ничего не выйдет. Новый препарат
    отнимает  у  организма  способность  усваивать  пищу до тех пор, пока не
    наступит  биологическое  равновесие. Но когда оно наступит, изобретатель
    не знает.

    - Как же быть?

    Мэнни  беспомощно  развел руками и опустил голову. В его густых бровях я
    заметил седину, а у рта залегли две глубокие складки.

    - Ну, а как дела дома? Как жена, как куклы?- робко спросил я.

    -  О,  дома  все  в порядке! Жена говорит, что побаивалась меня, когда я
    смахивал  на  великана. Теперь она со мной очень ласкова. Не пойму я ее,
    Гарроу, честное слово.

    -  По-моему,  Мэнни,  тебе надо бы раздобыть той чертовщины, которой они
    пропитали банан, чтобы приостановить действие "Тарзанола".

    -  Это  идея!-  воскликнул  Мэнни,  и глаза его заблестели, как бывало.-
    Попробую.

    И  он  распрощался,  преисполненный  самых  радужных  надежд.  Но что-то
    подсказывало  мне, что он откажется от принятого решения, едва выйдет на
    улицу.  Очевидно,  так  оно и случилось, потому что дней через восемь он
    позвонил мне и пригласил меня на скачки.

    -  Ого,  у  тебя  завелись  деньжата  для  тотализатора?  Снова  нашлась
    выгодная работа?

    -  Не  очень-то выгодная,- смущенно пробормотал он в телефонную трубку.-
    Я сейчас работаю жокеем. Ведь мой вес - пятьдесят три килограмма.

    - Сколько?

    - Пятьдесят два  восемьсот,- уточнил Мэнни.

    - Господи, на каком же весе ты остановишься?

    -  Понятия  не  имею.  Этот мерзавец ничего не говорит. Он предложил мне
    испытать  какие-то новые порошки, которые вызывают постоянную улыбку. Но
    я  отказался.  Хватит,  не  хочу  больше,  чтобы  меня  эксплуатировали,
    Гарроу. Я сыт по горло своей работой у Туби.

    - Правильно, держись, Мэнни,- ответил я не слишком уверенно.

    После  этого  разговора  я решил, что, пожалуй, пора мне вмешаться в эту
    историю.  Получив  разрешение  шефа  на  самое  энергичное  разоблачение
    проходимцев,  о  которых  я  ему рассказал, вечером следующего дня я уже
    подходил к зданию, где помещается фирма "Туби эид Туби".

    -  Тебе  что  здесь  нужно?-  окликнул  меня какой-то мальчишка у самого
    входа.- Захотел и себе беду нажить?

    - Убирайся, постреленок,- огрызнулся я, поворачиваясь к нему спиной.

    -  Не  сердись,  Гарроу.  Зачем ты меня гонишь?- печально ответил он.- У
    меня и так на душе скверно.

    Господи,  это  был  Мэнни.  Мэнни  собственной  персоной!  Он был одет в
    полосатую  рубашонку  и  короткие  штанишки,  а  из-под густых сросшихся
    бровей на меня укоризненно смотрели его голубые глаза.

    - Мэвии! Что с тобой? Тебе на вид не больше двенадцати лет...

    -  По  весу  и  росту  - десять лет и шесть месяцев,- уточнил он.- Но до
    завтра я помолодею еще на шесть месяцев. А послезавтра...

    Вот  уже  неделя,  как  Мэнни перебрался ко мне. Чтобы мы не мешали друг
    другу,  я  отгородил  его кровать и письменный стол занавеской. А чтобы,
    не  дай  бог, кто-нибудь по неосторожности не наступил на него, я больше
    не принимаю гостей.

    Мэнни   встает   довольно   рано,   моется   в  мыльнице,  пьет  чай  и,
    вскарабкавшись  по  углу  шкафа,  выключает электрическую плитку. Если у
    него  нет  желания  писать,  я  беру  его с собой в редакцию, завернув в
    носовой  платок.  Если  же его одолевает страсть к мемуарам, он пишет их
    на конфетти, которые нанизывает потом на нитку, как бусы.

    Я  советую  ему  заняться  испытанием порошков "Улыбка", но Мэнни упорно
    отказывается.   Он   мечтает  украсть  несколько  пилюль  "Тарзанола"  и
    расправиться   с   фирмой   "Туби   энд   Туби"   и   со   всей   бандой
    изобретателей-шарлатанов.  А пока он просит, чтобы я как-нибудь подсыпал
    его  жене  эту  чертовщину с аллополиплоидами. Он надеется, что если она
    станет такой же крошечной, как и он, то вернется к нему.

                      --------------------------------

    Возврат назад

    sf.nm.ru





--- Table start-------------------------------------------------------------
    Возврат назад

    ОГЛАВЛЕНИЕ

    КАМИЛ БАЧУ

    ЕНИЧЕК

----------------------------------------------------------------------------
--- Table end---------------------------------------------------------------



    Расстроенный   Еничек   стоял   передо  мной,  отливая  синевой.  Я  ему
    сочувствовал.  В  прошлый раз он тоже ошибся, но пусть мне покажут того,
    кто  ни  разу  не  попадал  впросак  на  М-1101. Во-первых, это астероид
    третьего  класса, этакий шарик диаметром в восемьдесят километров, Когда
    впервые  видишь,  как  он  к тебе приближается, так и подмывает высунуть
    ногу  из  предохранительной  капсулы  и пнуть его, словно это футбольный
    мяч.  Во-вторых,  кроме  того, что он такой маленький и некрасивый, он к
    тому  же  находится  в самой активной зоне этого сектора. Стоит провести
    на  М-110  тридцать  солнечных  часов,  и  тебе  уже хочется ругаться со
    всеми,  вопить,  носиться  повсюду или вообще взорвать астероид. Поэтому
    исследования  на  нем  ведутся  при помощи роботов серии "антропоморфный
    тип  А"-  "А-А", или просто "А", приятная человеческая внешность которых
    благотворно   влияет   на   нервную  систему.  Но  именно  эта  приятная
    человеческая  внешность  сбивает с толку, и ты каждый раз оказываешься в
    глупом  положении. Дело в том, что роботы типа "А" очень чувствительны к
    голоду  и  холоду.  Поэтому  они  ходят  в  защитных  скафандрах,  и  их
    невозможно отличить от людей-исследователей.

    -  Посмотришь на них,- жаловался Еничек,- у всех руки и ноги сгибаются в
    суставах,  у  всех  есть  головы.  Бегают,  оборачиваются,  кивают тебе,
    смеются.  Если  я заговорю с исследователем, как с роботом, он, пожалуй,
    отошлет  меня на базу. А если мне встретится "А" и я с ним заговорю, как
    с  человеком,  он подумает, что я над ним издеваюсь. Ты же знаешь, какие
    они  все  обидчивые.  А  тут я еще совершил посадку не в заданном месте.
    Никогда  со  мной  такого  не случалось, но на сей раз я ошибся и теперь
    знал,   что   меня  накажут.  Было  темно  и  холодно;  я  сообщил  свои
    координаты.  Мне  ответили, что пошлют кого-нибудь, кто приведет меня на
    базу.  Они  нарочно  сказали  "кого-нибудь",  чтобы  я не знал, как себя
    вести.  Это  и  было  наказание. Вскоре какой-то огонек заскользил вдоль
    силовых  линий  искусственного  магнитного  поля.  "Кто-то"  остановился
    передо мной и молча кивнул. Ему явно хотелось, чтобы я свалял дурака.

    - Что нового?- спросил я.

    - Павел ест яблоки,- ответил он.

    Сперва  я  предположил,  что  он  издевается,  но  потом вспомнил, что в
    прошлый раз Павел еще не умел есть, и сказал:

    - Через несколько дней он научится кашлять и чихать.

    Я  не видел за стеклом скафандра выражение его лица, но понимал, что ему
    -  как  и мне - совершенно безразлично, ест Павел яблоки или нет. (Павел
    -  это  робот  для  особых  исследований;  ученые  развлекались тем, что
    вырабатывали  у него рефлексы, внешне напоминающие человеческие.) Я счел
    целесообразным задать нейтральный вопрос:

    - Как погода? Марганцевые метеориты больше не выпадали?

    -  Погода  хорошая,-  отозвался  он.-  Марганцевые  метеориты  больше не
    выпадали.- Может быть, они больше не будут выпадать в течение этого периода.

    - Считаю,- ответил он,- что не будут.

    Его   ответы   придали   мне   некоторую  уверенность.  Люди  обычно  не
    договаривают  предложений до конца и дикция у них хуже, чем у роботов. А
    он  произносил  законченные фразы с одинаковой интонацией. И я сделал из
    этого  заключение,  что  он робот. Тем более, что .он сказал "считаю", а
    не  "думаю", "пожалуй" или "мне кажется". Известно, что роботы, если они
    чем-то   обеспокоены,   выбирают  наилучший  из  возможных  вариантов  и
    говорят,  как  правило,  "считаю"  или "по моим расчетам". Поэтому я уже
    совсем  было  открыл  рот, чтобы произнести формулу, предназначенную для
    "А", но тут он ударил меня по плечу и спросил:

    - Какие новые анекдоты вы знаете?

    - Анекдоты?! .

    Я  вздрогнул  сильнее,  чем полагается, и чуть было не приветствовал его
    формулой,   предназначенной   для  человека.  Он  посмел  спрашивать  об
    анекдотах!  Да  еще  у  вновь прибывшего! Разве "А" отважился бы на это?
    Как  известно,  роботов  смешат  только  старые  анекдоты, которые у них
    зарегистрированы  с  самого  начала,  или  те,  которые регистрируются и
    вводятся  в  их  программы потом. А когда им рассказывают новый анекдот,
    они  не  знают,  когда  надо смеяться, и поэтому слушают его как простое
    сообщение,  пытаясь извлечь из него некоторую сумму конкретных сведений.
    Ты помнишь схему?

    Я  подтвердил,  что  помню,  но  Еничек  усомнился,  достал  карандаш  и
    начертил на стене станции:



    -  Как  видишь,-  продолжал  Еничек,-  человек, услышав новый или старый
    анекдот,  может  смеяться,  но  может  и  не  смеяться  в зависимости от
    настроения.  У робота же нет настроения; у него программа. Новый анекдот
    смешит только человека. Значит, мне следовало рассказать новый анекдот.

    -  Извини,  Еничек,- перебил я,- но не всех людей смешат новые анекдоты.
    Анекдот,  даже  новый,  может  и не понравиться человеку. Или же человек
    просто может притвориться, что он ему не понравился.

    -  Пожалуй.  Но если даже человек не смеется, ему ясно, что речь идет об
    анекдоте,  о  шутке.  Он-то  понимает  намерение собеседника и улыбается
    хотя бы из вежливости.

    -  Гм,-  пробормотал  я.  Рассуждения  Еничка  показались  мне  не очень
    убедительными. Роботы тоже стараются быть вежливыми.

    -  Итак,-  продолжал  Еничек,-  я  все же решил, что представился случай
    кое-что  выяснить, и рассказал ему анекдот о двух искусственных собаках,
    которые   подрались  из-за  живой  кошки.  Он  улыбнулся  и  сказал:  "С
    бородой".   "А  про  червяка,  который  влюбился  в  собственный  хвост,
    знаете?"   "Разумеется,-   ответил   он.-   Совсем   древний".   Тут   я
    почувствовал,  что  у  меня  не  сгибается  правое  колено.  Я  помолчал
    несколько  секунд,  а  потом  рассказал ему анекдот, который узнал перед
    самым  взлетом. Роботу с двойной оболочкой приказали: "Вы, вернитесь!" А
    он  не  разобрал  команды,  засунул  руку  себе  в  живот  и  вывернулся
    наизнанку, как перчатка... Мой собеседник выслушал меня и спросил:

    - И что дальше?

    - Дальше - ничего,- ответил я.

    - Он так и остался вывернутым?

    - По-видимому, остался.

    - Следовало бы приказать ему перейти в прежнее состояние.

    - Следовало бы. Но почему вы не смеетесь?

    - А почему я должен смеяться? Что в этом смешного?

    -  Все  смешно. Это лучший из анекдотов, которые мне приходилось слышать
    за последний год. Правда, он еще не зарегистрирован.

    Он  отступил  на  шаг,  произнес  "ха-ха"  и ушел, бросив меня одного на
    площадке.  Я  смотрел,  как он удаляется вдоль силовых линий, и старался
    понять,  человек  это  или робот. Если судить по схеме, ему следовало бы
    рассмеяться.  Ведь  анекдот  забавный,  не  правда ли? Человек оценил бы
    игру  слов,  а  робот  ничего  не  понял бы, поскольку анекдот-то новый.
    Но... может быть, все произошло как раз наоборот?

    Еничек  удрученно  умолк и вопросительно посмотрел на меня. Его волнение
    передалось  мне,  и  я почувствовал, что у меня тоже перестает сгибаться
    правое  колено.  Мы  ведь  с  ним  оба  принадлежим к одной серии "А", и
    поэтому все реакции у нас одинаковые.



    ДРАГОМИР МИХУ

    ЧЕЛОВЕК-КОМЕТА



    Когда   космолет   миновал   Юпитер  и  выходил  из  Солнечной  системы,
    направляясь  к Тау Кита, мы с Магдой опять поссорились. Я сидел и читал.
    Вдруг  Магда  вскочила и выбежала из салона, хлопнув дверью, точь-в-точь
    как  дома,  на Земле. В таких случаях я ее ни о чем не расспрашивал, но,
    очевидно,  именно  мое  молчание усиливало ее обиду. Я заранее знал все,
    что  она  скажет-что  я не обращаю на нее никакого внимания, вечно сижу,
    уткнувшись  носом  в  книгу,  всегда  угрюм  и  молчалив  и  вообще стал
    каким-то  чужим  и  далеким. Кое в чем, пожалуй, она была права, но меня
    отчаянно раздражали ее попытки навязать мне свою точку зрения.

    Через минуту Магда вернулась и резко сказала:

    -  На  этот раз, видимо, ты поймешь - я больше не могу. Разве я для того
    полетела  с  тобой,  чтобы  любоваться, как ты сидишь и читаешь? Хватит,
    сыта по горло!

    Я  постарался  ответить  ей  мягко,  не  повышая тона, ровным, спокойным
    голосом,  хотя, как всегда в подобных случаях, считал себя несправедливо
    обиженным.  Я  даже  улыбался,  но  чувствовал,  что  улыбка  получается
    неестественной, и это еще больше меня злило.

    -  Дорогая,  почему  ты  не  займешься  спортом,  как  все остальные? (Я
    прекрасно  понимал,  что  это  предложение  просто нелепо.) Почему ты не
    слушаешь  музыку?  (Говоря  по правде, Магда очень любила слушать музыку
    вместе  со мной...) Сейчас у нас обоих слишком много свободного времени.
    Я  же  обязан  учиться.  Ты ведь знаешь, что по возвращении на Землю мне
    нужно  сдать  экзамены  по  крайней  мере еще по одной специальности. Не
    могу  же  я всю жизнь оставаться только врачом. Да пойми ты это наконец,
    черт возьми!

    Не  удивительно,  что  после этого спор сразу же обострился и стал чисто
    риторическим,  так как немедленно начались взаимные упреки и язвительные
    реплики.  Я  просто  похолодел. Неужели мне не будет покоя даже здесь, в
    космосе? А ведь экспедиция продлится добрых восемь земных лет...

    На  сей  раз  ссора  была  ожесточеннее,  чем обычно, и в конце концов я
    ушел.  Я  тоже  хлопнул  дверью, и это меня немного успокоило. Некоторое
    время  я  бесцельно  бродил  по  коридорам,  потом  машинально  зашел  в
    амбулаторию.  У нас до сих пор не было ни одного пациента, и мы с Магдой
    занимались  только тем, что каждое утро проверяли медицинскую аппаратуру
    и  инструменты.  Магда прозвала амбулаторию "белой гостиной", расставила
    по  всем  уголкам вазы с цветами и шутливо утверждала, что будет пускать
    сюда  только экскурсантов, которые захотят ознакомиться с "местом, где в
    древности  лечили  тех,  кто  соглашался  заболеть".  В  эту  же  "белую
    гостиную"  она  собиралась  приглашать  друзей на каждую годовщину нашей
    свадьбы.

    Я  вспомнил  все это, и наша очередная сцена, хотя я, казалось бы, давно
    уже  должен  был  к  ним  привыкнуть,  вдруг  причинила мне острую боль.
    Конечно,  Магда очень волевой и энергичный человек, но ведь это-то мне в
    ней и понравилось когда-то...

    Я  сидел  на  диванчике,  закрыв  лицо  руками,  и  чувствовал, как мной
    постепенно  овладевает  апатия.  Здесь царила абсолютная тишина, так как
    амбулатория  была  тщательно  изолирована от внешних шумов; в ней всегда
    было  тихо,  даже  когда  работали одновременно все двигатели космолета.
    Мягко  поблескивали кварцевые плафоны. Все здесь было расставлено нашими
    руками.  Я окинул взглядом аппаратуру - новенькую, блестящую, ни разу не
    использованную.    Хотя    космонавты   обладали   завидным   здоровьем,
    амбулатория  была  оборудована  всем  необходимым даже для самых сложных
    операций.   Но  пока  наши  обязанности  сводились  лишь  к  тщательному
    периодическому  медицинскому  осмотру всех без исключения членов экипажа
    -  и  тех, кто работал, и тех, кто был погружен в длительный сон. Как же
    мы  проведем завтрашний осмотр? Ведь все поймут, что между мной и Магдой
    произошла   серьезная   размолвка!  При  одной  мысли  об  этом  у  меня
    перехватило  дыхание.  Люди  покорили  космос,  научились строить мощные
    комфортабельные  космолеты  - настоящие небольшие планеты, где есть все,
    что  необходимо  для  жизни,-  но  никак  не  могут отучиться от древней
    привычки  совать  нос не в свое дело! И Магда, наверное, думает сейчас о
    том же...

    - Неужели даже здесь я не могу хоть минутку побыть одна?

    Магда стояла на пороге, всем своим видом приглашая меня убраться.

    - Магда, все наши перепалки просто нелепы, я хочу...

    -  А  я  хочу,  чтобы  ты  оставил  меня одну! Можешь готовиться к своим
    экзаменам, ты, вечный студент!..

    Что  оставалось  делать?  Я  вышел  и  в  бешенстве зашагал по пустынным
    коридорам.  В  эти  часы  весь  экипаж,  кроме  пилотов,  спал.  Куда же
    деваться?  Я  не  сомневался,  что, хотя Магда и потребовала оставить ее
    одну,  она  пробудет в "белой гостиной" не больше четверти часа, а потом
    все  равно  начнет  меня  разыскивать,  чтобы  выговориться.  Это я знал
    твердо - ведь мы ссорились не впервые.

    Вот  почему  я  решил  уйти  в хвостовую часть корабля, надеясь, что там
    Магда  меня  искать  не будет. Мне хотелось спрятаться от нее хотя бы на
    час, пока она не успокоится.

    Я  спустился  на  лифте в нижнюю часть корабля, зашел в один из отсеков,
    тщательно запер за собой дверь и присел на какой-то ящик.

    Отсек  был  залит  тем  же  ровным  белым  светом,  что и коридор. В нем
    хранились  всевозможные  запасы.  Он  не казался особенно вместительным,
    хотя  и  имел  в  длину  метров  десять.  Не  знаю, как долго я просидел
    неподвижно,  стараясь  не  вспоминать о наших раздорах с Магдой. О чем я
    думал? Не помню - видимо, я задремал.

    Проснулся  я  внезапно,  словно  от  сильного толчка. Спина одеревенела,
    почему-то  закружилась  голова, и я на миг опять закрыл глаза, но тут же
    пришел  в себя. Взглянув на часы, я обнаружил, что провел в отсеке почти
    пять часов. Наверное, Магда уже испугалась и ищет меня повсюду.

    Как  глупо  было  ссориться  из-за  таких  пустяков!  Я бы прекрасно мог
    бросить  учебники  на часок-другой и пойти с Магдой в бассейн или просто
    погулять  с  ней  по  маленькому парку в центральном отсеке космолета...
    Ведь  она  совершенно права - я уделяю ей непозволительно мало внимания!
    Теперь  я вспомнил, что как раз перед этой ссорой она просила меня найти
    в  фонотеке  песни  наших студенческих лет, чтобы послушать их вместе со
    мной  хотя  бы  полчаса.  А  я  так  углубился в свою книгу, что даже не
    ответил  ей!  Мало  того  -  почти тут же, как идиот, посоветовал ей для
    успокоения  нервов послушать музыку. Да, конечно, я вел себя безобразно.
    Надо сейчас же найти ее и помириться...

    Я  хотел  выйти,  но  бронированная  дверь  не  повиновалась,  как самая
    простая  дверь  между двумя обыкновенными комнатами, запертая на ключ. Я
    дернул  ее  сильнее  -  никакого  результата.  Тогда  я начал по очереди
    нажимать  все  кнопки и дергать все рычаги, но тоже без всякого толка. Я
    нашел  кнопку  сигнала тревоги и нажал ее. Отсек сразу заполнился резким
    свистом.  Я  нажал  кнопку  еще раз и стал ждать, думая о том, как будут
    потешаться  надо мной пилоты. А начальник экспедиции, вероятно, заставит
    еще  раз сдать экзамен по технике безопасности... Хуже того - найдя меня
    здесь  запертым,  все  поймут, что я снова повздорил с Магдой. Эта мысль
    привела  меня  в  бешенство. Нет, надо объясниться раз и навсегда. Мы не
    имеем права выставлять свои чувства на всеобщее посмешище.

    Я  прождал  часа  полтора,  но ничего не произошло. По-видимому, сигнала
    тревоги  никто  не  услышал.  Я  снова  включил  его,  охваченный вполне
    понятным  беспокойством.  П