим паспортом для свободного пропуска, предоставляя также ему
избрать для своего пребывания монастырь, как он сам пожелает, и, где будет
принят, там дозволить жить беспрепятственно", что и было сообщено
архимандриту Соловецкого монастыря декабря 1812 года.
  А 4 апреля 1814 года Авель обратился с прошением в Синод, что имеет
желание идти в Иерусалим, для поклонения Гробу Господню, и к святым местам
с намерением, ежели будет возможно, остаться там навсегда.
  Известно также и то, что 2 ноября 1817 года князь Голицын сообщил
преподобному Августину, что монах Авель, по случаю потери выданного ему
ранее паспорта, просил снабдить его новым для свободного в Москве или в
ином городе проживании и о содействии к водворению его, Авеля, в
Шереметьевском странноприимном доме (тогда - богадельня при Шереметьевской
больнице, в помещении которой ныне размещен Институт Склифософского. -
Ю.Р.).
  О сем было доложено Государю. Государь же, находя неприличным, чтобы
"столь много странствовавший монах Авель" (хитрил, видно, Государь! Судя по
всему, он хотел ограничить контакты Авеля! - Ю.Р.) впредь продолжал
скитаться по России, не имел бы постоянного проживания в монастыре,
высочайше повелеть изволил: "Объявить Авелю, чтоб избрал монастырь, и если
настоятель согласится, то и водворился бы в нем", предложив от себя в
качестве такового Пешношекий (в Дмитревском уезде) монастырь. (Надо
сказать, что выделение или рекомендация для проживания Авеля в Пешношском
монастыре не вяжется с "высоким стилем изложенной" заботой о престиже много
странствовавшего монаха Авеля, ибо Пешноша - заштатный монастырь, не чета,
скажем, Троице-Сергиевой или Александро-Невской лавре!" - Ю.Р.).
Преосвященному поручено было также внушить Авелю, что монаху неприлично
проживать в частных домах.
  Известно, что 6 апреля монах Авель явился к преподобному Августину, чтобы
получить благословение и предписание в Пешношекий монастырь, но... с того
времени не являлся и из Москвы скрылся.
  В консистории имеются также показания священника Николоявленской церкви
Михаила Лаврентьева о том, что в сентябре 1818 года он повстречал близ
своего дома монаха Авеля и коротко с ним беседовал. В беседе выяснилось,
что Авель был все это время в Орле. Прощаясь, Авель обещал прийти в
Николоявленскую церковь ко всенощной, но, однако же, там не появился. И в
сентябре решено было определить Авеля в Высотский монастырь, о чем есть
документы.
  21 июня 1826 года архимандрит Высотского монастыря Амвросий доносит
митрополиту Филарету, что монах Авель, забравши все свои пожитки, 3 июня
самовольно из монастыря отлучился неизвестно куда и с той поры не является.
  30 июля Амвросий доносит дополнительно, что монах Авель находится в
Тульской губернии, близ Соломенных заводов, в деревне Акулово (то есть на
родине своей: - Р.Ю.), в подтверждение чего прилагает копии двух писем
Авеля. Приведем здесь одно из писем:
  "Духовному моему отцу Доримедонту всякое здравие и спасение и прошу ваших
святых молитв. Я, отец Авель, писал своему господину Нарышкину, Дмитрию
Львовичу, как меня Высотский архимандрит ложным указом хотел послать в
Петербург к новому государю. Нарышкин же доложил о том его величеству
Николаю Павловичу и сказал ему всю историю отца Авеля, как его сажали в
тюрьму черные попы и был он от них в трех крепостях и в шести тюрьмах
содержался всего времени двадцать один год; Государь же, его величество,
приказал отцу Авелю отделиться от черных попов и жить ему в мирских
селениях, где он пожелает. Нарышкин же отобрал царския сии слова, и отписал
отцу Авелю, и предложил еще подать просьбу в Синод, и взыскать отцу Авелю
штраф с высотского начальника тысячу рублей за ложное злословие, яко бы
отца Авеля приказано в Петербург прислать и проч.
                        В чем и остаюсь всенижайший монах
                        Авель.
                        1826 года, июля 20 дня".

  В том же году 27 августа на имя митрополита Филарета последовал указ
Святейшего Синода с объяснением, что синодальный обер-прокурор князь Петр
Сергеевич Мещерский, согласно отношению его митрополита, докладывал
государю Николаю Павловичу об оставлении монахом Авелем определенного ему в
Серпуховском Высотском монастыре пребывания и об оказавшихся двух письмах,
из коих видно, что он, монах, находится в 30 верстах от Серпухова в
Тульской губернии, и Государь по прочтении бумаг повелел, чтобы монах Авель
был заточен для смирения в Суздальский Спасо-Ефимьевский монастырь. Посему
Святейший Синод для скорейшего и удобнейшего отыскания монаха Авеля,
тульской епархии, в деревне Акуловой, предоставил синодальному
обер-прокурору сделать сношение со светским начальством, которому и
отправить Авеля во владимирскую консисторию для помещения в
Спасо-Ефимьевский монастырь. Тем и закончились скитания отца Авеля".
Сообщил Н.П.Розанов. Очень серьезно занимался изучением жизни Авеля
журналист Сербов, один из редакторов спиритического журнала "Ребус". Он
немало времени потратил на поиск, обработку и осмысление материалов,
относящихся к моему герою.
  Совокупный же анализ близкорасположенных во времени событий, поступков
Авеля и реакции светских и церковных властей навел Сербова на весьма
интересную мысль. Он обращает внимание на четкую (по его мнению!)
несоизмеримость проступков Авеля, то есть его прегрешений, и
воспоследовавшей за этим кары.
  Так, например, всегда смиренный, вытерпевший даже три пощечины,
несомненно свободолюбивый и независимый Авель 3 июня 1826 года внезапно,
словно бы беспричинно, уходит из Высотского монастыря, где провел ни много
ни мало восемь лет под строгим присмотром монастырских властей, в условиях
перлюстрации и копирования писем, неукоснительной записи его высказываний.
Терпел восемь лет... И вдруг, ни с того ни с сего убежал в родную деревню,
о которой не вспоминал "издетства"?!
  Чем, кстати, он занимался эти восемь лет? Ведь ему, как известно, было
свойственно писание книг. Ужели он в ту пору ничего не создал? Почему
убежал? И вот 27 августа 1826 года выходит указ Святейшего Синода: по
высочайшему повелению Николая Первого Авеля приказано изловить и заточить
для смирения в Спасо-Ефимьевский монастырь!
  Размышляя над этим, Сербов пишет: "Такое поспешное решение и такая
чересчур уж суровая мера по отношению к 85-летнему (так в тексте, хотя
Авелю в 1826 году было 69 лет. - Ю.Р.) поистине удивительно и невольно
напрашивается мысль: не написал ли Авель за время своего пребывания в
Высотском монастыре еще какой-нибудь "зело престрашной", как он их называл,
"книжки", каковая и была послана Государю?"
  Отмечу, что эта гипотетическая "книжка" по счету четвертая.
  И снова мысль о возможности существования еще одного "зело престрашного"
писания. Кстати, именно убоявшись наказания за очередную книгу, он мог
бежать куда глаза глядят! Вспомним также о возможности применения Авелем
шифра, в данном случае оправданного всем ходом событий.
  Но что могло быть предсказано?
  Следует отметить, что:

  1. Для известных пророчеств Авеля характерно, что даже касающиеся судеб
отдельных персон пророчества имели громадное социальное значение,
определенным образом отражаясь на жизни общества.
  2. Реакция властей (репрессия) на известные предречения Авеля была
быстрой - вина и кара близкорасположены во времени.
  В рамках сказанного выделяются два достойных внимания события,
предваряющих заточение Авеля в Спасо-Ефимьевском монастыре.
  Первое - смерть в Таганроге 19.Х1 (1.XII) 1825 года Императора Александра
1. Странная смерть странного, вероятно мучившегося угрызениями совести
человека, ибо Александр, несомненно, загодя знал о готовящемся свержении с
престола своего родителя - Павла 1. Не исключено, что именно это привело
Александра к религиозному мистицизму, полулегендарной консультации у св.
Серафима Саровского. Напомню и по сию пору незавершенную идентификацию
сибирского старца Федора Кузьмина с Императором Александром 1.
  Второе - восстание декабря 1825 года.
  Оба события, вполне достойные внимания и компетенции Авеля, его забот,
вписывались в рамки его таланта. А предсказание события такого класса
вполне могло явиться поводом для пожизненного заточения строптивого монаха
Авеля!
  Сейчас наступило время напомнить о романе князя Волконского, в котором на
столетие отодвигалась грядущая страшная битва с немцами, якобы предреченная
Авелем. Но не будем гадать, просто отметим и эту возможность, а сами
двинемся дальше.
  Кстати, есть и другие, пока в данной работе не учтенные возможности, о
которых Сербов сказал в конце своего доклада (приношу извинения за
несколько громоздкую цитату).
  Завершая доклад, говоря о последних днях Авеля, Сербов ставит вопрос о
необходимости возврата Авеля народу - частью и гордостью которого он
несомненно является. Он пишет:
  "И вот ворота этой тюрьмы-монастыря отделили остаток дней Авеля от живого
мира; но они не могли вполне искоренить в живых п