времена Мацис легко и просто вписался
бы в ряды знаменитых пластунов. Ловкий, инициативный боец был
прямо-таки создан для разведки. Посылая его вперед, полковник
мог не волноваться. Распираемый молодой силой воин делал все,
как положено, и в должные сроки. Кроме того, дождь, нещадно
проклинаемый бойцами, на этот раз превратился в союзника. К
посту мятежников троица разведчиков сумела подкрасться
незаметно. Часовой под глыбой лоснящегося капюшона только и
успел раскрыть рот. Ни крикнуть, ни схватиться за пулемет ему
не позволили. Прыжком взмыв над бруствером, Мацис торпедой
сиганул вперед, одним безжалостным ударом в лицо погрузил
противника в беспамятство. Еще двое заворочались среди набитых
песком мешков, но Коляныч лесным топтыгиным навалился на них,
в пару секунд заставил умолкнуть. Услуг Адама, поигрывающего
на отдалении ножами, не понадобилось.
     К тому времени, когда подошли основные силы волонтеров,
пленники уже сидели связанные по рукам и ногам. Вместо кляпов
Мацис использовал их же собственные перчатки. У одного,
впрочем, кляп пришлось вынуть. Молодой парень до того отчаянно
свиристел носом, что стало ясно: долго с заткнутым ртом он не
выдержит.
     - Будешь говорить, красавец? - Коляныч поднес к сопливому
носу пудовый кулачище. Парень с готовностью закивал.
     - Но только когда спросят,  - уточнил  рыжебородый  Адам.
Ножи, прокрутившись в его пальцах лихими зигзагами, нырнули в
спрятанные на груди ножны.
     - Сморкайся, заморыш! - Без особой брезгливости, с
некоторым даже состраданием Коляныч помог бывшему часовому
опорожнить нос в ту же обслюнявленную перчатку. - А теперь
рассказывай. Все самым подробным образом. Да не мне, а вот
начальству, - он указал на приближающегося полковника. Это наш
ПМ, понял? Ему все и расскажешь. Без лишнего трепа, как на
исповеди!
     - Справились? Отлично! - Павел Матвеевич развернул
автомат стволом вниз, привычно упрятал под мышку. - Ну,
докладывайте, архаровцы.
     Мацис, спрыгнув с мешков на мокрый бетон, небрежно и
потому с особой щегольской лихостью козырнул.
     - Все тип-топ, полковник! Ни одного трупа! Взяли дуриков
тепленькими. Пулемет, правда, устаревший. По возрасту - в
дедушки годится.
     - Устаревший там или не устаревший, а дырок в шкуре
навертел бы за милую душу, - проворчал Адам.
     - За то и шнобель сосунку попортили. Пострелять, стервец,
вздумал.
     - Я же не знал... - заерзал на мешках шмыгающий юнец. -
Честное слово, все вышло случайно! Автоматически...
     - Автоматически, - Коляныч без особой злобы наградил
пленника подзатыльником. - Ты, чай, не робот, чтобы
автоматически действовать.
     - Нет, правда! Если надо, спрашивайте, я все расскажу!
     - Расскажешь, не сомневайся, - полковник зашел под
навес, с удовольствием откинул скользкий капюшон. - Давненько
не менялись?
     Юноша с готовностью закивал.
     - Давно... Уже шестой час пошел. А обещали через два
послать смену.
     - Обманули, значит? Обидно... Чем вооружены ваши
обманщики?
     - Есть еще с десяток таких же пулеметов. Пара
скорострелок шестиствольных, но к ним патронов почти нет. Одна
артиллерийская установка, гранаты.
     - Взрывчатка?
     - Кажется, тоже есть.
     - Это понятно, что есть. Я спрашиваю, какая и в каком
количестве? Тротил, пластид, шимоза, другая какая зараза?
     - По-моему... - пленный растерянно огляделся. - То
есть... Я ведь в этом не очень разбираюсь. Стружки там
какие-то были в мешках. И еще такие желтенькие кирпичики...
     К юноше с мычанием рванулся связанный сосед. Похоже, он
только сейчас очухался. Бешеные глаза его горели жутковатым
огнем, руки и плечи часто дергались, силясь справиться с
путами.
     - Спокойно, лишенец! - кулак Коляныча жестко боднул
"лишенца" в бок, заставил скрючиться. Не удовольствовавшись
сделанным, Адам наградил бунтаря звонкой затрещиной,
вынырнувшей из ножен сталью пощекотал подбородок.
     - Трепыхнись еще разок, побрею и скальп сниму!
     Пленник по-звериному зарычал.
     - Ишь, ты! Сердится!..
     - Это Бес! Дружок Знахаря, - пленный с разбитым носом
опасливо косился на поверженного коллегу. - Колется постоянно.
Либо порошки нюхает. Вы в карманах у него пошарьте! Там должны
быть такие прозрачные пакетики.
     - Вот еще! Шариться... - Коляныч тем не менее вывернул
карманы Беса. На брезент высыпались миниатюрные полиэтиленовые
упаковки.
     - Я же говорил! Он с кокаина не слазит!
     - Ничего, у нас слезет... Кто такой Знахарь? Ваш местный
атаман?
     Пленный кивнул.
     - А тебя как звать?
     - Леон. Леон Куроганов.
     - Леня, значит. Понятно... - Павел Матвеевич, спрятав в
кулаке сигарету, пощелкал зажигалкой, сосредоточенно закурил.
Собственно, спрашивать больше было не о чем. О пулеметах со
взрывчаткой знали и раньше. О сюрпризах типа артиллерийских
установок и многоствольных комплексов тоже подозревали. Были
уже прецеденты. Дабы доказать серьезность намерений, пуриты не
стеснялись подрывать опоры, давать предупреждающие залпы по
головным локомотивам. Вот и здесь разбушевавшиеся юнцы успели
уничтожить одну из обходных ветвей. Досталось от них и
вылетевшему на рекогносцировку вертолету. Должно быть,
зацепили из скорострелок. Штучка еще та - опасная. При полном
боекомплекте - пароход пополам разрежет, а уж удержать
неприятеля на узком мосточке - дело вовсе плевое. Хоть табуном
атакуй, хоть по одиночке.
     Полковник озабоченно покосился на часы. По идее допрос
можно было сворачивать. А то и впрямь вспомнят, пришлют смену
- и выйдет шутка-прибаутка...
     - Чего хочет Знахарь?
     - Ну... Это я тоже не очень. Знаю только, что говорит он
здорово. Как примется молотить языком, так людей качать
начинает. У кого судороги, у кого глаза под лоб...
     - А у тебя?
     - Что у меня?
     - У тебя тоже глаза под лоб?
     Пленный смешался.
     - Я у них недавно, еще не привык. Но вообще-то слушать
интересно. Знахарь про потустороннее все на свете знает, про
мировую паутину рассказывает, про штольни.
     - Про паутину?
     - Ага. Будто бы наш мир - это оследний слой, понимаете? А
над нами, якобы, другие мосты и другие цивилизации.
     - Инопланетяне, что ли?
     - Зачем же, - тоже люди, только из иного времени. И так -
слой за слоем. Но это все мертвые. Те, кто живые, обретаются
на дне. И если постараться, то одного большого лифта может
хватить, чтобы переправить все человечество.
     - Это в смысле, значит, на дно?
     Леон замялся.
     - Я уже сказал: я в этом не силен. Вы лучше Беса
поспрашивайте.
     - Ничего, как-нибудь перебьемся без бесовщины. - Павел
Матвеевич переглянулся с Мацисом. - Все вроде ясно, а?
     - Что ж тут неясного! Крошить надо гадов - и все дела!
     Полковник вновь затянулся. Каждый раз, когда истаивающая
сигаретка подплывала к губам, пальцы касались колючей щеки, и
это нервировало. Собственную неопрятность и небритость он не
переносил более всего.
     - Что ж... Раз ясно, значит, закругляемся.
     - Я еще могу рассказать. Вы только спросите!
     - Понимаю, Лень, конечно, можешь. Только времени у нас
нет, чтобы с тобой душевно беседовать. Поболтали, и будет.
Пора выдвигаться.
     - Там ждет заслон, - торопливо залопотал Леон. - Я думаю,
они будут стрелять.
     - Ай, беда какая! - язвительно протянул Мацис. Взглянув
на полковника, деловито спросил: - Куда их? С моста?
     Павел Матвеевич кивнул и тотчас разглядел, как
стремительно побледнел юноша. Услышанная фраза чуть было не
отправила его в обморок.
     - Не надо, - заикаясь, забормотал пленный. - Пожалуйста,
не надо! Я же случайно! Честное слово, случайно!
     - Все случайно, - Адам похлопал его по плечу. - Случайно
рождаемся, случайно умираем.
     - За что?.. Я же ни кого не убивал!.. - Пленный сполз с
мешков на колени. Слезы струились по его щекам.
     - Это потому что не успел, - с той же нравоучительностью
произнес Адам. - Не дали бы тебе вовремя по чухальнику, и
наделал бы делов.
     - Я же машинально! Я не хотел!..
     Полковник вздохнул.
     - Ладно, - он отшвырнул окурок. - Сопляка оставьте,
может, еще сгодится. Остальных за борт.
     Мацис холодно кивнул. Ему приходилось вытворять и не
такое. Двоих извивающихся пленников подхватили под микитки,
рывками поволокли к перилам моста. Павел Матвеевич отвернулся.
Неожиданно вспомнилось, как давным-давно разобидел его в
транспорте какой-то обабок, заподозрив в том, что он не
передал деньги на билет. Подозрение показалось юному Павлу
столь мелочным, гадким и неправдоподобным, что он вскипел лишь
минут через пять или шесть. Так долго доходило до него
мутноватое обвинение человечка. А когда наконец дошло, он
выбросил мужчину из автобуса и, наверное, убил бы, не вступись
за него случайные прохожие. Как бы то ни было, полыхнувшая в
нем тогда ярость напугала его самого. Напугала прежде всего
несоразмерностью случившегося. Жизнь человека и какой-то
разнесчастный билетик. Тогда он еще не знал, что
несоразмерность - явление закономерное и обыденное, что чаще
всего в мире так и поступают. Спустя всего полтора
десятилетия, по его приказу к стенке поставили первого
мародера. За первым последовал второй и третий. Вереница
напуганных, злых и оплывших от слез лиц. В дни смут военным
пришлось поработать вдосталь, но никогда более Павел Матвеевич
не испытывал такой жгучей ненависти, которую породил в нем тот
давний пассажир.
     Нет, он вовсе не очерствел. Просто со временем стал
что-то понимать, хотя и попахивало подобное понимание чем-то
болотно-тяжелым, откровенно дьявольским. Словно вытянули из
тины проржавевший сундучок и водрузили перед самым носом.
Сундучок следовало открыть, но полковник не ощущал ни
малейшего желания делать это. Он не хотел знать никаких тайн.
Он был сыт ими по горло.
     - Готово! - утирая лицо от влаги, вернулся сияющий Мацис.
     Павел Матвеевич ответил кивком, с вялым любопытством
взглянул в сторону Леона. Стоя на коленях и громко всхлипывая,
тот продолжал что-то благодарно бормотать.

                           ***

     Прошло часов часов семь или восемь, прежде чем он покинул
вагон инсайтов. Никто его, конечно, не разбудил. Рыжеволосый
распорядитель, побродив туда-сюда, видимо, в свою очередь
завалился в одну из кабинок. В какую именно, разобрать было
сложно. За всеми дверцами в одинаковой степени что-то хрипело
и взрыкивало, воздух остро пах разогретой пластмассой,
человеческим потом и электричеством. Вопреки предсказаниям Ван
Клебена никакого облегчения Егор не ощутил. То есть поначалу
он и впрямь отвлекся, но длилось азартное состояние недолго. В
сущности все эти часы во главе эскадрилий бомбардировщиков он
бомбил и расстреливал земную цивилизацию. С эпохи древнего
Рима, где от теней пикирующих стальных громад люди в туниках с
воплями разбегались по узким вертлявым улочкам, до самых
последних благополучных лет, когда удачным выстрелом из пушки
можно было завалить баобаб Эйфелевой Башни, накатить
управляемой скоростной бомбой по Белому Дому, разметать в
щепки действующую корриду на испанском стадионе.
     Разумеется, электронный ангелочек предложил сперва
полетать на великих и всемогущих "Стелз", а в качестве врагов
указал на маячившую вдали стайку вертолетов "К-52", однако
Егор отказался. Про "великих и всемогущих" он объяснился с
ангелочком кратко и выразительно. Попутно с каким-то
истерическим мазохизмом поаплодировал былой силе американской
пропаганды. Допотопные и неуклюжие "Стелз", псевдоневидимые,
проще простого сбиваемые российскими самолетами третьего
поколения, оказались действительно замечательно
разрекламированными. С родной авиацией все наблюдалось с
точностью до обратного. Так или иначе, но ангелочек с
легкостью поменял их местами. И на родных "Су-34" и "Су-37"
Егор ринулся крушить все, что вставало на пути, пыталось
улететь, убежать и телепортировать. Уж тут-то он развоевался
не на шутку, и ничего не могли с ним поделать ни "Миражи", ни
"Фантомы", ни похожие на утюги "Стелз". А, спустя какое-то
время, вторым пилотом нежданно-негаданно оказалась женщина. То
есть сначала она только помогала ему, затем умудрилась
взобраться на колени и обхватить за шею. Когда же мелькнувший
за стеклом ангелок шепчущим голосом посоветовал Егору
катапультироваться над случайным островком с пальмами и
уютными лагушами, он ее узнал. Возможно, по улыбке. Одна из
скучающих пассажирок его родного поезда. По крайней мере
несколько раз он ее уже встречал - в коридорах, в ресторане, в
тренажерном зале. Ван-Клебен был прав, партнер здесь мог
оказаться вполне живым. Более того его несложно было узнать.
Именно это обстоятельство Егора и смутило. Дамочку он покинул
внезапно, ничего не объясняя, аккуратно ссадив с колен. Не
стал ничего говорить и звенящему комариными крылышками
ангелочку. Обрывая игру, стянул с себя шлем и перчатки,
освободившись от бандажного пояса, покинул кабину.
     Главным и, возможно, единственным плюсом было то, что он
налетал волчий аппетит, а потому ноги сами привели в ближайший
вагон-ресторан. Точнее сказать, только в этот ресторан Егор в
последнее время и хаживал. В этом месте он чувствовал себя
более или менее свободно. Может, потому и свободно, что
привычно. Именно тут его раза три или четыре выуживали из-под
столов. Подобное не забывается. Переночуй в любой халабуде,
обставь ее своими вещами, обклей календариками с
бронзовокожими феминами, и через пару ночей будешь вполне
искренне называть ее своим домом. Нечто подобное наблюдалось и
здесь.
     А в общем... Определенные выводы он все же успел сделать.
В частности лишний раз подтвердил для себя, что инсайты и фэны
- сословия абсолютно разные. И совершенно неясно, кому
понадобилось смешивать эти два понятия. Еще ведь и пуритов
сюда приплели! Играли как в старые добрые времена - одних
записывали в хиппи, других в инсайты, третьих - вовсе в клан
прокаженных. Кто, как говорится не с нами, тот просто обязан
быть против нас... То есть, кому это нужно - на самом деле,
пожалуй, ясно. Практически всем. Инсайты вещуют и каркают, а
значит, неудобны ни рядовым обывателям, ни седовласым
штурманам. А к виртуальным развлечениям господа инсайты потому
и неравнодушны, что этот мир знают насквозь. Можно ли обвинять
тех, кто по виртуальной радуге убегает в нереальное?
     С этой мыслью Егор поднес к лицу рюмку, коротко нюхнул и
поморщился. Водка была, конечно, не той температуры, не того
состава и вообще не та, однако подходящего сорта здесь
попросту не водилось. Лимонная тридцатиградусная приятна для
приятной жизни, скверную жизнь заливают пойлом покрепче и
погорше.
     Он успел пропустить несколько миниатюрных порций, когда
за столик к нему опустилась Мальвина, девчушка с ровно
остриженной головкой с неизменным песиком на поводке.
     - Здравствуйте, - она робко улыбнулась. Словно заранее
извинялась за свою навязчивость. Не слишком естественно Егор
улыбнулся в ответ. В голосе и на кукольно аккуратном личике
девочки все читалось до последней буковки. Мальвина по
обыкновению смущалась, продолжая сторониться людей. Доверяла
она только близким знакомым, а таковых у нее в этом поезде
имелось немного. Нехитрую историю девочки Егор уже имел
счастье узнать. Не так давно Мальвину ссадили с европейского
литерного. Из-за пса. Порывались высадить и отсюда, но
поблизости оказался он, неизменный рыцарь и герой ненашего
времени. Свара была не слишком приятной, но, вмешавшись в спор
и призвав на помощь Маратика, дело он в конечном счете
выиграл. Спор разрешили в пользу песика, и уже значительно
позже Егор рассудил, что в спор он вмешался по той простой
причине, что однажды уже побывал свидетелем аналогичного
скандала, где седого старичка-боровичка вынуждали выбросить за
окно столь же седую и старую собачку. Старичок свою кудлатую
питомицу обожал и выбрасывать отказывался категорически.
Разгорелась некрасивая перепалка, в результате которой кто-то,
воспользовался общей сумятицей и ткнул четвероногого друга
вилкой. Егор видел потом, как старик плакал в тамбуре,
прижимая к груди завернутый в холстину собачий трупик. И
собственное гневливое недоумение впечаталось в память надолго.
Конечно, у людей неврозы, кое-кто откровенно сходит с ума, но
причем тут старики и собаки? Еще запомнилось, что сам он
наблюдал за скандалом, не вмешиваясь и не приближаясь. Верно,
оттого вина за гибель собаки косвенным образом легла и на
него. Потому что видел. Своими собственными глазами! Значит,
вроде, как поучаствовал. Это и решило судьбу Мальвины. Девочку
и песика удалось отстоять. С тех пор они частенько
здоровались, хотя пространных бесед не заводили. То ли
стеснялись, то ли не о чем им было беседовать -
двенадцатилетней девчушке и мужчине, перевалившему уже через
свой главный жизненный перевал. Впрочем... Разве не такие
временные распадки обещают хоть какое-то подобие интереса к
собеседнику? Что нового можно узнать о собственных одногодках?
О Горлике, о Жорике, о том же разобиженном на весь мир поэте
Путятине? Другое дело - детство. Тут все напрочь забыто, а
потому ново. Здесь есть о чем порасспрашивать.
     - Гуляем? - он поглядел на бутылку и, подумав, что
стесняться ему нечего, вновь наполнил бокал.
     - Я бы и в купе почитала, но Альбатросу вредно. Он и так
все время лежит и лежит. От этого у собак портится характер.
     Густо заросший пес, смахивающий на уменьшенную
шотландскую колли, переступил белыми лапами и, словно
подтверждая слова хозяйки, угрюмо улегся возле стола. Черная
спина, рыжие симпатичные подпалины, белая манишка на груди -
прямо как конь в яблоках. Хотя причем тут конь?
     - Даже вылизываться перестал, - пожаловалась Мальвина. -
А раньше был таким чистюлей.
     - Чистюлей, говоришь? - Егор протянул девочке самое
румяное яблоко, подмигнул сидящему на полу псу. - А почему
Альбатрос, почему не Артимон?
     - Артимон?
     - Ну да, не читала книжку про Буратино?
     Она замотала головой.
     - Напрасно. Там и ты есть, и песик твой. Тот, правда,
пуделем был, а это ведь, кажется, шелти, верно?
     - Правильно! - Мальвина обрадовалась. - Это хорошая
порода - красивая. Вам нравится?
     - Ничего. Забавная.
     - Почему? - она готова была обидиться. - Почему забавная?
     - Не знаю... Все эти коккер-спаниэли, афганские борзые,
салюки, чау-чау - они, понимаешь, вроде как не отсюда. Не из
мира сего. - Егор поморщился, пытаясь выудить из того
кисельного болота, в который постепенно превращался его разум,
доступное девочке объяснение. - Они вроде как женщины
собачьего рода. И не женщины даже, а дамы.
     - Как-то я не очень...
     - Да я и сам! - с коротким кряком Егор опустошил бокал,
вилкой ткнул в салатницу, загарпунив нечто округлое, под слоем
майонеза совершенно неузнаваемое.
     Недоуменно хмуря светленькие бровки, Мальвина терзала
зубами яблоко. Он хмыкнул. Забавно она его ела - все равно как
мышь. Прогрызала этакую аккуратную дорожку по экватору. Яблоко
оказалось для девочки чересчур крупным.
     - Хмм... Видно, разучился я расписывать красивое и
мирское. - Егор яростно потер лоб. - Ты видела, как бегает
коккер-спаниэль? Забавно, да? Этакий озабоченный аристократик.
А как фланирует афганская борзая? Точь-в-точь - фотомодель
перед объективами. Бедра гуляют туда-сюда, как у Мерилин
Монро, осанка, как у юной гимнастки. Даже купеческая чау-чау -
и та не похожа на своих собратьев. Ну сама скажи, смахивают
они на лаек с овчарками? Ведь нет же? Те - в шаге от волка,
эти - за добрую версту.
     - Вы, наверное, хорошо разбираетесь в породах.
     - Какое там! Друг эрделя дома держал, кое-что
рассказывал.
     - Значит, по вашему, собаки делятся на аристократов и
агрессоров? - разговор всерьез воодушевил Мальвину. Выложив
локти на стол, она даже чуточку подалась вперед. Взглядом
прочертив линию вдоль ее безукоризненно ровной челки, Егор
улыбнулся.
     - Не знаю. Я, видишь ли, вообще не люблю делить кого-либо
на что-ли